Мысли без правил

© Александр Игоревич Жабоедов, 2022

ISBN 978-5-0056-8264-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пища для ума

Багровел летний вечер. Цикады задавали весёлый ритм. Голодные комары клубились над землёй. По ещё тёплому асфальту уверенно цокали тонкие шпильки. Мария, обладательница бесконечно длинных ног, изящно покачивала полусферами, обтянутыми в довольно смелую мини-юбку.

– Здравствуйте, Любовь Казимировна! Здравствуйте, Надежда Ивановна! – Девушка легонько поклонилась двум женщинам предпенсионного возраста, стоящих у подъезда.

– Здравствуй, Машенька! – в голос поздоровались те, натянув на свои обрюзгшие лица тяжёлые улыбки.

– Хорошая была девочка. – Быстро начала Любовь Казимировна, когда за Машенькой закрылась металлическая дверь. – А теперь… – она многозначительно кивнула в сторону подъезда.

– А что теперь? – поинтересовалась Надежда Ивановна.

– Фотомодель теперь. – Резко ответила Любовь Казимировна, выпучив для убедительности блёклые глаза. – С отмороженными фотографируется.

– Да ты шо! – удивилась Надежда Ивановна.

– Да чтоб мне тапком подавиться! – Любовь Казимировна театрально придушила себя, вывалив на бок язык. – Сама лично видела рекламу по ящику. Там Машка в красной куртке среди сугробов, а с ней синий жмур полуголый. Глаза стеклянные, не живые. Аж мурашки по хребту. Брр! И слоган: «Чтоб в горах не околеть, куртку надобно надеть!»

– Ошалеть! – поразилась Надежда Ивановна, качая головой.

– Это ещё что! – Любовь Казимировна огляделась по сторонам. – Любовничка её, депутата местного, старпёра, за жабры прихватили. Знаешь почему? Он питомник с собаками держал. А бедных животных сдавал в аренду извращенцам всяким для сексуальных утех. Полицейские на него вышли через актёра одного известного. Имени не помню. Тот у олигарха сутенёром подрабатывал. – Женщина плевалась словами быстро, как «запорожец» выхлопными газами.

– Ну, дела! – округлила глаза Надежда Ивановна.

– Сама чуть чаем зелёным не поперхнулась, когда по криминальным новостям увидела. – Любовь Казимировна, отдуваясь, помахала пятернёй у своей щеки.

– Подожди, так у Машки вроде жених молоденький был. – Усомнилась Надежда Ивановна. – Симпатичный такой. Блондин.

– Был да сплыл. – Парировала Любовь Казимировна. – Студентик её белобрысый в кутузке сидит. Он на митинге «за свободу слова», странно, что оно вообще может быть свободным, бумажной тарелкой проломил гвардейцу голову. Да ещё и руку ему сломал. Кость наружу. Кровища, все дела.

– Да ладно! – глаза Надежды Ивановны казалось выпрыгнут наружу от изумления.

– Да шоб мне до пенсии не дожить! – Любовь Казимировна помахала паспортом, невесть откуда взявшемся в её руке. – Сама видела по «первому». Это хорошо, что он его не пластиком долбанул. Тот веками разлагается. Прибил бы к чёртовой матери. А кому этот труп в камуфляже нужен?

– Никому. – Согласилась Надежда Ивановна.

– Правильно, никому. – Подтвердила Любовь Казимировна, подняв вверх указательный палец. – Вон, трупов и так хватает. «Китайский кашель» шляется по планете. А он китайский, поверь. Есть информация из достоверных источников. Машкиной, прости господи, мамаше – хорошая женщина, дай бог ей старость без ревматизма – на работе рассказала одна коллега. Та узнала от подруги, у которой есть сестра. А у той собака. Так она свою дворнягу выгуливает на лужайке, там же, где своего добермана выводит на прогулку один профессор-вирусолог. Он под микроскопом изучал лёгкие, умерших от пневмонии людей, и увидел на их поверхности, выеденные вирусом иероглифы, которые в переводе на наш означают: «мэйд ин чайна».

– Ах! – пискнула Надежда Ивановна, прикрыв ладонью рот.

– Дальше-больше. – Любовь Казимировна успокаивающе погладила подругу по спине. – Запад разрабатывает вакцину от этой заразы специально для нашего брата. В неё добавляют микропластинки с единственной записью: «Я дурак!» После прививки в голове начинает постоянно крутиться эта мысль, и через время человек превращается в дебила.

– Не может быть! – почти крикнула Надежда Ивановна.

– Да чтоб застрять мне в гальюне! – Любовь Казимировна хлопнула себя по бесформенным бокам. – И мой тебе совет, не покупай маски в магазинах. Сама шей. Я передачу смотрела, где говорили, что намордники эти в Чернобыле штампуют. И после их носки твои лёгкие засияют, как горизонт на закате… – она немного подумала – дней.

– Чего дней? – не поняла Надежда Ивановна.

– На закате дней. – Любовь Казимировна скрестила на груди руки. В это время из кустов вышла чёрная кошка Беляш, и, мяукая, стала тереться о ноги женщины. – Чёртовы кошки! – Любовь Казимировна навесом отправила бедное животное обратно в густую листву. – Ты поаккуратнее с ними.

– А шо такое? – насторожилась Надежда Ивановна, не успевая приходить в себя от сыпавшихся на неё новостей.

– Это пришельцы. – пояснила Любовь Казимировна. – Журналисты с хренТВ провели расследование и выяснили, что кошки, мурлыкая, вгоняют человека в транс. И пока адепт под гипнозом, они жрут его мысли, заменяя их на какие-то анархизмы.

– Да ты шо! – У Надежды Ивановны потемнело в глазах. – И Беляш?

– И Беляш. – Подтвердила Любовь Казимировна, придерживая подругу за локоть. – А как ты думала, из-за чего повсюду протесты, митинги, революции? Это всё дело лап пушистых инопришеленцев. Вот, и батьке сейчас не сладко. Эти зомби сожрать его решили. Кричат, что царь не настоящий. Но, я слышала, что Сашка призвал на помощь дух Сталина. Так что у него всё будет хорошо. Если, конечно, ему усы не сбреют.

– А что с усами? – не поняла Надежда Ивановна.

– Это ж его слабое место, как у Самсона волосы. – Любовь Казимировна перешла на шёпот. – Сбреют, и не станет картофельного барона.

– Ну, дела! – мотала головой Надежда Ивановна, пытаясь переварить высококалорийную информацию.

– Все стали какие-то завистливые. – Любовь Казимировна глубоко вздохнула. – Опилки в глазах друг у друга ищут. Вон, и на Кирюшу-батюшку злые языки наговаривают. – Подняв глаза к небу, она три раза перекрестилась. – Дорогие часы, золото, яхты, дворцы ему в карман пытаются впихнуть. Брехня всё! Зачем святому мирские богатства? Безбожники! Гореть вам всем в аду! – обе женщины синхронно перекрестились. – Безумие шагает по планете. – Продолжала Любовь Казимировна. – Скоро негры поработят белых, и перекрасят всех в чёрный, просто в память о Майкле Джексоне.

Во двор, гремя суппортами, въехала зелёная «семёрка».

– Семёныч, ремень подтяни! – крикнула водителю Любовь Казимировна.

– На штанах? – уточнила Надежда Ивановна.

– И на штанах тоже. – Любовь Казимировна поправила на себе шерстяную юбку. – Вон, наркоманы эти сидят на нефтяной игле, гоняют себе по венам гудрон и в газовой нирване повышают цены на бензин, думая, что это выход, путая его с тупиком. На радугу вообще лучше не смотреть. Потеряешь ориентацию.

– Чего потеряешь? – прищурившись, не поняла Надежда Ивановна.

– Ориентацию. – Повторила подруга. – Ну, это, например, если мы с тобой друг друга начнём любить.

– Так мы и так… – Не закончила Надежда Ивановна.

– Не так! – Любовь Казимировна схватила подругу за зад.

– Ай! – отскочила Надежда Ивановна.

– Вот так! – подытожила Любовь Казимировна, вытирая уголки губ от белой пенки. Над головами засвистели вечерние птицы. – Пора уходить. – Женщина недоверчиво посмотрела на рдеющее небо. – Я статью умную в интернете прочла, где говорилось, что стрижей пичкают видеокамерами и микрофонами для слежки за людьми.

– Как?! А… – челюсть Надежды Ивановны отвисла, обнажив поредевшие зубы.

– Но больше всего надо опасаться соловьёв. – Последнее слово Любовь Казимировна прошипела подруге почти в самое ухо.

– А с ними что? – Так же тихо пролепетала Надежда Ивановна, с опаской поглядывая ввысь.

– Помёт едкий. – Выпалила Любовь Казимировна. – На голову если попадает, то через поры сразу в мозг просачивается. Человек какое-то время счастливый ходит, улыбается. А потом – раз! – она хлопнула в ладоши. – И тупой.

– Как тупой? – недоумевала Надежда Ивановна, растерянно лупая глазами.

– Как ножи моего покойного мужа. – Пояснила Любовь Казимировна. – Один раз это обстоятельство даже спасло ему жизнь. Прости, Колюсик, дуру грешную. – Перекрестилась она, воззрев глазами к небу. – Кстати, о мужьях. – Женщина потянула на себя скрипучую дверь. – Ходят слухи, что Земля плоская.

– Да ты чё! – медленно, с расстановкой удивилась Надежда Ивановна, ухватившись за свои дряблые щёки обеими руками.

– Ага! – выпучилась Любовь Казимировна. – У моей свахи благоверный пошёл в магазин за батоном, и провалился за горизонт. Три дня его искали. На четвёртый сам объявился. Чумазый. Без портков. Глаза на выкате. Расцарапанный весь. «За плоскость – кричит – упал». Так его в дурку и увезли.

– Да ну! – мотала головой Надежда Ивановна, заходя следом за подругой в тёмный подъезд.

– Да чтобы хна прокрасила мне уши! – звонким эхом голос разлетелся по этажам. Отражаясь от аммиачных лестниц, исписанных стен и подкопчённых потолков он увязал в потрескавшихся обшивках дверей, осуществляющих право на личное пространство. Там в тесных коробках на пыльных медиа кухнях сновали расторопные повара и ловко стряпали очередную пищу для ума.

Не по пути

Губка медленно наворачивала круги по мокрой тарелке, оставляя на её голубой поверхности загадочные пенные спирали. Илья смотрел сквозь эту пузыристую галактику, терзаемый странным беспокойством, причина которого была неясна. Тревога нарисовалась пару дней назад невесть откуда, и теперь мешалась, как мелкий камушек внутри ботинка. «Что же это? – не понимал Илья. – Меня мучают собственные мысли. И ладно бы они хоть что-то значили, так они же пустые, как душа чиновника. Бред какой-то!». Он поставил тарелку в сушилку и принялся за стакан, который казался в его руке почти напёрстком. «Я что-то должен вспомнить. – Решил он вдруг. – Но что? Чёрт!» Илья чуть сильнее надавил на стакан и тот лопнул, разлетевшись на мелкие осколки.

– Зая, что там у тебя? – услышал он голос жены за спиной.

– Да, так, мелочь. Ничего страшного. – Он повернулся к супруге, в очередной раз снеся дверцу шкафчика над раковиной. «Хрущёвка» была маловата для Ильи и за годы, прожитые здесь, великан приобрёл форму шахматного коня. В принципе, он и ощущал себя таковым, потому что пахать приходилось за троих ломовых.

– Ой, Зая, ты не порезался? – испуганно запищала жена манерным голоском, увидев осколки в раковине.

– Да шо мне сделается? – пробасил Илья.

– Дай, посмотрю. – Супруга схватила его лапищу, и с докторским интересом принялась её разглядывать.

«Тощая стала, как гвоздь. – Подумал он, взирая на её крашенную макушку. – Такая сочная баба была: ноги, бёдра, грудь. Загляденье! А теперь что? Вобла сухая. А эти губищи, такое ощущение, что она пасечником работает без защиты. Тьфу!»

– Ты чего плюёшься? – возмутилась жена.

– Ничего. – Отвёл Илья печальный взгляд.

– А кто у нас тут такой грустненький? – супруга встала на носочки и потеребила мужнину заросшую щёку. Затем отошла на шаг назад, достала телефон и сделала пару снимков. – Отлично! Пускай люди посмотрят, какой ты бука. Так и подпишу: «Мой муж – бука». – Довольная своим остроумием она скрылась в комнате.

– Ох-ох-хоо! – тяжело вздохнул Илья. Призрачная тревога всё больше одолевала его сознание. Ему стало душно в своём теле, и он решил прогуляться.

– Я в гараж. – Бросил он, проходя через комнату.

– Твоя грустная мордашка быстро набирает лайки. – Объявила жена, не отрываясь от телефона. – Тут кто-то предположил, что ты съел хлебопечь, и теперь печёшь унылый батон. – Она неестественно засмеялась, быстро цокая по экрану нарощенными ногтями.

Илья укоризненно покачал головой. «Хренова блогерша. – Подумал он про себя. – И ведь сколько же таких, как она, идиотов. „Ой, посмотри сколько у меня лайков. Ой, я такая популярная. Ой, какая у него дебильная фотка“. Бесит!» – Илья невольно зарычал, зашнуровывая здоровенный ботинок.

– Сына с собой возьми. – Крикнула жена из комнаты. – Пусть погуляет на площадке.

Хмурые тучи облепили небо. Тяжёлый душный воздух обещал неминуемую грозу. Илья стоял, облокотившись о свой гараж. Думал. Одной затяжкой он выкурил целую сигарету, и бросил бычок в кучку из свежих окурков. Запил «Тремя богатырями».

– Тёплое, зараза! – выругался он, покрутив в руке металлическую банку.

– Здорова, сосед! – перед лицом Ильи замаячила чья-то пятерня. Он опустил глаза и увидел худосочного мужичка с тоненьким, загнутым к низу, носом.

– Здоров, Соловей! – поприветствовал Илья.

– Как жизнь? – мужичок улыбался, от чего его раскосые глаза сузились до размеров щели в копилке.

– Думаю. – Коротко ответил Илья.

– О чём? – не унимался любопытный Соловей.

– Если бы я знал. – Илья закурил очередную сигарету.

– Это как так? – удивился Соловей. – Думать, и не знать о чём думаешь?

– Понимаешь, – Илья потёр свой широкий лоб, – я уверен, что должен задать себе какой-то серьёзный вопрос. Но какой, не знаю. Я лишь чувствую, что если его не задам, и не отвечу на него, то пропаду навсегда.

– Куда? – выпучил глаза Соловей.

– Если б я знал. – Илья устремил взгляд на детскую площадку. – Соколик, не тронь ребёнка. Ух, я тебе! – для убедительности он показал массивный кулак.

– Сорванец то твой уж какой большой. – Ухмыльнулся Соловей.

– Тощелыга. – Отозвался Илья. – Десять лет пацану, а руки и ноги, как спички. Не пойму, в кого он таким глистом пошёл? В Златку, наверное.

– Ничего, ещё отъестся. – Успокаивал его сосед.

В этот момент мимо песочницы пробегала чёрная кошка. Соколик её увидел, да как засвистит. Напором воздуха от свиста он сдул кошку вместе с песочницей. Мяукающее животное пролетело над пятиэтажкой и скрылось в неизвестность. Звук свиста смерчем ворвался в сознание Ильи. Вдруг терзавшая его призрачная мысль начала обрастать плотью. Он медленно повернул голову и пристально посмотрел на соседа.

– Чего? – глаза Соловья забегали от обжигающего взгляда здоровяка.

– Ах, ты ублюдок! – Илья схватил его за футболку, и, словно тряпичную куклу, поднял кверху. – Как ты посмел?

– Ты чего? Чего? Я ничего… – испуганно лепетал Соловей, хватаясь руками-сосисками за огромный кулак. – Я не виноват. Это всё она… Всё она… – скулил он. – Ты в дальнобой тогда ушёл. А она позвонила мне и попросила помочь, кран починить. Я пришёл, а она как накинется на меня. Ну, и это. Того…

– Мразь! – Илья уже заносил кулак для сокрушительного удара, как вдруг Соловей засвистел, сбив обидчика с ног. Сосед вскочил на свой велосипед и шустро закрутил педалями.

– От меня не уйдёшь! – Илья не спеша поднялся и выкатил из гаража «Бурушку» – мотоцикл «Урал» чёрного цвета с хромированным рулём. Заодно он прихватил с собой неимоверного размера кувалду. Зажигание. Газ. «Бурушка» взревел и тут же понёс своего хозяина вперёд. Лихой ветер развивал длинные жёлтые кудри. Унылые пятиэтажки мелькали серой размазнёй.

– Стой, разбойник! – Впереди показался Соловей, нелепо крутящий педали. Илья размахивал кувалдой над головой. Бросок. Молот сделал дугу и угодил в заднее колесо велосипеда, согнув его до неузнаваемости. Соловей перелетел через руль, пропахав метров пять по дороге. Илья остановил «Буруша» рядом со стонущим соседом. Не слезая с мотоцикла, он поднял щуплое тело с асфальта. Вгляделся в окровавленное лицо.

– Профти! – простонал Соловей, пуская изо рта красные пузыри.

– Такое не прощают! – прокричал Илья соседу в самое лицо. – Или я не… – Тут он замер. Неожиданно он понял какой вопрос должен себе задать. Илья посмотрел в глаза соседа. Хитрые и наглые, они прятались за узкими амбразурами век. Противно! Указательным пальцем Илья проткнул ненавистный глаз. Раздался гром. Палец застрял. Увяз. Илья вдруг почувствовал, как его руку обволакивает холодная тьма, вытекающая из Соловьиного глаза. Густой массой, сантиметр за сантиметром, она покрывала здоровяка, словно дёготь, пока не охватила полностью. Илья оказался в необычном месте. Ни света, ни тьмы, ни звука. Вакуумное ничто. Он не чувствовал своего тела. Казалось, оно просто растворилось. Осталось лишь одно сознание с единственным вопросом. Затем понеслись потёртые воспоминания, как фотографии из старого альбома, они сменялись одно за другим.

Он маленький лежит в люльке. Мать с отцом смотрят на него и улыбаются. Теперь он мальчик, но всё ещё лежит. Мать плачет. Почему? Затем он юноша, но всё никак не может встать с постели. Руки и ноги – бесполезные отростки, которые ни разу так и не шелохнулись. Вот ему за тридцать. Борода по грудь, а он всё так же обездвижен, на печи. Какие-то чужаки хотят пить. Он бы рад помочь, да не может. Они ведут беседу. На, выпей. Он выпил. Силы вдруг наполнили его неподвижное тело, и он пошёл. Широкое поле. Здоровенный мужик спит на лютом коне. Святогор – больший брат.

– Никогда не забывай себя, Илья из Муромля. – Говорил этот великий человек. – А если забудешь, остановись и задайся вопросом: кто ты?

– Кто я? – повторил Илья – А я – богатырь! – громогласно закричал он, стряхнув с себя загадочный вакуум. Под собой он вдруг почувствовал что-то мягкое и шевелящееся. Опустил глаза.

– Бурушка, ты ли это? – радостно воскликнул Илья, сидя верхом на своём коне, весь облаченный в металлические латы. В руке он держал длинное копьё. Они стояли на распутье трёх дорог, а перед ними на земле лежал большой камень с упреждающими надписями: прямо пойдёшь – смерть обретёшь; налево пойдёшь – коня потеряешь; вправо пойдёшь – женатому быть. Илья с отвращением плюнул вправо. Затем посмотрел налево. Бурушка тут же под ним заволновался и недовольно зафыркал.

– Не беспокойся, родной! – богатырь погладил коня по смоляной гриве. – Я друга никогда не предам, а смерть и так за мною ходит по пятам. – Илья Муромец легонько ткнул Бурушку в бока, направив его прямо по тропинке.

В плену

Олег вынырнул из глубин тревожного сна на зыбкую поверхность реальности, как сорвавшийся со дна поплавок. Утренний кошмар постепенно рассеивался. Олег часто дышал. Вытерев со лба холодную испарину, он огляделся. Всё та же неизменная комната, где, вроде бы, безопасно. Сквозь маленькие дырочки на старых шторах, как через дуршлаг, пробивались яркие лучи, осыпая жалкое убранство помещения. Ветхий стол у окна, табуретка с перемотанной изолентой ножкой, пошарпанный шкаф с покосившимися дверями и плешивый ковёр.

– Уф! – с облегчением выдохнул Олег. – Что-то уж совсем плохо спалось. Давно такого не было.

Он слез с кровати и босыми ногами прошёл по засаленному ворсу в смежную комнату. Там он сделал пару шагов и замер. Затылок его в миг онемел, а откуда-то из нутра начал поднимался обволакивающий разум ужас. Из коридора торчали две ступни. На одной висел дырявый тапок, а вторую покрывала корка из многолетних мозолей.

– М-м-ма-мама! – наконец опомнился Олег и кинулся к родительнице.

Грузная женщина в выцветшем халате лежала на дощатом полу. Её мутные глаза были широко открыты. Синие губы на белом лице окончательно давали понять, что она уже не жилец. Неуверенный в том, Олег опустился на колени и потрогал холодную руку матери. Пульса не было.

Весь дрожа, парень вскочил на ноги и, спотыкаясь, побежал в комнату к книжным полкам – единственному богатству, доставшемуся ему от отца. Трясущимися пальцами он перебирал истрёпанные корешки, пока не нашёл нужный том.

– Ага, вот! – он раскрыл медицинский справочник на главе «реанимация», пробежался глазами по тексту и обратно в коридор. Снова на колени.

– Раз, два, три… – шептал Олег себе под нос при каждом нажатии на грудную клетку матери. – Тридцать! – он наклонился и два раза вдохнул воздуха ей в лёгкие. Затем опять счёт.

После десяти минут бесполезных мытарств Олег понял, что это конец. Поникший, он уселся на пол, обхватив руками колени, и уставился на безжизненное тело.

– Ну, почему именно сейчас? – с укором он задал вопрос мертвецу. – Что мне с тобой теперь делать?

Олег судорожно рассматривал замысловатые узоры на бордовых обоях. Извилистые линии на них сплетались в подобие каплеобразных бутонов, которые врезались в глаза.

– Телефон! – зацепился он взглядом за красный дисковый аппарат на коричневой полке. – Скорая помощь!

Олег снял трубку и поднёс её к уху. Резкий звук пронзил барабанную перепонку, словно жало осы. От испуга парень одёрнул трубку. Недоверчиво посмотрел на динамик. Затем снова осторожно приложил уху. Протяжный гудок заливал сознание звенящей тревогой. Сердце колошматило, как обезумевшее.

– Положи трубку! – донёсся из прошлого истошный крик матери. – И никогда её больше не бери! Ты меня понял? Это опасно!

Он тогда всё понял, и больше никогда не подходил к телефону. Олег и сейчас смотрел на него с опаской. Трубка скользила во взмокших ладонях, точно намыленная. Обжигала, как горячая картошка. Болезненно стягивала нервы. Наконец он не выдержал. Бросил её обратно на рычаг. Закрыл руками лицо и беззвучно заплакал. Затем попятился и упёрся в зашторенную нишу, где на полках загремели пустые трёхлитровые банки. Звон стекла тут же сковырнул старую болячку.

Олегу восемь лет. Мать, молодая и свежая, суетилась на кухне, приготовляя всё к закатке огурцов.

– Серёженька! – крикнула она в комнату. – У меня уксус закончился. Сбегай, пожалуйста, в магазин, пока он не закрылся.

– Есть, капитан! – отозвался Сергей и отложил газету. – Олежка, пойдёшь со мной?

– Конечно! – Олег оставил важную игру в танки, где последние как раз отбрасывали динозавров за границы мягкого ковра, и побежал в коридор надевать сандалии.

Июльский вечер. Прогретый воздух наполняли душистые ароматы цветов. Из густой травы доносилась стрекотня. В пылающем небе звонко пересвистывались суетливые птицы. Олег с отцом успели всё купить за пять минут до закрытия магазина, и уже возвращались через пустырь домой. Сын вприпрыжку шёл за отцом. Сергей курил папиросу. В левой руке он держал бутылочку с уксусом. Неожиданно Олег споткнулся о металлический штырь, торчавший из земли и налетел на отца. Выбил из его руки бутылку, которая нелепо полетела и разбилась о гранитный камень. Сергей три раза нервно затянулся, прищурив от едкого дыма правый глаз. Свирепо посмотрел на сына.

– Ты что, кривоногий? – вспылил отец. – Совсем не видишь, куда идёшь? – для лучшего усвоения вопроса Сергей отвесил сыну хорошего подзатыльника. Олег понурил голову и заплакал.

– Чего мальчонку лупишь? – пристыдил Сергея, проходивший мимо незнакомец с красным лицом и сизым носом. Он был явно «навеселе».

– Не твоё дело! – раздражённо ответил Сергей.

– Ты ещё и грубиян. – Выпучился незнакомец, словно ему в лицо бросили кожаную перчатку. – Не в пример сыну.

– Пошёл на хрен! – крикнул Сергей.

– А, вот, это ты зря. – Помотал головой мужчина и заехал Сергею кулаком в челюсть. Тот качнулся. Сделал шаг назад, и, споткнувшись о камень, упал затылком на тот самый металлический штырь. Сергей издал сдавленный хрип и неподвижно застыл, распластавшись на земле.

Незнакомец в ужасе вытаращил глаза. Из-под затылка Сергея заалела густая лужица, которая быстро впитывалась в грунт. На закате, она казалась ещё более тёмной. В охмелевшем мозге убийцы метались рваные мысли: «Что делать? Бежать? А свидетель?» Он уставился на оцепеневшего Олега, у которого по щекам стекали слёзы. Мужчина тяжело дышал. Он сглотнул сухой ком. Облизал потрескавшиеся губы. Затем огляделся по сторонам. Никого, кроме насекомых. Затем он снова посмотрел на мальчика, но уже каким-то недобрым, хищным взглядом.

– Прости, пацан! – незнакомец криво ухмыльнулся и схватил Олега за тоненькую шею. Дыхание тут же спёрло. Мальчик вцепился маленькими пальчиками в огромные руки – грубые и шершавые, как булыжник. Пытался кричать, но стальная хватка не давала вырваться и писку. Олег задыхался. Тело его слабело. Сознание провалилось в топкий сумрак.

Из удушливого воспоминания Олег выскочил в не менее гадкое настоящее. Он держался за ручку открытой входной двери, задыхаясь от жгучего ужаса. Не мог даже пошевелиться. Казалось, страх сводит его с ума. Мысли хаотично бились в голове, как птицы в раскалённой клетке. Руки и ноги тряслись. Боль в груди. Зловоние из подъезда раздражало желудок. Внизу послышались шаги.

– Человек! О, нет! Он увидит меня… Её… А потом их набьётся здесь, как насекомых в муравейнике… Они задавят меня… Противно! – не в силах больше это терпеть, Олег захлопнул дверь.

Им овладела паника. Голова шла кругом. Квартира вдруг сделалась маленькой, как футболка после стирки, и давила на всё тело. Олег метался из комнаты в комнату, не находя себе места. Хватался за всё вокруг. На пол летели книги, газеты, одежда, мамина кружка. Под кожей бегала мелкая рябь. Всё чесалось. Он уже хотел сигануть с балкона. И даже открыл дверь, чтобы спастись от себя.

– Нет! – мотнул он головой. – Там тоже люди! Обступят мой труп и будут тыкать в него пальцем. Шептаться между собой… Хихикать… А если я выживу? Тогда начнутся вопросы, а это равносильно мучительной смерти.

На кухне Олег вцепился в свои чёрные патлатые волосы. Рвал их. Беззвучно кричал. Он желал, чтобы его разметало по стенкам. Или хотя бы упасть в обморок. Но, к сожалению, он оставался в сознании. Наедине с собственным страхом. Тут его взгляд коснулся небольшой стопки книг на столе. Сверху лежал уже не раз перечитанный Сартр.

– Выхожу на улицу… – вспоминал он строчки из любимого романа. – Бессмысленно оставаться дома… Я буду существовать в этом углу, и давить своей тяжестью на пол… И она тоже… – он посмотрел в сторону мёртвой матери, ступни которой виднелись даже из кухни. – М-м-м! – мучительно простонал Олег и в бешенстве разбросал всю стопку. На столе осталась только одна книга с названием «Консервация».

По лестнице поднимались трое.

– Как давно вы её видели? – спросил молодой участковый.

– Уже с месяц где-то. – Отвечала домоправительница, седовласая бабушка с бойкими глазами. – По утру часто с ней пересекались. Она на работу всегда в одно и тоже время ходила. Хоть часы по ней сверяй. Тихая такая, кроткая. После того случая с мужем совсем в себя ушла. Рассеянный взгляд. Ни с кем не заговаривала. Такая беда! Бедняжка. Сын у неё ещё есть – Олежка. Только я его уже лет десять не видела. У него что-то с головой. Страхи какие-то. Оно и понятно. Изувер этот, что Сергея убил, чуть и его сына не придушил. Да вовремя спугнули душегуба. Паука этого, заразу, ещё месяц потом ловили. И скрутили его у них же на квартире, когда тот хотел завершить начатое. Кошмар! А вот и их дверь.

Троица упёрлась в обтянутый потрескавшимся дерматином прямоугольник с номером одиннадцать. Участковый нажал на звонок. Тишина. Ещё раз. Ничего. Затем он постучал кулаком. Никаких движений. Участковый кивнул на третьего – небритого мужика с мешками под глазами и измученным от похмелья лицом.

– Семёныч, давай! – продублировала приказ домоправительница. И слесарь быстро выдавил ломом хлипкую дверь.

Все трое вошли в тёмную квартиру. Воздух отягощал сладковатый запах, который как бы слежался и загустел, будто помещение давно не проветривали. Где-то жужжала муха. Из приоткрытой ванной слышались падающие капли. Участковый включил в коридоре свет и прошёлся по комнатам. Никого. Лишь тяжёлое безмолвие.

– Пётр Андреевич! – крикнула домоправительница. – Идите сюда, взгляните на это.

Участковый быстро вернулся к своим спутникам в коридор.

– Вот! – домоправительница одёрнула штору, закрывающую нишу, где на полках рядами стояли закатанные банки с каким-то тушёным мясом внутри. Затем из комнаты послышался шум. Участковый прошёл в середину зала и прислушался. Из ободранного дивана-книжки доносился странный шорох или гудение. Пётр Андреевич поднял сиденье и увидел внутри напуганного Олега. Тот трясся от ужаса всем телом, округлив безумные глаза. Он что-то бормотал себе под нос, прижимая к груди «Тошноту». Участковый наклонился чуть ниже к парню. Почти к самым его губам.

– Я есьм… Я есьм… Я есьм… – услышал он одни и те же повторяющиеся слова.