Подумалось —
все впереди.
Одно поражение совсем не стоит того, чтобы из-за него убиваться. Потому что дальше – бесчисленное количество побед.
Воодушевление мое, правда, вскоре прекратилось. Потому что мы выехали на большую трассу, как назло, практически пустую. И Ник, видимо, решил, что это подходящее время, чтобы наконец продемонстрировать значение слова «скорость».
– Крепче держись! – крикнул он.
– Куда крепче! – крикнула я в ответ.
– Всегда есть, куда!
Тоже мне, идеалист.
Это была моя последняя мысль перед тем, как мы помчались. Я мгновенно поняла, что это значит, держаться крепче.
И зажмурилась вновь.
Однако ощущения никуда не делись. Зрение отошло, но тактильность обострилась; и каждой клеточкой своего тела я будто бы чувствовала, как касается меня воздух. Обволакивает нежно, точно создавая купол вокруг, и настолько этот купол плотный, что кажется почти осязаемым, можно притронуться. Притрагиваться я не стала, конечно же, не рискнула Ника отпустить.
Недолго это длилось. Минут пять.
Потом мы свернули.
Ровная дорога превратилась в волнистую, я зажмурилась еще сильнее и прижалась к Нику крепче прежнего, готовая едва ли не врасти в него… Что за дороги такие? В какой лес он собирается меня увезти?
Купол стал ослабевать, уходить вместе со скоростью.
И вскоре мы плавно затормозили.
– Наша остановочка. Просыпайся, красавица. Открывай глаза. Освобождай меня из своих страстных объятий. Возвращайся с открытого космоса на землю, попробуем в этом мире словить еще что-нибудь.
– Как-то слишком быстро, – пробормотала я. Но глаза все же открыла. Правда, увидела только волосы Ника, небрежно измятые шлемом.
Объятия спали мгновенно.
Как-то гораздо проще было обниматься с ним, не видя этих волос.
– Что-что? – уточнил Ник. Спрыгнул с мотоцикла первым, опустил шлем на сидение вместо себя. Потом помог мне расщелкнуть замки, стянул шлем, и я теперь наверняка была гораздо более лохматой, чем он, тем более, что хвост мой превратился не пойми во что, наполовину сполз.
– Ничего, – ответила я. Ник протянул мне руку, и только тут, проследив за ней взглядом, я сосредоточилась на том, что происходит. – Ничего… себе, красиво как.
Ник довольно улыбнулся и покивал.
Он удивительно гармонично смотрелся на фоне той местности, где мы оказались, будто был лесным эльфом или фейри, что так любят обманывать людишек. И хотел он не то просто пригласить меня на прогулку по его чудесному саду, не то напрочь задурманить голову чудесным ароматом, растекающимся по округе, чтобы я совсем никогда не нашла дорогу домой. Даже так – не попыталась этого сделать, потому что решила бы остаться здесь навсегда.
На его ладонь я все же оперлась, чтобы спуститься.
Пальцы у него были горячими, как крышка перегретого телефона. По сравнению с моими, вечно холодными, это чувствовалось очень остро.
– Случайно это место встретил. Понравилось.
А вокруг были пионы, множество цветущих кустов, начиная от белых и заканчивая темно-розовыми, они хаотично переливались, перетекали друг в друга, и даже на одном кусте можно было разглядеть как нежно-розовые цветки, так и фуксийные; как винные, так и… трепетно-белые, что ли.
Их было ряда четыре слева от нас, рядов пять справа. Ряды, впрочем, давно покосились, переплелись между собой, кустам пионов позволили расти, как им самим вздумается; кое-где между рядами еще виднелась квадратная плитка, мы сами стояли на такой же, с раскрошенными углами и опасно торчащим железным каркасом, я в детстве об такую разбила губу… И все-таки видно, что за кустами давно никто не ухаживает, не подрезает их и не подпирает, так что особо тяжелые бутоны склоняются к земле, хрупкие, беззащитные, но невероятно красивые и яркие.
Над кустами летают шмели, такие толстые, что их можно заметить, даже не приближаясь; они жужжат, каждый себе на уме, но мелодия все равно получается слаженной и гармоничной, будто бы они выступают с ней лето восьмое, а то и девятое. Сколько живут шмели? Переживают ли наши суровые зимы?
А запах…
Здесь стоял просто умопомрачительный запах, который никак не получится вывести искусственно: это были не только пионы, сладкие, но не обжигающие своей приторностью кончик языка; но и запах нагретой солнцем земли, и прилетевшей с деревьев пыльцы, и даже дорожной пыли – дорога скрывалась от нас темно-зеленой, точно вышитой крестиком, полосой деревьев, но присутствие леса все равно ощущалось незримо, как сильно не отгораживайся от этого.
Когда-то давно маме подарили открытку, если ее потереть, она начинала истончать запах роз; и на мгновение мне показалось, будто я вернулась в те детские времена, когда все было так легко и беззаботно, и для счастья хватало открытки, а сейчас счастье складывается из множества компонентов, причем уравнение тут же занулится, если не будет хватать хотя бы одного.
Солнце скрылось за пушистым белым облаком, напоминающим по форме лошадиное лицо, и подсветило ее гриву мягким золотистым светом.
– Год назад тоже ездил так, – вклинился в мою голову голос Ника, и эти его ужасные интонации показались как никогда подходящими, они чудесно вписывались и в шмелиный оркестр, и в шум стремительных машин, и в шелест листьев; ветер разделял одно слово на множество подслоев, одни плыли вверх, к небесам, другие близились к земле, обвивали бутоны пионов. И мне отчего-то необычайно нравилось все то, что происходит вокруг. – А тут мой верный спутник забарахлил вдруг. Решил посмотреть, что с ним вообще. Вижу – едва заметный съезд. Ну, съехал. А тут такое. Тоже был конец июня, все цвело.
Мы плавно шли вперед, вдоль кустов, и я смотрела на цветы, не отрываясь.
– Откуда они здесь? – спросила я.
И мой голос тоже неожиданно хорошо вписался в пространство вокруг, будто этот чудесный сад принял меня за родную.
– Может, скверик какой был. Я так и не нашел таблички. На картах тоже ничего не отмечено. Скорее всего, что-то запланировали, а деньги потратили не по назначению, вот и забросилось все.
– А что в итоге с мотоциклом было? Ничего серьезно?
Я с трудом оторвала взгляд от цветущих кустов и посмотрела на Ника. Глаза у него были такие же невероятно зеленые, как листья на кустах. Удивительная вещь, но я часто замечаю, что в пасмурную погоду голубые глаза будто становятся ярче, сами превращаются в два маленьких солнышка. А его, зеленые, наверное, зависят от солнца прямо пропорционально: чем ярче солнечные лучи, тем насыщеннее их цвет.
– Пакет на трубу намотался. Смешно, что из-за такой мелочи байк может к чертям сломаться.
Он тоже смотрел посмотрел на меня. Остановился вдруг, и я замерла тоже.
– Ты на Илью совсем не похожа.
– Ну да, – я пожала плечами. – Мне до него далеко.
– Может быть, в этом и смысл? Что люди не похожи друг на друга.
– Ну да, ты-то уж точно ни на кого не похож.
Я отвела взгляд первая. И двинулась дальше.
– Как тебе здесь, нравится? – Ник одним шагом преодолел расстояние, для прохождения которого мне понадобилось шагнуть трижды.
– Да, нравится.
Я совсем не это хотела получить, когда ввязывалась в подобную авантюру. Но это оказалось куда лучшим вариантом, более полным.
Обида за то, что Ник опоздал на целый час, отошла куда-то на второй план.
И осталась благодарность.
Она расцветала в груди пионом, пока что белоснежным, но с постепенно розовеющими кончиками лепестков…
– Сколько тебе лет? – спросила я вдруг.
То состояние, которое называют вдохновением, было поймано, и я уже никак не могла себя остановить.
– Девятнадцать, – ответил несколько удивленно Ник.
– Я так и думала.
– Это логично. Ну, двадцать исполнится меньше, чем через месяц. А зачем спрашиваешь? Продолжаешь выведывать из меня всю информацию, конфиденциальную и нет?
– Нет, просто подумалось…
– О чем подумалось?
– Да так, метафоры…
– Поделись, интересно.
– Ну… – я притронулась к одному из цветков. Шмель, летающий неподалеку, покосился на меня возмущенно и даже на мгновение жужжать перестал. Еще бы, произошло такое наглое вторжение на его территорию. – Восемнадцать лет – это сирень. Такая вот, нежно-фиолетовая, с тонким ароматом, не слишком смелым, привлекающая внимание, но не затмевающая собой все остальное. Как будто совершающая первые шаги по покорению человеческих душ.
Я покосилась на Ника, чтобы проверить – смеется, нет? Ник не смеялся, даже более того, слушал меня внимательно, и тогда я решилась продолжить:
– А девятнадцать лет – это пионы. Они ярче, и аромат у них насыщеннее, они будто бы желают представить себя во всей красе, а красота у них живая и искренняя, воздушная, вот как этот розовый цвет, расползающийся по лепесткам… Не растворяется, а заполняет собой. Наверное, непонятно объяснила.
– Весьма понятно. Но я даже в далекие времена, когда был гораздо более творческим, чем сейчас, над таким не задумывался. Это интересно. Мне нравится. Двадцать лет в таком случае – какой цветок?
– Пока не знаю, – я пожала плечами. И вновь покраснела. Вообще-то я ожидала, что Ник в лучшем случае никак не отреагирует. А в наиболее вероятном – в очередной раз посмеется. Честно говоря, я не люблю делиться своими такими вот придумками, они только в стихи иногда попадают. Я пробовала, честно, но чаще всего люди меня не понимали, и это, в целом, нормально, ибо у каждого из нас взгляд на мир свой. – Может, пойму вскоре, надо внимательнее за Ильей понаблюдать.
Забегая вперед, могу сказать вот что, —
двадцать лет оказались ромашкой,
но это уже другая история,
и да, она про Илью.
Мы побродили здесь еще немного, каждый думая о своем. Добрели-таки до края пионовых рядов, не такими уж они оказались и бесконечными, как подумалось вначале, просто земля шла под наклоном, вниз.
Создалось ощущение, что каждый думает о своем. Что там творилось в голове Ника, я не знаю, но за себя могу сказать вот что, в моей впервые за долгое время совсем не было никаких мыслей.
Мне просто было хорошо.
Дошли – какое-то мгновение постояли. Сказать бы что-нибудь. А что именно, непонятно. Удивительно, что мы вообще нашли, о чем поговорить. Ибо мы с Ником, по сути, два материка, слишком разных. Между нами есть тоненький связующий мостик – это Илья. Но находиться на нем весьма рискованно. Можно вниз сорваться, в бесконечную пропасть.
Ник двинулся обратно, я пошла за ним.
– Не будешь собирать букет? – спросил Ник.
– Нет, пусть цветут… Я запомню и так. – И не удержалась от очередного невероятно важного вопроса: – А часто девушки, которых ты сюда возишь, собирают букеты?
Ник покачал головой. Не ответил. Но все же улыбку не смог сдержать. Она буквально излучала умиление моей непроходимой глупостью.
Но что поделать!.. Пусть лучше так. Наверное.
Обратно мы возвращались очень хитрыми путями. Не по той короткой дороге через гаражи, которой мы ехали, а через город, так что большую часть времени нам приходилось стоять на светофорах. И направлялись мы не к дому Ника, а к моему.
Во второй раз ехать было спокойнее. Я вертела головой (недолго, Ник начал тяжело вздыхать, и мне пришлось перестать).
Так удивительно ощущать себя среди машин – чем они ближе, тем больше кажутся. И тут ты, на каком-то там мотоцикле. А относятся к тебе все равно как к большому и взрослому.
Ник со всей своей любезностью высадил меня прямо у подъезда, где недавно я сама его ждала.
Забрал мой шлем и свой тоже снял. Мотоцикл остался стоять в стороне. Ник стянул с меня рюкзак, о котором я уже успела позабыть, и миролюбиво протянул мне мой клатч (про него я тоже не подумала, клуша).
– Сколько я тебе должна?
А быть должницей я не люблю больше всего на свете.
На этот раз Ник не улыбался. Смотрел на меня со всем недоумением, которое мог выразить, даже левую бровь артистично изогнул.
Потом все же ответил:
– Это я твоему великому брату все еще должен. Так что нисколько.
– Хорошо… – Даже не представляю, что можно было задолжать Илье, чтобы потом так долго расплачиваться. – Спасибо, что прокатил. И что показал цветы.
– Да не за что, – он пожал плечами.
Наши взгляды случайно пересеклись – и Ник улыбнулся. А я улыбнулась в ответ. И, отворачиваясь, пробормотала:
– Пока.
– До встречи, Вероника.
И прежде, чем я успела возмутиться, он развернулся. Я развернулась тоже, зашла в подъезд, больше ни разу не оглянувшись.
А Ник будто никуда и не делся.
Я поднесла к лицу ладони, которыми обнимала Ника за пояс.
И правда.
Он так переживал, что я не смогу насладиться его одеколоном. А я не только насладилась, но еще и частичку унесла с собой. Почему на мне любые духи держатся от силы полчаса, а его вот такими стойкими оказались?..
Апельсин, скошенная трава, кедр. Могу и ошибаться, слабо разбираюсь в запахах.
Зачем-то прижала ладони к груди.
И почувствовала, как быстро стучится сердце.
Куда ж я влипла, мамочки…
Дома никого не оказалось.
Было бы славно пообедать, пока не пришло время ужина. Однако, сняв обувь, я первым делом рухнула на кровать. И некоторое время пролежала, уткнувшись лицом в подушку. У меня есть просто чудесная подушка в виде крысы с нежно-зеленой шерсткой. Мне ее подарила Полинка на новый год. И вообще-то изначально никакой подушкой крыска не была, но мне слишком сильно понравилось, как она ложится под шею…
Затем я села, не переставая обнимать крыску. И открыла заметку, в которой у меня были записаны первые строчки того самого стихотворения, про ветер.
«И этим нежным июньским утром,
мой встречный ветер,
мне стань попутным».
Смотрела на эти строчки пристально до того самого момента, пока экран не погас – бережет свой заряд, но ничуть не бережет мое сердце, которое отчего-то в который раз за день забилось сильнее обычного.
Слов не хватало.
***
Вообще-то я все и всегда рассказываю моим подружкам.
Чтобы не повторяться, у нас есть чат на троих, где мы постоянно делимся информацией. Абсолютно каждой мелочью, которая кажется в конкретном моменте невероятно значимой.
Я никогда и ничего от них не скрываю. И про то, что я каталась на мотоцикле с Ником («другом моего Ильи»), подружки тоже знали.
Оля эту идею всецело поддерживала. Развеюсь, мол, во всех смыслах, и переносных, и прямых. Может, и мальчик окажется неплохим. В моем вкусе (чтобы я наконец перестала вспоминать о своем прежнем человеке, Оля считала, что я до сих пор думаю о нем постоянно). А вдруг мальчик окажется даже и в ее вкусе, тогда я смогу их познакомить…
А вот Полина ко всему относилась со скепсисом, в этом мы с ней очень похожи. Она мне до последнего доказывала, что ничего хорошего из этой идеи не выйдет. И что лучше уж обратиться к профессионалам. И вообще у нее самой вроде как есть какие-то знакомые, которые вызывают много меньше сомнений. Если бы мы с Ником заранее не договорились, можно было бы написать им…
Вообще говоря, непонятно, кто оказался наиболее близок к правде.
Похоже, все же Полина. Она абсолютно всегда права, в отличие от нас с Олей, глупышек.
Хотя бы потому, что встреча с Ником привела к совсем непредсказуемым последствиям. Например, таким, —
я впервые рассказала моим подруженькам не всё, решив оставить детали при себе.
Я рассказала, что он опоздал на целый час – за это мы Ника осудили втроем, он наверняка намучился от икоты.
Рассказала, что мы проехались по гаражам, по городским улицам, по трассе за городом. И что сначала мне было страшно до жути. А потом я ощутила, как обволакивает меня ветер, разглядела блики солнца – и всё это мне понравилось.
Но самое главное я умолчала.
То, что он привез меня в свой укромный уголок, где мы вместе наслаждались пионами и я делилась с ним своими глупыми мыслями. То, как мы улыбнулись друг другу, прежде чем разойтись. То, как я прижимала ладонь к груди, стараясь подольше сохранить запах его одеколона вокруг себя…
«Симпатичный хотя бы?» – спросила Оля.
«не твой типаж. но харизматичный…..» – ответила я.
«Знаем мы этих харизматичных».
Мы как-то совершенно случайно перешли на обсуждение тех, с кем Оля успела познакомиться за время пребывания в Питере. По словам Оли, там все до единого были ужасно талантливыми. Либо что-то создавали – писали музыку и стихи, играли в театрах, занимались спортом. Либо были суперумными, гениями наук, и занимали места на самых крутых олимпиадах во Вселенной.
Оля прилетела в Питер вместе с двоюродной сестрой, и они гуляли там дни напролёт – мы с Полинкой каждый день получали фотографии новых достопримечательностей. И даже чуть-чуть завидовали.
Хотя отдых и у Полинки шёл, в общем-то, неплохо.
Она заметила, что дома чувствует себя так, будто приехала в какой-нибудь санаторий. Ее родители живут в частном секторе одного маленького городка, в собственном доме. Воздух – наисвежайший, на территории – свои собственные деревья и кусты, ягоды можно есть прямо с куста (сейчас вот жимолость отходит; тут я точно обзавидовалась, потому что ужасно любила жимолость в детстве).
Это только Ника приросла к квартире и не сдвинулась ни на сантиметр даже после поступления в институт. А мои девочки приехали сюда специально, чтобы учиться. Причем получается, что не только журналистике, но и самостоятельной жизни. Необходимости каждый день собственной головушкой решать, что приготовить на ужин и как поддерживать чистоту в комнатах.
Совсем одни в чужом городе, в один миг повзрослевшие.
Вообще себе не представляю, как им это удалось. Уехать куда-то от своей семьи, едва закончив школу. Когда ты всю свою жизнь проводишь с родными людьми, друзьями, в знакомых глазу местах, – а потом тебя радуют чудесной новостью, ты поступила. В один день собираешь вещи, во второй – трясешься на сидении машины или полке плацкарта. А потом – лишь приезжаешь навещать место, в котором родилась и выросла, дважды в год. Как будто оно в один момент становится тебе чужим.
Не знаю, смогла ли бы я вынести такое испытание.
Смогла бы, наверное, не останься других вариантов. Люди, конечно, очень трусливы. Но, когда приходит время, собираются с силами, – и я бы тоже собралась.
«Ничка, – Полинке тоже нравится звать меня Ничкой. – Может, ты в гости ко мне приедешь? Родители будут не против, комната старшей сестры пустует, она работает до августа. Отдохнешь от шума».
Я пообещала подумать.
Но ничего конкретного сказать пока не смогла.
***
– Ника, – Илья шумно выдохнул. Мое имя, что обычно звучит как перелив, шумная горная речка, тоненькая, но бойкая, прозвучало подобно надвигающимся грозовым тучам. – Когда-нибудь твои гениальные идеи меня с ума сведут.
Моя гениальная идея заключалась всего лишь в том, чтобы подарить маме мысль. А уж мама твердо решила собрать нас всех на выходных. И отправить на прогулку в парк.
Сейчас попытаюсь вспомнить, когда мы последний раз гуляли вчетвером.
Такое точно случалось, когда мне было десять лет (почти одиннадцать), в сентябре. Стояла очень красивая осень, теплая и томная, листья на деревьях поражали обилием красок. У нас на стене даже висит фотография с того дня. Там Илье двенадцать, он еще не такой длинный, но все равно превосходит меня на голову, и у папы почти нет седых волос, и у меня совсем детское лицо (не то чтобы сейчас взрослое, и все же взгляд поменялся и черты стали острее). Лишь только мама не изменилась, она у меня всегда красивая…
И на этом, пожалуй, все.
Сейчас мне восемнадцать. А Илья так вообще взрослый, третий десяток разменял в марте.
– Илья, – я вздохнула в ответ, передразнивая его. – Ничего с тобой страшного не случится, если ты на два часа оторвешься от своего компьютера.
Папе срочно нужно было доделывать документы по работе, да и мама на сегодня запланировала еще кучу домашних дел, так что про два часа я, пожалуй, загнула —хоть бы на час нас хватило.
А погода на улице стояла великолепная. В самом деле.
Совсем не та ужасная жара, что преследовала нас с Ником позавчера… Облачно, но ветер теплый, его можно почувствовать на себе, даже не разгоняясь на мотоцикле, а просто покинув дом. Тепло его будто даже проникает под кожу и сохраняется там – согревать будет в зимние вечера.
Шел третий день июля.
Целый месяц лета остался позади. А я все никак не могла в это поверить. Да что уж говорить. То, что начался июль, я осознала только в субботу, то есть вчера, то есть второго числа. Пятничный Ник ознаменовал начало моего нового месяца, получается.
Время стремилось к пяти вечера, тот самый час-пик, когда многие предпочитают выходить на прогулку.
Мы сразу это осознали, стоило лишь покинуть дом. Даже наш дворик, в своем обыкновении тихий и мирный, был полон детей, взрослых, голосов, улыбок…
Вечер воскресенья, а что мы еще хотели получить?..
Впрочем, на какой-то там дворик мы решили не размениваться. Пошли в один из городских парков, ближайший к нам (а также к моему институту). И все равно пилить до него было достаточно – больше двадцати минут пешком.
Это было просто супер-странно – идти куда-то вместе с родителями, если учесть, что вместе мы с ними только пищу принимаем по выходным, и то не всегда, а как повезет.
Я не могла восхищаться всем вокруг, как делаю в порыве вдохновения, когда мы гуляем с девчонками. И приставать к Илье со всякими вопросами смысла не было. Он в принципе неохотно что-либо мне рассказывает, а в компании с родителями и вовсе будто принимает обет молчания.
Так что мы слушали маму, которая делилась новостями с работы, и от родственников, и от знакомых. Папа время от времени уточнял детали (выглядело так, будто ему и в самом деле интересно). Мы с Ильей плелись сзади, как самые настоящие братик с сестричкой, и изредка поддакивали.
Получалось примерно так:
– Недавно встретила Аню, она, оказывается, кофейню открыла свою. Исполнила мечту, десять лет всё планировала… Говорит, сложно, со стороны легче казалось. Благо, дочь ее сейчас на каникулах, отдыхает перед одиннадцатым классом и помогает ей. – Это мама.
– Аня – та, с которой ты в институте училась? – Это папа.
– Да-да. В следующий раз пойдем гулять и зайдем к ней, возьмем кофе. Вы же любите кофе, дети?
Мама любит называть нас так – «дети». Хотя никакие мы не дети уже давно.
– Угу. – Вот и всё наше участие в диалоге.
У мамы блестели глаза, как происходит всегда, когда она чем-то вдохновлена. Папа выглядел чуть-чуть смущенным. Это на своей работе он уверенный начальник, а среди незнакомых людей может и растеряться ненароком. Так что все вопросы, требующие активных действий, у нас мама решает.
Но вообще, спустя минут двенадцать таких диалогов, мы с Ильей единогласно решили, что всем живется чудесно, кроме нас. Молча обменялись тяжелыми взглядами.
К счастью (уж простите мне мою искренность…), скоро мы дошли до парка. Илье это тоже счастьем показалось, ибо он с невероятным воодушевлением заметил:
– Мы с Никой сбегаем за мороженым. Вы пока погуляйте, понаслаждайтесь… не знаю, видами… Вам взять?
– Возьмите. Простой пломбир, – ответил папа.
Он, кажется, понял, что прогулка нам вроде и в радость, а вроде и нет.
– Денежку тебе перевести? – улыбнулась мама.
Илья махнул рукой:
– Мне стипендия пришла.
– Стипендия это на личное. Я переведу.
Короче говоря, мы с братцем сбежали. Сначала заставили маму спонсировать нас деньгами, а потом смотались по-тихому. Вот такие мы были молодцы…
Сначала Илья шел очень быстро. Но, стоило ему завернуть за угол, шаг замедлился раза в три.
– Не будем спешить, – обворожительно улыбнулся братец, хотя прекрасно знал, что на меня его улыбочки не действуют.
– Тебе как будто десять лет, – на всякий случай заметила я.
– Спасибо, Ника. – И посмотрел на меня с очень сильным осуждением. Вот уж у кого действительно взгляд тяжелый. Хотя, вполне вероятно, это у нас семейное (как и злопамятность, или чем нас там Ник упрекал?).
Илья ведь даже не спросил у меня, что я думаю по поводу его великого друга.
Удостоверился, что я жива, и на том всё.
– Но я в принципе удивлена, что тебя смогли вытащить из дома. Ты почему стал такой слабохарактерный?..
– Спасибо, Ника…
– И раз уж мы наконец-то можем поболтать, скажи мне, где ты начал пропадать в последнее время.
Как будто я была старшей сестрой, а не младшей, честное слово. Шла «не спеша», как Илья и хотел, вся такая грозная в легком розовом платье, что и плечи открывало, и колени не прятало, ну куколка просто (не знаю, зачем мне мама его купила). И отчитывала парня двухметрового.
– По свиданкам хожу, Ника, – ответил Илья. – Прости, что не сказал сразу.
– Так я тебе и поверила. Никто не ходит в десять утра на свиданки, а ты тем более. Только если с твоими мальчиками, обсудить ваши компьютерные приколы.
Магазин оказался ближе, чем нам бы хотелось. Он стоял буквально через дорогу, приветливо маячил нам насыщенной желтой вывеской. Мы с Ильей уже начали поворачиваться друг к другу, чтобы одним лишь взглядом договориться, что дойдём до следующего магазина… как из-за поворота появилось новое действующее лицо.
Я глазам своим не поверила, правда.
Так и застыла, спасибо, что рот не стала ладонью прикрывать от изумления.
Зато вот на лице Ильи распустилась разноцветными лепесточками радость. Он заметил, довольно покосившись на меня:
– Ну, вот и один из моих мальчиков.
«Илья точно не может ходить ни на какие свиданки», – это была моя мысль, прежде чем его мальчик, как же все-таки звучит глупо, нас заметил. И широко помахал рукой, никого не смущаясь.
Вот такой он был.
Ник.
Я не думала, что мы увидимся вновь так скоро.
А Илья, конечно!.. Тот еще предатель. Сам ведь сказал – спешить не будем. Но, стоило ему заметить Ника, как он помчался вперёд на крыльях своей любви. И ладно бы он при этом ничего не замечал вокруг. Но нет, Илья постоянно оборачивался на меня, как будто боялся, что его сестренку, такую прекрасную, могут украсть.
Лучше бы меня украли, честное слово.
Потому что ноги вдруг совсем перестали меня слушаться, я готова была споткнуться в любую секунду о мельчайшую пылинку. Не знаю, чего так испугалась…
Волосы Ник на этот раз собрал в низкий хвост на затылке – что ничуть не помешало мне его узнать. И вообще, по-моему, ему так шло даже больше, открывало высокий лоб и точеные углы лица. В отличие от моего Ильи, фаната темных цветов (он и сейчас был в черной футболке, ну кто вообще ходит летом в черной футболке?..), на Нике были песочного цвета шорты, футболка белая… до трепета. В этот раз без рисунков. Прямо-таки две противоположности, битва зла и борьба. И я – бантик – сбоку.
Они наконец остановились друг перед другом, обменялись рукопожатием… как и полагается настоящим друзьям, конечно. Я смотрела на Ника, не моргая, и он наконец заметил меня:
– Ника, привет, – Ник и мне протянул руку, как будто бы мы тоже со школы дружим. Впрочем, он убрал её тут же, стоило мне лишь его коснуться. Я не успела почувствовать его тепло, лишь только уловила молниеносные нотки уже знакомого мне парфюма – Красивое платье.
Илья наблюдал за нами с легкой ухмылочкой, и от этого было раз в пять более неловко, чем если бы с Ником встретились наедине.
– Прогуливаетесь? – поинтересовался Ник, отступая на шаг назад.
– Спасибо, – пробормотала я, но навряд ли кто-то меня услышал.
– Вывел любимую сестру подышать воздухом, – Илья покивал. Противный какой. Я толкнула его локтем – легонько! невесомо! а Илья поморщился с таким страдальческим лицом, будто его пуля насквозь пронзила. – Ты мне лучше скажи, что ты тут забыл.
– Дела, как без них… Куда идете?
– Дела, – Илья фыркнул. В наличии дел у Ника он сильно сомневался, и я задумалась – почему? Надо будет спросить, но обязательно как-нибудь незаметно. – Идем за мороженым для моей любимой сестры. Развлекаю ее.
И Илья приобнял меня за плечи. Но тоже едва задев.
Может быть, от меня пахнет неприятно? Или я током ударяю при каждом прикосновении?
– Вообще-то это ты мороженое захотел! – напомнила я. – Точнее, использовал его покупку как предлог сбежать от родителей.
Илья посмотрел на меня, как на дурочку – «И зачем ты это ляпнула?».
Ник – с легкой насмешкой, бровь изогнул привычным (даже мне) образом – «Серьезно, у вас здесь еще и родители?».
– Да, да, нам по пять лет, – ответила я на немой вопрос. – Илюшка еще и за ручку меня вел, пока тебя не заметил. Боится, как бы я не потерялась.
Ник рассмеялся. Кажется, даже искренне; и смех у него был каким-то открытым, что ли, будто он и смеха своего ничуть не стесняется.
– Так и есть, – Илья вздохнул. Как он сегодня перед выходом сказал? Что моя фантазия его с ума сведет рано или поздно? Что-то мне подсказывает, что схождение с ума занимает не несколько минут и даже не сутки, так что мой Илья может быть уже в процессе – и кто знает, какой год, вдруг девятнадцатый?.. – Верониченька у нас любит вечно сворачивать не туда. Ходишь потом, заглядываешь под кусты… Ищешь.
– Спасибо, Илюшенюшка, но я не гном, чтобы искать меня под кустами, – заметила я.
Илья посмотрел на меня очень сильно сверху вниз… и я даже несколько засомневалась в своих словах. И все-таки – я не настолько маленькая, тоже мне, гений метафор.
Впрочем, очень скоро я стала Илье безразлична, и он все свое внимание переключил на Ника:
– Скажи лучше, твои делишки в какой стороне? Проводим, может… Хочется оттянуть момент воссоединения с семьей.
– Вообще-то в той, с которой вы только что пришли.
– Там наверняка есть продуктовые магазины, как думаешь?
– Думаю, наверняка есть.
– Ну вот и пройдемся.
– Окей.
– Мы тебя не сильно отвлекаем?
– Нет, – Ник пожал плечами, и в этот момент я почти уверилась в том, что на самом деле он опаздывает.
– Тогда погнали.
И мы пошли обратно.
Вернулись на дорожку, где оставили родителей, и я прямо-таки чувствовала, как Илья косится вправо, пытаясь их разглядеть. И идет куда стремительнее обычного, а он у меня по жизни вечно куда-то мчится.
Впрочем, я-то была не такой осторожной, как Илья, и смотрела открыто – родителей не увидела, наверное, тоже куда-нибудь свернули (желая спрятаться от нас).
Так что можно было и не бежать.
– Вот так я ему надоела, – пожаловалась я Нику. Илья с его километровой длиной ног и стомильной тревожностью шёл впереди от нас, а мы, птицы гордые, не сговариваясь, решили от него отстать. Хотя Нику, пожалуй, догнать Илью было бы весьма легко.
И вообще, чего это он вперед убежал? Общался бы со своим другом… Опять маниакальные идеи посетили его дурную головушку, вот даже не сомневаюсь.
– У вас очень милые отношения, – заметил Ник, улыбнувшись. – И ты рядом с ним другая.
– Какая?
И вновь я в слишком открытой, выставляющей все мое смущение напоказ, одежде.
– Не знаю. Теплая. Не сторонишься его. Наоборот… позволяешь себе больше, как будто под защитой. Не боишься сказать что-то не то, потому что все будет тем. Даже немного жаль, что у меня нет младшей сестры.
– Это ты по трем репликам такие выводы сделал? – удивилась я.
– Я вижу людей насквозь, – и Ник мне подмигнул.