Представляется, что причиной этого – помимо недостаточного внимания переводчиков к стилю или неспособности его выдержать – является стилевое многообразие самих сонетов Шекспира. Все это – и элегичность, и философичность, и ренессансная страстность и литературное изящество – в них присутствует, а переводчик, осознанно или бессознательно, откликается в большей степени на что-то одно, чем предопределяется стиль его перевода. Надо полагать, что при дальнейшем освоении шекспировских сонетов вопросы стиля выйдут на первый план. Возможно, будет поставлена и решена задача воспроизведения в переводе всей стилевой сложности оригинала.
Один из вечных вопросов – вопрос о должном языке перевода. Каким языком переводить по-русски поэтическое произведение, написанное четыре века назад в Англии? Когда Шекспир писал свои сонеты, в Москве правил Борис Годунов. Понятно, что попытка перевести «Сонеты» русским языком той эпохи возможна только в виде лингвистического эксперимента.
Относительно другой крайности – перевода классической поэзии сегодняшним, живым разговорным языком – мнения разнятся. Были и есть сторонники такого подхода, в том числе среди самых уважаемых переводчиков. Так, Б. Пастернак писал: «Наравне с оригинальными писателями переводчик должен избегать словаря, не свойственного ему в обиходе, и литературного притворства, заключающегося в стилизации. Подобно оригиналу, перевод должен производить впечатление жизни, а не словесности»35. Это было сказано в связи с переводами шекспировских пьес, однако такой подход отразился и в пастернаковских переводах сонетов, которые по сей день вызывают большие споры.
На практике подавляющее большинство современных переводов «Сонетов» Шекспира выполняется на некоем особом, искусственном языке, специально выработанном для перевода классики. По своему словарному составу это почти язык 19 века. Почему же именно 19 века, а не, скажем, 18-го или 20-го? В обоснование этого иногда говорится, что русский поэтический язык «после Пушкина» находился на такой стадии развития, которая соответствует состоянию английского языка «после Шекспира». Доля истины в этом есть, но можно заметить, что переводы Шекспира пишутся не собственно на языке Пушкина (это и невозможно, для этого нужно быть Пушкиным), а, скорее, на языке эпигонов Пушкина второй половины 19 века, которые подражали его поэтической технике, не обладая его гением. Шекспир же был не эпигоном, а творцом – в том числе, творцом языка; множество изобретенных им слов и выражений вошли в английский язык из его пьес (и отчасти из сонетов). Эта языковая свобода, творческое, хозяйское обращение с родным языком отсутствуют в переводах. Если пытаться это передать, то пришлось бы, наверное, что-то брать от Тредиаковского и Ломоносова, а что-то – от Хлебникова и Маяковского. Таких опытов пока не было; будут ли они, и изменятся ли взгляды на язык перевода – покажет будущее.
Помимо элементов стиха, перечисленных Брюсовым, хотелось бы отметить важность передачи в переводе присущих оригиналу контрастов и противоречий. Вообще, язык художественного образа – это язык контрастов, и правда перевода – это правда осмысленного воспроизведения этих контрастов в их подлинных пропорциях и живой взаимосвязи.
Для сонетов Шекспира смысловые контрасты и противоречия не просто характерны, но, можно сказать, составляют всю их ткань, их настоящий смысл. Поэт убеждает молодого человека завести семью, но затем сам претендует на его любовь, обещает не ревновать, но бешено ревнует, приписывает своему кумиру верность (truth), постоянно изобличая его в изменах, называет свои стихи «бедными», но дьявольски гордится ими и предрекает им вечную жизнь. И в пределах одного сонета, в трех катренах и «замке», далеко не всегда выдерживается традиционная смысловая схема: «тезис – антитезис – синтез». Нередко заключительное двустишие создает лишь видимость примирения противоречий или само вдруг открывает новое смысловое измерение. К этому нужно прибавить уже упоминавшиеся смысловые рифмы и вездесущую игру слов.
Не все из этих противоречий и контрастов можно однозначно истолковать, многое остается тайной – отражением в поэзии тайн человеческой души. Великая задача переводчика – пройдя долгий путь воспроизведения конкретных метафор и формальных особенностей оригинала, выразить на родном языке это добытое гением знание о человеке, чтобы иметь право сказать, вместе с Борисом Пастернаком:
Поэзия, не поступайся ширью.
Храни живую точность, точность тайн.
Не занимайся точками в пунктире
И зерен в мире хлеба не считай.
Оригинал Торпа. Комментарий. Подстрочный перевод
20 мая 1609 г. издатель Томас Торп внес «книгу под названием Шекспировы сонеты» (“a booke called Shakespeares sonnettes”) в реестр лондонской «Почтенной компании торговцев канцелярскими принадлежностями», контролировавшей книгоиздательскую деятельность и книжную торговлю. Торп не имел ни собственной печатной мастерской, ни книжной лавки; тираж книги в формате quarto, изготовленный печатником Джорджем Элдом (George Eld), был для реализации поделен между книготорговцами Уильямом Аспли (William Aspley) и Джоном Райтом (John Wright), имена которых были помещены на титульном листе.
На обороте титульного листа имелось посвящение, набранное заглавными буквами, с разделителями в виде точек, для стилизации под торжественное «римское» письмо:
TO.THE.ONLIE.BEGETTER.OF.
THESE.INSVING.SONNETS.
Mr.W. H. ALL.HAPPINESSE.
AND.THAT.ETERNITIE.
PROMISED.
BY.
OUR.EVER-LIVING.POET.
WISHETH.
THE.WELL-WISHING.
ADVENTURER.IN.
SETTING.
FORTH.
T. T.
Посвящение порождает ряд вопросов, на которые пытались ответить все поколения исследователей «Сонетов».
Подпись под посвящением – “T. T.” – естественно считать инициалами издателя, Томаса Торпа. По существовавшей практике, издатель (вместо автора) мог выбрать патрона для своего издания и написать посвящение от своего имени, если ему принадлежало право на рукопись. Такое положение обычно было обусловлено смертью автора; с другой стороны, это согласуется с версией о том, что издание было осуществлено без ведома последнего.
Патрон издания назван “begetter”, что допускает различные истолкования. Глагол “beget” имел следующие основные значения: 1) доставать, приобретать; 2) рождать, порождать. Соответственно, существительное “begetter” могло означать «тот, кто достал (и передал издателю) рукопись книги» или «тот, кто решающим образом (например, финансово) способствовал появлению книги на свет».
Себя издатель характеризует как “well-wishing adventurer in setting forth”. Помимо декларации своей ответственности за издание, что было обычным в подобных посвящениях, T. T. называет себя «доброжелательным», а также признает, что издание носит рискованный, или авантюрный характер. Последнее можно истолковать как указание на рискованность издания как коммерческого предприятия или как намек на его пиратскую природу.
В целом посвящение можно перевести как «Мистеру W. H., единственному, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты, всяческого счастья и вечности, обещанной нашим бессмертным поэтом, желает доброжелатель, рискнувший выпустить их в свет. T. T.».
Исходя из того, что «наш бессмертный поэт» – это, по-видимому, Шекспир, многие исследователи делали вывод, что под «мистером W. H.» следует понимать того, кому адресована бóльшая часть сонетов, то есть Друга. Это открывает простор для гаданий относительно имени и личности этого адресата.
Следует отметить, что такая интерпретация не является ни единственно возможной, ни самой убедительной. Согласно традициям подобных посвящений, если литературное произведение посвящалось знатному лицу (каковым, без сомнения, был Друг «Сонетов»), то имя такого лица приводилось полностью. Инициалами ограничивались, если посвящение было данью благодарности частному, рядовому человеку, оказавшему издателю какие-либо услуги. С этой второй возможностью согласуется и именование «мистер», которое было бы совершенно невозможно применительно к лорду Саутгемптону или лорду Пембруку.
«Вечность, обещанную нашим бессмертным поэтом» можно понять как вечную жизнь, которую с гордостью предрекал своим стихам автор «Сонетов», и которая, по мысли издателя, должна была распространиться на тех, кто имел отношение к изданию этих стихов. (Отметим, что это обещание исполнилось: неведомый «мистер W. H.», как и сам Томас Торп, поныне живут в комментариях и глазах читателей.)
В настоящее время известно одиннадцать сохранившихся экземпляров «Сонетов» издания Торпа, шесть из которых хранятся в публичных собраниях. В Интернете, в зоне public domain, доступны факсимильные копии оригинала; так, в статье “Shakespeare’s Sonnets” англоязычной Википедии имеется ссылка на такую копию, хранящуюся в Гарвардском университете36.
Для современного читателя-неспециалиста оригинал Торпа представляет трудное чтение. Первое, что бросается в глаза, – это устаревшая графика некоторых букв.
Так, строчная буква “s” в современном написании используется почти исключительно в конце слова; в других позициях она заменяется на так называемую «долгую s» (long s), имеющую написание ſ, зрительно весьма схожее с f. Современная буква u в начале слова передается как v; например, “unused” пишется как “vn-vſd” (сонет 30). Напротив, в середине слова вместо современной буквы v используется u; так, “survive” пишется как “ſuruiue” (сонет 32). Современная буква j в начале слова передается как i; например, “joy” пишется как “ioy” (сонет 8).
В письменном языке эпохи систематически использовалась лигатуры, в которых две буквы передавались одним символом. <В данном электронном издании лигатуры не воспроизводятся.>
Орфография английского языка «Сонетов» значительно отличается от современной. Так, союз/предлог “than” часто пишется как “then”; притяжательный падеж существительных формируется без апострофа и неотличим от множественного числа; некоторые слова, которые сегодня пишутся слитно, в «Сонетах» пишутся как два слова (your self, an other и др.).
Дело осложняется тем, что орфографическая норма в ту эпоху не была строго фиксированной, и в тексте «Сонетов» можно найти разные варианты написания одного и того же слова; так, например, прилагательное “false” встречается в написаниях “false”, “faulse” и “falce”; существительное “scythe” – в написаниях “sieth” и “syeth”, и т. д. Колебания орфографической нормы бывает трудно отличить от ошибок набора, которые в оригинале Торпа также присутствуют в изобилии.
Синтаксис оригинала не только отличается от сегодняшнего, но в ряде мест является путаным, допускающим различные прочтения, а пунктуация порой производит впечатление полного произвола.
Все эти недостатки оригинала Торпа вырастают в значительную проблему для тех, кто хочет глубоко познакомиться с материалом или, тем более, исследовать его. Если для «простого» читателя нет вопроса в том, что считать оригиналом «Сонетов» (достаточно взять любое современное английское издание книги), то исследователь знает, что все «оригиналы» после Торпа содержат значительное количество редакторских правок. Более того, позиции редакторов в отношении должных правок различаются, так что никакие два позднейших «оригинала» не являются идентичными. Отсюда следует, что для анализа «Сонетов» необходимо обращаться к подлинному тексту издания Торпа.
Нижеследующий комментарий для каждого сонета предваряется транскрипцией торповского оригинала, где для удобства ссылок добавлена нумерация строк.
За оригиналом следует краткая характеристика содержания сонета.
Цель комментария – прояснить темные места, «прочесть» то, что является трудным для восприятия из-за проблемного синтаксиса, устаревшей семантики или уникального словотворчества самого Шекспира; раскрыть многозначность и игру слов; указать на примеры употребления стилистических приемов.
Исторические значения слов даются по словарю: “Oxford English Dictionary, 2nd ed., Oxford University Press, 1989” (в дальнейшем – OED).
В качестве источников современных редакторских решений и интерпретаций используются критические издания «Сонетов»:
1. The New Cambridge Shakespeare. The Sonnets. Ed. by G. Blakemore Evans. Cambridge University Press, 1996 (в дальнейшем – Ca).
2. The Oxford Shakespeare. The Complete Sonnets and Poems. Ed. by Colin Burrow. Oxford University Press. 2008 (в дальнейшем – Ox).
Для каждого сонета приводится подстрочный перевод, выполненный на основе анализа оригинального текста.
Сонет 1
1 FRom faireſt creatures we deſire increaſe,
2 That thereby beauties Roſe might neuer die,
3 But as the riper ſhould by time deceaſe,
4 His tender heire might beare his memory:
5 But thou contracted to thine owne bright eyes,
6 Feed’ſt thy lights flame with ſelfe ſubſtantiall fewell,
7 Making a famine where aboundance lies,
8 Thy ſelfe thy foe, to thy ſweet ſelfe too cruell:
9 Thou that art now the worlds freſh ornament,
10 And only herauld to the gaudy ſpring,
11 Within thine owne bud burieſt thy content,
12 And tender chorle makſt waſt in niggarding:
13 Pitty the world, or elſe this glutton be,
14 To eate the worlds due, by the graue and thee.
Сонеты 1–17 объединены общей темой: обращенные к красивому и, вероятно, высокородному молодому человеку, они призывают его создать семью и произвести на свет потомство, чтобы таким образом сохранить полученный от природы дар красоты. Здесь же возникает тема угрожающего красоте разрушительного Времени, которая затем проходит через весь цикл сонетов, обращенных к Другу.
В сонете 1 поэт апеллирует к закону природы, согласно которому красота должна воспроизводить себя, и упрекает юношу в «скаредности», заключающейся в том, что тот «хоронит свое содержание в собственном бутоне», не подчиняясь этому закону.
(1) В издании Торпа сонеты пронумерованы арабскими цифрами; при первом сонете номер опущен.
1 faireſt – Эпитет “fair”, употребляемый в значении «прекрасный» (в первую очередь в отношении Друга), является сквозным для всего свода шекспировских сонетов.
increaſe – прибавление; потомство
2 That So that
Rose – В издании Торпа существительное “rose” всюду напечатано с заглавной буквы, указывающей, что «розу» следует понимать в переносном, персонифицированном смысле – как символ красоты. На переносное употребление слова здесь также указывает курсив. Вообще, подобное использование заглавных букв и курсива в торповском оригинале непоследовательно и не всегда логично.
3 the riper – зрелое, расцветшее (существо, растение)
by time – со временем; в свое время
4 His – Местоимение относится к “Rose”; в английской поэзии, при персонификации, роза принимает мужской род.
tender – юный; незрелый
beare his memory – понесет (воплотив в себе) память. Речь о том, что красота должна найти продолжение в потомках.
5 contracted – обрученный. Возможно также прочтение: «ограниченный», «заключенный (в глазах)».
6 ſelfe ſubſtantiall – (берущийся, взятый) из собственного существа. Присутствует ассоциация с образом свечи, питающей свой огонь за счет самой себя.
9 freſh – новый; яркий; чистый
10 herauld = herald – глашатай, вестник
gaudy – яркий, цветистый. Здесь прилагательное “gaudy” не несет того негативного смысла («крикливый», «безвкусный»), который оно имеет в современном английском языке.
11 thy content – твое содержание. В узком понимании, здесь речь идет о мужском «содержании», которое позволяет стать отцом. Возможно также значение: «удовлетворение», «счастье», а также игра на разных значениях.
12 chorle – Существительное “churl”, имеющее древнегерманское происхождение, в английском языке 16 в. употреблялось в значениях: 1) грубый, неотесанный человек; невежа; мужлан; 2) подлый, низкий человек; 3) скряга. Называя так Друга, автор сонетов имеет в виду упрекнуть его в душевной нечуткости и «скупости», заключающейся в нежелании наделить своей красотой потомство. Ругательное “churl” предваряется ласкательным “tender” (юный; нежный); тем самым образуется оксюморон, призванный смягчить упрек. Слово “churl” употребляется также в сонетах 32, 69.
makſt waſt in niggarding – расточаешь (себя), скаредничая. Выражение “waste in niggarding” образует оксюморон, подчеркивающий неестественность поведения юноши, уклоняющегося от супружества.
13 Pitty = Pity
От прекраснейших созданий мы желаем потомства,
чтобы таким образом роза красоты никогда не умирала,
но, когда более зрелая роза37 со временем скончается,
ее юный наследник нес память о ней.
Но ты, обрученный с собственными ясными глазами,
питаешь свое яркое пламя топливом своей сущности,
создавая голод там, где находится изобилие,
сам себе враг, слишком жестокий к своей милой персоне.
Ты, являющийся теперь новым украшением мира
и единственным глашатаем красочной весны,
в собственном бутоне хоронишь свое содержание
и, юный скряга, расточаешь себя, скаредничая.
Пожалей мир, а не то стан(еш)ь таким обжорой,
Который съест, на пару с могилой, то, что причитается миру.
Сонет 2
1 VVHen fortie Winters ſhall beſeige thy brow,
2 And digge deep trenches in thy beauties field,
3 Thy youthes proud liuery so gaz’d on now,
4 Wil be a totter’d weed of ſmal worth held:
5 Then being askt, where all thy beautie lies,
6 Where all the treaſure of thy luſty daies;
7 To ſay within thine owne deepe ſunken eyes,
8 Were an all-eating ſhame, and thriftleſſe praiſe.
9 How much more praiſe deſeru’d thy beauties vſe,
10 If thou couldſt unſwere this faire child of mine
11 Shall ſum my count, and make my old excuſe
12 Proouing his beautie by ſucceſſion thine.
13 This were to be new made when thou art ould,
14 And ſee thy blood warme when thou feel’ſt it could.
Поэт рисует выразительную картину неизбежной утраты красоты в старости, оправданием и утешением для которой может быть только наличие «прекрасного ребенка».
1 fortie Winters – В поэзии эпохи Возрождения, применительно к возрасту человека, “forty” (сорок) употреблялось нарицательно, в значении «много лет», «начало старости». В словосочетании “forty winters” соединяются указание на прожитые годы и образ зимы как символа старости.
beseige = besiege – осаждать (крепость). В расширительном значении: «окружать со всех сторон»; «донимать». Военная метафора, продолженная во второй строке выражением “dig… trenches” (рыть траншеи), подчеркивает силу и разрушительный для человека характер времени.
brow – лоб; чело
2 digge = dig
3 proud – зд. величавый; великолепный
liuery – зд. наряд; убор
4 Wil = will. Пример непоследовательности орфографии в издании Торпа. В других местах, например, в следующем сонете 3, этот глагол имеет написание “will”.
totter’d weed – Здесь (и в сонете 26) “totter’d” является вариантом написания прилагательного “tattered” (оборванный, истрепанный до лохмотьев). Существительное “weed” в значении «одежда», «предмет одежды» для современного английского языка является архаическим, за исключением словосочетания “widow’s weeds”.
6 luſty – крепкий; полный сил; цветущий
daies = days
8 thriftleſſe praiſe – бесполезная похвальба
9 deſeru’d would deserve
beauties vſe = beauty’s use – Здесь “use” означает «выгодное, с прибылью, использование», «ссуда под проценты»; в переносном смысле – воспроизведение красоты в потомстве. Термины из областей коммерции и судопроизводства часто и нарочито используются автором «Сонетов» в, казалось бы, непоходящем для этого контексте – в разговоре о красоте, любви и т. п.
10 this faire child of mine… – В современных изданиях «Сонетов» этот текст и следующая строка выделяются как прямая речь: “If thou couldst answer, ‘This fair child of mine…’” (см. Ca, Ox).
11 Shall ſum my count – подытожит мой счет (оплатит мой долг перед Природой)
make my old excuſe – оправдает мою старость
12 Proouing = Proving
by ſucceſſion – (переданный, полученный) по наследству. Юридический термин.
Когда сорок зим возьмут в осаду твое чело
и выроют глубокие траншеи в поле твоей красоты,
великолепный наряд твоей юности, который теперь так привлекает взгляды,
все будут считать никчемными лохмотьями;
тогда, если тебя спросят, где вся твоя красота,
где все богатство цветущих дней,
сказать, что оно в твоих глубоко запавших глазах,
было бы жгучим стыдом и пустой похвальбой.
Насколько похвальнее было бы выгодное использование твоей красоты,
чтобы ты мог ответить: «Этот мой прекрасный ребенок
подытожит мой счет и станет оправданием моей старости», —
доказав его сходством с тобой, что его красота – твое наследие.
Это было бы как снова стать молодым, когда ты стар,
и увидеть свою кровь горячей, когда ты чувствуешь, что в тебе она холодна.