Простая история

2

– Дорогая, ты насмотрелась популярных поделок современного киноискусства – засмеялся отец Вильхельм. – Уверяю, твои предположения совершенно беспочвенны.

– Ну почему же? – Запротестовала несогласная с ним, Марина. Так и сказал бы просто: "ну ты брякнула, Мери!" – Вспомните, сколько у Евангелистов примеров в Новом Завете! Изгнание бесов, даже на расстоянии! Помните ту женщину, которая ответила Иисусу, что и псы подбирают куски от стола? Дочь её была одержима бесом и мучилась. Моя девочка тоже мучается. Она сама не своя, говорит такие гадости, старается делать плохие поступки, но она ведь хорошая девочка, ей самой это не нравится. Может быть, ей бы помог обряд экзорцизма.

Отец Вильхельм оторвался от своей работы, внимательно разглядывая палец на руке у статуи Сердца Иисуса, который он только что осторожно приклеивал и так же внимательно оглядел Марину, словно высматривая: не нужно ли приклеить и ей что-нибудь.

– У меня всё в порядке, – сообщила она, выставляя вперед ладони.

Настоятель засмеялся. Звук его смеха легко прокатился по ризнице басистым колокольчиком. Растаял тихо в следующей комнате за открытой дверью. Затерялся где-то в её таинственной глубине, среди наставленных высоких шкафов. Отец Вильхельм достал бутылочку с растворителем и намочив кусок ткани, старательно вытер маленькую кисть. В воздухе резко запахло ацетоном.

– Бес, которым одержима Николь, называется постпубертатный возраст, – мягко сообщил он, на что Марина только поморщилась и чихнула. – Ты и сама отлично знаешь. Пойдем с тобой выйдем отсюда, чтобы не было для тебя проблем.

– Вы хотите сказать, что не верите в одержимость, отец мой? – Марина едва обратила внимание на его заботу, просто отметила, как должное. И только мгновение спустя, устыдилась. Разве его обязанность помнить о её аллергии?

– Почему же, верю.

Она смотрела, как он спокойно убирает своё "рабочее место": ставит осторожными движениями статую на стол, затем, не торопясь, сворачивает газету с обрезками дерева, клочками ткани, испещренную каплями краски и клея. Прищурив глаз, он примерился и бросил свёрнутый газетный лист, попав точно в корзинку, стоящую возле стены под окном.

– Или церковь уже не проводит в нашем современном мире такой обряд? Вы хотите сказать, это уже средневековщина, да? – поинтересовалась Марина. Посмеиваясь, отец похлопал её по руке. Поднялся, убирая в ящик клей и кисть.

– Не совсем. Для этого нужны серьёзные показания, Мери. Нужно, чтобы были очень и очень большие проблемы, – поманив её за собой, отец Вильхельм вышел из ризницы под высокие своды храма. Марина, пошла следом, оглянувшись напоследок на статую Христа. – Вообще, если присутствует большая опасность, например, от наркомании или алкоголизма, уже можно говорить об одержимости. Каждый священник может производить экзорцизм. И производят, но не очень часто. Иногда даже и не сообщают пациенту о сущности обряда: знающий верующий поймет и так. И не признаются в этом, обычно. Ну, кто скажет: "а вот у нас в приходе одержимый!" или: "меня избавили от одержимости"…

Он помолчал, остановившись и рассматривая, задрав голову, витраж над хорами, под которыми находился вход. Несколько витражных стекол лопнули, что явилось большим огорчением и большими расходами. Временно вставили простые стекла, которые светлыми пятнами нарушали всю композицию. Марина проследила направление его взгляда и угадала его неслышный вздох. Сразу ясно, настоятель до сих пор не нашёл денег на этот непредвиденный ремонт. А ведь эти стекла лопнули ещё перед началом лета. Затем он двинулся дальше, чуть опустив плечи. Оглянулся и окликнул её, видя, что она всё ещё стоит в дверях ризницы, глядя на огромный алтарь.

– Пойдём, пойдём, Мери. У нас в епархии есть назначенный экзорцист. Такое утверждение тебя убеждает в серьёзном отношении церкви к данному вопросу? Хотя к чему это я тебя спрашиваю? Может, тебе нужно снова походить на уроки катехизации, а Мери?

Марина догнала его и сразу вспылила, услышав последнюю фразу. Попыталась взять себя в руки, но, не удержавшись, поинтересовалась:

– Сразу сделали вывод, что я забыла основы вероучения, отец мой? – и едва уловимая обида всё же мелькнула в её голосе.

Он, повернувшись к ней, положил ладони ей на плечи.

– Помилуй, я сам регулярно хожу на подобные уроки, думается, мне очень нужны уроки по изучению Библии, я её знаю недостаточно.

– Вы шутите? – Спросила, остывая, Марина.

– Нет, что ты, дитя моё! Ни в коей мере. Какие уж тут шутки? – отец Вильхельм отпустил её, и медленно двинулся дальше по центральному нефу. – Так что же, ты столь мало доверяешь церкви, как телу Христову, в вопросах отношения к лукавому?

– Ну, может быть, – неуверенно ответила Марина.– Но если церковь принимает во внимание проблемы одержимых, тогда..?

– Для начала одержимость надо доказать, понимаешь? Но чтобы доказать одержимость, нужна не одна комиссия специалистов. Такое доказательство может потребовать больших усилий, может занять очень много времени. Подобные решения до сих пор принимаются в церкви, но достаточно редко. Уверяю тебя, если моё мнение для тебя что-то значит: это – не настолько тяжёлый случай. Если тебя беспокоит поведение Ники, могу предложить походить на все крещения, совершаемые в приходе.

– Почему именно на крещения?

– Потому, что любое крещение напоминает нам собственное принятие в церковь, позволяет обновить наши обетования. Ну и на церковные праздники, конечно. Впрочем, ты их и так не пропускаешь. Удивляюсь твоим вопросам. Чему я тебя учил? Торжественный чин мессы содержит в себе малый экзорцизм. Он, кстати, есть и в молитвенниках, так что можно просто его читать дома вслух, если уж тебе недостаточно Розария. Изгнание бесов зависит от вашей веры, а не от наличия сана. Та женщина, которую ты привела в пример, получила по вере своей, подумай об этом, – настоятель легонько похлопал Марину по руке, провожая её к выходу.

"Короче, молись Мери и все дела, придумываешь ерунду" – промелькнуло у неё в голове.

Они тихо шли по центральному проходу храма и над ними плыли звуки органа: на хорах кипела подготовка ко второй утренней мессе. Сосредоточенность храма в преддверии дня совсем не нарушалась этой работой. Марине всегда нравилось такое время: сидишь со своими мыслями, а вокруг гуляет ожидание Встречи. И алтарь, накрытый белой скатертью, и люди, занятые вблизи него своими делами, и статуи святых у стен, и иконы Крестного Пути над ними – все в храме ждёт, когда придут верные и начнется месса.

– Тебе нужно научиться управлять своими паническими построениями, Мери, – негромко говорил отец Вильхельм, размеренно и неторопливо шагая рядом с ней. – Поверь, вся эта нынешняя ситуация вовсе не так ужасна, как ты её видишь. По-моему, когда Николь только пошла в школу, ты переживала ничуть не меньше. Она славная девочка и уверяю тебя, хоть у неё сейчас и трудное время, она справится.

Марина шла рядом с ним, опустив голову и со скрытым недовольством слушала совсем не то, что хотела слышать. Да, ему легко говорить – возьми себя в руки. Он этим всю жизнь занимается. И вместе с этим, она точно знала, что он прав. Если бы действительно, вот так, разом, можно было, просто успокоившись, избавиться от всех житейских проблем. Она скосила глаза, рассматривая его усталый профиль. Городская суетливая жизнь ему явно на пользу не шла. Отец Вильхельм постарел, хотя белые волосы так же задиристо топорщились на макушке, как и раньше.

– Её внешние реакции, – продолжал он между тем, ступая рядом с ней неожиданно твёрдо, – отражают юношеский максимализм и вполне соответствуют норме. Это всего лишь познание самой себя – она сейчас учится адаптироваться в мире. Она правда быстро устаёт, что не очень характерно для её возраста. Думаю, это связано с её общей внутренней организацией – ведь каждый человек уникален. Ты посмотри на листья: сколько их на дереве, а ведь они все разные. Если бы Ники была на кого-то похожа, она по меньшей мере родилась бы не одна, а ведь даже близнецы очень отличаются друг от друга. Но не мне это тебе говорить, правда? Поэтому, пусть тебя не смущает её усталость и дурное настроение. Она просто становится нетерпеливой, но разве не на всех нас усталость влияет подобным образом? У неё есть прекрасная способность – она быстро останавливается. Я бы сказал, что у Ники скорее холерический темперамент. Отдохнув, она сразу становится более терпимой к мировой несправедливости. Сейчас внешние движения характера стремительны. – Отец остановился под аркой входа в храм, посмотрел на Марину. – У меня не было никаких проблем с Ники. – Он улыбнулся.

Они стояли в центре прохода, мимо них мелкими шажками почти пробегали взад-вперед министранты. Священник помолчал, рассматривая Марину. Она молчала тоже.

Неожиданно он поинтересовался:

– Как дела у мистера Лобель?

– Спасибо, хорошо, – отстранённо ответила Марина. Вяло улыбнулась, скрывая своё недовольство и соглашаясь с закрытием темы.– Он сильно тоскует по вашим совместным рыбалкам.

– Я тоже часто вспоминаю их, – засмеялся настоятель.

В его голосе промелькнула едва уловимая грусть.

– Приезжайте, за чем же дело стало?

– Моё время мне не принадлежит, – он с сожалением развёл руками. Марина тихонько вздохнула. – Ну, как, немного повеселела?

– Немного, – снова улыбнулась она, на этот раз мягче. Зачем его огорчать? Раз он тоже ничего не может сделать, значит, свои проблемы придётся решать ей самой и Богу. – Спасибо. До встречи.

Она протянула руку.

– С Богом, Унылая Леди, – пожимая её руку, улыбнулся отец Вильхельм, называя её детским прозвищем, отчего у Марины потеплело внутри.

3

Шофер, увидев её спускающейся с высокого крыльца, подогнал машину к самым ступеням. Марина подождала, когда он откроет дверцу, и устроилась на переднем сидении. Все на фирме знали, что миссис Гордон ездит только на переднем сидении, сзади её укачивает. Она, отмечая, насколько быстро он выскочил из машины, усмехнулась: да, вымуштровал Том своих подчинённых. Интересно, чего здесь больше: уважения к боссу или страха потерять работу? Марина могла побиться об заклад, что скорее вторая причина добавляет ей комфорта в жизни, но ведь всегда хочется надеяться на лучшее.

Глядя, как раскрывается перед ней дорога, она вспоминала сегодняшний разговор. Ники за последние три месяца снова стала так же непереносима, как в прошлом году, когда начала свою войну с преподавателями школ. Конечно, она ранимая девочка, она талантлива, но нельзя же позволять себе неуважительно относиться к людям.

Порой Марина, при всём желании её оправдать и при всей своей любви к Ники, не могла не согласиться с Томом, что тут нужна жёсткая руководящая рука. К сожалению, Том использовал своё умение руководить Ники нерегулярно, а у Марины никогда на неё просто не хватало характера. Если им случалось сталкиваться из-за какой-нибудь мелочи, Ники всегда ухитрялась настоять на своём мнении. Нельзя сказать, что это было единоборство характеров, нет, Ники легко подчинялась, если Марина приказывала ей, и с ещё большим усердием, если приказ был подкреплен распоряжением Тома.

Но как только Ники чувствовала просьбу, она упиралась с изощрённой хитростью, находила такие аргументы, что Марина отступала. Иногда ей казалось: она уступает Ники только потому, что малышка упрямее. Иногда, напротив, Марина приходила к выводу, что всё объясняет её собственное чувство вины перед Элен.

Воспоминание о сестре, так неожиданно и неприятно потревоженное разговором с настоятелем, моментально проросло внутри. Всколыхнувшись, побежали круги: вот отец Вильхельм и папа сидят на берегу огромного изогнутого озера, оба уставившись на поплавки, вот Элен играет с Гердой: крепкая немецкая овчарка сопровождала их всё детство, признавая за хозяйку именно Элен. Вот мама стучит в большой котёл, висящий на заднем дворе, и его гулкий звон стелется над водой, настигая беленькую яхту, где папа устраивал экзамен Тому для "проверки его человеческих качеств". Это называлось "познакомиться поближе". Марина всегда удивлялась пристрастию отца вытащить человека в какое-нибудь, пусть небольшое, но поистине экстремальное приключение.

Отец обожает Ники, было даже странно, как он позволил забрать её от них. Ники всё время тайком ездит к бабушке с дедом, ненадолго, хотя отлично знает, как это не нравится Тому. Несомненно, половина её пропусков в школе связана именно с этими поездками. Иногда Марине казалось, что чувства ответственности у Ники нет ни на грамм. Но папа всегда таскал её с собой везде: и на озеро под парусом, и в лес, где стоит его зимний домик. В таких путешествиях невозможно переложить на кого-то другого своё дело. Раз папа видит в Ники человека, которому можно доверить свою жизнь, а зимой, в лесу, вопрос ставится именно так, видимо, у него есть на это свои причины.

Страсть к охоте он не изжил, даже достигнув своих семидесяти лет. Правда, с увеличением штрафов за незаконную охоту, ему пришлось стать фанатичным фотографом. Он занялся фотографией в пятьдесят лет. Ники даже представить не может, как это дед раньше стрелял из ружья. Две его фотовыставки не принесли ему много денег или известность, но некоторые снимки до сих пор публикуют даже профессиональные журналы. За двадцать лет отец ухитрился достаточно глубоко узнать особенности фотообъективов, композицию и проблемы освещения: Марина в этом совсем не разбиралась. И не потому, что ей не нравилось. Просто у неё неожиданно обнаружилась аллергия на проявитель. Когда рука отца с вечно желтыми пальцами трепала её за щеку, на неё нападал настоящий Монстр-Чих.

Вспоминать дом всегда было и приятно, и грустно.

Рана, так и не зажившая за минувшее шестилетие, не давала ей насладиться покоем дома, когда она приезжала туда, а в разлуке с родителями её грызла тоска.

Марина казалась себе ребёнком, выброшенным в жизнь по необходимости. Она работала в фирме мужа, участвовала в благотворительных акциях, она вечно оказывалась в каких-то школьных комитетах, где училась Ники и всё равно чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Когда-то Том ей сказал: "тебе мешает жить твоё непомерное чувство вины". Почему она ощущает себя виноватой в смерти сестры, в самом деле? Раз её не смогли спасти врачи, наверное, так было нужно?

Она не винила Бога, она примирилась с этой смертью, но ей не нравилось собственное поведение. Марине казалось: если бы она не была так откровенна с Элен, то сестра была бы жива до сих пор. А может и не в откровенности вовсе дело – близнецы порой слишком близки друг другу. Врачи утверждали, что любой человек может оказаться жертвой обстоятельств, а после серьёзной аварии, как это случилось с Элен, трудно выжить, и отрицательные эмоции тут не играют роли, но Марина, упрямая, как и все члены её семьи, была уверена в обратном.

Когда-то она вычитала: смех, искренний и радостный, прибавляет к жизни человека пять минут. Вряд ли это было академическое исследование, скорее уж женский журнал, но это застряло в голове. Прилипло неотделимо к убеждениям. Вся жизнь её сестры была связана с Томом. В нём был смысл её жизни. Том никогда об этом с Мариной не говорил, даже если она спрашивала, старался уйти от ответа. Сейчас, приобретя какой-то жизненный опыт, Марина удивлялась, как такой треугольник мог вообще возникнуть. Наверное, с точки зрения мужчины это было совершенно естественно – ухаживать за двумя девушками сразу. Но с точки зрения самокритичной Марины, ситуация, по прошествии времени, с холодной головой, оказалась неприглядной.

Марина пришла к выводу, что она всю жизнь завидовала своей сестре. У той было всё, чего не хватало Марине. Собственность Марины ей самой не нравилось: она любила светлые волосы – и родилась шатенкой. Она красилась, она обесцвечивалась, но её темно-русые, тонкие пряди всё равно всегда оставались с ней. Элен родилась белокурой. Это было тем более обидно, что разница между их появлением на свет не превышала двадцати минут.

Марине нравились синие глаза, её же глаза были зелёными и напоминали ей великие болота, возле которых они устраивали пикники в школе. У Элен были синие глаза. Как могло такое случиться? Марина полагала, что такой тип женщины, как она сама, не привлекателен. Пусть темноволосыми будут мужчины, это красиво. Но женщина должна вызывать чувство восхищения. Иногда казалось, что Элен досталось всё: рост – она была немного выше Марины; сила, энергия, красота и здоровье. Марина видела саму себя её чахлой тенью.

У Ники, кстати, глаза тоже зелёные. Что за причудливая тасовка генов? Странно так получается в жизни. Может быть, ещё из-за этого тоже Марина её тайком жалела. Элен всегда мечтала о мужских профессиях и имела твёрдый характер – характером она пошла в отца. Марину все воспринимали незаметной тихоней на фоне своей сестры и единственный, кто интересовался её мнением, пожалуй, была именно Элен. Если бы отец признался сейчас Марине, что он испытывает муки совести из-за смерти своей дочери, полагая, что он мало её любил, поскольку его любимицей была нежная, уступчивая Мери, а не настойчивая Алина, Марина была бы изумлена до глубины души. Она этого не знала. Родители часто не говорят детям правды. Эту тайну мистера Лобель знало только трое: жена, с которой он пожил около пятидесяти лет, отец Вильхельм и Том. Нелюбимый зять. Но все они никогда не демонстрировали этого знания.

В Николь мистер Лобель души не чаял: это было видно. Кто же не любит внуков? А она была у него одна. Единственная. Она была похожа на Элен, но гораздо мягче, уютнее, более чуткая. Просто невероятный сплав из двух его дочерей.

Марина молча смотрела на мелькающие за окном улицы: утром не до размышлений. За пятнадцать минут наткнулись на две пробки, пришлось ехать в объезд. Обычно она торопила шофёра, но не сегодня. Воспоминания создали настроение. Всё же, напомнив ей о рыбалке на озере, отец Вильхельм направил тишину в душу. Задумчивая молчаливость для деятельной нынешней Марины была даже странной. Шофёр молчал, следя за дорогой и не нарушая этой отрешённой пустоты. Наконец Марина потёрла пальцы, возвращаясь мысленно к делам. Сегодня Николь должна уйти раньше всех. Из-за предстоящей презентации всё идет скачками: Марина не переносила этих перемен в расписании. Огляделась: вокруг начинались парки. Она намеревалась отправиться сразу в офис, но пришлось вернуться, потому, что она взяла с собой не ту сумочку. Там остался диск, и телефон, и пудреница, как можно быть такой рассеянной? Скоро уже дом. Интересно, проследил Том, чтобы Ники вышла вовремя, иначе опять будет звонок из учительской. Эта школа на холме, в которую Том записал Николь ещё прошлой весной, оказалась действительно на высоте: она давала хорошую подготовку и оценивалась как одна из лучших в городе. Кроме того, Николь нашла здесь нескольких друзей, что было приятной неожиданностью. Оказывается, здесь учился Грег Мак Меган, с которым она дружила, когда жила у родителей Марины. И здесь учился Райан Бренд Андерсон, сын Питера, товарища Тома ещё лицейских времен. Правда, Николь вряд ли он нравится, после её совместной с ним летней поездки. Это лето её, думается, и изменило.

Кажется, на первый взгляд, она хорошо влилась в коллектив своего нового класса, потому, что одноклассники относятся к ней без настороженности и, как отметила классная дама, даже покрывают её пропуски, что они вряд ли стали бы делать, если бы она была им неприятна. После каждого перевода Ники в новую школу, оплата становилась всё выше и выше. И Марина начинала подозревать, что скоро они будут работать только на образование. Ники, казалось, и ухом не вела. Для неё была самая ненавистная тема – это школа.

Приехали. Марина легко выбралась из машины, не дожидаясь, когда шофер откроет дверцу, на ходу уронила: "спасибо", улыбнувшись. Когда она вошла, стягивая перчатки, Том разговаривал по телефону. Начинался рабочий день.

Марина взяла с журнального стола учебники, оставленные Николь. Странно, почему она их здесь бросила? Забыла вытащить вчера или решила, что эти не понадобятся? Надо спросить у Тома. Неужели он просидел в кабинете и не видел, как она уходила?

– Николь очень ответственная девочка! – Услышала она резкий голос Тома.

Так. Звонят из школы. Ясно, Том проворонил время и не выгнал её вовремя. Значит, она опоздала. Или что-то опять натворила. Зная Николь, этому можно не удивляться. Марина торопливо переложила учебники со столика в ящик для карт. Похоже, лучше не спрашивать Тома, почему она их оставила здесь. Не стоит подливать масла в огонь: день только начался, а Том Уже Взбешён.

Услышав её шаги, он раздражённо бросил телефонную трубку.

– Кто там? – Спросила Марина.

Месса всё-таки подействовала на неё умиротворяюще.

– А то ты не слышала! Миссис Джонс, "ненавистная классная" или как там её, кто же ещё такую рань! Ведь она обещала, что не будет никаких опозданий!

– Кто, миссис Джонс?

– Тебе смешно?

– Нет, – торопливо уверила его Марина.

Том укоризненно смотрел на неё, кипя и демонстрируя сам себе знание сленга.

– И что, так сильно не понравилось миссис Джонс её опоздание, раз она позвонила прямо с утра? – Марина попыталась ему показать своё единство с ним, пряча досаду.

– Она позвонила и велела, чтобы я разбудил свою дочь, иначе Ники опоздает на тестирование. Её вообще нет в школе!

Вот это уже было странно.

– Но она ушла?

– Ушла, – всё ещё злясь, бросил он.

– Но где же она тогда? – Спросила его озадаченная Марина.

– Откуда мне знать? – Рявкнул Том.

Марина полезла в сумочку за телефоном и набрала номер Николь.

– Да! – Услышала она тихий голос.

– Ники, ты где?

– Развлекаюсь. – Что-то у неё постукивало: Николь явно злилась и старалась это скрыть. – Мама, у меня сломался замок – дверь вообще не закрывается.

– Как мне надоела Эта… Чертова… Школа! – Бушевал перед Мариной Том. – Да за те деньги, что я им плачу, Ники может вообще не посещать занятия. Какого чёрта они мне звонят?

– Тебя ищет твоя классная, не опоздай, – предупредила Марина Николь. – Брось, Ники, свою дверь – даже если вытащат всё, там нет ничего ценнее твоего теста, – и добавила для Николь, но глядя на Тома. – Ты уверял меня, что это хорошая школа, когда записывал Николь туда.

– Что, папа рвёт и мечет? – Уныло спросила Николь в трубке.

– Да, – сказала Марина.

– Пока, – шепнула Николь, отключаясь.

– Мне надоело то чувство ущербности, которое они пытаются мне привить, ещё в детстве надоело! Эти постоянные звонки и угрозы, что столь убогий ребёнок, как Николь, возможно, совсем не подходит для такой респектабельной школы. – Том неприятным голосом кого-то передразнил. – Может для неё найдется более подходящее место в другом районе, училась же она где-то раньше! И ещё вопрос, как это в такой приличной семье могла быть воспитана такая девочка. Может быть, семья не настолько положительная, как сначала показалось, если так велика разница между внутренним мировоззрением семьи и мировоззрением школы, воспитавшей, надо сказать, три поколения хороших граждан, которыми гордится. Я просто придушу эту девчонку, из-за которой мне приходится сидеть в луже!

Которая, которую… Как ей надоели его жалобы! Все вокруг хорошего Тома виноваты и ничего не понимают. Он один старается, а его усилий никто не ценит.

– Том? – Окликнула она.

Том только махнул рукой. "Ну же, посмотри на меня." – Подумала она. Привлеченный тишиной, он недовольно повернулся.

– Поставь себя на место Ники. – Предложила Марина. – Вы же начали так хорошо понимать друг друга весной. Ну что опять случилось?

– Зато всё лето она вела себя, как полная дура! Все эти её убегания из дому с утра и болтание на улицах. А её поведение в лагере?! У меня не хватает на неё терпения.

– В лагерь она ехать не хотела. Ты ведь не стал её слушать. Почему тебе так трудно согласиться с тем, что ей может быть плохо там, где ты считаешь, ей должно быть хорошо?

– У тебя такие туманные заявления, что мне трудно уловить их смысл, – он сердито огляделся.– Куда опять засунули мой файл с договором?

Ну, приехали. Том в плохом настроении просто невыносим.

– Не знаю, я не видела, – ровно сообщила Марина.

– Да ты же здесь копалась! Опять день начался неудачно! Ники со своими прогулами, эта Джонс со своими претензиями! Ты! Куда-то бумаги засунула. Вечно её защищаешь!

– Я её люблю, вот и защищаю. Как жить, если на тебя весь мир ополчился и ещё родители в придачу?

– Ты ей потворствуешь! Покрываешь её проделки.

– Неправда, – возразила, защищаясь, Марина. – Просто у Ники сложный возраст. Она выросла. Она состоявшийся человек, со своим собственным мнением, своими принципами, с собственными взглядами. А ты видишь в ней куклу, которую можно поставить в уголок: пусть не отвлекает. Придут гости – заведём, покажем наше чудо. Кончился завод и опять туда же. Ты лишаешь её права на обладание своей собственной личностью.

– Странные у тебя сравнения, – хмуро сказал Том. – Пока её личность оплачиваю я, она принадлежит мне и не толкуй тут о собственности.

– Характер формируется к пяти годам. Дальше мы занимаемся только тем, что перевоспитываем того, кого сами же выучили, как жить в этом мире.

Том смотрел на неё, явно уже думая о другом: некогда заниматься философией с утра. Он глубоко вздохнул.

– Ладно. Скажи мне лучше, Мери, как ты сегодня будешь проводить презентацию программы? Дай-ка мне её, кстати.

Марина с досадой передернула плечами. Как только спор переходит на зыбкую почву взаимной ответственности, Том сразу меняет тему. Иногда ей казалось, что он прекрасно понимает её, а иногда, напротив, она приходила к мысли, что он ничего в жизни не смыслит. Лучше оставить всё так, как есть. Не ссориться же с утра с ним?

Марина поднялась к себе за сумочкой. Вернувшись к Тому, подала ему диск. Стояла рядом, смотрела, как он делает себе какие-то заметки, уткнувшись в экран и думала про себя, что во всём этом недовольстве дочерью сквозит голый эгоизм Тома. Ему просто не нравится "сидеть в луже".

Ники не идеальна, она доставляет хлопоты, причиняет беспокойство, а именно этого Том и не любит.