«Одинокое солнце горит,
Ждёт луну уже тысячи лет
Но восходит она в темноте,
Лишь покуда рассеется свет»
«Перемотка» – «Солнце»
Предисловие
Я снова сижу на скрипучем стуле в душном кабинете, запах которого заставлял содрогаться всё моё тело. Рядом со мной сидит моя мать, явно увлечённая разговором с врачом. Что касается меня, так я перестал что-либо слышать ещё после слов: «Что ж, поскольку Уильям самостоятельный мальчик, да и знаком с обычной школой, думаю, можно попробовать перевести его из специализированной в нормальную», ведь ещё лет с тринадцати стал убеждать всех (мать, врачей) перевести меня в обычную школу.
Мои оценки были очень даже удовлетворительными для такого, и ходил я, уже зная все улицы наизусть. А если закрыть глаза или надеть линзы, то можно сначала и не заметить, что я такой.
Дальше всё, как в тумане: мы встаём со стульев, выходим из кабинета, мама налетает на меня с крепкими объятиями, что значат: «Поздравляю, сынок! Ты смог всех переубедить», и мы едем домой. Помню только разговор за ужином, мама сказала, что я смогу ходить в обычную школу уже через неделю потому, что осталось заполнить совсем немного документов, а всё остальное предоставят психологи и директор прошлой. «Прямо, как раньше», – подумал я с улыбкой, которая стояла лишь в голове. Я должен был радоваться, но всё это почему-то для меня казалось лишь сном, который вот-вот придётся покинуть. Казалось, будто через неделю изменится только мнение врачей, и я буду ходить в прежнюю, специализированную школу, которую так не любил. Будто это всего лишь их пранк, которым они пытаются поднять мне настроение.
Старую школу я не любил не из-за программы или учителей и даже, не потому, что не любил учиться, всё намного проще: рядом с другими инвалидами я не считал себя подобным им потому, что не был слепым с самого начала. Я родился обычным ребенком с плохим зрением, а потом оно стало ухудшаться, и в итоге всё дошло до того, что я ослеп. Но сердцем я чувствовал, что это подстава, что этого не должно было произойти. Ведь я не такой.
Глава 1
Первый раз в одиннадцатый класс
Наступил долгожданный первый день слепого в обычной школе, который все считаные дни казался лишь сказкой или пранком от врачей. Уильям так и ждал, что кто-то вот-вот выпрыгнет из кустов с видеокамерой и будет смеяться со словами: «А-а-а, повёлся! А это был пранк!» Но этого не случилось, и первый день поистине оказался первым. Точнее, первый хороший, ведь рано утром он не проснулся от очередного, так и норовящего забрать все последние нервы, кошмара.
С десяти лет его мучили кошмары, начиная от «ужасной жизни слепого» и заканчивая смертью близких. Они пытали его каждую ночь, без отдыха, даже не жалея бедного мальчика, и такие кошмары становились всё хуже и хуже для восприятия.
Уильям проснулся за два часа до начала уроков со странным предчувствием из-за отсутствия кошмара. Но благо эти пара часов пролетели быстро, как и странное предчувствие, затаившееся где-то на дне. Хоть школа и была недалеко, мать решила сопроводить Уильяма в первый день, чтобы тот не потерялся. Само здание он не видел, но на ощупь понимал, что оно очень отличается от прежнего. Сразу, на входе, его облепили сотни удивлённых глаз, а охранник даже подошёл уточнить, не ошибся ли тот. Не ошибся. И не заблудился, хотя и зашёл в нужный кабинет ровно со звонком. Даже при таком раскладе (удивлении и недопонимании со стороны) Уильям чувствовал себя в своей тарелке, будто там он и должен был быть с самого начала.
Первым делом, при входе в кабинет, Уильям услышал слегка хрипловатый, низкий женский голос, пересчитывающий учащихся, но затихший при скрипе двери. В этот момент он почувствовал на себе чьи-то взгляды и недопонимание.
– А вот, кстати, и он, – после этих слов Уильям почувствовал, как учитель указывает на него, а в кабинете наступила резкая, гробовая тишина. – Очень надеюсь, что Уильям вольётся в наш дружный коллектив.
Из класса послышались перешёптывания и циничные насмешки, но Уильям выдержал даже их.
– Второе необычное имя в школе, да ещё и в одном классе, – пробубнила учительница себе под нос весьма громко, будто того и добивалась, чтобы все услышали. После чего как-то коряво записала нового ученика. Уильям поправил лямку рюкзака, неуверенно покрутил головой, словно искал куда сесть, а затем прошёл к задним партам и молча уселся за одну из них. По его логике, на передних рядах должны быть те, кто хуже видит, а Уильям не видел вообще, потому-то и не нуждался сидеть впереди всех.
– Уильям Мюллер – с одной «л» или с двумя? – незаинтересованно уточнила учительница.
– С двумя, – сухо, будто отвечая ей её же монетой, и даже немного грубо произнёс парень.
Тут, откуда не возьмись, послышался недовольный шёпот рядом сидящего, который был намного грубее:
–Хэй, Меллер*, смотри, куда садишься.
Уильяма смутило больше не то, что ему сказали «смотреть», а то, как исковеркали его фамилию.
– Мюллер, вообще-то, – таким же шёпотом ответил Уильям, стараясь и сохранять спокойствие, и выразить недовольство.
– Да мне насрать, – явно раздражённей отозвался сосед. Уильяму не хотелось ни с кем ссорится, особенно, в первый день, но какой-то грубый, мужской голос словно только этого и ждал. – Чтоб на перемене, раз и навсегда, мигрировал отсюда, а не то отправишься обратно в свою школу для калек, понял? – как бы более угрожающе выделил последнее слово незнакомец. Слепой молча кивнул, хоть и с опаской. – Вот и умница.
* Меллер – конфеты со вкусом шоколада.
Для новенького это был один из самых напряжённых уроков, который прошёл на удивление быстро. Как только прозвенел звонок, и все стали собираться, обладатель того самого грубого мужского голоса по соседству резко выхватил рюкзак из рук Уильяма и перекинул на другую парту, а после оттолкнул от себя стул, да так, что незрячий вместе с этим стулом рухнул на пол.
– Я не ясно выразился или все инвалиды ещё и умственно отсталые? – выкрикнул он, насмехаясь, а после покинул кабинет.
– Много мозгов иметь не нужно, чтобы поступить так с новеньким, да ещё и инвалидом, в первый же день… – выделил Уилл себе под нос, пока новые одноклассники помогали ему подняться, собрать вещи и пересесть. Но даже после всей этой помощи чувствовал он себя паршиво. Не из-за того, что упал или больно ударился, нет. Из-за того, что позволил какому-то придурку так поступить с собой. Уильям, конечно, был спокойным и неконфликтным, но всегда давал отпор и ставил на место таких, как он. И сейчас не исключение.
До следующего кабинета парню помогли добраться пара девушек из его нового класса. Он, хоть и был самостоятельным, но девушки сочли своим долгом помочь «бедному и беззащитному слепому» (так они его назвали), а Уильям и не отказался. Более того, он решил воспользоваться случаем и порасспрашивать новых одноклассниц про своего ненавистника, на что услышал в ответ неуверенное:
–Ой, да он обычный кретин!
Вторая тоже лишь всплеснула руками:
–Да. Не обращай внимания, Кристофер со всеми такой.
Из этого «разговора» Уильям узнал немного, всего две вещи:
1) Он обращается так со всеми, а значит – местный кретин и хулиган (тоже слова тех девушек).
2) И что у него тоже необычное для России имя – Кристофер (а из этого можно было делать выводы, что парень либо из богатенькой семьи, либо родители crazy, либо просто иностранцы, но на иностранца Кристофер похож не был).
Уже на следующем уроке Уильям сидел за другой партой, рядом с одной из тех девушек, имя которой даже не старался запомнить. Его заботило совсем другое: как поставить Кристофера на место.
Ответ долго себя ждать не заставил: уже через неделю Уильям был популярен среди девушек. Все считали своим долгом заговорить с ним, помочь, довести до дома или банально перевести через дорогу. И девушка того самого Кристофера, Ксения, не была исключением. Даже более, она была одной из самых активных: провожала Уильяма до дома, помогала добраться до нужного кабинета и даже немного заигрывала. Нет, Уильям был не из тех крыс, что уводят у кого-то девушек. Изначально он не хотел использовать ее в своих целях, но потом, когда узнал, что Кристофер меняет подружек чуть-ли не каждую неделю, всё же решился немного его позлить. Поставить таким образом на место. И у него даже получилось. Каждый день после школы и на переменах они проводили время вместе.
Сначала Уильям просто заигрывал с ней в ответ: брал за руку, осыпал комплиментами (даже порой пошлыми, от которых ему самому становилось противно), а потом Ксюша стала зажимать его в школьном туалете и у подъездов, чуть-ли не умоляя, чтобы тот ее поцеловал. Так продолжалось ровно неделю.
Глава 2
Первый инцидент
Слухи не заставили себя долго ждать, и вскоре о романе Уильяма и Ксюши знал даже Кристофер. В тот день девушка в школу не пришла, а Кристофер подозрительно опоздал на двадцать минут. Уильям сразу, проснувшись утром, понял – «вот оно, узнал». Слишком это было очевидно, или просто предчувствие, сказать он, увы, не мог, но с залётом Кристофера в класс это подтвердилось.
Весь день Уильям ждал реакции, злобы, вымещения обиды, буквально всего от Криса, но было лишь странное, напряжённое затишье. К слепому в этот день ни одна девушка даже не подошла. Видимо, знали. Все уже знали. Все, кроме Уильяма. Потому и держались подальше, не желая впутываться.
Наконец, в конце дня Кристофер объявился, только не один, а вместе со своей компанией. Они всемером (как понял Уилл по голосам) налетели на него после уроков, уже на улице, затащили на задний двор школы, туда, где нет ни единой камеры и никто не ходит. «Видимо, именно поэтому…» – пронеслось в голове еле сопротивляющегося Уильяма, который хотел ощутить злость Кристофера и, как говорится, лицезреть.
– Слышь, новичок, а ты не охренел ли, случаем? Что за роман с Ксюхой?! – начал совершенно незнакомый голос, не принадлежащий Кристоферу.
– Ну, видимо, шлюхой эта ваша Ксюха оказалась, раз настолько не верна, что у инвалида вымаливать каждый поцелуй стала. Мне-то про отношения с Кристофером она ничего не говорила. Кстати, про отношения, – резко сменился Уилл, будто обсуждая что-то лёгкое в кругу друзей, – как говорил Шекспир: «Хранит их роза молодая»*, что неплохо подходит к…
*Сонета Шекспира № 1 (в переводе Маршака) «Мы урожая ждём от лучших лоз»
Уильяма перебил уже другой незнакомый голос, всё ещё не принадлежащий Кристоферу:
– Тебя сейчас роза хранить будет. Лицом все розы у нас прочувствуешь, Шекспир недоделанный.
– Кристоферу бы «спасибо» сказать за то, что я от шлюхи его спас. Кстати, здесь только его адвокаты или сам Крис соизволит мне врезать?
И снова не успел Уильям договорить, как по его лицу проехалась тяжёлая рука, а затылок соприкоснулся сначала с бетонной стеной, а после уже и с холодным асфальтом. Далее послышались одобрительные возгласы. Уильяму даже стало казаться, что людей в компании стало больше. Вроде, четырнадцать? Или, быть может, шестнадцать?..
– Неужели ты, и правда, настолько слаб, что после первого удара уже к ногам падаешь?
«Но злой насмешкой будет твой ответ…»* – подумал Уильям. Этот удар и голос были узнаваемы сразу – Кристофер. Имя в голове уже звучало со звонким скрежетом зубов, настолько казалось отвратительным. Слепой, и правда, не хотел казаться настолько слабым, поэтому, взяв силы в кулак, поднял тяжелую (как на тот момент казалось) голову с земли и зарядил первому попавшемуся в живот (да, в живот целиться некрасиво, но если ты инвалид и ранее тебе дали по лицу, то удар в живот будет не таким уж и грязным), дальше, быстро встав, дал Кристоферу (по крайней мере, в его направлении), в ответ, по лицу. Но тщетно, это был не он. Кто-то, внезапно схвативший Уильяма за горло и плечи, свернул его руки за спину и поставил на колени, будто преступника.
– Извиняйся, щенок, – грубо процедил голос Кристофера напротив. Уилл твёрдо молчал. Тогда Крис продолжил. – Я сказал – извиняйся! – яростно выкрикнул он уже второй раз и слепого вжали коленями в землю.
Он собирался молчать, пока кто-то не придет на помощь или ситуация сама не рассосется. Настолько преисполняла гордость внутри него.
*Сонета Шекспира № 2 (в переводе Маршака) «Глубокими следами сорок зим»
Помощь не заставила себя долго ждать. Кто-то из учителей заметил драку и стал приближаться. Вместе с этим компания сбежала, бросив Уильяма на землю, а Кристофер напоследок пригрозил: «Ты ещё пожалеешь, что переступил мне дорогу!» Но судя по реакции и лицу, это не сильно испугало Уильяма. Складывалось ощущение, что после еженочных кошмаров его вообще ничего больше не пугало.
Учительница помогла ему обработать разбитую губу и остановить кровь из носа, а потом ещё и проводила до дома. Мать Уильяма сначала подумала, что это его очередная фанатка, потому и не хотела впускать в дом, уж больно молодо выглядела учительница, но потом, после долгого разговора на кухне, узнала про драку и помощь со стороны молодой учительницы. Уильяму в итоге весь вечер пришлось убеждать мать, что такого больше не повторится, и совсем не обязательно докладывать об этом инциденте в старую, специализированную школу, дабы не вернуться туда. Благо, не смотря на драку, везение сегодня было на его стороне.
Глава 3
Кошмар Уильяма № 1
Сегодня в школе на удивление было тихо и спокойно. Ни единого намёка на Кристофера и его компашку, что весьма странно, немного подозрительно. Такая школьная атмосфера даже напрягала; тихие уроки, без гула одноклассников и крика учителей, девушки почти не лезут, только если подсказать что, а все обидчики будто исчезли. «Притаились, ждут момента», – пронеслось в сердцах. Весь день проходил спокойно, но от этого становилось лишь напряжённее. С каждым таким новым уроком я ждал подвох всё сильнее, строя в голове всевозможные планы мести. И ни одна из них не была приятной…
Закончились уроки также в тишине, но не успел я выйти из школы, как обычная, ненавязчивая тишь резко сменилась гробовой. Будто все те, кто был рядом, вымерли, испарились, растворились, просто провалились сквозь землю. Кроме шагов. За спиной послышались быстрые шаги и тяжёлое дыхание. Я ускорился. В ответ ускорились и шаги. Они будто кого-то преследовали. Меня?!
Я побежал, и шаги тоже переменились на бег. Но то ли я бежал слишком медленно, то ли ноги, преследующие меня, были слишком быстры, из-за чего складывалось ощущение, будто я не двинулся с места. Когда шаги и то самое тяжёлое дыхание уже достигли моих ушей, ноги наконец зашевелились, и я рванул. Только не вперёд, а вниз. Щекой я ощутил тот самый холодный асфальт, с которым был знаком ещё с прошлого раза, отчего снова возникло чувство тревоги. Я почувствовал, что меня окружили, только на этот раз их было больше, гораздо больше. Они все тяжело дышали и будто чего-то ждали. Возможно, когда я поднимусь. Но я этого не сделаю и не смог бы, ведь ноги снова перестали меня слушаться, и я лежал на земле, словно какой-то парализованный, без единого шанса на движение. Мне оставалось только смириться с этим и с тяжестью головы, ещё сильнее тянущей меня вниз. Не получалось не только двинуться, но и издать писк, что уж там говорить про крик о помощи. Безнадежно. Это продолжалось до тех пор, пока я не решил выкрикнуть его имя. Имя моего главного ненавистника. И на удивление у меня даже вышло. Кто-то в ту же секунду резко потянул меня за руку. И… я не успел опомниться, как проснулся в своей кровати.
Первый раз за столько лет мне по-настоящему не приснился кошмар (по сравнению с тем, что снилось раньше, такое точно было трудно назвать кошмаром). Точнее, начиналось всё так, будто в конце меня, в лучшем случае, убьют, но кто-то, чья-то рука буквально вытянула меня, словно и собиралась спасти, укрыть от чего-то ужасного.
Я аккуратно встал с кровати, подошёл к столу и, нащупав кружку, сделал пару больших, нервных глотков. Вода, хоть и была самой обычной, но в горле чувствовалась лёгким жжением. К кошмарам я уже давно привык, да и настолько, что обычный сон был чем-то странным, необъяснимым или даже волшебным.
В ту ночь я так до кровати и не дошел. Уснул прямо на холодном, словно асфальт, полу.
Глава 4
Маяковский и Есенин
На следующее утро Уильям встал с кровати с трудом, ведь чувствовал себя как никогда плохо: необычная головная боль, кашель, тошнота и тяжесть. Но, несмотря на это, парень собрался и пошел в школу, словно ничего и нет. Конечно, в таком виде рядом с Кристофером даже дышать было опасно, поэтому Уильям постарался всё скрыть. Но с самого порога его заметила пара «фанаток» и, похоже, не только его, но и состояние.
– Уильям… Да у тебя всё лицо красное! – сказала первая.
А вторая в это время поднесла руку к его лбу со словами:
– И температура! Как только твоя мать отпустила тебя в школу в таком состоянии?
Уильям отдернулся от руки почти сразу, после чего соврал, что именно сегодня будет подготовка к ГИА* (в начале года), которую ни в коем случае нельзя пропускать, и на удивление девушки поверили, хотя и попытались ещё парочкой слов его переубедить, но, не увидев ожидаемого результата, отчаялись, пожелали удачи и ушли. А Уилл с победной улыбкой на лице пошел своей дорогой.
Не помня, как дошел и какой был урок по счету, Уильям замученно лежал на парте, даже не слушая учителя и чуть-ли не засыпая. Но вдруг собственное имя вырвало его из этого состояния. Точнее, учитель русского и литературы, которая попросила его сравнить для всего «потерянного» (как она сказала) класса, любовь и нелюбовь на примере известных русских писателей.
*Государственная итоговая аттестация (ГИА) – обязательный экзамен, завершающий освоение имеющих государственную аккредитацию основных образовательных программ среднего и основного общего образования в Российской Федерации.
Не сильно соображающему и сонному Уильяму пришли в голову лишь два писателя. Поэтому готовый выразить свой ответ он поднял голову с парты, на тот момент удобной для сна, и, сев прямо, с лёгкой ухмылкой произнес:
– Давайте попробуем сравнить двух писателей: Маяковского и Есенина. У первого в жизни была лишь одна искренняя и чистая любовь – Лиля Юрьевна Брик. Он тратил на нее все свои деньги, которые уходили на цветы, машины, самую лучшую бижутерию и подобные подарки, дабы порадовать свою любимую. И, несмотря на невзаимность и мужа Лили на тот момент, Владимир Маяковский продолжал отдавать всего себя сполна, показывать, насколько она ему дорога, и как он ее любит. Даже свое последнее, предсмертное письмо он посвятил ей и просил только любить его взамен. А теперь сравним его с Сергеем Александровичем, – Уильям показательно мотнул головой в сторону класса. – У него было три недолгих брака, каждый из которых заканчивался не лучшим образом. На одну из жён он поднимал руку. Кстати, ещё не известно – сбежала она от побоев, или Есенин бросил ее, узнав о беременности. И, самое главное, что Сергей Есенин гордился и любил упоминать в компаниях о том, что у него было более трёхсот женщин.
Уилл почувствовал, как после его слов все посмотрели на картину Есенина, которая, сто процентов, должна была быть в стареньком и потрёпанном кабинете литературы хотя бы где-то в уголке. Кто как глянул: кто-то с отвращением, кто-то с разочарованием, а кто-то с радостью. Уильям сделал паузу, расплылся в улыбке, а после продолжил:
– Знаете, мне напомнило одного такого же жестокого и безразличного человека, который меняет девушек, словно перчатки, – Уильям знал, что такой ответ уже тянет на пятерку, но ему захотелось ещё повыпендриваться. – «По совести скажи: кого ты любишь? Ты знаешь, любят многие тебя. Но так беспечно молодость ты губишь, что ясно всем – живёшь ты не любя»*.
* Сонета Шекспира № 10 (в переводе Маршака) «По совести скажи»
Он поднял голову, будто собирался взглянуть на него, увидеть ту самую ярость, горящие от злобы глаза, заглянуть в самую глубь души, где ещё никто не бывал, и просто почувствовать на себе его безысходность. «Ведь учитель в классе, что может случиться», – думал он. Наверное, потому, и добавил:
–Что скажешь, Кристофер?
Самому Крису давно стало очевидно, о ком идёт речь, но и для одноклассников, и для того, чтобы просто красиво добить, Уильям решил сказать это напрямую. При всём, мать его, классе.
Все в тот же момент подозрительно замолкли на пару секунд, что могло значить только плохое, а после Уильяму в самую переносицу прилетел учебник с твердой обложкой и в то же время острым концом. Класс тут же оживился; кто-то был на стороне Уильяма, кто-то – на стороне Кристофера, а кто-то просто молчал, всё ещё размышляя и переваривая всё услышанное о Сергее Есенине. Лишь одна учительница яростно вскрикнула:
– Кристофер! Это что за поведение?!
– Пиздеть меньше надо! – процедил он себе под нос, но учительница, похоже, не услышала, зато до Уильяма легко дошло.
Учитель ударила деревянной указкой по парте Криса:
– Живо собрал свои вещи и пошел к директору!
– С радостью! – уже в голос воскликнул парень ей в ответ, сгрёб все вещи в рюкзак и, даже не застегивая, вышел из класса.
После такого удара Уильям закрыл лицо руками и склонился к тетрадке. Девушка, сидящая с ним за партой, аккуратно приобняла его за плечи и задала тихий вопрос, который Уильям четко не расслышал. Там было что-то вроде «ты в порядке?» или «всё хорошо?» Он кивнул. А после на страницу тетради упала алая капля, и девушка, не поднимая руки, взвизгнула:
– У него кровь! – она подняла на учителя взгляд – Можно я отведу его в медпункт?
Не дожидаясь ответа, она помогла Уильяму встать и повела его к выходу, придерживая за плечи, «будто он тяжело ранен и не может сам дойти до меда» – недовольно пронеслось в сердцах Уилла, но спорить он не стал. Только при выходе класс снова обрёл звук: все стали шушукаться и, похоже, спорить – кто прав, а кто нет. Выйдя из кабинета и закрыв дверь, девушка наконец начала утешать слепого:
– Уильям… Всё хорошо, прав ты. Просто, пожалуйста, старайся поменьше говорить ему в лицо такие вещи, сам же знаешь, насколько он неуравновешенный.
Уильяму было абсолютно плевать на все эти слова. Да, он уже знал, насколько быстро можно взбесить Кристофера, и он хотел этого, так же плюя на все последствия. Нос почти не болел, вместо этого парень чувствовал, как кровь жжет его кожу, как внутри, так и снаружи. Именно этого он и добивался – именно такой реакции Криса.
На обратном пути они пересеклись с куда-то спешащим Кристофером. Уильям понял это лишь по резко сменившемуся тону девушки, её внезапным заиканиям и грубому толчку в плечо. Он даже не успел понять, от злости это и непрошедшей обиды или же случайность.