Глава 9. Семья
Страхов отвез Волкова к его родителям и поехал в сизо, чтобы перед отлетом в Краснодар поговорить с клиентом и сообщить ему о намечающемся прогрессе.
Ильинского привели к Страхову и оставили их наедине. Внутренний свет, который во все предыдущие встречи исходил от Антона, стал потухать. Глаза его потускнели, румянец на щеках ушел, и лицо побледнело.
– Скажите, как моя бабушка? – обеспокоенно произнес Антон, как будто забыв поздороваться.
Страхов понял, что беспокойство это вызвано не сменой статьи, зависящей от состояния здоровья пострадавшей, а сыновьими чувствами, в особенности, чувством вины за то, что не может сейчас находиться рядом с бабушкой.
– На ее лечение требуется большая сумма денег, – честно ответил Страхов, с тяжелым сердцем вспоминая разговор с заведующим отделением.
– Насколько? – вздрогнув, задал вопрос Ильинский.
– Около миллиона рублей, – сдавленным голосом произнес Страхов и опустил глаза, внезапно ощутив чувство вины,
– А как все остальные? – так же обеспокоенно спросил Ильинский.
– Примерно так же, – мрачно ответил Страхов и, не выдержав, добавил, – Почему вы не задаете никаких вопросов по делу?
– Вы сами расскажете, – смиренно проговорил Ильинский.
– Дело в том, что – Страхов замялся и решил, что не стоит упоминать об Измайлове, до тех пор пока не он во всем не разберется, – Оказалось, что доказать вашу невиновность будет довольно просто. Сейчас есть другие подозреваемые.
– У следствия?
– У меня, – коротко ответил Страхов и прибавил ободряющим тоном, – Я думаю, что через неделю, вы уже сможете выйти отсюда. Я передам вашим друзьям, что залог не потребуется.
Ильинский поднял усталые глаза на адвоката и с трудом произнес:
– Они хотели внести залог?
– Да, – кивнул Страхов и, попрощавшись с клиентом, отправился на вокзал.
Оформив билет на рейс до Краснодара и набрал номер Наташи, чтобы предупредить ее об отлете.
Наташа, измученная чувством вины, шла домой пешком под жарким вечерним солнцем по гудящему проспекту, задыхаясь от выхлопов проезжающих машин. Воздух стоял сухой и душный, не было ни малейшего порыва ветра, и на небе не было ни одного облака. Она и сама не могла точно сказать, почему не стала брать такси, а отправилась домой пешком. «Наверное, я сама себя наказываю, нужно бы позвонить и поговорить,» – размышляла она, но так и не решалась набрать его номер. Интуиция подсказывала ей, что стоит оставить настойчивость и любые объяснения, дать ему время всё обдумать самостоятельно. Она понимала, что так будет лучше, но не могла ничего сделать с чувством стыда и страха. Рассуждая так, споря сама с собой, она не заметила, как прошла мимо дома, и опомнилась только через два квартала, обнаружив себя на большом перекрестке улицы Кутузова и улицы Фрунзе. Огорченно всплеснув руками, она развернулась и пошла обратно.
Дома ее встретила Лена, одетая в короткое шелковое платье на лямках. Она стояла на цыпочках у зеркала в узкой прихожей и подкрашивала пухлую отвисшую нижнюю губу.
– Ты куда-то собираешься? – спросила Наташа, проползая между хрупкой спиной Лены и стеной.
– Олег приедет за мной через 5 минут, – восторженно проговорила она, подводя свои сапфировые глаза синим карандашом, – Хорошо, что ты так вовремя пришла. Как твой день? Ты есть будешь? Я приготовила ужин. Так заморочилась, пол-рынка избегала, чтобы найти вкусные авокадо, – протараторила она, уже не особо заинтересованная в ответе на вопросы, которые сама же и задала.
Лена в спешке поцеловала подругу в голову и, как только зазвонил ее телефон, упорхнула за порог.
Наташа пожелала ей удачи, заперла дверь, вернулась в комнату и опустилась в кресло.
Окна выходили на запад, и после четырёх часов дня яркие солнечные лучи заполняли и нагревали комнату. В желтом свечении беспорядочно кружились тонкие белые пылинки. Наташа, сложив руки на животе, наблюдала за их танцем и думала о тех грядущих моментах счастья и несчастья предстоит еще предстоит им пережить. Она просидела так с четверть часа, а после, по просьбе Валентины Валерьевны, отправилась забрать Лизу из больницы.
Лиза с первой встречи была очарована невестой старшего брата. Она казалась ей принцессой из сказок, которые мама читала на ночь. Она была красива, изящна, добра, умна, смела, и, главное, рядом с ней Лиза тоже чувствовала себя принцессой. Они проводили вместе много времени: Наташа водила её в театр, на экскурсии и брала с собой в походы, когда ее класс отправлялся за город. Лиза с нетерпением ждала, когда Наташа заберет ее из больницы и отвезет к себе домой, где они приготовят что-нибудь вкусное, посмотрят фильм, а потом она расскажет Наташе о мальчике, который лежал в соседней палате. Всё вышло так, как она хотела, только о мальчике она рассказала сразу, потому что не смогла ждать так долго.
Когда чай был выпит, эклеры – съедены, а фильм – досмотрен, Наташа привезла Лизу к матери. Валентина Валерьевна увидела дочь, всплеснула руками, воскликнув «как выросла», и крепко сжала ее в своих объятиях, смахивая с полных красных щек набежавшие горячие слезы. Она с благодарностью посмотрела на Наташу и почувствовала себя виноватою перед нею.
– Знаешь, Наташа, – прошептала Валентина Валерьевна, отведя невестку в сторону, – я рада, что ты есть у Жени теперь. Он очень ранимый мальчик, хотя и пытается это скрывать. Ты прости меня, что я так резко выступила за крещение внука. Это, конечно, ваше дело.
– Нечего прощать, Валентина Валерьевна. Спасибо за ваше понимание, – с улыбкой ответила Наташа и обняла будущую свекровь.
Вдруг Валентина Валерьевна крепко сжала Наташу за локоть и с жаром прошептала ей на ухо:
– Ты должна понять, что любая мать переживает за своего ребенка так, как она не переживает ни за кого. Она не спит, когда у него температура. Она не есть, если ребенок страдает или терпит неудачи. Любая мать хочет сделать будущее своего ребенка блестящим, и она готова пожертвовать всем, ради этой высокой цели. Все, что я делала в этой жизни, было ради Жени и Лизы. Они двое – смысл всей моей жизни. Ничто и никто не сможет этого изменить.
Наташе было приятно неожиданное проявление теплых чувств, хотя она и знала, что ничего не изменится в поведении Валентины Валерьевны, что она снова будет недовольна тем, как Наташа ведет хозяйство, тем, что она много работает и проводит большую часть своего времени с чужими детьми, что снова будет нервно спрашивать, чем она кормит Женю, и почему он так исхудал.
Смыслова попрощалась с Лизой и села в такси, чтобы вернуться домой, в этот момент зазвонил ее телефон, и на экране загорелось имя Жени. Она с трепетом поднесла телефон к уху и услышала, как в трубке раздался теплый родной голос:
– Наташа, я полечу в Лермонтово. Вова должен быть там. Сейчас я уже на вокзале, в Москву поеду на поезде.
– Ты меня не хочешь слушать, – огорченно произнесла Наташа.
Страхов, отпустив свой гнев, стал понимать истинный смысл Наташиных слов и объяснил спокойно, надеясь на её мудрость:
– Наташа, ты не можешь бросить Лену, а я не могу бросить Вову.
– Я понимаю, – ласкового проговорила Наташа и заботливо поинтересовалась, – А как твое дело о пожаре?
– Скорее всего Вова как-то с ним связан, – резко ответил Страхов, и в его голосе появилась холодность и раздраженность.
– Почему ты мне раньше не сказал? – в недоумении спросила Наташа.
– Был занят выяснением наших отношений, – нервно посмеялся Страхов и добавил, – Ты хочешь сказать, что от него одни неприятности?
Наташа добродушно улыбнулась и ответила:
– Я очень хочу так сказать, но не буду. Он твой друг, а ты взрослый мужчина, который сам принимает решения. Если ты так решил, значит, так и поступай.
Страхов немного помолчал и с болью и благодарностью в голосе произнес:
– Прости, что усомнился в твоей верности. Все так смешалось в последнее время.
– За что ты так ему предан? – с трепетом спросила Наташа.
– Он всегда был рядом, когда мне это нужно было. Он поддерживал меня и верил тогда, когда никто не верил. Он уговорил меня подать документы в другой вуз, когда я провалил вступительные в школу милиции. Он учил со мной билеты, не спал ночами, чтобы помочь написать диплом. Пришел на защиту экзамена в палату адвокатов. Он не дал мне напиться и подраться, когда меня бросила любовь всей моей жизни, как я тогда думал, – Страхов запнулся, почувствовав жжение в горле от подступивших слез, и продолжил сдавленным голосом, – Он, может быть, дурак, но он мне как брат.
– Все будет хорошо, – нежно проговорила Наташа, – Напиши, как прилетишь.
– Напишу, – пообещал Страхов и положил трубку.
Наташа облегченно выдохнула и стала собираться на встречу с сестрой, которую они назначили еще несколько недель назад. Осмотрев себя в зеркале и удовлетворившись своею красотой, (как это свойственно девочкам и женщинам она хотя и сознавала себя хорошенькою, но не всегда такою себя чувствовала, поэтому в тот день, когда чувствовала, она старалась крепко запомнить это своё ощущение, чтобы легче было переживать минуты недовольства собой), вышла за двери.
Наташа, хотя и сидела в другом конце зала, далеко от входа, сразу узнала сестру, когда та вошла в ресторан. Высокий рост, узкие кисти, худые пальцы, длинные шея, руки и ноги выдавали в ней танцовщицу. Это был редкий день, когда Яна могла распустить свои тонкие чёрные вьющиеся волосы, а не убирать их в высокую шишку. Она мельком посмотрела в зеркало и пригладила маленькие непослушные завитки, спустившиеся на высокий лоб, затем ловким движением тонкой руки поправила струящуюся ткань белой шифоновой блузки и взбила пышные рукава. Её воздушный силуэт в длинной летящей юбке привлекал внимание окружающих. Она была заметна даже в самой густой толпе людей.
Наташа подошла к сестре, крепко обняла её и посмотрела так, как смотрят родные на того, кого давно не видели, и по кому слишком сильно скучали. Яна светилась. Ее широко посаженные яркие серые глаза, смотрящие из-под изогнутых пушистых ресниц, блестели нежностью, а когда очаровательная улыбка оголила верхний ряд больших белых зубов, выражение её красивого лица стало наивно-детским.
Рядом с Яной стояла незнакомая Наташе молодая женщина.
– Наташа, знакомься, – ласково сказал Яна, – это Вера. Я тебе про неё рассказывала. Вера, это моя сестра Наташа.
Наташа улыбнулась, поздоровалась и провела к столику сестру и её подругу. В пути она старалась припомнить что-то из рассказов Яны о Вере, но как ни силилась, не могла вспомнить ничего конкретного.
Яна села напротив сестры, чтобы видеть её, и подругу посадила рядом с собой. Пока опоздавшие дамы, опустив глаза в меню, выбирали блюда, Наташа разглядывала незнакомку.
Вера производила впечатление строгой женщины, не знающей милосердия. Тяжелый взгляд её чёрных выразительных глаз, слегка прикрытый длинными прямыми ресницами, напомнил Наташе взгляд Страхова. На её прямоугольном лице резко выделялись широкие, острые скулы и круглый высокий нос, а губы сливались в одну тонкую розовую полосочку. Нетипичная красота Веры наверняка обуславливалась слиянием восточных и славянских ген. Длинное прямое платье цвета неба летней ночью подчёркивало её смуглую кожу, и тёмные густые волосы казались на его фоне ещё темнее. Рядом с легкой и изящной Яной она выглядела приземленной, даже несколько грубоватой.
Когда официант принял заказ, Яна, смущаясь и краснея от стыда, робко начала свой рассказ:
– Я встретила одного человека на работе, мы уже давно встречаемся. Его зовут Антон, он работает вместе со мной, у нас с ним много общего, он такой внимательный. Он предлагает мне уйти от мужа и выйти за него замуж.
Наташа, ошарашенная словами сестры, невнятно пролепетала:
– Я не знаю, дорогая. Толстой бы сказал, что нельзя. Чехов бы сказал, что можно.
Вера, ничуть не изменившаяся в лице после откровения Яны, пожала плечами и сказала:
– Жизнь сложная штука, в книгу её не уместишь. Нужно очень хорошо чувствовать, что хочешь сам и чего хочет от тебя жизнь.
– Видишь, – встрепенувшись, сказала Яна, – я хочу уйти, но должна остаться, – с горечью в голосе произнесла она, выделяя слово «должна», – Почему я не могу быть счастливой из-за устаревших моральных устоев?
– Если ты задаешь себе эти вопросы, значит, эти устои не такие уж и устаревшие, – заметила Наташа, пытаясь понять собственное отношение к поступку сестры.
Вера согласно кивнула головой и продолжила:
– Среди трех слов «хочу», «могу» и «должна», все хороши, но только если наша мотивация истинная, сбалансированная. Тогда «хочу» не закрывает пеленой наши глаза, наполняя их животной страстью к материальным наслаждениям; «должна» не взваливает ношу ненужной ответственности и ожидания благодарности в ответ; а «могу» не прорастает короной гордыни на нашей голове.
Яна замотала головой и огорченно проговорила:
– Моё хочу и должна не совпадают. Я даже не понимаю, почему я сомневаюсь. У нас нет детей, меня ничего не держит.
Наташа сочувственно посмотрела на мятущуюся сестру, не находя подходящих слов для поддержки.
– Уходить от мужа или не уходить – решать тебе самой, – ясно сказала Вера,
– Но если остаёшься, важно понимать, почему ты это делаешь. Не будешь ли ты зла на весь мир? Зачем эта жертва? Не захочется ли тебе мстить собственным детям и нелюбимому мужу? А если уходишь, то не будет ли с ним то же, что и с этим? Ты можешь гарантировать, что не поймёшь со временем, что это не такая любовь, какая была? Не слишком ли много ожиданий ты возлагаешь на эти отношения? Несёшь ли ты ответственность за свою жизнь и счастье или хочешь, чтобы Антон сделал тебя счастливой?
– Я счастлива с ним, а без него – нет, – твердо заявила Яна, надув пухлые губы.
– Вот и проблема, – разведя руками, спокойно произнесла Вера, – Ты живешь в иллюзии. А когда человек живет в иллюзиях, а не в реальности, каждое материальное событие мира приносит ему бесконечную боль. Когда человек знает, кто он, не врет себе, знает свои истинные цели, то есть он во всем опирается на себя, такое состояние способно принести счастье. А ты сейчас убегаешь от ответственности за себя же саму.
Смелость и простота, с которой Вера говорила то, что никогда не сказала бы Наташа, щадя чувства своей сестры, раздражала ее, но она не могла отвести от нее взгляд. Вся натура Веры обладала природным магнетизмом, от которого нельзя было спрятаться, закрыться или убежать.
– Хочешь сказать, что я не знаю своего истинного желания? – оскорбленно спросила Яна.
– А ты его знаешь? – подняв черную бровь вверх, поинтересовалась Вера.
– Я хочу быть с Антоном, – в сердцах бросила Яна, и на ее высоком лбу выступила испарина.
– Уверенна? – также спокойно и настойчиво проговорила Вера.
Яна впала в ступор и замолчала.
– Кажется, что ты хочешь быть счастливой, – пояснила Вера, повернувшись лицом к подруге, – Только есть проблемы. Для тебя счастье – это бесконечное получение удовольствия от жизни. Если понимать счастье только так, то ты никогда не будешь счастливой. В жизни всегда будут болезни, ссоры, смерти, другие обстоятельства, которые нужно будет преодолевать.
Наташа вздрогнула от этих слов, по ее рукам побежали мурашки, и она машинально стала гладить свой живот.
– А как я себя должна чувствовать счастливой? – с укором спросила Яна у Веры, выставив плечи вперед и спрятав голову.
– Должна? – изумленно переспросила Вера и рассмеялась, – Так это не работает. Каждый сам ищет ответ на этот вопрос. Я могу тебе только сказать, как я себе на него отвечаю.
– Давай, – охотно согласилась Яна, и плечи ее опустились.
– Опираясь на себя, не впадая в иллюзии, не становясь жертвой, тираном или спасателем, исполняя свои обязанности ответственно и с любовью, можно почувствовать себя счастливым.
– Наташа, что ты думаешь? – в отчаянии спросила Яна, повернувшись к сестре.
Наташе хотелось кричать о том, что сестра совершает огромную ошибку, что она Каренина до мозга костей и, вероятность, закончить так, как Каренина велика. Однако излишняя эмоциональность могла напугать Яну, и Наташа выверяла каждое слово, сказанное в адрес сестры.
– Твоя чистота не даст тебе простить себя за предательство. Каким бы мужем он ни был, свою роль благочестивой жены ты не выполнила, с последствиями этого придется столкнуться. Ты готова к этому?
– Я не знаю, – стыдливо опустив глаза, прошептала Яна.
– Верни хотя бы честность в ваши отношения, – сказала Наташа, погладив сестру по руке, – Может, тебе и не придется выбирать между ним и Антоном.
– Спасибо, что ты всё еще веришь в мою чистоту, – после минуты молчания ласково произнесла Яна и с благодарностью посмотрела на сестру.
Беседа между тремя женщинами продолжалась еще около двух часов. Наташа была очарована Верой, она не смогла преодолеть ее природного магнетизма, и спустя несколько сильных фраз из уст новой знакомой, заставили Смыслову иначе взглянуть на Веру. Теперь Наташе уже не казался тяжелым взгляд ее темных глаз, а речи не казались проповедью. Ей хотелось дольше слушать ее мягкий альтовый голос, но солнце скоро село, и пришло время расставаться. Прощаясь, Наташа не удержалась и задала Вере личный вопрос:
– Почему ты оставила искусствоведение и ушла в бухгалтерию? У тебя ведь явный талант оратора.
Вера снова пожала плечами и ответила:
– Я поняла, что моё мнение, даже экспертное, мало кому интересно. А если так, то лучше я буду заниматься цифрами.
Ночь накрыла Смоленск своим черным одеялом и укутала в нежные объятия освежающего прохладного ветра. Зажженные фонари освещали длинные широкие улицы, по которым редко проезжали автомобили, гулко ревущие и плюющиеся бензином. Небо, темное и глубокое, простирающееся от края до края, вмещало в себе сотни белых сияющих звезд. Наташа жадно всматривалась в него, думая о вечности и неизбежности.
Глава 10. Страсть
В то время, как Наташа сидела в ресторане со своей сестрой, две пары, не подозревая о существовании друг друга, наслаждались первым свиданием.
Зарецкая приехала в ресторан к Анохину, и после ужина они отправились на прогулку. На чёрном, как сажа, небе висел расплывающийся в серой туманной дымке, желтый растущий месяц. Белый свет звезд маленькими точками редко пробивался сквозь темноту. Холодный ветер разносил свежий запах надвигающейся ночи.
Они шли по выложенной плиткой косой дорожке расцветающего сада Блонье. На обочине дорожки стояли стройные фонари с двойным белыми головами в черных шляпах. Справа от них через несколько вековых лип и тополей, готовящихся распустить свои зелёные листья, за кованой нотами и вензелями квадратной оградкой на высоком пьедестале с дирижерской палочкой в руках застыл бронзовый Глинка. Прямой сосредоточенный взгляд его глаз и прижатая к груди рука готовились дать оркестру команду к началу игры. Но музыкантов не было, и в саду слышались только шепот прохожих и свист прорезающих воздух острых веток голых деревьев. Каменная дорожка убегала вперед, расширялась и становилась окружностью, в центре которой стоял широкий фонтан. В такие пустые весенние вечера фонтан не работал. Он спал, смиренно ожидая момента, когда ему разрешат пениться и подпрыгивать, взлетать вверх и, разделяясь на тысячи переливающихся капель, падать на землю.
Анохин провел Заречную через сад Блонье и остановился на широкой, просторной и пустой площади Ленина, находящейся вдали от дороги и рева машин. Маша поглубже вдохнула вечерний прохладный воздух, отпустила руку Дениса, выбежала на середину площади и стала медленно поворачиваться вокруг своей оси, внимательно осматривая изменившуюся с момента ее последнего приезда улицу. Позади гордо стоящего в одиночестве памятника вождю революции белым светом софитов заливался дом советов. За высокими вечнозелёными елями пряталось здание драматического театра. Шесть точёных монументальных колонн, облицованных полированным гранитом красно-коричневого цвета, с белым композитным капителем, состоящим из завитков и орнамента, составляли портик главного входа. Сложный ансамбль здания, обработанного блоками рваного красного гранита до подоконников второго этажа и выкрашенного охристой краской, сочетал прямые линии и круглые формы. По периметру овального объема между выступов лестничных клеток проходила изящная тосканская колоннада высотой в два этажа, завершенная полным антаблементом. Белый строго декорированный карниз подсвечивался встроенными в него лампами. Маша запрокинула голову и подняла руки к высокому, бесконечному черному небу, пытаясь за него ухватиться. Денис замер на месте, завороженный тем, как ветер путает ее каштановые волосы и поднимает края бархатного пиджака. Она заметила его внимательный взгляд, смутившись, улыбнулась и вернулась.
Они прошли под аркой по аллее мимо металлической сакуры, мерцающей розовыми светодиодами, и зашли в светящийся синим и белым светом Лопатинский сад. Влажный воздух разносил запах свежей земли и сладкий аромат распускающихся цветов. Ветер холодил голые руки, открытую шею и лицо. Горящие фонарики, аккуратными гирляндами натянутые между деревьев над центральной аллеей, казалось, парили в воздухе. Широкая тропинка уводила к пруду, построенного покоем, и разделялась надвое. Одна дорожка огибала пруд и уводила к фрагменту Смоленского Кремля, а вторая вела к мосту и черному чугунному памятнику в виде многогранной пирамиды, вокруг которого размещены 8 пар колонн с позолоченными орлами. Они зашли на мост и, всем телом опершись на чугунные перила, наблюдали за тем, как на расходились круги на черной воде, за тем, как три черных лебедя то исчезали во тьме, сливаясь с цветом воды, и появлялись в свете фонарей. На берегу пруда, нахохлившись и подобрав под себя красные замерзшие лапки, рядком сидели утки и селезни и грелись друг об друга.
– Тут все изменилось, – устремив взгляд вдаль, задумчиво произнесла Маша.
– Колхозная площадь всё такая же грязная и прокуренная, а в подземном переходе стены изрисованы граффити, которое в свете зеленых фонарей напоминает начало триллеров.
Денис и Маша пешком шли от Лопатинского сада до набережной и приближались к памятнику князя Владимира Крестителя со стороны Большой Краснофлотской улицы. Набережная горела желтыми огнями и большой, увесистый мост через Днепр был заполнен ревущими автомобилями. Обмелевшая река, оголила берега, отступила назад, в глубину, и как будто замедлила течение. На водах покоились нерастаявшие куски льда.
– Разве самореализация – это не выполнение долга?
– Тогда почему у всех такие проблемы с выполнением долга?
– Я думаю, что это из-за чрезмерных ожиданий от себя в результатах, и в ожидании благодарности от тех, ради кого стараешься. Собственные ожидания давят, а отсутствие благодарности приносит разочарование. Если выполнять долг без ожиданий, то все получается легче.
– Разве ты не счастлива, когда себя реализуешь?
– Счастлива, в этом все и дело. Когда ты счастлив, тебе нужно поделиться этим счастьем с теми, кого ты любишь. Иначе ты теряешь связь со своей человечностью и превращаешься в нарцисса.
– Так, почему ты оставил адвокатуру? – спросила Маша, убрав пряди волос с лица, которые ветер беспрестанно шевелил и путал.
Денис подал Маше руку, помогая спуститься по лестнице на нижний уровень набережной.
– Женя говорит, что я ушел из адвокатуры, – ответил Денис, опуская на глаза солнцезащитные очки, – На самом деле это было не совсем так.
– А как? – проговорила Маша и взяла Дениса под руку.
Денис бросил быстрый взгляд на девушку и, скрыв радостную улыбку, сказал:
– К нам обратился один индивидуальный предприниматель, которому предъявили обвинения в изнасиловании. Доказать клевету было просто, и я выиграл суд. После победы он повез меня в бар, чтобы отпраздновать, напился и, видимо, потеряв над собой контроль, сказал, что если бы заявление написали две другие дамы, было бы сложнее доказать его невиновность. На следующий день я пришел в следователю, который вел дело, и все ему рассказал. Его посадили, а меня лишили статуса адвоката за несоблюдение адвокатской тайны.
– И ты не жалеешь, что не можешь больше работать по профессии? – поинтересовалась Маша.
– Мы с Женей собирались своей деятельностью спасать жизни людей. Оказалось, что стоя за барной стойкой я приношу больше пользы людям, чем в зале судебных заседаний.
– Ведешь счет? – игриво улыбнувшись, спросила она.
Денис отрицательно замотал головой.
– Не особо, но я точно спас три брака от развода, четырех мужчин от измены, двух девочек от падения.
– Странно, что так сложилось, – многозначительно произнесла Маша и, погрузившись в раздумья, замолчала.
Денис развел руками и проговорил:
– Иногда думаешь: "ну я же сделал всё правильно. Почему такие последствия?" И понимаешь, что за тобой только действие, а результаты за кем-то другим, кем-то, кто выше тебя.
Маша остолбенела, услышав, как незнакомый ей до сегодняшнего дня человек точно сформулировал мысли, которые она обдумывала уже несколько недель и не могла подобрать подходящих слов.
Денис, заметивший резкие перемены в лице и поведении Маши, быстро догадался, что его слова нашли в ней отклик и произвели впечатление, которое он и не рассчитывал произвести, озвучивая свои переживания.
Оба молодых человека еще раз с вниманием посмотрели друг другу в глаза и, прочитав в них то, что хотели, продолжили прогулку в полной тишине.
Лена и Олег поужинали в ресторане «Лица», который находился в башне крепостной стены, и вышли на набережную, чтобы дойти до смотровой площадки.
– Я думаю, что в первую очередь нужно любить себя и заботиться о себе, иначе невозможно позаботиться о других, – говорила Лена, размеренно стуча железной набойкой на туфлях об каменную плитку, которой была выложена набережная.
– Да, не многие люди это понимают, – соглашался Волков, – Но я против заботы о посторонних.
– Почему? – встревоженно спросила Лена, остановившись.
Волков пожал плечами и, поджав губы, безразлично ответил:
– Мне все равно, что происходит с другими людьми. На мне ответственность за мою собственную семью, другой ответственности мне не нужно.
Они приближались к памятнику князя Владимира Крестителя со стороны улицы Беляева. Столкновение произошло неожиданно для всех участников происшествия.
Волков, издалека заметив Заречную, с которой утром у него вышел неловкий разговор, смутился и хотел быстро повернуть, чтобы не пришлось знакомить ее с Леной, но не успел. Денис уже увидел подругу Наташи и помахал ей рукой, подзывая подойти ближе.
– Это Денис, Женин друг! – радостно воскликнула Лена и потянула Олега за руку.
Маша, увидев Олега в компании незнакомой женщины, ощутила прилив крови к вискам и жжение в груди. Ее лицо залилось краской и руки сжались в кулаки. Денис, заметив возникшее напряжение, вспомнил, что Страхов говорил ему о Волкове и Заречной, и догадался, что перед ним стоит именно тот человек. Он отпустил Машину руку, не желая ставить ее в неловкое положение, но она взяла его под руку и крепко прижалась к нему всем телом. Он едва заметно улыбнулся и поприветствовал подошедшую к ним пару.
– Привет! Как я рада тебя видеть! – восторженно проговорила Лена и прибавила, – Денис, это Олег.
– Приятно познакомится, – сказал Денис, – Это Маша. Но вы, я полагаю, знакомы.
– Да, – сдавленно ответила Маша и растянула губы в притворной улыбке.
Лена решила, что речь о ней и Маше, и стала сокрушаться, что раньше им не удавалось встретиться. Олег молча наблюдал за тем, как его спутница оживленно рассказывала о своих планах на будущую неделю и пыталась выбрать день, чтобы провести его вчетвером. Когда Маша, получив одобрение от Дениса, согласилась на ужин в следующую пятницу, Волков скрипнул зубами и сказал, что не знает, будет ли он свободен, ведь ему нужно найти спонсора для своего проекта и собрать команду. Девушки обменялись номерами телефонов, пообещали друг другу созвониться, чтобы выбрать подходящее время для двойного свидания, и попрощались.
Когда Лена и Олег остались позади, Денис проводил Машу до улицы Соболева, где ее ждало такси и, вскинув брови, спросил:
– Так у нас было свидание?
Маша рассмеялась и, поцеловав его в щеку, села в машину и уехала домой.
Лена вся светилась от счастья, когда вернулась в квартиру Страхова.
– Я тебя сегодня не ждала, – сказала Наташа.
– Мы решили не торопится и сделать все правильно, – мечтательно произнесла она, и лицо ее озарилось улыбкой.
– Сделать всё правильно? – удивленно переспросила Наташа, вскинув брови вверх.
– Да, – поведя плечом, ответила Лена и стала расшнуровывать корсет платья.
Наташа округлила глаза, в недоумении развела руками и сказала единственное, что она посчитала приемлемым:
– Молодцы.
– Мне пора забрать вещи от Ромы. Как думаешь, Женя мне поможет?
– Женя? – растерянно повторила Наташа и снова почувствовала жгучее в груди чувство вины.
– Да ладно, не напрягайся так. Я попрошу Олега. Как думаешь, это не слишком для первого дня знакомства?
– Подожди до завтра, – сказала Наташа.
– Ты издеваешься? – округлив сапфировые глаза, с недоверием спросила Лена.
– Я говорю абсолютно серьезно. Он будет рад проявить себя самцом. Да и драться он любит.
– Он такой красивый! – восторженно прошептала Лена и, смеясь, стала кружиться в вальсе, прижимая к груди подушку, как кавалера, и невнятно напевая нелепую мелодию, – Кстати, – подскочив, воскликнула она, – Мы встретили Дениса и Машу. Ты знала, что они встречаются?
– Заречную? – настороженно переспросила Наташа.
– Да! – с горящими глазами подтвердила ни о чем не подозревающая Лена.
– И как Олег на это отреагировал? – со злой ухмылкой поинтересовалась Смыслова.
– А что такое? – встревоженно спросила Лена, заметив на лице подруги недобрые перемены.
– Они встречались раньше и собирались пожениться, – быстро ответила Наташа и тут же пожалела об этом.
Свет на лице Лены погас, она бросила подушку на диван и рухнула на пол, залившись слезами.
– Ну что ты? – ласково проговорила Наташа, поглаживая ее по голове.
– Он даже не сказал мне, – глотая слезы, прошептала Лена.
Она прерывисто вздыхала, всхлипывала и тряслась всем телом, то и дело размазывая по лицу быстро бегущие горячие слезы. Наташино сердце сжималось от боли и жалости при виде несчастной подруги. Она заварила ромашковый чай и принесла кружку. Через полчаса Наташа успокоила и уложила Лену спать в свою кровать, а сама легла на диване. Она была зла на Женю за то, что он познакомил ее подругу с Волковым, и за то, что он, даже будучи адвокатом, ничего не понимает в отношениях между людьми.