Loe raamatut: «Бремя версий», lehekülg 22
70
Прошли дни. Всё катилось по накатанной колее, как будто и не было никакой проверки. О разговоре со Стрельцовым Игорь никому не рассказывал. Объяснение написал в скупых выражениях, отметая все нелепые обвинения в отношении коллег. Про то, что была выпивка на рабочем месте, тоже писать не стал. Сообразил, что такое письменное признание автоматически обернётся выговором или ещё чем похуже. Кому надо, пусть ловят его на пьянстве. Замучаются ловить.
После служебной проверки что-то незримо в следственном отделе изменилось. Меньше смеялись, меньше откровенничали. Да вдобавок Белов ушёл в долгий отпуск. Поговорить по душам стало с кем.
Но помимо работы и далёких родителей у Игоря возник новый огромный мир – отношения с Мариной. Как будто он с головой погрузился в сладкий омут. Его кружило и несло, он не прилагал усилий, но всё складывалось именно так, как ему хотелось. Он иначе стал видеть окружающее. Гораздо мягче и примирённее. Каждая встреча с Мариной дарила новые и новые минуты блаженства, он понимал, что растворяется в ней, и был к этому готов.
Работа переставала быть главным делом жизни. Он как бы отстранённо, чужими глазами увидел себя и стал способен на более объективные оценки. До встречи с Мариной Игорь считал себя сформировавшимся человеком, вполне готовым к жизни в любых обстоятельствах, а теперь он понял, что взросление приходит с ответственностью за любимого человека, а настоящее и окончательное наступит с рождением детей. Для него семья и дети всегда представлялись неблизким будущим, чем-то хорошим и светлым, но неопределённо отдалённым. Сейчас ему хотелось всего и сразу.
Предчувствие перемен охватило Игоря, и это ожидание положительно сказалось на его отношениях в отделе. Он меньше значения придавал служебным условностям, вел себя свободней и раскованней. Коллеги это почувствовали и приняли с пониманием. Казалось, мир, потревоженный проведённой проверкой, восстанавливается, все успокоились. Но оказалось, что это не совсем так.
Игорь, погружённый в личные переживания, новости узнавал последним. Так в один прекрасный день ему шепнули в канцелярии, что увольняется Петрова. Игорь, прекрасно помнивший, как Петрова пыталась развалить дело о покушении на изнасилование, понял, что выводы по проверке для неё сделаны нелицеприятные. Её попытка свалить всё на Сорокина, видимо, тоже не удалась. Об уходе Петровой Игорь ничуть не жалел, но и злорадства не испытывал. Воспринял как данность.
А вот Раджабов огорчил. Он зашёл в кабинет к Игорю и, как всегда с шутками и прибаутками, пригласил на банкет в главный ресторан города.
Игорь поинтересовался, кто виновник тожества?
Раджабов засмеялся и объявил:
– Я. Точнее, моё прощание с коллективом следственного отдела. Увольняюсь, подал рапорт, его удовлетворили. Тебе скажу, никто не гонит, но я сам не хочу подставлять Сорокина. Поэтому пойду в адвокаты, буду помогать землякам, но теперь уже на легальной основе. Ну что, завтра тебя ждать?
– Конечно, ждать, Вагиф. Жаль, что так вышло, – расстроился Игорь.
На отвальной Раджабова приглашённых набралось предостаточно, говорилось много хороших слов. Дружно выпивали и танцевали. Но грустная нотка всё же присутствовала. Из коллектива и из профессии уходил порядочный человек.
Понятное дело, лично он таким и останется. Но его уход в адвокаты неизбежно незримой чертой отделит его от уже бывших коллег. Цель его предстоящей работы защитника прямо противоположна тому, чего будут добиваться следователи.
С руководителем следственного отдела Сорокиным Игорь виделся только на еженедельных планёрках. Сорокин тяжело переживал конфликт с Петровой и увольнение Раджабова, но виду старался не показывать. Работы меньше тоже не становилось, оставалось благодарить судьбу за то, что никаких чрезвычайных происшествий не происходило. Видимо лимит, отпущенный провидением, исчерпался на деле об убийстве Садакова. Всё вошло в обычную колею.
Природа вступила в предзимье, но снежок не торопился укрывать голые поля. В дни, когда неяркое солнце пробивалось из-за туч, бывало даже тепло. Но эта благодать была обманчивой, стоило задуть лёгкому ветерку, как начинала ощущаться подступающая с севера стужа.
Как-то морозным утром Игорь припарковал свою «Альмеру» у отдела, но выходить наружу не спешил, наслаждался теплом нагретого салона, перед тем как переместиться в холодный кабинет.
Отопление из-за каких-то проблем ещё не включали. Все пользовались принесёнными из дома обогревателями.
Краем глаза Игорь увидел, что на служебной машине прибыл Сорокин. Пришлось выйти на холод и поздороваться. Сорокин ответил на приветствие и остановился, поджидая Игоря. Тот подошёл и пожал протянутую руку.
– Как дела, Игорь Николаевич?
– Всё хорошо, работаем, – бодро ответил Игорь, понимая, что это просто вступление, прелюдия к какому-то разговору, который руководитель решил провести, не поднимаясь в свой кабинет. И не ошибся.
– Вот что Игорь, у нас в следственном отделе после ухода Раджабова освободилась должность старшего следователя. Хочу рекомендовать тебя. Но ты скажи, думаешь ли дальше работать у нас в Калашине, а то некрасиво получится, сам понимаешь.
– Работать здесь хочу. Если назначат, постараюсь не подвести, – машинально ответил Игорь, не ожидавший такого предложения, и, покраснев, добавил, – спасибо за доверие.
Сорокин кивнул и скрылся в дверях отдела. Игорь немного постоял, давая голове остыть, и пошёл следом. За привычными кабинетными занятиями утренний разговор стал забываться, но моментами радостная мысль о том, что его наконец оценили и хотят повысить, всплывала в памяти.
71
В середине дня позвонил начальник уголовного розыска Куницын и предупредил, что приедет. Игорь пообещал его дождаться. После обеда Куницын появился у Игоря в кабинете, и вид у него был заговорщический.
Игорь невольно подумал, что произошло очередное ЧП. Но оказалось проще. Куницыну выдали премию за раскрытие ряда преступлений, и он горел желанием обмыть её с Игорем, которого справедливо почитал соавтором своих побед.
Игорь ликование Евгения полностью разделял. Хорошо, что хоть полицейское начальство оценило их работу. Но на предложение выпить на радостях, Игорю пришлось отказаться:
– Извини, Женя, я теперь заколдованный. Кто-то начальству донёс, что я пью беспробудно в своём кабинете, а Сорокин покрывает. Не хочу неприятностей ни себе, ни Сорокину. Извини.
– Понятно, бывает, что тут извинятся? Мы тоже люди служивые, всякое случается. Но знаешь, как шофёры говорят? Если нельзя пить за рулём – вылезай из-за руля и выпей, всё равно на руль стакан не поставишь. Поэтому собирайся, отвезу тебя в одно надёжное местечко. Давай-давай, не капризничай, подумаешь, алкашом объявили. У нас это вообще не криминал. Поехали, а то пирожки остынут!
Игорь рассмеялся, махнул рукой и, взяв куртку, пошёл к выходу. За рулем куницынской служебной машины сидел незнакомый полицейский. Значит, Евгений на выпивку настроился решительно и позаботился о водителе, чтобы самому спьяну машиной не управлять.
Заехав в старую часть Калашина, начали петлять в небольших переулках, пробираясь к берегу реки. Игорь знал, что набережной, пригодной для проезда машин, в городе нет, улицы упираются в обрывистый берег и очень скоро волей-неволей их путешествие окончится.
Остановились рядом с небольшой церковью. Осенний ветер унёс листву, и старинное здание, летом скрывавшееся за плотными рядами деревьев, обнажилось. Белёные стены своими верхними полукружьями поддерживали крышу, над которой возвышались две главы, увенчанные луковками куполов. Простые железные кресты на них, видимо, сохранились с давних времён. На фоне светлого неба чёткий рисунок кованых кружев их украшавших, был ясно различим, и сами кресты казались невесомыми, парящими в стылом осеннем воздухе.
На удивленный взгляд Игоря, мол, куда привёз? Евгений сделал успокаивающий жест – не дёргайся, всё в порядке, пошли за мной.
Они прошли через калитку и оказались на церковном дворе. Помимо храма там располагался большой приземистый деревянный дом. Наверное, там живёт священник, догадался Игорь. На крыльцо дома, возвышающееся над тропинкой на несколько выкрашенных охрой ступенек, вышла пожилая женщина.
– Здравствуй, тетя Катя! – поздоровался Евгений, Игорь тоже кивнул в знак приветствия.
– Здравствуй, Женя – отозвалась женщина.
– Теть Кать, разреши, мы с товарищем у вас в беседке посидим, – спросил Куницын.
– Да там же сейчас холодно, идите лучше в дом.
– Нам холодно не будет, у нас имеется, чем согреться.
– Ты, Женя, уже седой, а всё такой же озорник. Идите, раз хочется, – махнула рукой женщина.
Куницын повёл Игоря через сад и длинный огород к речному обрыву. На самом краю довольно высоко над водой стояла шестигранная деревянная беседка. Её стены из крест-накрест прибитых реек сплошь заросли каким-то вьющимся кустарником. Вся листва давно с него опала, но, если бы и сохранилась, определить, что это за растение городской житель Игорь всё равно не сумел бы.
Внутри беседки был круглый столик на трех ножках и два плетёных из ивы кресла.
Евгений начал вынимать из принесённых пакетов бутылки и свертки из алюминиевой фольги. Сразу так запахло свежей выпечкой, что у обоих потекли слюнки.
– Давай по одной за встречу, да закусим, а то остывает, – заторопился Евгений.
Стаканчики нашлись тут же в беседке в небольшом навесном шкафчике. Евгений проворно протёр их носовым платком и наполнил водкой.
После выпитого и нескольких еще тёплых пирожков с мясом, специально для такого случая напечённых женой Куницына, они сразу согрелись.
– Ничего, не декабрь. Не замерзнем, – подбадривал Евгений, – можно было, конечно, в дом пойти, но там не покуришь и за языком следить надо, чтобы чего не вякнуть. Здесь посидим со всем нашим удовольствием.
– А кто эта женщина? – согревшегося после водки Игоря потянуло на разговор.
– Тётка моя родная. Она попадья, только вдовая. Два года назад отец Георгий помер. Теперь в церкви служит молодой батюшка. Он наездами здесь бывает, останавливается у тёти Кати.
– А что это за церковь?
– Храм святых Иоакима и Анны построенный ещё в пятнадцатом веке. Его и при советской власти не закрывали, потому он считается не нарушенным и намоленным. В общем, святое место.
– А эти Иоаким и Анна кто такие? Я про них и не слышал никогда, – признался Игорь.
– Откуда тебе знать, если ты не крещёный. Эти святые – родители Девы Марии, чтобы тебе понятнее было: земные бабушка и дедушка Иисуса Христа, – как-то строго пояснил Евгений.
– А туда можно пройти и посмотреть, – заинтересовался Игорь.
– Конечно, когда храм открыт. Если захочешь, потом сходим, только не пьяными.
– Да это понятно, – согласился Игорь.
Евгений сделал завершающую глубокую затяжку, затушил сигарету, и налил по второй:
– Ну, давай за тех, кого с нами нет, вот и отца Георгия вспомнили, хороший был мужик, царствие ему и другим небесное.
В беседке по мере выпивания становилось всё уютнее, несмотря на гуляющие по полу сквозняки. Разговор неизбежно съехал в рабочую колею.
Евгений горделиво загибая пальцы, перечислял их подвиги:
– Смотри Игорь, убийство Садакова раскрыли, киллеров взяли. Напавших на Иванова повязали. Флешку, из-за которой весь сыр-бор разгорелся, нашли. Гапоненко арестовали. Крысу Ковтуна из органов выгнали. Разве мы не молодцы?
– Тебя заносит, Женя. Киллеров Садакова поймал в ловушку свидетель Иванов. Тех, которые на него напали и избили, мы взяли благодаря моему братцу Борьке и его компьютерным фишкам, Гапоненко просчитали и взяли ваши ребята из областного управления, ну разве Ковтуна поймал ты лично, – начал возражать Игорь.
– Ни фига ты не понимаешь. Всегда, в любые годы мы в работе опираемся на народ. Люди нам помогают. Поймать одно, а доказать вину другое. Это посложнее будет. Ну, сам посуди, что дал бы один захват киллеров, если бы мы с тобой до этого не нашли место нападения на Садакова и не изъяли гильзы и окурки. Потом мы в сгоревшей машине нашли оплавленную плёнку и на ней отпечаток пальца. Эксперты тоже подсуетились, всё это закрепили в заключениях. Так что без нас дело на раскрытие не пошло бы, – упрямился Евгений.
– Ладно, тут я с тобой согласен, – сдался Игорь, – только для меня лично всё кончилось исключением из следственной группы. Да и от Зинченкова я чего только не наслушался, даже думал об увольнении.
– Не бери в голову парень. Так бывает, прижмут, что белый свет немил. Порядок на службе для всех один, а люди разные: кому тесно, а кому великовато. Да ещё и начальники тоже не роботы. Один из дерьма вытащит, а другой в нём утопит. Отсюда вся несправедливость и происходит. Только ребята, которые рядом работают, всегда угадывают, кто нормальный мужик, а кто нет. Ты вот стоящий, сразу видно. Не трус и не рвач. Давай за тебя и выпьем!
– Давай. А я за тебя, – поддержал товарища Игорь.
Выпив, Куницын крякнул и зашуршал фольгой, выбирая на закуску пирожок. Потом он закурил, и в сумерках его сигарета при затяжках разгоралась ярко-красным огоньком. Игорь вдруг обнаружил, что уже изрядно стемнело и спросил:
– Не пора ли по домам?
– Конечно, пора. Ты, Игорь, не думай, у нас к тебе хорошо относятся. Ты бы женился, домом обзавёлся. В Калашине девчонок хороших тьма, – начал уговоры Евгений.
– Согласен, хороших много, только я себе уже нашёл, но она не из Калашина, а из Москвы.
– И что хороший человек?
– Очень. Я её люблю, – неожиданно признался Игорь, с тёплым чувством вспомнив Марину.
– Тогда ты здесь не задержишься, а жаль, – подытожил Куницын и начал собирать в пакет остатки пиршества. Игорь стал ему помогать.
Почти в полной темноте они, слегка пошатываясь и стараясь не наступать на грядки, выбрались на церковный двор.
Небо закрывали плотные тучи, и только светлая стена храма, выделяясь из тьмы, позволяла как-то ориентироваться.
Часть вторая
Следственная группа или теракт на обочине
«Производство предварительного
следствия по уголовному делу в случае его
сложности или большого объёма может
быть поручено следственной группе …»
из части 1статьи 163 Уголовно-процессуального
кодекса Российской Федерации
1
В этом году пошло как по писаному. Как великий русский поэт сказал, что природа зимы ждала и ждала, а снег выпал только в январе, так оно и стало.
Ещё в новогодний канун одетых по-зимнему поздних прохожих поливал редкий дождичек, никак не создавая праздничного настроения, но уже ночью на Калашин обрушился плотный снегопад, а после него шибанул мороз.
Под утро красный столбик в заоконном термометре сполз в нижнюю часть шкалы. Некоторые потом говорили, что доходило до минус двадцати. Но верить ли им, ведь взгляд на жизнь, как и градусник, у каждого свой. Стужа, правда, хорошо ощущалась и без приборов. Влага, пропитавшая всё вокруг, вырвалась наружу обильным инеем, превратив густые калашинские сады в сказочные дебри.
В иголках инея преломились и засверкали лучи низко повисшего над горизонтом солнца, и праздник, наконец, наступил. Уже с трудом верилось, что буквально сутки назад декабрьское светило упрямо пряталось за тучами, сокращая светлые дневные часы до минимума.
Игорь Климов, как самый молодой, хотя и старший следователь, в Новый год был поставлен дежурить. Пришлось и личные планы отодвинуть, и отложить поездку в Москву в расчёте на будущие выходные и обещанные отгулы.
Дежурить полагалось, находясь дома, но сидеть под «домашним арестом», как это в шутку называлось, в такую зачётную погоду оказалось невмоготу. Игорь, максимально утеплившись, решил отправиться в следственный отдел и отсиживать там, а заодно продышаться и прогуляться по морозцу.
Пройдя несколько шагов от подъезда, Игорь захлебнулся волной арктического воздуха и поспешно упрятал нос в шарф. Снег ровным слоем укрывал и тротуар, и дорожное полотно. Ничьих следов на слепящей ледяными искрами поверхности ещё не было. Народ спал после праздничной ночи. Выкапывать из-под сугроба верную «Альмеру», а потом пытаться её оживить, ёжась в промороженном салоне, Игорю не захотелось. Он решительно зашагал по белой целине, наслаждаясь скрипом снежинок под подошвами ботинок.
Ни попутных, ни встречных, ни поперечных прохожих не попадалось. На улицах было непривычно пусто. Только городские коты, надувшиеся на морозе как воздушные шары от вставшей дыбом шерсти, ускоренной рысью шмыгали от подворотни к подворотне по своим особым задачам, то и дело поджимая озябшие лапки к теплому брюху. Игоря как-то согрело чувство, что он в своем праздничном дежурстве всё-таки не один.
Следственный отдел в нерабочее время запирался изнутри, и пришлось колотить в металлическую дверь, пока охранник её не распахнул.
– Привет, Михалыч! С Новым годом, с новым счастьем! – замерзшие губы слушались плохо, но Михалычу явно было не до Игоревой дикции.
– И тебе не хворать, – мрачно отозвался он и, развернувшись, отправился к себе на пост.
Решив не начинать новый рабочий год с разборок, Игорь сделал вид, что нелюбезного приёма не заметил и отправился в свой кабинет.
Оттуда, прежде чем начать заваривать согревающий напиток, пришлось позвонить дежурному по райотделу полиции и сообщить свою новую дислокацию.
Почти сразу раздался звонок. Игорь обречённо снял трубку, но, оказалось, что звонок вовсе не из полиции.
– Привет, служивый, как дежурство?
– Здравствуйте Иван Иванович, с Новым годом! – обрадовался звонку Игорь, узнав голос своего старшего коллеги Белова.
– И тебя Игорёк! Жаль, что дежуришь, а то бы к нам, посидели, новый год встретили. Ладно, ладно – не буду мучить, понимаю всю ответственность. Хотел тебя предупредить: есть в Калашине такая нехорошая традиция. Каждый новый год кого-нибудь да убьют. Верь не верь, сколько работаю, столько и сбывается. Я уже и в дежурку позвонил, там сказали, что ты на работе, а ночь тихая была. Но это скорее от такого перепада погоды наши мазурики затаились. Ты будь на готовности, если что, звони, поможем. Ну, давай!
– Спасибо за предупреждение, – озадачился Игорь.
Завершив чаепитие, он было отправился мыть кружку, но от дверей его вернул новый телефонный звонок. На этот раз звонил дежурный и сказал, что в лесу найден труп. Оперативная группа и судебный медик за Игорем уже выехали, добавил он. Игорь быстро собрался и пошел к выходу, про себя радуясь, что выезд выпал на начало дня, а значит, не придется в темноте лазить по сугробам.
В вестибюле стояла наряженная девочками из канцелярии ёлка, вся увитая золотистой мишурой и серпантином. Под ёлкой с мрачным видом восседал охранник.
– Ты чего такой смурной, Михалыч? – попытался разрядить атмосферу Игорь.
– Тут будешь смурной. Говорил старшему смены Ваське, чтобы не ставил меня в график на праздник. Наобещал стервец и подвёл. А я сватью с семейством из Владимира пригласил Новый год у нас отметить, они и приехали. А меня нету. Что она теперь подумает?
– Да ладно, поймёт, что у тебя работа. Бывают накладки, – искренне посочувствовал Игорь.
– Так-то так. Только сватья с моей дражайшей половиной не ладят. Как бы без меня совсем не разругались. Я-то хотел, чтобы все вместе погуляли, поговорили, глядишь чего и наладится. Сиди теперь старый пень и думай, что сотворил.
– Обойдётся, Михалыч, ты себя так не кори, всё в порядке будет, – услышав шум подъехавшей машины, торопливо утешил Игорь и добавил, открывая тяжёлую дверь: – если спросят: я на труп выехал с опергруппой.
2
В полицейском уазике было тесно от одетых по-зимнему людей и даже жарковато. Игорь поместился на заднем сидении, где уже расположились двое, потеснив судмедэксперта Реброва. Неловко поворачиваясь, все обменялись рукопожатиями, только водитель приветственно махнул рукой.
Ребров, наклонясь к Игорю, тихонько спросил:
– Ты одет-то не легковато?
– Всё, что имелось, напялил, думаю, не окоченею. Куда едем мужики?
Сидевший спереди старший оперативник, внешне знакомый, но имени которого Игорь никак не мог запомнить, с готовностью откликнулся:
– В деревню Хворостинино, там ещё по полю с полкилометра. Местные нашли. Рассказали, что муж с женой ходили к родне в соседнюю деревню, там, видать, крепко выпивали и ночью вдвоём возвращались. Но домой не приходили. Утром стали искать, и бабу нашли мертвую у опушки леса, а мужика так и нет. Сейчас посмотрим на месте что и как.
– Понятно что – пьяные, а тут мороз ударил, – выдохнул Ребров и стало ясно, что перед выездом он успел на вчерашние дрожжи принять стопочку-другую. Игорю всегда было завидно, что клиентура Реброва, в отличие от его собственной, особой привередливостью не отличается, жалоб никогда не заявляет, что и даёт судмедэксперту святое право иногда себе позволять и в рабочее время.
После поворота с большака к деревне солнце ударило в лобовое стекло, и впереди сидящим пришлось опустить защитные козырьки. Игорь разглядывал бесконечные белые поля и гнал от себя мысли о предстоящей неприятной процедуре осмотра трупа.
На околице деревни их поджидал гусеничный трактор с прицепленным широким металлическим листом, в центре которого был торчком приварен полутораметровый отрезок водопроводной трубы. Передний край листа народные умельцы загнули вверх и превратили это немудрящее устройство во всепогодный транспорт. Трактор легко таскал его и по грязи, и по снегу, перевозя людей и грузы. Сейчас перемещаться предстояло им. Игорь и Ребров послушно ступили на скользкую поверхность листа и ухватились за трубу, как за поручень. Старший оперативник встал рядом с ними, а своему коллеге велел остаться в деревне и расспросить соседей.
– Послушайте, вы сразу записывайте объяснения, хотя бы коротко, чтобы нам поскорее здесь управиться, – попросил Игорь. Оперативник кивнул и прямо по сугробам пошёл к ближайшему дому.
Тракторист газанул, изношенный движок испустил чёрное облако недогоревшей в цилиндрах солярки, и чудо-поезд рывком двинулся в поле.
Ехать было довольно удобно, но приходилось всё время держаться за трубу, а от этого даже сквозь перчатки леденели руки. Приходилось их то и дело менять, что Игорю было крайне затруднительно из-за папки с бланками протоколов, которая так и норовила выскользнуть из подмышки и нырнуть в сугроб. Ребров и оперативник на ходу изловчились закурить и мучения Игоря старались деликатно не замечать.
Доехали довольно быстро. Среди редких деревьев небольшая площадка выделялась примятым снегом, и в её центре лежал на спине труп полуодетой молодой женщины. Втоптанное в снег смятое пальто с цигейковым воротником находилось метрах в пяти, меховая шапка лежала ещё дальше, словно отброшенная. Снятые валенки так и остались у ног.
Игорь с разных ракурсов защелкал камерой мобильного телефона, стараясь пополнее отразить печальную картину. Приблизившись, он рассмотрел круглое белое лицо мертвой. Огромные широко открытые глаза, казалось, отражали небосклон, столько было в них синевы. Распахнутая вязаная серая кофта почти обнажала грудь. Следов крови или телесных повреждений Игорь не заметил.
Увиденное как-то особенно остро поразило его своей безысходностью и при этом какой-то обыденностью. Испытывая острое сочувствие к так нелепо погибшей в сотнях метров от жилья чьей-то жене и матери, Игорь не сдержался и растерянно спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Кто же тебя ещё и раздел?
– Никто не раздевал, – отозвался судмедэксперт Ребров, ощупывая конечности трупа на предмет возможных переломов, – замерзая, сама сняла. Обычное дело. На итоговой стадии охлаждения мозг начинает воспринимать низкую температуру как жару. Человек начинает бессознательно освобождаться от одежды. Ты обрати внимание на лицо и глаза!
Игорь попристальнее вгляделся и понял, что, может быть, женщина и не очень молода, просто жидкость в тканях тела, превращаясь в лед, растянула кожу на лбу и щеках, удаляя любые морщинки. И глаза поэтому кажутся огромными и навыкате. Игорю невольно вспомнились куклы-голыши в отделах детских игрушек, уж больно их пластиковые физиономии напоминали то, что он наблюдал сейчас. Он только горько вздохнул.
Поняв его реакцию, Ребров решил отвлечь опечаленного коллегу от мрачных мыслей служебным разговором:
– Причина смерти, скорее всего переохлаждение. Это я точнее скажу после вскрытия. Если по классике, швы черепа должны разойтись из-за давления замерзшего мозга изнутри, и в желудке могут образоваться «пятна Вишневского» …
– А вскрытие, когда? – чтобы хоть что-то спросить и так отвлечься, перебил севшего на научного конька Реброва Игорь.
– Да думаю, что дня через три. Раньше лучше и не лезть, потому что труп не оттает, – профессионально-бездушно отозвался тот.
Оперативник, не обращая внимания на их разговоры, успел нарезать пару кругов по прилегающей местности и, в чем-то убедившись, тихо позвал:
– Мужики, нам бы надо по этому следу пройти, может и второго сразу найдём, тогда весной на «подснежника» выезжать не придётся.
Уже промёрзшие Ребров и Игорь послушно побрели за ним по снегу в указанном направлении.
Назвать цепочку неглубоких лунок в снегу следом мог только человек, обладающий воображением и глазами охотника. Но оперативник, видимо, им и был, потому что шагов через сто в заросшей кустами низине они обнаружили искомое. Там скрытый сейчас снегом ручеек образовал небольшую заводь. Видимо, ночной внезапный мороз сковал её льдом, а сверху легла свежая пороша. Муж этой замёрзшей женщины, торопясь, а может и спьяну решил чуть срезать путь по гладкому участку, но на его беду свежий лед ещё не окреп.
Теперь о ночной трагедии говорило обширное желтое пятно замерзшей болотной воды на месте полыньи и носы кожаных ботинок, торчащие из ледяной корки. Ребров, осторожно ступая, приблизился к тому месту, где должна была находиться голова и перчаткой смёл свежий пушистый снег. Там изо льда выступал нос и часть щеки погибшего.
Игорь чертыхнулся и замахал руками, подзывая тракториста, который, опасаясь трупов, держался в сторонке.
Стараясь быть как можно убедительнее, Игорь попросил:
– Поезжайте в деревню, привезите кого-нибудь, и топоры пусть прихватят, нам помощь тут нужна. Только, пожалуйста, поскорее, а то мы сами тут окочуримся, очень уж холодно.
– Давай-ка, я с ним двину, так будет вернее, а то до темноты провозимся, – решительно вмешался оперативник и, взяв тракториста за плечо, развернул его к трактору и легонько подтолкнул.
Ожидание помощи, как водится, затянулось. Ребров и Игорь сначала похлопывали себя по бокам и растирали замерзающие щеки, пошучивая: не пора ли раздеваться, а когда наконец послышался рык тракторного дизеля, дело уже дошло до прыжков на месте, потому что иначе отогреть ноги было невозможно, и шутить уже как-то не хотелось.
На подмогу оперативник доставил двух деревенских стариков. Один из них, лихо перепоясанный по телогрейке старым офицерским ремнём и на вид казавшийся более древним, был как бы за старшего. Это чувствовалось по его уверенным движениям. За младшего в этой микробригаде числился второй дедок, которому тоже, на взгляд Игоря, было лет триста. Держались ветераны спокойно и деловито. У обоих имелись топоры, а у старшего на плече помещалась ещё и длинная аккуратно свёрнутая кольцами верёвка. Её, наверное, сворачивали в бухту, таща по снегу, и снежинки, налипшие на ворс, в свете заходящего солнца светились серебром. Казалось, что у деда на плече огромный аксельбант, наподобие тех, которыми украшают себя дембеля, следуя к родному дому. Все вместе взятое придавало происходящему видимость воинской операции
Чинно поздоровавшись, старики подошли к скованной льдом заводи и молча оценили фронт предстоящих работ. Потом старший, приняв какое-то решение, повелительно махнул рукой трактористу:
– Витька, разворачивайся и подгоняй свою бандуру как можно ближе.
И уверенный в том, что все будет исполнено как надо, не оборачиваясь на тракториста Витьку, который начал суетливо дёргать приводной ремень пускача, осторожно шагнул на лёд. Второй дед сделал то же самое, но предусмотрительно отдалился на несколько шагов, чтобы под их общим весом не провалилась ненадёжная ледовая корка. Игоря, шагнувшего следом, они остановили, сказав, что слишком тонковато и рисковать не надо.
Шаркая подшитыми валенками, деды отгребли нападавший поверх льда снег и стали отчётливо видны очертания примёрзшего снизу тела. По его контуру затюкали топорами, стараясь оставлять минимальную полоску льда, чтобы облегчить вес всей глыбы.
– Эй, послушайте отцы! – забеспокоился Игорь, – Вы поаккуратнее рубите, чтобы всё при нём осталось, а то мне потом его не списать.
Раскрасневшиеся от работы, вспотевшие «отцы» ответом Игоря не удостоили, но тяпать топорами стали поточнее. Лёд был ещё не очень толстый, поэтому работа шла споро. Иногда из-под лезвия топора вырывалась струйка желтоватой воды и, впитываясь в снег, на глазах замерзала. Наконец вырубленный островок самостоятельно закачался на воде.
Теперь предстояло пропустить под лёд верёвку и постараться вытянуть вмёрзшее тело на берег ручья. Со второго раза закрепить верёвку удалось, и за её свободный конец ухватились и оба деда, и Игорь, и Ребров с оперативником.
Несмотря на физические усилия, все основательно продрогли.
Игорем из-за переохлаждения всё дальнейшее воспринималось как-то нечётко. Как с трудом затащили этот негабаритный груз на импровизированные сани из металлического листа, как туда подложили труп женщины, как сгрудились на этом же листе сами, держась друг за друга, и уже в наступившей темноте двинулись к теплому жилью, запомнилось какими-то отрывками.
Окончательно он пришёл в себя, прильнув к только что протопленной печке в чьём-то доме. Отогревающиеся мышцы платили за перенесённое испытание тянущей болью.
Ребров со всей строгостью и дотошностью, свойственным непрактикующим медикам, осмотрел, заставив даже разуться, участников этой зимней эвакуационной операции на предмет обморожений, каковых, к счастью, ни у кого не выявил и с облегчением разрешил в медицинских целях принять по стопке. Тем более, что остававшийся в деревне оперативник времени зря не терял и необходимый минимум из бутылки водки и жареной картошки для достойной встречи товарищей обеспечил.
Немного отогревшись и стараясь не задерживать отъезд, Игорь, разместившись на углу хозяйского стола, покрытого липкой клеёнкой, написал два направления на судебно-медицинское вскрытие. Протокол осмотра решил отложить до кабинета и, пользуясь тем, что для перегрузки тел на грузовик потребовалось ещё некоторое время, наскоро пробежал тексты объяснений, данных односельчанами. Они были куцые и стандартные: жили погибшие дружно, но выпивали, воспитывали двух дошколят, как получилось им так нелепо помереть, пояснить не могут. Резанули эти дошколята, мальчик и девочка. С ними-то теперь как? Кто-то из местных вроде успокоил: бабка с дедом живы, хотя и старенькие.
