Рассказики

На побывку едет…

В 1950-е годы на флоте служили долго – пять лет. И вот через три года моряка отпустили, как тогда говорили, – «на побывку». С Сахалина добираться нужно в Забайкалье, и моряк по пути решил навестить старшего брата в амурском городке Зея. Не виделись с братом давно – ещё с довоенного времени…

В Зее моряка встретили хорошо. К вечеру собрали знакомых, соседей. Старшему брату хотелось показать своим друзьям красивого брата- моряка.

Моряку же было приятно вдруг оказаться в тёплом семейном кругу. Казалось, что он давно знает всех этих людей. Особенно радовала родная, почти забайкальская речь. Когда же запели песни, он почувствовал себя уже дома – в своей забайкальской деревне Красноярово.

Моряк оказался не единственным гостем. Вчера к братовой жене тоже приехал брат. Звали его Сашка. Он уже отслужил в армии, закончил бухгалтерские курсы и работал у геологов, ему дали отпуск и он решил навестить сестру. Сашка был весёлым и душевным парнем. И моряк сразу почувствовал в нём родную душу. Уже после застолья они допоздна сидели на крылечке, рассказывали друг другу о детстве, учёбе, службе в армии и на флоте…

Утром брат с женой ушли на работу. Моряк с Сашкой, почаевав, решили прогуляться по городу. Сашка уже бывал здесь. Он и повёл моряка знакомить с достопримечательностями этого маленького городка. Был солнечный летний день. Они шли по улицам Зеи. Добротные деревянные дома с заплотами и воротами по старинке – напоминали моряку родную деревню, где когда-то жили также богато, но после войны деревня как будто опустела, многие, кому удалось уцелеть, уехали в города, в другие деревни и на прииски в поисках лучшей доли. И таких ухоженных дворов, как в Зее, уже не осталось…

Сашка всю дорогу заливал о своей жизни, и сам же громко смеялся от своих воспоминаний. Так, громко разговаривая, смеясь и размахивая руками, они сворачивали с одной улицы на другую. Из-за заплотов на них с удивлением смотрели ребятишки, многие из них впервые видели настоящего моряка…

На одной из улиц дети дразнили козла. Пацан ткнул его палкой под хвост – козёл рассвирепел, глаза его вмиг налились кровью от обиды и злобы, он развернулся, но дети стремглав кинулись к воротам, и только успели закрыть их за собой, как козёл с разбегу, от досады ударил рогами ворота с такой силой, что с ворот слетела вся вековая пыль и старые жёлтые листья. Злоба разбирала козла, а душа требовала реванша, и тут он услышал весёлый смех, и, обернувшись, увидел приближающихся к нему Сашку и моряка. Этот смех и стал последней каплей обиды. Козёл затрусил навстречу объявившемуся неприятелю. Внимание его, конечно, привлек моряк в своём необычном, для здешних мест, одеянии.

Козёл, разбежавшись, с победным возгласом «ме-е-е!» подпрыгнул вверх, намереваясь нанести удар моряку своими рогами сверху.

Для неподготовленного человека такой удар мог бы привести к серьёзным последствиям. Но моряк, выросший в деревне, и с детства привыкший к общению с козлами, баранами и другим более крупным рогатым скотом, – ловко схватил козла за бороду, потом взяв покрепче за рог, пригнул его морду к земле, пнул его со всей силы, и хотел уже следовать дальше, но, – не тут-то было!

Козёл, развернувшись, повторил свой коварный трюк – снова взмыв вверх, с кличем «ме-е-е!» – пытаясь исправить неудавшуюся попытку нападения.

Моряк же снова удачно схватил его за бороду, теперь уже дважды ударил козла по морде кулаком, потом отвесил ему нового пинка тяжёлым казённым ботинком…

Сашка, наблюдая за неожиданно возникшей баталией, громко хохотал, схватившись за живот…

На козла же удары кулака подействовали как допинг. Он с новой силой и ожесточением, сделав полуоборот, вновь свечой взмыл в воздух, – пытаясь нанести сокрушительный удар рогами по голове обидчика. Моряк опять ловил, бил и пинал упрямое животное – но всё было тщетно. Козёл был неумолим и не хотел признавать поражение, – он всё с тем же криком «ме-е-е!» шёл в очередную атаку.

Борьба моряка с козлом начала собирать публику: случайных прохожих и многочисленных ребятишек, выглядывающих из всех щелей.

Моряк же продолжал привычно ловить неугомонного козла за бороду или рога, давая ему пинки, и этот сюжет повторялся снова и снова…

Схватка закончилась, когда хозяйка козла, небольшая девчушка, вдруг выскочила с хворостиной из ворот своей усадьбы, взяла козла за рога и увела домой…

Сашка уже икал, он уже не в силах был смеяться, его раскрасневшееся лицо было мокрым от слёз…

Моряк, после неожиданной развязки, начал медленно приходить в себя. Отутюженные широченные его клёши были в пыли и грязи, вперемежку с козлинной шерстью. Весёлое настроение куда-то улетучилось…

– Пойдём обратно! – теперь уже с сочувствием, предложил ему Сашка, – Я думаю, более ярких впечатлений сегодня мы уже точно не получим!..

И они, молча, пошли домой…

Не положено!

Досмотр в Читинском аэропорту уже подходил к концу, когда объявили, что «о выходе на посадку будет сообщено дополнительно». Вылет откладывался из-за того, что на полосу садится китайский правительственный самолёт для дозаправки. Всем стало интересно впервые увидеть самолёт из Китая. Это была первая ласточка в налаживании отношений между нашими странами.

Досмотр продолжался. Я и Александр Николаевич Денисов уже получили бирки на свои портфели и стояли в стороне от проходящих процедуру досмотра. Народу на московский рейс было много – лето, начинается пора отпусков, мы же летели на семинар Всесоюзного общества «Знание», который на этот раз проводился в городе Горьком.

Вдруг всеобщее внимание привлекли два мужика, которые предъявили на досмотр тяжёлую десятилитровую канистру.

– А это что такое? – спросила женщина-милиционер.

– Да это вино! Мы на свадьбу едем в Свердловскую область! – ответили хозяева канистры.

– Я вас не пущу с канистрой в самолёт! Где вы взяли столько вина? – спросила милиционер.

– Купили в магазине и перелили из бутылок, чтобы легче было везти! – ответили они.

– А вот и зря перелили! В таре может быть и решили бы вопрос по перевозке, а в канистре перевозить жидкости не положено, я же не знаю, что у вас там? – пояснила милиционер.

– Да это – вино! Можете попробовать! – предложили ей мужики.

– Не буду я ничего пробовать. Идите, выливайте вино и проходите на досмотр! – последовал ответ.

– Выливать?! Да вы что! Мы его еле достали. Мы же его на свадьбу везем!.. – возмущались они.

– Я-то здесь причем?! Есть инструкция – и жидкости запрещены к перевозке на воздушном судне! – ответила им милиционер.

– Да это же – вино! Если не верите – мы можем выпить на ваших глазах?!..

– Не надо ничего здесь пить и ничего доказывать. Запрещено – значит выливайте! С канистрой я вас не пущу!..

– Не будем мы ничего выливать! Оно же денег стоит! Где у вас тут начальник? Давайте мы с ним сейчас поговорим! – не унимались мужики.

– Начальник вам скажет то же самое. Так что, не задерживайте других. Отойдите, дайте другим проходить досмотр! Если вино не выльете, то никуда не полетите, – останетесь в Чите! А на борт с канистрой я вас не пущу!..

Мужики отошли в сторону. – Какая злая попалась. Что теперь делать? – посетовал один.

– Да, сейчас очередь разойдется – договоримся! – сказал с надеждой второй.

Досмотр проходил быстро и вскоре уже завершился. Но посадка не начиналась – вот-вот прилетят китайцы.

Мужики с канистрой снова подошли к

милиционеру и стали полушёпотом что-то говорить ей.

Но милиционер была непреклонна: Идите отсюда со своей канистрой. Я сказала: Нельзя! – Значит нельзя! Сколько раз можно повторять одно и то же?..

Мужики стояли подавленные.

– Ну что будем делать? – спросил один другого – Выливать что ли? Давай хоть выпьем по чуть-чуть!

Второй порылся в котомке и достал железную кружку. – Наливай! – сказал он напарнику.

«Буль-буль-буль» – послышался звук за их спинами, – потом жадные глотки и снова: «Буль-буль-буль» – выпили!

И тут же решили: Ещё по одной?

– Давай! – снова раздалось бульканье из канистры.

– Ну и чё? – сказал один, вытерев губы.

– Ни чё! Выливать придется! – ответил второй.

– Мужики! Кто будет вино? – раздалось по накопителю.

– Я вам сейчас дам – «Вино»! – крикнула им женщина-милиционер, – Вы что тут устроили? Идите отсюда, чтобы я вас здесь не видела…

Тут наше внимание переключилось на взлётную полосу. На посадку зашёл китайский самолёт. Многие вышли на улицу – смотрели, как он маневрирует по полю. Потом самолёт стал приближаться к зданию аэровокзала и остановился как раз напротив нашего выхода. К самолёту тут же подкатили трап. К трапу подошли двое в штатском. Двери самолёта открылись – кто-то выглянул наружу. И потом долго никто не выходил. Затем по трапу спустились двое китайцев и вместе с нашими штатскими проследовали куда-то в здание аэровокзала. Через некоторое время к самолёту приблизились заправщики – началась дозаправка.

Перестройка наступала не только в стране, но и в отношениях с Китаем. И мы стали невольными свидетелями этого первого события.

На улице было по-летнему тепло. Почти все вышли из душного помещения накопителя.

Чуть в стороне копошились двое мужиков с канистрой. – Ну что, давай ещё по одной?! За советско-китайскую дружбу?! – в очередной раз предложил один другому.

– Ну, давай! Всё равно выливать! – уже без особой горечи ответил другой. Снова послышалось бульканье. Мужики выпили. Постояли. Покурили. Языки у них уже заметно заплетались.

– Слушай, – предложил один другому, – пойдем к женщине, договоримся! Что она не понимает, что это на свадьбу?! Пойдем, пока там никого нет!.. И они в очередной раз, пошатываясь, направились в накопитель…

– Вы сейчас никуда не полетите! Я вас в таком виде не пущу в самолёт! – послышалось оттуда.

– Мы что пьяные? Вы же сами нам не разрешили везти канистру… – и что-то ещё бормотали ей мужики.

Затем, расстроенные, они вышли на улицу.

– Наливай! – скомандовал один другому, – Вот зараза! Хуже моей жены! – И они снова выпили по кружке вина.

– Всё! Я больше не могу! – сказал второй первому, – Уже полный живот!

– Ну, иди тогда, договаривайся! – ответил первый – Может, уломаешь её?!

– Да – бесполезно! – ответил ему второй пьяным голосом.

– Ну и что предлагаешь? Выливать что ли?.. Мужики! – вновь обратились они к пассажирам, – Кому налить? Вина!

Но никто не реагировал на их призыв.

– Ну ладно, – сказал первый, – сейчас летчики пойдут – с ними договоримся!..

Заправка китайского самолёта закончилась. Пришли и поднялись по трапу двое китайцев. И самолёт стал отъезжать на взлётную полосу.

Тут и нам объявили, что закончена посадка. Вышла проводница и пригласила нас к самолёту. Все быстро последовали за ней.

Мужики, не ожидавшие такой быстрой развязки, – скорее выпивали ещё по кружке, невзирая на ругань, стоящей рядом, женщины-милиционера.

Судя по лёгкости, с которой они наливали последнюю кружку, – канистра была уже практически пустой. Они поставили её к дверям аэровокзала и неуклюже побежали к самолёту…

На скамейке

Опять под окном появилась скамейка. Недели за две до этого, мы с сыном утащили скамейку от нашего окна подальше в другой двор…

Вроде бы удобно, когда около подъезда можно присесть – подышать свежим воздухом, особенно когда нет балкона в квартире на первом этаже. Но нам скамейка больше мешает, чем приносит пользы. Постоянные дебаты за окном надоедает слушать. Особенно ночью, если летом у скамейки собирается молодежь.

– Я видел, – сказал мне сын, – как Вовка с третьего этажа, тащил поздно вечером эту скамейку – видно спёр ее с троллейбусной остановки.

– Да, точно, – вспомнил я, – там, на днях поставили две скамейки именно такого, ярко-красного цвета.

Уже после обеда Аннушка, Вовкина мать, красила скамейку жёлтой краской. Всё ясно – кто дал Вовке это важное задание…

И вот наша приподъездная жизнь снова вернулась в своё русло. И мы снова стали в курсе всех событий происходящих в мире, в крае и в нашем кооперативном доме.

Старушки вначале шёпотом, затем всё громче и во весь голос, переходящий в крик, решали по вечерам здесь важные государственные проблемы.

Аннушка, теперь на правах хозяйки скамейки, была арбитром всех споров и жизненных вопросов. Основной же и излюбленной темой её разглагольствований был пресловутый «квартирный вопрос». Она кляла наше кооперативное начальство, которое повышает тарифы, но не принимает никаких мер по благоустройству придомовой территории, ремонту коммуникаций и подъездов. В то же время её возмущали сборы денег на благоустройство, ремонт коммуникаций и подъездов. То есть темы для её возмущений не иссякали никогда. Аннушка перед слушателями распалялась так, что её крик и брань были слышны далеко за пределами нашего двора.

Мы же прослушав местные новости и вводную часть, и видя, что Аннушка входит в раж, стали, открыв пошире окна, включать на всю громкость телевизор. И Аннушка вскоре сдавалась, не в силах заглушить стрельбу и взрывы бомб «интересного фильма».

Иногда, она стучала в окно и просила сделать потише звук телевизора. Мы же поясняли ей, что с радостью бы убавили звук, но из-за шума у подъезда не можем посмотреть интересную передачу…

Случались и ссоры. Бабке Морковниковой как-то раз поручили собрать деньги с жильцов на пластиковые окна в подъезде. Но Аннушка категорически отказалась платить, – Вам деньги девать некуда – у вас пенсии большие, вы и платите! А у меня маленькая! – сказала она Морковниковой.

– Увидела! – ответила ей Морковникова, – Я на Севере за неё 30 лет работала на морозе.

– Она работала! – ответила ей Аннушка, – А мы сидели здесь просто, сложив руки…

После этого, они долго не общались, избегали друг друга. Тут ещё бабка руку сломала, заподозрив, что это Аннушка её сглазила… На скамейку приходили по очереди. Но время лечит не только переломы. Вначале они стали сидеть молча, потом к ним вернулась речь…

Днём у скамейки раздавался детский щебет. Это трое пацанов, возвращаясь со школы в одно и то же время, в районе 12 часов, садились на скамейку и каждый, уткнувшись в свой телефон, играл в свою игру, при этом бурно выражая свои эмоции. Потом, посидев и поиграв минут тридцать, они организованно расходились по домам…

Пустовала скамейка только зимой. Холодно на ней сидеть, неуютно.

Весной же, как после зимней спячки, Аннушка вновь начинала на ней свои посиделки. А стариков в доме становилось всё меньше – электорат Аннушкин подходил к нулю. И только бабка Морковникова продолжала составлять ей компанию.

Диалог их как в «день сурка» был примерно одинаков.

– Бухгалтер опять насчитала мне долг, – говорила Аннушка, – Хотя всё время плачу вовремя. Они же сами дают мне данные – и опять долг выставили в три тысячи.

– Погода нынче холодная. Уж скоро май, а тепла нет – всё холодно, – сказала ей бабка Морковникова.

– Я спрашиваю бухгалтершу: «Откуда взялся долг? Вы же сами давали нам сведения. Я платила, – как вы сказали?» Она мне говорит: «Так теплосети выставили долг дому, и мы его разделили на все квартиры», – продолжала Аннушка.

– Да! – поддакнула Морковникова, – В прошлом году теплее было. Помню – в это время уже совсем было тепло. А сейчас – всё в зимнем пальто хожу и не жарко…

– А я с чего это буду платить чужие долги. Кто-то не платит, – а теперь на нас разделили! Умные! Не буду я платить! – не меняла тему Аннушка.

– Вчера пошла в магазин, – сказала бабка Морковникова, – ветер такой холодный. Прямо руки мёрзнут как зимой. Пришла потом, еле отогрела их.

– Мне говорят: Всем выставили долг, не только мне, – а я одна возмущаюсь! – сказала Аннушка, – Все молчат! А я почему должна молчать?

– Раньше помню – после первого мая уже купались в деревне – так тепло было, – продолжала Морковникова, – А нынче пойди искупайся – сразу окачуришься.

– Правильно! – согласилась сама с собой Аннушка, – А почему я должна платить за кого-то. У нас полдома должников. Вот пусть они и платят. Пусть сначала они погасят долги!

– Тут скоро родительский день, – поддерживала разговор бабка, – В прошлом году какая теплынь была в родительский день – мы ходили на кладбище. А сейчас – вон какая холодина…

– В прошлом году так же за воду было. Платили-платили и вдруг – долг! Эта новая бухгалтерша опять химичит. Каждый раз приходит новый бухгалтер и выставляют долги. А по черту мне это надо? Не буду я платить! – возмущалась Аннушка.

– Внуки на дачу зовут в воскресенье, – вставила бабка Морковникова, – А я говорю, – Чё там мерзнуть на этой даче? Никуда не поеду!

– Сейчас снова заплатишь – придет новый бухгалтер и снова скажет: «Вы должны!» – продолжала возмущаться Аннушка, – Я сказала: «Не буду платить!» Значит – не буду! Пошли они на черта! Я и председателю сказала: «Не буду платить!» Вот и всё! Кто долги делал – тот пусть и платит. Я что, миллионер – за всех платить!

– Дома тоже холодно, – сказала, подумав, бабка Морковникова. Батареи чуть тёплые. Ветер всё выдувает. Хожу дома в кофте, – не снимаю…

– Всё! – сказала Аннушка. – Надо идти домой. Спина замёрзла. И не буду я ничего платить! Председатель умный – вот пусть сам и платит…

И они зашли в подъезд, продолжая рассуждать каждый о своём.

Встреча

«Волга» стояла напротив кинотеатра «Родина». Я шёл на работу после обеденного перерыва. Кто-то махнул мне в «Волге», когда я проходил мимо неё. Я тоже кивнул головой, хотя и не понял, кто там сидит за рулём. Дня через три, снова, как только я поравнялся с этой «Волгой», дверце её приоткрылось.

– Ну что ты, Саша, всё проходишь мимо. Подойди хоть, – поговорим! То всё торопишься куда-то? – сказал мне выглянувший из машины мужчина.

Я подошёл, силясь узнать его, но не мог вспомнить, хотя лицо вроде бы было знакомым.

– Садись! – пригласил он меня в машину, – Расскажи хоть как живёшь? Чем занимаешься? Куда торопишься, каждый день? Уже в который раз проходишь мимо моей машины!

– Да, работаю – вон в том здании! – показал я рукой.

– Я и то вижу тебя каждый день здесь в одно и то же время. Я внучку сюда на занятия привожу, и каждый день здесь стою, – жду её… Я уж думал ты давно на пенсии. Я тоже всё работал, два года как бросил это занятие и теперь отдыхаю. Дом, дача, внучка – дела находятся. А ты всё работаешь?!

– Пока работаю! – ответил я ему, – Хотя давно уже пенсия есть.

– Наших-то, кого-нибудь видишь? – спросил меня мужчина.

«Наверное, он из УВД?!» – всё больше стараясь вспомнить его – подумал я. В УВД много сотрудников, с которыми во время службы мне приходилось общаться в патрулях, на операциях, в командировках…

– Теперь редко кого вижу, – продолжил я разговор, – Кто уехал из Читы, кто – умер. А тех, кто и остался, порой сразу и не узнаешь, встретив на улице, – столько времени уже прошло…

– Да! – сказал он, – Это точно!

– Иной раз увидишь в городе знакомое лицо, пока вспоминаешь, кто это? – человек уже прошел мимо.

– Да! Время мчится быстро! Давно ли с армии пришёл? – сказал мужчина, – А уже 45 лет прошло.

– А ты с кем общаешься? – решил проверить я его через общих знакомых.

– Да практически ни с кем – ответил мне мой собеседник, – Летом на даче. В городе бываю только из-за внучки. Постою здесь час и опять – домой или на дачу…

Всё время, разговаривая с ним, я напрягал память, но никак не мог вспомнить его, хотя память на лица у меня хорошая. «Надо же, как люди меняются! – подумал я, – Может на военных сборах с ним вместе был? Где ещё так близко мог с ним общаться?

– Вы всё там же живёте? Или переехали? – задал он мне очередной вопрос.

– Да, там же! Как приехали в Читу, так и живём в одном месте! – ответил ему я.

– Как родители-то? Живы? Здоровы? – спросил он меня, вводя в новые размышления. «Может это родителей какой-то знакомый?» – стал уже думать я.

– Отца нет уже 7 лет, а мать жива. Так и живет со мною в одном доме в другой квартире.

– Передавай ей огромный привет! – сказал мне мужчина, поставив меня в очередной тупик (от кого – привет?), – Хорошая женщина, я к ней часто в магазин забегал, когда она ещё работала.

– Она не работала в магазине, – она в школе всю жизнь работала! – сказал я, подходя к тому, что, наконец, что-то начинает проясняться.

– Да ладно об этом! Как брат? Я его тоже давно не вижу. Тогда, после армии, когда у вас останавливался на КСК, – он ещё школьником был…

– У меня нет брата! У меня сестра! – ответил я ему, – И на КСК мы не жили…

Тут к моему собеседнику начало приходить осознание. – Слушай! – сказал он, – Неужели я ошибся?!

– Извините! – вдруг перешёл он на «вы», – Вы так похожи на моего товарища. Вместе в армии служили. Он с родителями на КСК жил. После армии я на несколько дней останавливался у них, когда домой возвращались. У меня родители в районе жили тогда. Я уж потом в город перебрался…

– Извините меня! Ошибся! – снова начал извиняться он.

– Ну, ничего! Бывает! – ответил я ему, вышел из машины и пошёл на работу, отключая в голове механизм поисков этого человека в картотеке памяти…