Щека мента

Корректор Алина Евгеньевна Пожарская

Фотограф Софья Оскаровна Ремез

© Алина Пожарская, 2020

© Софья Оскаровна Ремез, фотографии, 2020

ISBN 978-5-0051-5605-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДВОРНИКИ

Юле Линде

 
Похолодало. Кончилось лето,
похолодели руки у мамы резко.
В лоб из фейсбука летит повестка
от родительского комитета.
 
 
«Значит так, мамаши-папаши.
Раз вы на карандашные
подставки по две с половиной тыщи
не сдаёте,
мы вам даём задание.
Задание для детей-идиотов
и вас, высоколобые нищие
неприкаянные.
 
 
Собрать гербарий.
 
 
С каждого штук по триста листьев,
каждый прогладить по обе стороны.
И тогда, может, ваших дебилов не отчислят
за то,
что позорятся в одной школе
с мажорами».
 
 
И покорились родители детей-изгоев,
интеллигенция и нищеброды,
и покорились, и вышли на дороженьку асфальтованную.
И не было скучно им:
кряхтя, нагибались они не за листьями,
а за Пушкиным,
Гойей
и каким-то там ещё поэтом – чуть-чуть с нищебродами зарифмовывается.
 
 
Готово. Гербарий собран,
спасены дети-отбросы общества.
Полночи мамаши листья утюжили
вместо рубашки для учёного мужа.
Круги под глазами, Персен…
Листья отправились в школу со всеми почестями.
 
 
А дворники во дворе,
почти как родители
(а кто-то из их числа!),
неприкаянно-интеллигентные,
банки, бычки, ошмётки газетные
с дороженьки асфальтованной вывезли.
Вывезли —
и увязли
в экзистенциальном кризисе.
 
 
Не было листьев. Ни одного.
 
 
…Уходят, уходят дворники.
Вслед за летом
уходят в ночь и в личностный кризис.
И сидят, и смеются где-то
в ворохе краденых листьев
мажорные
чёрные
во́роны.
 

ВРЕМЕНА ГОДА
Детское депрессивное

 
Зима. Снежинки, мороз.
В столб языком я врос.
 
 
*
Весна. Любовь, аллергия.
От слёз не вижу ни зги я.
 
 
*
Лето. Болит живот.
Ягод собрал – и вот…
 
 
*
Осень. Река фиолетова.
Время любить.
Да некого.
 

«Аня пишет в ночи преподу биологии…»

 
Аня пишет в ночи преподу биологии.
– Тимур Адылевич, я передумала стать врачом.
Нет, вы учитель от бога,
и вы ни при чём.
Просто другие у меня теперь ценности.
Не бабское это дело —
крест кровавый нести.
Я стану моделью,
вот где мой крест, мой флаг, мой бич.
Перегорела я, Тимур Адылевич.
 
 
Ответ пришёл в шесть утра:
– В смысле?!
 
 
– В прямом.
Я не хочу окружать себя колбами
и прочим дерьмом.
Пора
на подиум, а потом
стану женой олигарха.
Отсужу детей, квартиру и выгоню нахер.
Жить буду на алименты, а годам к сорока
выйду за дряхлого старика.
Откинется через пару лет – мне наследство.
Ну и два сына будут меня содержать…
под конец-то.
 
 
Тимур Адылевич снял очки.
Перед глазами его безочковыми
вся жизнь пронеслась и распалась на атомы.
Всё то,
ради чего он жвачки
клеил на парты совковые,
ради чего крыл белый свет чёрным матом —
единственный смысл
видел он в гениальной девятикласснице,
той, что могла спасти человечество,
той, что готовил он в Первый мед.