Loe raamatut: «Ловитарь», lehekülg 4

ЧАСТЬ 1. СУМЕРКИ ТВОРЦОВ. Темные аспекты Творчества.

Это не те истории, которые можно рассказывать как сказки. При их помощи ты должен обдумать свой путь, а затем оживить их.

К. Кастанеда.

ТРИ ДНЯ, КОТОРЫЕ МОГЛИ БЫ ИЗМЕНИТЬ МИР…

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С МИРОМ ТВОРЦОВ.

Ты найди в себе силы выйти на свет и верь, что не вышел твой срок.

И повернется лицом к тебе судьба, а не злой рок.

И крылья вырастут за спиной, ты сможешь на трудном пути,

Сам замерзший и полуживой, не только себя спасти.

«Одиночество». Алексей Горшенев.

ПОЯВЛЕНИЕ НАСТАВНИКА и УЧЕНИКА.

Самое главное, что ученик должен узнать от учителя, это то, что некоторый вопрос еще не решен.

В.И. Арнольд.

Павел написал мне через пару дней. Как выяснилось, все эти два дня, с того момента как мы расстались, практически все время их четверки было посвящено обсуждению нашего неожиданного знакомства, содержанию острого спора, моему творчеству и моей личности непосредственно.

Оказалось, что с моими книгами из всех моих бывших попутчиков знаком был только один Павел. Он прочитал первые два романа, практически десять лет назад, и даже пытался найти меня тогда в интернете, чтобы познакомиться лично. Но Судьба не сложила тогда наши пути. И теперь, спустя эти долгие годы, когда он забыл и о прочитанных книгах, и о желании познакомиться со мной, и даже о мечте поехать на Алтай, загадочная Сила не просто свела нас на алтайской трассе, но и сделала участниками разговора, который произвел на Павла неизгладимое впечатление. Он затронул какие-то настолько глубинные пласты сознания, что их тектонический сдвиг привел к полной потере интереса к их дальнейшему совместному путешествию в прежнем составе.

Лера с Женей постоянно ссорились, мирились, опять ссорились, совсем не стесняясь своих гостей. В результате они расстались на одной из баз. Злата полетела обратно в Москву из Горно-Алтайска, а Павел, получив от меня согласие на встречу, возвратился в Барнаул. Там мы и встретились в одном из кафе, расположенном в старом районе города. Пили травяной чай, весело вспоминали совместную поездку, ее последствия, потом обсуждали первое знакомство с моими книгами и впечатления от них. Несколько часов пролетели практически незаметно. Затем, наконец, настал тонкий психологический момент, к которому все предыдущие разговоры были лишь прелюдией, «разогревом».

Павел все «кружил» вокруг да около своего глубинного мотива, который, видимо, и послужил причиной нашей встречи в Барнауле, но все не решался его озвучить. Пришлось пойти ему навстречу и немного помочь. Я дождался возникновения очередной неловкой паузы, которых после бурных воспоминаний становилось все больше, и проговорил, пристально глядя на собеседника:

– Учитывая наше заочное знакомство много лет назад и совершенно удивительное недавнее очное знакомство, я предполагаю, что наша встреча имеет какую-то глубинную цель. У тебя же есть какой-то важный вопрос ко мне?

Павел смутился.

– Да, есть такой вопрос. Но я не знаю, как его сформулировать. Столько хочется спросить… А у меня, если честно, мысли вразлет.

Я понимающе кивнул.

– Тогда предлагаю начать с главного. С самого главного.

Павел закусил губу и задумчиво нахмурился, перебирая в уме все приготовленные заранее вопросы и определяя их приоритетность.

– Понимаешь… Тогда, когда я твои первые книги прочитал, у меня была уже база определенная. Можно сказать, я уже был эзотерически подкован. Но после прочтения я поймал чувство какое-то… странное. Во-первых, на Алтай очень захотелось попасть. Во-вторых, у меня было очень четкое ощущение, что мне с тобой надо встретиться. Что я должен что-то очень важное для себя узнать. Понятно, что у тебя таких желающих полно, и со всеми не навстречаешься. Поэтому я с пониманием отнесся к тому, что не получилось тогда нам познакомиться лично. Видимо, я и сам не готов был. Так вот тогда, еще после твоего первого романа, я вдруг, ни с того ни с сего, решил сам написать книгу. Идей было много, а опыта не было совсем. И я мучился – с чего начать, как ее писать? Мне, наверное, тогда от тебя какие-то советы и нужны были. Провалындался я с ней несколько месяцев, интернет весь изрыл, но ничего конкретного не нашел. А самому писать ее не получалось. Прям затык какой-то. Ну, я со временем эту тему и приглушил. Все реже за комп садился, а потом и вовсе забросил. А в машине, во время вашего спора с Лерой, меня словно током прошибло. Сначала очень зацепила твоя позиция относительно того, что творческие люди не должны обсерать и унижать друг друга. Есть в ней какой-то очень трогательный момент, отсутствующий в современном мире. Вдруг очень остро это ощутил. Что каждый творческий человек сам по себе и сам за себя. А еще, возможно, против всего мира. Во всяком случае, очень некрасиво сразу проявилась позиция Леры. Она ведь действительно имеет отношение к профессиональному искусству. Даже, по-моему, на уровне администрации или министерства культуры. И тут такая реакция. Я сразу вспомнил, что чем больше я общался с представителями творческого мира, тем больше удивлялся тому, что в них часто встречаются очень неприглядные черты – зависть, интриги, непринятие своих коллег, резкие суждения… Я это как-то машинально списывал на то, что это люди с тонкой душевной организацией, восприимчивые, остро реагирующие на все. Но возникал диссонанс – это же, по идее, культурный авангард общества, некий эталон, образец гармонии и вообще развития. Что искусство призвано пробуждать как раз светлые стороны человека. Но тут, во время вашего разговора, как будто ясно увидел, что есть в этом направлении какой-то тщательно завуалированный обман. И вот вас слушаю сижу, а внутри будто заслонки открыли, и на поверхность такое поперло… Словно это все каким-то боком и про меня было. Столько совпадений. Я ведь и «Короля и Шута» раньше слушал. Правда, многие песни только у тебя в машине впервые услышал. И прибухивал, и траву курил, и психоделики пробовал – грибы, ЛСД, Айяваску. А тут услышал от тебя про это все и обалдел, честно говоря. Испугался даже, можно сказать. У меня ощущение было, что я в перекресток какой-то угодил, где моя прошлая жизнь сошлась с настоящей, а точка пересечения – машина, которая на Алтай, давно мной загаданный, мчится. Сюр, честно говоря. А когда я узнал, что ты – тот самый Коробейщиков, с которым я десять лет назад встретиться мечтал, я думал вообще «с колес съеду». Настолько это все как-то нереально было. Так вот, – Павел набрал полную грудь воздуха, словно подойдя к самому главному вопросу, – у меня эта книга моя опять из головы вылезла. Я понял, что не забыл про нее, а так, спрятал до поры в подсознании. А она все это время зрела там, соками набиралась, а потом – бац, и выпрыгнула наружу. И если тогда я считал, что это просто блажь какая-то, то сейчас есть очень четкое ощущение, что для меня это очень важно. Так важно, что если я ее не напишу, то и вправду с ума сойти смогу или что-то вроде этого.

Он замолчал, вывалив на меня этот груз подавленных эмоций, и теперь ждал ответной реакции. Я вопросительно посмотрел на него, подливая нам горячего чайку.

– Так в чем проблема? Что ты от меня хочешь услышать?

Павел опять смущенно заерзал на своем стуле.

– В том-то все и дело, что не знаю. Понимаю, выглядит это все сумбурно, поэтому и думал, как сформулировать свой вопрос. Но не могу, нет четкости мышления. Как только начну об этой книге думать, все внутри расплывается, как у пьяного. Образов много, а четкой схемы нет. Я же инженер, привык мыслить конкретными категориями. А здесь как будто через голову пропускают поток идей, а я не успеваю их систематизировать. Неприятное ощущение, честно говоря. Мозги плавятся. Поэтому мне, наверное, какая-то точка опоры нужна. Совет, с чего начать. Дальше, может, и само пойдет. Но вот с чего начать, я вообще не врубаюсь.

Он развел руками в стороны и откинулся на спинку кресла, словно в изнеможении. Было видно, что попытки выразить свою мысль действительно отняли у него уйму внутренних сил. Я тоже откинулся на спинку, размышляя, вернее, путешествуя по своим чувствам и образам, возникающим в ответ на откровения собеседника. Наконец, я снова чуть наклонился вперед, выражая готовность к разговору.

– Ты, прав, Паша, тут нужна точка опоры. Но найти ее не так просто, как кажется. Это многие идеалисты думают, что написать книгу – это сесть, положить перед собой ручку и блокнот, а лучше ноутбук, и просто начать фантазировать, творить в удовольствие. На самом деле это уже, можно сказать, финальная часть. А предварительная начинается именно в поиске точки опоры. Найдешь ее, и тогда есть шанс оттолкнуться от нее и воспарить в поток Творчества. Не найдешь, то скорее всего провалишься, погрузишься в поток такого хаоса, который реально может свести с ума.

Я взял в руки чашку с горячим напитком и слегка сжал ее в ладонях, чувствуя, как ее тепло передается в руки, расходясь по телу приятной волной.

– Видишь ли, работа над книгой – это не только методология. Тут нет каких-то четких схем. Хотя многие порталы в интернете выдают подобные советы. Но на самом деле, они чаще всего заводят в такие ловушки, откуда выбраться бывает очень сложно. И вот здесь даже важнее знать об этих ловушках, а не о том, «как писать книгу». Я бы даже сказал, что для Творца это является одним из самых главных базовых принципов Творчества – знание карты минных полей, понимание, где скрываются капканы и уязвимые места. Без этого, будь ты хоть каким одаренным гением, твои произведения могут просто не появиться на свет, а сам процесс превратиться в истязание – себя и своих близких. Поэтому я уж точно не буду давать тебе каких-то формальных кислых советов о том «как надо писать книгу».

Я снова пригубил ароматный напиток, глядя сквозь пар, струящийся из чашки, на своего собеседника. Тот выглядел явно растерянно, словно его поиски нашей встречи, как и десять лет назад, опять закончились неудачно.

– Но…, – я поставил чашечку на стол, – я могу дать тебе гораздо большее, если ты захочешь это принять…

Павел слегка вытянулся, словно в ожидании чего-то очень важного. Я сделал пафосное выражение лица, стараясь сохранять серьезный вид, и торжественным голосом продекламировал:

– Я готов взять тебя в Ученики, Павел. Хотя никогда до этого момента у меня их не было. Однако, учитывая особенности нашей встречи, я думаю, это время настало.

Я монументально положил руки на стол, будто зафиксировав эмоциональное содержание сцены.

– По-моему, очень красиво получилось? Как в кино. Всегда мечтал что-то подобное сказать. Повода все не было.

Павел растерянно смотрел на меня, пытаясь понять, говорю ли я серьезно или опять шучу.

– Но…, – я выставил перед собой указательный палец, – это будет не привычная схема «Учитель – Ученик». Потому что роль Учителя для меня не подходит. Но я могу стать твоим Наставником. Не тем, кто «учит», потому что «учить писать книгу» занятие абсолютно бесполезное. А тем, кто помогает стать устойчивым, СТОЯТЬ в мире, где дуют ветра и под ногами оказываются ямы-ловушки. Но при этом двигаться вверх, расти творчески.

Я встал из-за стола и под внимательным взглядом Павла картинно расставил ноги на ширину плеч, подняв две руки вверх, будто иллюстрируя свою мысль в виде монументальной фигуры. Со стороны это было похоже на демонстрацию базовой стойки в боевом искусстве. Словно сэнсей объяснял своему ученику основы устойчивости при выполнении эталонов исходной техники.

– Наставник – тот, кто учит самостоятельно СТОЯТЬ, при этом устремляясь вверх, – повторил я, – и в отличие от Учителя, Наставник не оценивает академические знания своего Ученика. Но при этом, будучи Слушателем, тот, кто проходит путь Наставления, может чему-то научиться. Поэтому название «Ученик» мы оставим. Ты готов к такому формату?

Павел с энтузиазмом кивнул, растерянно улыбаясь в ответ на мой странный визуальный перформанс.

– Конечно, готов. А сколько это потребует времени?

Я вернулся за стол и пристально посмотрел на него.

– Почему ты спрашиваешь?

Павел машинально потрогал пальцами часы на запястье.

– Мне в Москву скоро возвращаться. Отпуск заканчивается.

Я отвернулся к окну, словно обдумывая ответ, затем снова перевел взгляд на собеседника.

– А что случится, если ты не вернешься к определенному времени?

– Уволят, – хмыкнул Павел.

– Понятно. А что случится, если уволят?

Павел задумался на секунду.

– Другую работу буду искать.

Я покачал головой, будто соглашаясь с этой простой и очевидной схемой.

– А что случится, если наши Наставнические планы не согласуются с твоим графиком? Все-таки – там работа, а здесь – пока полная неопределённость и сомнительный результат.

Павел нахмурился, на этот раз задумавшись надолго. Я опять отвернулся к окну, разглядывая прохожих на улице, давая ему время обдумать этот вопрос более основательно. Наконец он наклонился вперед:

– Ну, тут я вроде как сам четко определил свои приоритеты. Я же сказал – «так важно, что если я ее не напишу, то и вправду с ума могу сойти». А там – всего лишь деньги. Мне мой здравый ум гораздо важнее. Да и нет ничего хуже незаконченных дел. Так что я беру свой вопрос назад – я остаюсь, сколько бы времени это ни заняло.

Я кивнул ему, словно принимая его слова в качестве официального согласия.

– Это был первый шаг к нашим дальнейшим взаимоотношениям. Проблема многих творческих людей в том, что они не относятся к Творчеству ответственно. Большинство считает это мирной территорией, а поэтому действует на ней беспечно, считая, что все, что связано с полетом фантазии, не имеет своих законов, границ и условий. А поэтому на этой территории можно делать все, что угодно. Но это не так.

Я задумался, выбирая, какую аналогию здесь можно привести в качестве примера.

– Вот взять тайгу. Там нет писанных правил и ограничений. Человек, входящий туда, думает, что это территория максимальной свободы. Но на самом деле его нахождение там чревато огромным количеством опасностей, которых он не видит, но которые могут проявить себя, если не соблюдать определенные правила. Поэтому первое, чему обучают Охотников, знакомя их с миром тайги – это ОТВЕТСТВЕННОСТЬ и УВАЖЕНИЕ. Это фундамент, на котором выстраивается впоследствии все остальное. То же самое и в Творчестве. Любой творческий проект, даже если он не стал достоянием общественности, а всего лишь зарождается в твоей голове, может изменить твою жизнь – сделать тебя гораздо сильнее или наоборот, высосать, подточить твои силы и даже уничтожить. Он рискует запустить такие незримые разрушительные механизмы, о которых ты можешь даже не подозревать. Поэтому первое, с чего мы начинаем наше Наставничество, это выясняем, насколько для тебя это важно. Потому что от этого будет зависеть, насколько глубоко ты будешь готов следовать за мной.

Я сделал паузу, подчеркивая важность только что сказанного. Павел внимательно слушал. Я чуть понизил голос:

– Ты должен быть готов к тому, что услышишь нечто, не соответствующее ни твоим прежним представлениям о мире Творчества, ни твоим ожиданиям. Соответственно, это может иметь непредсказуемые последствия. Ты ни в чем не можешь быть уверен, входя в мир тайги. Но если войти туда является для тебя чем-то жизненно важным, то ты принимаешь эти риски. Понимаешь, о чем я?

Павел шутливо поежился.

– Не совсем пока. Но риски принимаю. Я же сказал, что все серьезно. Но, правда, уже непривычно. Действительно, всегда считал творчество чем-то легким, безграничным, свободным. Хотя, вспоминая наш разговор на Алтае, задумался – откуда тогда, столько алкоголя, наркотиков, нервных срывов, суицидов и просто разрушенных судеб в творческой среде? Ведь захотел – занялся творчеством, захотел – бросил. Значит, не так все просто? Опять же, моя ненаписанная книга, оказывается, живет внутри какой-то своей жизнью. Может быть, это она и свела нас на Алтае? Такое возможно?

Я подмигнул ему:

– В мире Творчества ВСЕ ВОЗМОЖНО. Поэтому и не стоит относиться к нему безответственно. Если ты хочешь просто поразвлекаться, заходя в тайгу, будь готов не только заблудиться, но к возможной встрече с ее обитателями. И не обязательно с грозными хищниками, но и с мелкими ядовитыми тварями: змеями, клещами, комарами и мошкой. Но в этом случае соизмеряй, насколько эти риски соответствуют твоему желанию весело провести время. Однако же, если ты отправляешься в тайгу с какой-то значимой целью, исполненный ответственности и уважения, то это путешествие становится для тебя Охотой. А Охота, может преподнести тебе Дары, не только способные изменить твою жизнь, но и даже изменить твою смерть. Это я и называю «вопросом жизни и смерти», когда говорю об ОТВЕТСТВЕННОСТИ за свои действия.

– «Кода»? – улыбнулся Павел, вспоминая наше дорожное обсуждение музыки.

– Точно, – подмигнул я ему. – Поэтому я даю тебе еще ночь на обдумывание этой темы. И если твое решение не поменяется, завтра буду ждать тебя около этого кафе в десять утра. Идет?

– Идет, Наставник, – со смехом проговорил Павел, давая понять, что решение свое он уже не изменит.

ТОЧКА ОПОРЫ. «Руководство по Творческому Пути».

Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю.

Архимед.

Мы встретились на следующий день в том же кафе, перекусили, выпили по чашечке кофе и направились в сторону «старого города». Через несколько минут мы уже поднимались по длинной лестнице, ведущей в Нагорный парк – прекрасное место, откуда открывался потрясающий вид с холма на город, и в то же время с другой его стороны – на реку Обь и уходящие за горизонт изумрудные луга, прошитые голубыми нитями обских приток.

Для этой встречи я выбрал сторону парка с природным ландшафтом, разместившись на одной из скамеек, стоявших чуть в стороне от основных парковых тропинок. На удивление, посетителей парка в это время оказалось совсем не много, и нам никто не мешал. Панорама открывалась, поистине захватывающая дух. Широкая Обь неспешно несла свои воды вдаль, а по ней, также не торопясь, плыл вдоль берега прогулочный теплоход «Москва». Павел «залип» на несколько минут, очарованный этим зрелищем. Я тоже с удовольствием глядел вдаль, щурясь от яркого солнца. Наконец Павел повернулся ко мне с явной готовностью продолжить начатый вчера разговор. Я, достав из наплечной сумки большой блокнот и гелевую ручку, положил их между нами.

– Будем много записывать, – пояснил я Павлу наличие канцелярии, в ответ на его удивленный взгляд, – информации будет много, и твоему инженерному восприятию так будет проще ее воспринимать. Создадим некое… «Руководство по Творческому миру», некую универсальную схему Творческого мира, его карту, чтобы наглядней было знакомиться с ним. Ну, и чтобы удобней было наносить на нее минные поля, – усмехнулся я. Павел удивленно посмотрел на меня:

– Постой. Ты же сам вчера говорил, что в работе с книгой нет никаких четких схем…

Я показал ему большой палец в знак одобрения.

– Молодец, слушаешь внимательно. Но, слышишь – не очень, – рассмеялся я. – Я же говорил про работу над книгой. А здесь мы будем создавать схему Творчества как потока. В котором ты уже сам, если захочешь, будешь создавать что-нибудь свое. Напоминаю, я вызвался быть твоим Наставником в Творческой сфере, но не в написании книги. Скажем так, если проводить аналогию – я буду рассказывать тебе про особенности тайги и таежной Охоты, но Охотиться ты будешь уже сам, изучая повадки своей добычи и вырабатывая свою персональную стратегию по ее добыванию. Итак, – я положил руку на блокнот, словно давая старт некоему процессу, – не будем терять время, открывай и пиши.

Павел взял блокнот и ручку, с видимым удовольствием повертев ее в пальцах. Было видно, что он давно не брал в руки подобных предметов.

– Начнем с главного, – задумчиво пробормотал я, – главного для тебя. Зачем ты хочешь проявить себя в Творчестве?

Павел поморщился и развел руками.

– В том-то и дело, что не знаю. Много думал об этом, но…

– Погоди, – я остановил его жестом руки, – думал, но не записывал свои мысли?

Павел отрицательно мотнул головой.

– Тогда начнем записывать. Говорят, во время написания у человека начинают работать совсем другие участки мозга. Может быть, тебе удастся поймать свою мотивацию на бумаге, прежде чем ты начнешь ловить ее в своем жизненном пространстве. Итак – твоя цель?

Павел уткнул острие стержня в бумагу и опять задумался. Потом беспомощно посмотрел на меня, будто ожидая поддержки. Я чуть наклонился над блокнотом.

– Вот ты впал в ступор, в чем его причина? Почему ты не хочешь говорить даже сам с собой о своих целях и мотивах?

Очередное беспомощное пожатие плечами.

– Пиши, не думай. Пиши все, что приходит в голову. Выплесни все это на бумагу.

Ручка пришла в движение. Спустя пару минут на чистом листе бумаги появились первые предложения. Жестом руки я предложил Павлу прочитать написанное. Он начал перечислять:

– Смогу ли я? Хватит ли знаний и навыков? Как вообще пишут книги? Будет ли это кому-нибудь нужно? Не засмеют ли меня? Критики не задавят? Смогу ли я на этом зарабатывать?

После последнего вопроса он остановился и повернулся ко мне. Очевидно, что эта тема ненароком выскочила у него из подсознания, и он старался никогда не думать о ней, возможно даже подавляя подобные мысли. Теперь он искоса смотрел на меня, словно испытывая неловкость за свое внезапное откровение.

Я задал вопрос:

– А что ты встрепенулся? Думаешь, что это недостаточно нравственно для творческого человека – зарабатывать на своем Творчестве?

– Не знаю, – смутился Павел, – для меня этот мир новый, и я даже не представляю, что в нем нравственно, а что нет.

– Ну, а ты как думаешь?

– Я думаю…, – Павел закусил губу, раздумывая, – что в принципе, ничего в этом предосудительного нет. Хотя, конечно же, материальный аспект в мире творчества должен стоять далеко не на первом месте.

– А какой на первом должен стоять?

– Пр-пр-пр, – пробормотал Павел, хмуря лоб, – ну, я думаю, именно творческий. Реализация какого-то замысла, наверное. Сложно сказать. Не могу я сам пока разобраться.

– Ну, смотри, давай включим логику. Ты озвучил вопросы, которые тебя тормозят, беспокоят. Ты именно их поставил на первое место. Верно?

Павел кивнул.

– Значит, твоя мотивация зависит, в первую очередь, от реализации и восприятия тебя обществом, правильно?

– Получается, что так, – Павел выразительно кивнул на записи в блокноте, – просто раньше, когда я держал это в голове, размышляя сам с собой, это было совсем не явно. Но бумагу не обманешь.

– Тогда пойдем дальше, – я жестом пригласил его вернуться к записям, – учитывая вышесказанное, напиши, что ты получишь в результате написания книги?

Павел опять погрузился в записи, на этот раз думая долго, периодически улыбаясь самому себе, видимо, подлавливая себя на каких-то внутренних несостыковках или открытиях. Наконец он снова повернулся ко мне:

– Офигеть. Неожиданно. Зачитаю?

В ответ на мое согласие, он с улыбкой принялся зачитывать свою, неожиданную для самого себя, мотивацию:

– Повысить свой статус – для Златы, друзей и коллег по работе. Получить то, с чем ассоциирую известных писателей – кайф от процесса, деньги, уважение, слава…

Он покрутил головой, будто вынырнув на поверхность водоема, стряхивая с себя воду.

– Конкретной идеи книги нет, но получается, что я уже знаю, что я хочу получить после ее написания. И это что-то лежит весьма далеко от сюжета книги. Потому что сюжета еще нет, а статус писателя уже ищет свою осязаемую форму.

Я похлопал его по колену.

– Не переживай. Это достаточно закономерный момент. С него и начнем. Зафиксируем его в нашей схеме.

Я взял у Павла блокнот и нарисовал горизонтальную прямую линию.

– Вот что для тебя «творчество». Это шкала реализации творческих идей. Это – воплощенные, материализованные ценности. Эту шкалу можно измерить, ее можно увидеть или услышать. Можно даже сказать, что все современное «творчество» отражено на этой шкале. Когда ты спрашивал совета, как написать книгу, как ее издать, как вписать себя в литературное сообщество и прочее – ты спрашивал меня именно на ней. Давай назовем ее условно «Y».

– Почему «Y»? – тут же среагировал мой собеседник.

– Включился инженерный ум? – хмыкнул я, – ну… например, от английского слова «yield» – урожай, производить, продукт… Устроит твоего внутреннего инженера этот вариант?

Получив удовлетворительный кивок, я продолжил:

– Мы сфокусированы на ней. Все наши суждения о творческой реализации того или иного человека основаны на этой шкале. Для тебя она тоже первична. Здесь можно продать и купить тот или иной продукт творчества. Весь культурный фонд с его выставками, библиотеками, концертными залами, галереями, музеями и т.д лежит на этой шкале. Книги с твоей фамилией на обложке, стоящие на полках в магазине, и снимаемые по ним сериалы, тоже лежат на ней.

Я перевел взгляд на собеседника.

– Как ты думаешь, в жизни нашего общества эта шкала насколько ценна?

Павел задумчиво посмотрел на начерченную линию, потом осмотрелся вокруг.

– Андрей, а я ведь только сейчас понял, что творчество лежит в основе всего.

Он откинулся назад и взбудоражено потер себя ладонями по бедрам.

– Ведь получается, что это шкала вообще всех наших ценностей. Ведь научные открытия – это тоже творчество. Электричество, стройматериалы, железо, пароход вон на Оби, одежда на людях… Еще ведь Эйнштейн говорил: «В своем воображении я свободен рисовать как художник. Воображение важнее знания. Знание ограниченно. Воображение охватывает весь мир».

Он тут же спохватился и повернулся ко мне:

– Постой, получается, что все, чем живет человечество, это творчество в его разных формах и проявлениях?

Я хлопнул в ладоши.

– Отличный вывод. Еще одна удачная добыча из подсознания. Зафиксируем ее: ТВОРЧЕСТВО – ЭТО ТО, ЧТО ЛЕЖИТ В ОСНОВЕ НАШЕГО ОБЩЕСТВА и ДВИГАЕТ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ВПЕРЕД. Запиши, иначе обязательно забудешь. А нам эта мысль очень нужна для дальнейшего построения схемы.

Я опять наклонился к раскрытому блокноту.

– Смотри внимательно. Тебе не кажется странным, что несмотря на столь очевидную мысль, сегодня творчество сведено в основном к чему-то обособленному, выведенному за скобки повседневной жизни? Эта шкала ценностей как будто искажена. Спроси сейчас любого прохожего, что такое «творчество», и он начнет рассказывать тебе про культуру и искусство, но про науку и производство даже не вспомнит. А знаешь почему? Мир Творчества обесценен, лишен глубинного значения. Но, так было не всегда. Когда-то, в древние времена, Творчество почиталось поверх остальных ремесел, считаясь их предтечей. Более того, его считали особым, Божественным Даром. Например, у скандинавов есть миф о том, как Один, верховный Бог, украл у Великанов «Божественный Мед Поэзии» – напиток, пробуждающий способность ко всем видам Творчества, среди которых поэзию считали наивысшим аспектом. Превратившись в орла, он набрал «Мед» в клюв и полетел в Асгард, где наполнил им золотой сосуд, отдав его своему сыну, богу поэтов Браги.

Я посмотрел на небо, где, словно в подтверждение моих слов, парил прямо над нами ширококрылый орел, будто еще одна живая иллюстрация моего повествования. Павел проследил мой взгляд и теперь тоже наблюдал за его неспешным полетом.

– Правда, – я хмыкнул, – согласно мифу, часть напитка вытекла у него из заднего прохода. И поэтому считалось, что подлинное искусство открывается лишь немногим – тем, кого Боги им наделяют. А та часть «Меда», которую Один пролил, стала достоянием бездарных творцов и завистников, которые впадают в неистовство при упоминании тех, кому Боги вручили свои Дары. Понимаешь?

Я вопросительно посмотрел на Павла, но тот решительно не мог сообразить, какого понимания я от него жду. Я продолжил:

– Смотри глубже. Раньше Творчество не сводилось к созданию материальных и нравственных ценностей, оно было сродни религии. Божественную милость Творчества рассматривали как живую связь с Богом, как Дар, позволяющий человеку воплощать ее в свои произведения. То есть, по сути, СО-ТВОРИТЬ, Творить вместе с Богом. Тот, кто не мог этого делать, ограничивался созданием бездушных вещей и идей. И тут, – я подмигнул собеседнику, – ты был полностью прав. Ну, когда говорил, что на первом месте в творчестве должен фигурировать аспект Идеи, Замысла, Божественного Начала. Но он как-то оказался выдавлен из нашего восприятия. Вроде как он есть – вот ты же назвал мне его в числе приоритетов. Но в то же время его вроде как и нет. Считая, что важна Идея, ты все свои мотивы, тем не менее, расположил в плоскости реализации готового продукта.

– Но эта плоскость же не исключает наличие Идеи?

– Нет, конечно. Без Идеи ее вообще бы, возможно, и не было. Но в этом-то и состоит первая Ловушка – мы смешиваем эти понятия, подменяя одно другим, а они могут не совпадать. Люди сместили понятие Творчества только на ось Y.

– Как это? – недоуменно спросил Павел.

– Очень даже запросто, – проговорил я, – Идея может быть, а ее материальной реализации – нет. Тогда она не попадает на нашу схему.

– Но постой, – Павел нахмурился, – ведь эта линия включает в себя не только материальные ценности? А если это какое-то духовное или нравственное произведение?

– «Произведение», – веско повторил я, – но от Идеи до ее воплощения, даже в нематериальной форме, может быть большая дистанция. И до финального формата Идея может вообще не дойти. Ты можешь быть осенен феноменальной мыслью, но в силу разных причин не иметь возможности сформулировать ее для передачи кому-либо. Это продукт?

– Нет.

– Вот. А наша линия называется «продукт», «воплощение».

– И куда же девается Идея? – прищурившись, спросил Павел.

Я взял ручку и блокнот.

– Идея никуда не девается. Ее хоть и выдавили из нашего мира готовой продукции, она является отдельной реальностью, для которой мы нарисуем еще одну шкалу, вертикальную.

Я нарисовал перпендикулярную линию на схеме, отчего она сразу превратилась в систему координат.

– Так как она является тайной, загадкой, неизвестной – вон сколько времени нам пришлось выискивать ее, мы назовем ее…

– «Х», – с улыбкой ответил инженер Павел.

– Совершенно верно – «Х». И хотя на привычных математических системах координат «иксом» чаще всего обозначается нижняя ось, мы поменяем правила, направив ее вверх. Теперь мы тоже имеем самую настоящую систему, на которой будем пытаться найти ответы на волнующие нас вопросы и Точку Опоры, без которой в Творчестве бывает очень сложно реализовать себя.