Loe raamatut: «Ловитарь», lehekülg 2

Девушка повела плечами.

– Есть общепризнанный мировой культурный фонд, на котором воспиталось не одно поколение детей. По этим сказкам десятки лет снимаются фильмы, ставятся спектакли и пьесы. Эти фамилии вам тоже наверняка знакомы: братья Гримм, Экзюпери, Киплинг, Шарль Перро, Бажов, Андерсен…

Я согласно кивал, управляя автомобилем (благо трасса была практически пустой), и листал список треков в поисках нужного.

– Да, Валерия, согласен. Фонд мировой культуры. Десятки лет воспитывались дети. А вы сами-то с этими сказками знакомы?

– Конечно. Вам, возможно, в детстве их тоже читали.

– В том-то и дело. И поэтому могу с уверенностью сказать, что очень много прочитанных мне и мною сказок повергли меня в ужас при углублении в их смыслы. Взять, например, всем известное «Огниво». Вот где мрачняк, трэш и угар. Любая панк-группа просто курит в стороне. Но… ведь это общепризнанный мировой фонд культуры, это же – Андерсен! Но я у верен, если бы родители просто чуть повнимательнее перечитали «Огниво», они не то что поостереглись бы читать его своим детям впредь – они бы эту книгу в костре сожгли. Но Андерсен – это признанный мировым культурным сообществом авторитет в области сказок, а «Король и Шут» – это всего лишь панк-группа. Но на самом деле все совсем наоборот. В «Огниве» побеждает не добро, а насилие, подлость и зло. Помните? Когда собаки растерзали на глазах у всего народа и принцессы ее семью только за то, что они не хотели отдавать свою любимую дочь за доказанного вора и убийцу, который уже в начале сказки обезглавил старую ведьму всего лишь за отказ говорить ему, для чего ей огниво. Ее, прошу заметить, огниво. За получение которого, она по-честному рассчиталась с солдатом, выполнив все свои обещания. А солдат ей голову отрубил, потому что ему ее ответ не понравился. А в конце, после этой кровавой расправы над ее родителями, принцесса, кстати, прямо тут же с радостью вышла замуж за него. Народ радуется, вокруг кровь и конфетти, все нормально – в аду дискотека… Если вы, Лера, считаете, что это достойно мировой культуры, то я умываю руки.

Я нашел нужный трек, спиной ощущая удивленный и одновременно вопросительный взгляд Валерии с заднего сидения. Эта продолжительная сентенция из уст ее интеллектуального противника, по-моему, натолкнула ее на первые сомнения. Ничего, далее должно быть еще интереснее. Игра только начинала набирать свои обороты.

– А во многих панк-сказках, которые так презрительно отвергает то самое культурное сообщество, как раз можно услышать много важного для современного человека. Но давайте послушаем еще одну композицию, вместо рассуждений. Например, эту.

Я включил попутчикам «КОДУ». Заиграла песня, и мы опять замолчали на несколько минут. Парни явно включились в настроение песни, а Лера опять демонстративно отвернулась к окну. Я с улыбкой смотрел на дорогу и пролетающие мимо рощи. А «Король…» рассказывал очередную историю про то, как в одном поселке каждую ночь со стороны кладбища начинала звучать пронзительная соната скрипача. Все думали, что это забавляется старый сторож, но оказалось, что тот сам не знал, кто это играет в темноте.

Музыка энергично лилась в салон автомобиля из динамиков плотным потоком, сплетая мистерию из нот и слов, наконец, раскрывая тайну печальной сонаты.

Жил один музыкант,

Он на скрипке играл.

Был в нём редкий талант,

Что народ восхищал.

И на сцене всегда

Умереть он мечтал,

Когда смерть увидал,

Коду не доиграл.

Эту коду высек кто-то на его надгробной плите

И маэстро год от года всё играл мелодии те.

Когда песня закончилась, я повернул голову вполоборота, продолжая нашу беседу.

– Как вам песня?

Павел переглянулся с Женей. Им явно понравилось. Лера продолжала выдерживать свою принципиальную позицию:

– Как я и говорила – тема кладбищ, смерти, плюс примитивный сюжет. Все думают, что это слепоглухонемой старый сторож, а это призрак умершего музыканта. Слабенький сценарий на уровне пятиклассника.

Я рассмеялся.

– Предубеждение, Лера, предубеждение. Если бы вы попробовали через него перешагнуть, вы бы увидели глубочайший смысл за этим, на первый взгляд, банальным сюжетом.

– Какой же? – Лера смотрела на меня уже с интересом. Она явно стала понимать, что «обычный спортсмен» имеет не только достаточно широкий словарный запас, но и может складывать его в упорядоченные предложения.

– Редкий талант, – значительно проговорил я, давая возможность собеседнице простроить последующие смыслы. Но она молча развела руками, словно давая понять, что не поняла мой посыл.

– Как человек творческий, вы наверняка понимаете, что редкий талант на то и редкий, что встречается не часто, а значит, обладает особой ценностью. Маэстро был настолько поглощен музыкой, что мечтал навсегда связать себя с ней, умереть на сцене. И вот, когда момент наступил, и он увидел смерть, он не доиграл коду.

Я опять выдержал паузу. Все тоже молчали, ожидая продолжения.

– Вы знаете, что такое кода? В переводе с итальянского, это «хвост», «шлейф», дополнительный раздел, возможный в конце произведения. И зависит он, по большей части, от настроения исполнителя. И вот смотрите, Маэстро увидел смерть и намеренно не доиграл коду – не закончил произведение. Но смерть была настолько покорена его талантом, что позволила ему сделать это – высекла на его могиле эту коду, позволяя ему играть ее снова и снова, продолжая очаровывать своим талантом людей. Понимаете? Она дала ему возможность вне времени заниматься любимым делом. И получается, что Маэстро превзошел смерть. Он, через дело всей своей жизни – музыку, замкнул себя в вечности, обманул смерть, очаровал ее, стал бессмертным. Творчество, настоящее Творчество – это путь в Бессмертие. Эта песня о верности своему мастерству, творческой поглощенности и вечной Жизни, Лера. Жаль, что вы этого не увидели, а почему-то сфокусировались только на идее смерти и примитивизма.

В салоне автомобиля повисла напряженная тишина.

3. ХИТРЕЦ

.

Половина всего веселья быть Трикстером, знать, что все знают, что ты – Трикстер. Тогда большая часть твоих фокусов строится на том, что они знают, что ты знаешь.

Сериал «Локи».

Все молча переваривали мой монолог. Я опять засмеялся.

– По-моему, совершенно неплохо для примитивных панков. А, Лер?

Девушка с прищуром смотрела на меня в отражении зеркала.

– А вы, Андрей, не такой простой, каким пытаетесь казаться.

Я согласно кивнул.

– Я особо и не пытаюсь – вы все делаете сами. Просто вы зацепились за свое суждение обо мне по ряду внешних признаков, и оно поймало вас в ловушку. Как и в отношении к этой панк-группе. В этом, Лера, ваша ошибка – вы оцениваете других по внешним атрибутам.

– А что атрибуты? Они раскрывают внутренний мир того, кто создает из них свой внешний образ. Дыма без огня не бывает.

Я с улыбкой посмотрел на попутчицу в отражение зеркала.

– И какие атрибуты сложили обо мне такое впечатление?

Лера выразительно кивнула на меня, перечисляя все тщательно подобранные части моего «дорожного» облика.

– Ваш агрессивный имидж – черный джип, панк-группа долбит в динамиках, кимоно, большие очки, скрывающие взгляд. Но на самом деле вы как будто прячетесь за них, скрывая свою истинную суть.

Я показал попутчице большой палец в знак одобрения.

– Сто процентное попадание, Лера. Браво! Все в яблочко! Прячусь. Скрываю. А как иначе? В наше время, полное опасностей, как в дикой природе – нужно иметь воинственный окрас, чтобы отпугивать злоумышленников. Ведь никогда не знаешь, с кем сведет тебя дорога. Даже за такой, с виду безобидной и благообразной внешностью как у вас, Лера, может скрываться злодей. Вы же не злодеи? – с надеждой спросил я.

Лера неожиданно искренне улыбнулась.

– От настроения зависит. Но вот ваш облик вызывает много вопросов. Если вы создаете такой имидж, значит, он так или иначе, все равно отражает ваш менталитет.

– Так или иначе, конечно, – я согласно киваю головой, – но мало кто заглядывает за антураж, чтобы понять насколько. Вот, мы потихоньку начинаем углубляться в суть вопроса. Я уже не кажусь вам тупым быдлом. «Король и Шут» начинает раскрываться по-новому…

Валерия, впервые за всю поездку, чуть смягчилась и опять улыбнулась.

– Нет, Андрей. Для меня этого недостаточно. Мое мнение не изменилось. Во всяком случае, насчет «Короля и Шута».

Я рассмеялся.

– Ну, значит, идем дальше. Наше Путешествие еще не закончено. Продолжаем погружение в мир причудливого панк-рока. К музыке претензии вроде сняли, тексты тоже открестили от ярлыка примитивизма. Какой у нас следующий аспект? «Вырожденческая панковская философия»?

Лера с улыбкой кивнула. Ей явно становилось интересно продолжать дискуссию.

– Панки! – произнес я с выражением, словно пробуя это слово на вкус. – Что вам известно о них?

Я повернулся вполоборота к Павлу, но тот растерянно пожал плечами. Я повернул голову назад. Но там тоже возникла явная заминка с определением этого явления.

– Хорошо, какие у вас возникают ассоциации при упоминании этого термина?

– Противопоставление себя обществу, – высказал свою версию Евгений.

– Протест, – задумчиво произнес Павел.

– Свобода, – впервые после момента нашего знакомства подала голос Злата, неожиданно включаясь в беседу.

Я приветливо кивнул ей и перевел взгляд на Леру, затем опять поворачиваясь на дорогу.

– Бухать, колоться, отрываться по жизни, – последовал от нее едкий ответ.

– Понятно, – я покачал головой, – ну, достаточно предсказуемо и стандартно. А знаете, например, – я кивнул на магнитофон, фоном продолжающий воспроизводить песни «Короля…», – какое определение панка дал сам Горшок, один из их фронтменов?

Конечно, никто из присутствующих этого не знал.

– «Панк для меня, как детская волшебная страна, место, где ни у кого нет проблем, и люди круглые сутки сочиняют песни», – процитировал я, – Не вяжется с образом отморозка, орущего со сцены всякую чушь, да, Лера? И еще одно его очень важное определение: «Панк – это переступать все границы. Это творить не по правилам».

Я дал немного времени присутствующим переварить услышанное и продолжил:

– Панк – это, в первую очередь, состояние души, действительно протест против жестокого общества, в котором творческому человеку приходится достаточно трудно. Все остальное лишь внешний антураж, реакция на внешнюю среду, обманный окрас.

После непродолжительного молчания девушка наклонилась вперед:

– А откуда вы, Андрей, это знаете? Ну, про то, что трудно творческому человеку? Вы, может быть, тоже имеете отношение к творчеству?

Я чуть приподнял очки и искоса бросил на нее взгляд, спросив шутливо:

– Лера, в вашем вопросе звучат плохо скрываемые нотки. Это ирония или сарказм?

Лера усмехнулась:

– А что, есть разница?

Я картинно хлопнул рукой по колену:

– Конечно. Колоссальная. Ирония – это сочувствие или симпатия, которая проявляется в шутливой форме. Сарказм – это уже негативное отношение, некая издевательская гипербола, граничащая с завуалированным оскорблением.

Евгений протяжно присвистнул. В салоне опять повисло недоуменное молчание.

– Можно помедленнее, я записываю, – со смехом пробормотал Евгений голосом Шурика из «Кавказской пленницы», ошарашено качая головой.

Лера с прищуром смотрела на меня, слегка улыбаясь.

– Андрей, кто же вы? Кто скрывается за всем этим антуражем?

Я вопросительно обвел указательным пальцем салон автомобиля и, получив утвердительный кивок, проговорил:

– Вряд ли мой ответ вам что-нибудь прояснит.

– А вы попробуйте, – не переставая улыбаться, произнесла Лера, – вдруг у нас получится.

Я с готовностью кивнул, собрался, как перед ответственным действием и выпалил:

– Ну, хорошо. Признаюсь. Я – хитрец.

Это прозвучало так нелепо, что все присутствующие в машине одновременно рассмеялись. Лера саркастично покачала головой:

– Ну, это очевидно. Но я спросила, кто вы по профессии?

Я пожал плечами.

– Я же предупреждал. Это не я не понял вопрос. Это вы не поняли ответ. Я действительно хитрец. Причем, можно сказать, профессиональный.

Ребята какое-то время молчали, осмысливая мои слова, каждый по-своему интерпретируя их в своем воображении.

– Профессиональный обманщик? – наконец прокомментировала мое признание Лера, – Жулик что ли?

– Нет, – я досадливо поморщился, – как говорил Бальтасар Гарсиан-и-Моралес: «Старайся не прослыть обманщиком, хоть сегодня и невозможно прожить, не будучи таковым. Самая большая твоя хитрость должна состоять в том, чтобы не показать свою хитрость».

Евгений опять довольно ухнул. Лера метнула на него короткий испепеляющий взгляд, словно он отвлекал ее своими эмоциональными вставками, и опять наклонилась вперед, продолжая наш спор:

– А Франсуа Ларошфуко говорил: «Хитрость – признак недалекого ума». Не обижайтесь, Андрей, но это цитата.

Я не переставал улыбаться.

– Что вы, Лера, как можно обижаться на Великих. Особенно, встречая их не совсем корректные интерпретации. А вот Жан де Лабрюйер говорил: «В жизни бывают случаи, когда самой тонкой хитростью оказываются простота и откровенность».

Все опять заулыбались. Путешественники явно не ожидали подобного пикирования и вообще подобного диалога в пути. Да и мой первичный образ стал слишком контрастировать с образом человека, использующего в качестве аргумента в споре цитаты, что явно указывало на его начитанность.

– Кто же вы, Андрей? – Лера явно не сдавалась. – Какова ваша социальная роль? Ведь «хитрец» – это качество, способ реагировать на те или иные обстоятельства.

Я постучал ладонью по рулю.

– Рано. Если я скажу кто я, это все испортит. Смотрели фильм «Золотой теленок», с Юрским? Помните, как он весело проводил время в купе поезда со студентами, а когда они спросили его, чем он занимается, то пафосно сказал, что миллионер? Помните? Чем все закончилось? Легкость общения наткнулась на социальный стереотип. Все тут же разбежались. У меня противоположная история. Вы сели в машину к не пойми кому, к бизнесмену, спортсмену, бандиту, кем вы там еще меня представили? А на самом деле…

Я картинно замолчал, создавая интригу. Обстановка в салоне неуловимо разрядилась, хотя и сменилась азартным ожиданием. Лера тоже, хоть и была заинтригована, казалось, забыла про недавнюю ссору.

– А на самом деле…? – вопросительно протянула она.

– На самом деле я, ну если хотите, панк что ли…, – буднично произнес я, вызвав новую волну смеха.

– Ну, а как вы думали? Слушаю панк-рок, защищаю их, разделяю их философию. Можно сказать, даже углубляю ее.

– Ну, допустим, – с улыбкой сказала Лера, – раз панк – это состояние души, пусть будет панк. Хотя вряд ли панки ездят на «Крузаках». Насколько я знаю, это с их философией не очень вяжется. А чем вы занимаетесь в социуме? В лучших панковских традициях противостоите ему? Или просто бухаете?

Все опять рассмеялись. Лера помахала рукой перед собой.

– Простите, конечно. Но раз вы панк, с вами же можно напрямую? Панки же не обижаются?

Я выставил перед собой указательный палец.

– А вот это очередное заблуждение. Панки на самом деле очень тонкие личности. Маска панка для большинства – это способ защиты своей ранимости и утонченности.

– Как для вас джип и кимоно на зеркале?

Я картинно фыркнул.

– Да чего вы докопались до этого кимоно? Оно, если хотите знать, вообще не мое, а моего «автомобильного».

Попутчики недоуменно смотрели на меня.

– Ну, про «домовых» слышали? А в автомобиле живет «автомобильный». Ну как «гарантийные человечки» у Успенского. Не читали? Гномик, который следит за чистотой и исправностью мелкой электроники. Просто он у меня еще и спортсмен. Чистоплотный очень. Вот потренировался, потом постирался, а кимоно сушить повесил.

Попутчики опять рассмеялись. Флюиды конфликта становились все тоньше и тоньше, растворяясь в смехе и неповторимой атмосфере дорожного путешествия.

– Не ваше, значит? – спросила Лера. – А костяшки на руках вы тоже перед каждым выездом сбиваете? Гномика своего тренируете? Ведь вы явно на ринге деретесь или грушу долбите. При этом мозги у вас работают и язык подвешен. Кто вы по профессии, скажете наконец? Или я отказываюсь продолжать нашу дискуссию про ваших любимых панков.

Я пожал плечами.

– Хорошо, приоткрою завесу тайны, один из аспектов моей загадочной личности. Я… Охотник.

Парни синхронно одобрительно загудели, а Лера нахмурилась.

– «Охотник за головами»?

– Почему за головами? – обернулся я на нее.

– Ну, такое устойчивое выражение из мира кинематографа. А здесь снова наложился ваш угрожающий антураж, вот и выскочило. Охота это что, опять про смерть и насилие?

Я обреченно наклонил голову вниз.

– Лера, ваше подсознание прямо забито этой идеей до краев. Вы сразу включаете самый махровый, причем почему-то именно негативный стереотип, когда начинаете вешать ярлыки. Хорошо, согласен, слово с весьма устойчивой ассоциацией. Давайте используем другое – Ловитарь. Хотя, наверняка, Лера сейчас спросит, кого я ловлю, верно?

Девушка развела руками, словно соглашаясь с моим предположением.

– С языка сняли.

– А слово это, может, имеет совсем другой образующий корень.

– Какой, например?

– Ну, например… «LOVE» – Любовь.

Все опять засмеялись. Валерия брезгливо поморщилась. Я помотал указательным пальцем перед собой.

– Нет, Лера, не в смысле «Трахарь», как вы опять наверняка подумали, а «LOVE-ТАРЬ», от слов: «LOVE» – Любовь, и «Тарь» или «Тэрь», с алтайского – «Небо». Короче, «Небесная Любовь» получается…

Лера снисходительно посмотрела на меня, явно пытаясь перевести общение на серьезный тон и конструктивную беседу.

– Ну, а все-таки, Андрей, на кого охотитесь? Если исключить вариант любовных похождений.

Я выдержал пятисекундную драматическую паузу и произнес, театрально понизив голос:

– За светлыми Душами.

– Ой, – пробормотала Валерия, – с вами очень сложно понять, где вы шутите, а где нет.

– Что, опять возникла негативная ассоциация? – усмехнувшись, спросил я. – Да расслабьтесь, я охочусь за светлыми Душами не для того, чтобы погубить их, ассоциативно с Сатаной, как вы, Лера, опять же, сто процентов, первоначально подумали.

– А для чего тогда?

– Чтобы защитить.

– Защитить? От кого?

– От острых граней этого мира. От мутных потоков, искажающих их чистое восприятие. Мир творчества очень уязвимый. Он нуждается в защите. Но прежде чем защитить кого-то, его нужно выследить. Так же, как нужно выследить того, кто за ним охотится. Это целая мистерия. Тут может справиться только профессиональный Охотник. Простите… Ловитарь.

– Вы – продюсер или что-то вроде того? – спросила Лера, откинув прядь темных волос, упавших на лицо.

– Что-то вроде того.

– И как вы защищаете творчество?

– Открывая людям его изнанку. То, что общество не видит, но то, что играет в его жизни одну из самых главных ролей. Понимаете, – я повернулся к ребятам, – я не смогу, конечно же, убедить вас любить или нет панк-рок, или любое другое направление. Тут дело даже вообще не панк-роке. Просто так совпало, что он играл, когда проявилась ваша категорическая позиция, Лера. Значит, и распутывать этот узел пришлось с него. Был бы не панк, оттолкнулись бы от чего-нибудь другого. Главное для меня – донести одну простую идеею, что за поверхностным образом, созданным в качестве защитной маски, может скрываться тончайшая, ранимая и глубокая Душа, наделенная Гением создавать музыку, стихи, книги, полотна. Моя цель – пробудить Уважение к ним.

Я улыбнулся персонально Лере в отражение зеркала.

– Вот вы, Лера, считаете их быдлом, даже не пытаясь услышать, что они поют. Потому что вы перегружены этим самым негативом, и он мешает вам увидеть истинную суть происходящего. Давайте я, на правах ситуационного адвоката панк-рока, поставлю еще один трек, и мы его, не отвлекаясь, прослушаем, идет? Это в продолжение разговора о примитивизме, вырожденческой философии и мортидной энергетике, пропитанной разрушением и смертью. Вот вам типичный образчик.

Я включил очередную сказку «ФРЕД» – песню о бедолаге Фреде, который чистил свой колодец и нашел под водой скелет в женском платье. Затем он принес скелет женщины домой, после чего у него началась череда неприятностей – отнялись ноги, а впоследствии он и вовсе сошел с ума. Бедолага умер бы, если не его сосед. Он посылал жену, которая кормила Фреда и рассказывала мужу, что тот совсем помешался – сидит перед скелетом и общается с ним, словно он живой.

Я опять украдкой наблюдал за реакцией попутчиков. Тяжелее всего было, конечно, Лере – ей приходилось увязывать воедино интерес к песне, но при этом удерживать свою непримиримую позицию. А слова летели в салон на волнах совсем не типичной для панк-рока музыки:

Живы будем, не помрём.

Славно смотримся вдвоём.

Неземную красоту вижу пред собой

Я как в бреду!

От любви безумной, каждой ночью лунной

Мёртвая вставала, плотью обрастала.

Быть хочу всегда с тобой,

Представлять тебя живой!

Верь мне, верь мне, верь мне, верь!

Стоит твоя жизнь моих потерь!

Я опять нажал «паузу», продолжая разговор.

– Казалось бы, если слушать песню поверхностно – действительно, лютый панковский трэшняк: человек притащил домой скелет, напридумывал себе чего-то, стал свою находку называть Судьбою, довел себя до парализации и помешательства. Да, Лер? Некрофилия и безумие, одним словом.

Девушка со снисходительной улыбкой молчала. Я продолжал:

– Но, если копнуть глубже… Может все не так однозначно? Может быть, Фред не случайно говорит про Судьбу? И эта случайная находка в колодце тоже совсем не случайна? Может там, где соседи видят смерть и обычный скелет, он видит неземную Красоту, и узнал в ней свою Возлюбленную, с которой их попыталась разлучить смерть? Ведь фразу «я как в бреду» можно истолковать как транс, в котором многие привычные вещи выглядят совсем по-иному. А фразу «быть хочу всегда с тобой» – как завет, обещание, что несмотря на расставание, они обязательно должны были встретиться. И тот, кто живой, силой своей Любви должен был оживить того, кто ушел. «Живы будем, не помрем» – ведь это не просто так? Представляете, человек узнал свою Возлюбленную в скелете, сквозь искажение смерти, через уйму времени, вспомнил об их договоре, и силой своей невероятной, безумной, то есть за гранью ума, Любви, оживил ее, отдавая ей свои жизненные силы. Но что такое перестать ходить, если есть возможность оживить свою Возлюбленную? Опять же, Лера, – я снова щелкнул пальцами, акцентируя на этом внимание, – превозмогая смерть, по сути, шагая в бессмертие. Понимаете? То, что для большинства людей лишь примитивные панковские песни в алкогольном угаре, на самом деле – баллады о Великой Любви, Великой Жертве, Бессмертии.

Я откинулся на спинку сидения, глядя на дорогу и давая пассажирам возможность обдумать все происходящее. Наконец Лера, закончив непродолжительные внутренние поиски контраргументов, выпалила:

– Вы что, думаете, что они и вправду мыслили так глубоко? По-моему, это просто ваша интерпретация, а ребята всего лишь куражились, не закладывая в песни и доли того, что вы нам сейчас преподнесли.

– Почему вы так думаете?

Лера усмехнулась.

– Вы же наверняка видели, что они вытворяют на концертах? Вы видели их аудиторию? Это вакханалия какая-то. Там философией и близко не пахнет. И если вы увидели в их песнях некую глубину, то это вам респект. Не надо пытаться вытянуть группу на уровень, которому они явно не соответствуют. Панки есть панки и ими останутся, какими бы философами вы не пытались их представить.

Лера снова откинула со лба упрямую прядь волос.

– Я как-то слушала интервью того же Горшка на каком-то рок-фестивале. Это же кошмар сущий. Какие-то глупые усмешки, ужимки. Он очень косноязычен и закрепощен – двух слов связать не может, психует на неудобные вопросы. О каких уровнях тут можно говорить?

Я показал пальцем на себя.

– Еще полчаса назад вы думали, что я – обычный быдлан на джипе, а сейчас мы с вами ведем весьма увлекательную беседу, хотя и выяснилось, что я тоже панк.

Ребята разулыбались.

– Почему бы не предположить, что творческие люди тоже могут притворяться? Вот взять это интервью. Мне кажется, я тоже его видел. Понятно, что он психанул. Потому что он ждал вопросы про его творчество, про полет фантазии, про его замыслы, надежды, мечты и смыслы, а его спрашивают, сколько он бабла за концерт получил и всякое такое.

– Ну, это часть его работы, законы шоу-бизнеса. Залез туда, будь готов к грязи, – веско проговорила Лера.

– А он не готов, – так же веско ответил я, – ему это было не нужно. Особенно когда вопросы задает журналистка, всего лишь теша свое самолюбие, откровенно куражась над ним, и которая, скорее всего, в этой жизни даже одной миллиардной чего-то подобного не создала. Почему я так думаю? Потому что по-настоящему творческие люди никогда не будут гасить своих коллег. Для меня это – аксиома.

В отражении я увидел, как Лера поморщилась, явно приняв это на свой счет.

– Да-да, – произнес я, кивком головы подчеркивая свой посыл, – тот, кто знает, что такое настоящее Творчество, никогда не станет оценивать или поливать грязью другого Творца. Это – маркер. Мозг Творца и мозг потребителя работают на таких разных уровнях, что им тяжело взаимодействовать напрямую. И более низкий уровень имеет здесь преимущество. Это как гопник в подворотне – он всегда переговорит любого профессора, путая его своим примитивизмом. Так же и Горшок. Ведь он просто не знал, как с ней разговаривать. Это два разных мира. И он на уровень этих интервьюеров не хотел опускаться. Он двух слов связать не мог в интервью, – я повернулся назад вполоборота, – не от того, что туповат, а от того, что у него мысли так работают, что слова за ними не успевают, и уж тем более мозги некоторых интервьюеров.

Я снова повернулся лицом к дороге.

– Я как-то встречался с ребятами из «Короля и Шута» лично. Да-да. Во время их тура по Сибири, в нашем славном Барнауле. Был в то время такой легендарный «Рок-н-ролл кафе». Не помните?

Я обратился к Жене и Лере, потому что Павел и Злата, будучи москвичами, вряд ли даже слышали о таком. Лера отрицательно покачала головой, а Евгений смущенно хмыкнул:

– Я тогда еще юный совсем был. Хотя про кафе это слышал.

– Так вот, – я слегка постучал ладонями по рулю, – не могу похвастаться близким знакомством, но должен сказать, что вне сцены и Князев, и Горшенев, как и множество других артистов, совсем другие. Особенно когда нет камер, и можно пообщаться душевно, поговорив на какие-то важные темы. И Андрей, и Михаил на самом деле очень умные, начитанные и глубокие люди. Да-да, представьте себе и тот самый эпатажный Горшок тоже. Теряется только иногда перед гопотой и быдлом, включает панка. Маска такая.

Я киваю попутчикам.

– Творческие люди на самом деле очень чувствительны и ранимы. Даже когда выглядят как отмороженные панки. Это на самом деле как маски, которыми пользуются шаманы, надевая их на себя, чтобы отпугивать злых духов. А злых духов в мире творчества, поверьте мне, хватает.

В салоне опять стало тихо. В колонках заиграла песня «Защитники», и мы все, даже Лера, ехали опять какое-то время молча, слушая ее и думая каждый о своем…