От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах

Гвардии ст[арший] лейтен[ант]
Макаров Аркадий Сергеевич

1917 года рождения. Член партии с 1940 г.

Награждён орденом Красного Знамени, орденом Отечественной войны. Имеет медаль «За оборону Сталинграда»

Окончил семилетку, учился в г. Озёрах под Москвой. Потом учился там же в ФЗУ и работал токарем на текстильной фабрике. Учился на рабфаке, окончил три курса рабфака. Хотел пойти в высшее учебное заведение, в геологический институт, а потом был спецнабор по линии комсомола (в комсомоле я с [19]32 г.), и я уехал в Качинскую авиашколу. В школе я вылетел самый первый, получил 36 полётов на У-2 и стал летать самостоятельно. Остальные предметы мне давались очень легко, кроме истории партии. Качинскую школу закончил на И-15 в [19]38 г. и был оставлен инструктором при школе. Там я работал до начала войны. Ребята на меня не обижались. Сам я выучил 36 лётчиков на И-16.

Потом я начал во время войны работать в 42[-м] истребительном полку в Орле. Это было 19 авг[уста] 1941 г. Командиром моим был ШИНКАРЕНКО, Герой Советского Союза*. Там я сделал 68 боевых вылетов ни МиГ-3. Стояли мы на обороне Орла, встречались с вражескими бомбардировщиками. Истребителей тогда не было. Я сбил тогда один «Хейнкель-111», сбил «юнкерса». Тогда я упал в болото, немного поломал позвонок, а потом застудил, и получилось воспаление нерва правой ноги.

В январе месяце [19]42 г. после того, как меня оставили в ЗАПе, так как летать я не мог, у меня всё ещё болел позвоночник, я одновременно лечился и работал командиром звена. Потом меня снова откомандировали в Качинскую школу в Красный Кут, так как признали негодным к истребительной авиации. Там я подлечился окончательно и в октябре [19]42 г. уехал в 434[-й] полк, теперь 32[-й] гвардейский. Воевал всю зиму на Центральном фронте^[280], под Белым, под Велик[ими] Луками, под Ст[арой] Руссой, был младшим лётчиком. Там бои были хорошие.

Война, конечно, многому нас научила. Во-первых, научила быть осторожным, правильно подходить к самолётам, изучать самолёт противника, как его лучше бить, чтобы в то же время самого не сбили. А здесь нам редко приходилось встречаться с бомбардировщиками, больше всё дрались с истребителями. Больше всё старался держаться командира, не отходил от него, а когда приходилось плохо, и сам дрался. В бою нужно смотреть и видеть, что кто собирается делать, и нужно всегда быть готовым на выручку товарища. И товарищ тебя выручает – должна быть всегда взаимная выручка. Самое главное – не давать противнику стрелять по тебе прицельно. Всё время нужно маневрировать. Манёвр в бою – это самое главное. Нужно соображать, в какую сторону и куда пойти. Что касается штурманской подготовки, то она у меня неважная. Я плохо ориентируюсь, и когда летал один, то и блудил.

Всего я сбил 10 самолётов. Последний сбил вчера, 12 июля.

Один бой был под Великими Луками^[281]. Там мы сопровождали штурмовиков. Шли мы на низкой высоте, на Як-1 со снижением примерно до 1000 метров над В[еликими] Луками. Сзади нас атаковала пара «ФВ». Когда они атаковали правого крайнего, а я шёл левым задним, я отвернулся и пошёл на них. Они тогда бросили атаковать и стали уходить вверх. Я к заднему, ведомому, пристроился и с нескольких очередей его сбил, а группа уже ушла, я остался один. Здесь завязался у меня воздушный бой. Их свалилось сверху ещё три штуки, всего было шесть. Здесь я уже просто отбивался. Потом через минуту смотрю, какой-то самолёт подходит снизу. Я к нему спустился и увидел, что это мой товарищ – Барановский*^[282]. И мы с ним вдвоём стали вести оборонительный бой. Оттягивали их на свою территорию. Он выбивал их у меня из-под хвоста, я выбивал у него. К нему зашёл один «ФВ» в хвост, а я шёл на порядочном вираже. Я ударил по нему и очень удачно ударил по кабине, так что сбил его. Другой «ФВ» пошёл на Барановского, но проскочил, а Барановский подзабрал назад, дал две-три очереди, «ФВ» загорелся и упал. А остальные 4 нас сопровождали почти до самого аэродрома, ходили сверху, но мы держали оборонительную позицию. Больше боя не было, и мы пришли благополучно домой.

А вообще летаешь злой, они, гады, такие противные, как тюремщики.

Затем был ещё интересный бой 6 марта [19]43 г. Как раз это был день моего рождения. Тогда мы стояли под Ст[арой] Руссой. Мы полетели четвёркой прикрывать наши войска, облачность была 1,5 тыс. метров^[283], ходили мы под кромкой облачности. К концу нашего патрулирования, когда мы хотели уже уходить домой, из облачности навалились 12 штук немецких самолётов, там были и «ФВ», и «Ме». С нами летал майор Холодов. Мы их увидели, развернулись и пошли в лобовую атаку. С восемью мы дрались, а четверо смотрели, наверно выбирая удобный момент, чтобы ударить. В этом бою мы дрались по парам. Холодов и я были в одной паре. Во время лобовой атаки, когда Холодов гнался за двумя «ФВ», я шёл им в лоб немного снизу, так метров на 100. Я поставил самолёт почти вертикально и поймал одного из них на прицел – переднему дал очередь прямо по животу. Очередь дал большую, и самолёт загорелся, даже половина хвоста у него отлетела. У лётчика под сиденьем расположены бензобаки и, возможно, я попал или в бензобак, или в кислородную аппаратуру, и получился взрыв, так как хвост отлетел тут же.

Но после того, как я вышел из атаки, я сорвался в штопор, и здесь меня погнали тоже два «ФВ» А я от группы уже отделился. Тогда Холодов бросил своего преследуемого и стал заходить ко мне. Один «ФВ» зашёл ко мне в хвост, вот-вот должен начать стрелять, но Холодов хотел его отбить. Правда, очень упорный здесь фриц попался, и Холодов задел плоскостью об его хвост. У того хвост слетел, а у Холодова плоскость оказалась сломанной. Самолёт у Холодова стал разворачиваться и падать. Я прикрываю его, прикрывал почти до самой земли. Здесь были два «ФВ», которые шли за мной и стреляли. И уже в последний момент, когда я видел, что на низкой высоте от самолёта Холодова отделилось нечто вроде парашютиста, я вывернулся и начал вести бой с этими двумя «ФВ». А вверху вёл бой Коваль тоже с двумя. Правда, он сам уже был подбит. Я с набором высоты на виражах дрался с этими двумя. В это время подошла наша четвёрка под командованием Савельева – атаки противника отбили, и те стали уходить. Наши здесь сбили два или три самолёта. У нас уже горючее кончилось, и мы пошли к себе на аэродром. В тот день сбили самолёты Коваль, Холодов, Савельев, всего сбили шесть штук. Это был очень энергичный бой. В бою сильно пострадал Коваль^[284].

После Ст[арой] Руссы мы улетели в Люберцы на отдых. Там мы получили и материальную часть Ла-5. Материальная часть хорошая, драться на ней можно, особенно если одинаковое количество нас и противника. Тогда преимущество будет всё же на нашей стороне. Самолёты Ла-5 и «ФВ» по своим качествам примерно одинаковые, правда, на «ФВ» более сильное вооружение – шесть точек, 4 пушки и два пулемёта. Но манёвр зависит, конечно, от техники пилотирования лётчика, а у них сейчас пошла главным образом молодёжь, т. е. лётчики уже не те, которые были раньше. Да и боятся они здорово, шкуру свою берегут. Часто в бою бросают своих и уходят, не защищают друг друга. А у нас этого никогда не бывает, разве если только случайно потеряешь.

Здесь у нас идут бои под М[ало]архангельском (Орловско-Брянское направление). Здесь мы приняли два боя. Один бой был очень организованный, когда мы их погоняли как следует. Это был групповой бой, в котором им всыпали как следует. Дрались здесь хорошо. Одного сбили, он загорелся и упал, и ещё нескольких подбили, но как они падали, мы уже не видели.

Затем вчера, 12 июля, был бой с бомбардировщиками и истребителями. Там у них было порядочно самолётов. Я летел парой с Батовым, с радиостанцией мы связаны не были. Мы сразу, как пришли, так набрали высоту. Встретились с 5 «Хейнкелями-111» и решили их атаковать. Он атаковал левого, а я – правого. Когда они нас увидели, они повернули в свою сторону и пошли в облачность, но Батов пристроился к левому бомбардировщику и с первых очередей зажёг ему мотор. Так он и ушёл. В то время как я атаковал правого «хейнкеля», с их территории из облачности вывалилось два 109-х и начали атаковать Батова. Тот, очевидно, их не заметил вовремя. Я тогда бросил «хейнкеля» и бросился к Батову. Развернулся и дал одну заградительную очередь, и они здесь проскочили. А я в это время развернулся и – за ними. Скорость была большая. Я тогда догнал Ме-109 на горке и дал несколько очередей, он задымил и свалился на крыло, пошёл вниз отвесно, а второй «Ме» ушёл в облачность и больше не появлялся. «Хейнкель-111» ушёл также в облачность, а Батов – за ним, и в конце концов он его добил. Правда, мы уже с Батовым растерялись^[285] и пришли на аэродром поодиночке.

Молодого лётчика нужно научить держаться своего ведущего, но он должен иметь также и свою инициативу. Если он выбрал удобный момент, то пусть стреляет, а ведущий в это время его прикрывает. Но главное – не горячиться и не стрелять с большой дистанции, а нужно подходить ближе, брать дистанцию покороче и в то же время смотреть, может быть, кто-нибудь здесь ещё есть. Бывают и такие случаи, что ведущий не видел, как отошёл ведомый. Если ты видишь, что можешь сбить, но и тебя собьют – тогда нужно его бросить, так как сбить всегда можно, а осторожность должна быть всегда соблюдена. Если ты попал уже в критическое положение и может тебе попасть, то – сбивай к чёртовой матери, а сам уже выкручивайся, как можешь.

С техническим персоналом у нас взаимоотношения хорошие. Правда, техники у нас меняются. У меня тоже сейчас другой техник, так как я перешёл из 3-й эскадрильи. Они все пришли к нам новые. Техники работают у нас хорошо, народ трудолюбивый, всё время работают, стараются подготовить машину как можно скорее к боевым действиям. У людей имеется желание подготовить самолёт к боевым действиям как следует и поскорее. И поэтому работают и днём и ночью, не считаясь ни с чем. Оружейники у нас работают также хорошо.

В начале боевой деятельности я смотрел, как работают другие, как они воюют. Когда прилетали, рассказывали, я слушал и наматывал себе на ус. А потом уже, когда попадается такой момент, используешь, что слышал. А особенно когда знаешь, что сзади тебя есть товарищи, «старики», собьёшь одного и уже чувствуешь себя как-то увереннее. И нет таких лётчиков, которые с первого бы раза летели и сбивали бы, а если это и так, то всё равно стреляют обычно куда ни попало. А у нас в полку все «старики» были, куда уж было соваться молодому. Они атакуют, крутятся, а ты только смотришь, чтобы командира своего не потерять.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 80–82

Гв[ардии] ст[арший] лейтенант
Фёдоров Александр^[286] Яковлевич

Командир звена. 1918 г. рожд[ения]. Член партии с [19]43 г. Награждён двумя орденами Красного Знамени

Родился в Подольске, жил и учился в Серпухове. Потом работал на заводе электромонтёром и одновременно учился в аэроклубе. В [19]39 году пошёл в военную Качинскую лётную школу. В [19]40 году её окончил и был послан в 23[-й] авиационный полк, который находился в Львове, где и был до начала войны.

Когда началась война, я был на сборах командиров звеньев недалеко от Львова, в Чуневе, при дивизии^[287]. Материальная часть у нас тогда были «миги»^[288], и мы только начали на них тренироваться. Как только разразилась война, начались сразу же немецкие штурмовки. В первый день нас штурмовали до 9 раз, причём мой самолёт был сожжён на земле. Тогда я отправился в Зубов, около Трембовиля^[289], где у нас было несколько машин. Мы здесь начали на них летать.

Однажды, когда я возвращался с задания на исходе горючего, немцы бомбили наш аэродром. Мы завязали с ними воздушный бой. Я погонялся, погонялся, и в конце концов без горючего свалился на «живот», ушиб себе ногу, руку и лоб. Летать я не мог, так как нельзя было надевать очки. В это время нужно было перегонять «миги». Я полетел на У-2 с техником и опять на обратном пути столкнулся с «мессершмиттами». Гоняли они меня так, что только щепки летели, пока, в конце концов, я не воткнулся в землю. Машину всю поломал и морду себе побил, к тому же вывихнул ногу. Меня положили в госпиталь, но оттуда я удрал, правда, на костылях, к себе на аэродром. С месяц я не летал. Наш полк в то время здорово побили, и мы ушли под Киев в Носовку. У нас там были 23[-й] и 28[-й] полки, и весь наш лётный состав влили в 28[-й] полк. Летали там кто на чём. Стояли мы под Золотоношей и там воевали.

Кременчуг, где работали на сопровождении СБ. Там мы были вместе с Холодовым. Потом у нас моторы подработались, и нужно было идти на переформирование, и в это время на аэродром пришли танки противника, так что пришлось уходить под танками. Потом мы полетели под Полтаву, нас там оставили группу в шесть человек, и мы работали на Полтавском направлении. А остальные машины мы погнали в Балашов. Потом мы тоже вернулись в Балашов, и там после формирования наша дивизия была привезена в Москву.

В Москве заводы уже начали эвакуироваться, и мы получили последние 20 штук «мигов» и начали работать на ПВО. Немцы тогда были близко от Москвы, и основной нашей задачей была штурмовка наземных войск противника. В октябре штурмовок у нас было очень много, по 40, по 50 штурмовок на лётчика. Находились мы тогда в Монине. Когда немцы были в Химках, мы ходили на штурмовки на северо-западный район Москвы. Потом, когда немцев отодвинули, нас перевели во Внуково, потом в Кубинку. Тогда уже фронт более или менее стабилизовался, и [наши^[290]] начали выбрасывать десантные войска, над которыми мы патрулировали^[291].

Потом дело с материальной частью стало плохо. В феврале мес[яце] мы сдали оставшуюся у нас материальную часть и поехали в Кинешму, где мы получили «Кобры», на них мы и начали вести работу по охране Москвы. Мы находились в Московском фронте^[292], стояли во Внукове и оттуда летали. В августе у нас «кобры» отобрали и дали нам эскадрилью «КитиГаук»^[293], а, в общем, полк остался на «кобрах».

Летом мы стояли под Волоколамском, при нашем наступлении на Ржев охраняли пути подвоза, так как там работали немецкие транспортные самолёты; тогда мы своей эскадрильей сбили 16 штук таких самолётов. Я тогда работал помощником командира эскадрильи.

Затем по приказанию Новикова меня перевели в этот полк, да я и сам хотел сюда перейти, так как Холодов перешёл сюда ещё раньше. Меня сначала из ПВО не пускали, но потом пришёл приказ и – отпустили.

Когда я пришёл в этот полк, он заканчивал свой тур на Калининском фронте. А потом он пошёл на формирование. После формирования мы вылетели опять на фронт, уже сюда.

Вчера, 12 июля, я сбил «фокке-вульф». Это был последний дневной вылет. Полетели мы семёркой, была облачность. Пробили облачность. Впереди летел командир, а потом я. Я повиражил, смотрю, пришло ещё звено – Орехова, а там уже шёл бой. Мы построились пятёрками и прямо – в кашу бросились. Моим ведомым был Рысаков*. Потом я смотрю, за нашим Ла-5 пара гонится, а он тянет в облака. Они у него в хвосте. Я развернулся, дал одну очередь, один сразу перевернулся, и из него выскочил парашютист. Я даже сам этого не ожидал, да и очередь-то была небольшая, всего снарядов 40 выпустил. Оказывается, консоль отрубил или в управление попал. Лётчик попал на нашу территорию. Я было хотел по нём очередь дать, но здесь было уже некогда.

А сегодня вышло так, что я оторвался от группы. Я решил, что наши ушли за облака. Сунулся туда, а меня там подхватила четвёрка. Я еле ушёл.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 83–84

Гвардии ст[арший] лейтенант, Герой Советского Союза
Орехов Владимир Александрович

Зам[еститель] команд[ира] эскадр[ильи]

1921 г. рожд[ения].

Член партии с [19]42 г. Награждён двумя орденами Красного Знамени. Имеет медаль «За оборону Сталинграда»

Родился я в Туле. Отец работал на оружейном заводе. Я был один сын, есть ещё у меня сестрёнка. В [19]30 году пошёл учиться в школу. Окончил 8 классов и одновременно учился в авиамодельном кружке. Потом пошёл в планерную школу и закончил её. В [19]36 году я начал уже летать на планерах. Планерную школу я окончил, и первую ступень, и вторую ступень. Учёбой в средней школе я не особенно увлекался, так как меня тянуло уже в авиацию. Когда учился в 8 классе, я уже летал в аэроклубе. После того, как я окончил аэроклуб в [19]38 году, я прошёл отборочную комиссию и поступил в Качинскую школу, сначала кандидатом, а потом 14 января [19]39 года меня зачислили курсантом. Учёба в школе у меня шла хорошо, школу я закончил по первой категории, была у меня всего только одна четвёрка. Инструктором у меня был ст[арший] лейтенант Саронов^[294]. Но я с ним очень мало летал, в большинстве летал с командиром звена Борисом Морозовым*, он меня и выпускал на И-16.

В марте [19]40 г. я был направлен в Киевский военный округ в 88[-й] истребительный полк, где и пробыл до мая мес[яца]. В июне мес[яце] меня перевели в Тарнополь^[295], в 87[-й] полк в качестве младшего лётчика. Пробыл я там до начала войны и там начал воевать.

При первом налёте наш аэродром сожгли, и пришлось мне до Бычачина удирать на УТИ-4. В Тарнополе наши вели воздушный бой, но я не мог им помочь. Прилетели мы потом в Волочайск. Только сели, нас опять начали штурмовать. Летать там мне мало пришлось, так как лётчиков было много, а машин было мало.

Затем я уехал в Сейму и попал в 434[-й] полк. Это было всё ещё в [19]41 г.

В этом полку я переучился на ЛаГГ-3, и в конце августа мы улетели на фронт. Провоевав месяц на Волховском фронте, мы остались без машин. Там мы ходили штурмовать вражеские войска, потом ходили штурмовать Любанский аэродром, там мы сбили несколько самолётов, и я сбил свой первый «Ме» и зажёг 4 на аэродроме. Когда мы пришли, там была девятка «Ме» в воздухе. А нас было всего пять. Мы сразу же начали штурмовать. Сделал один заход, делаю второй, в это время «мессершмитт» попал мне на прицел, я его сразу и завалил. Тогда летал Корзников, Панчев, Гарам, Никифоров, который тогда и погиб. Гарама тогда тоже крепко подбили, он тогда таранил и весь избитый сел на свою территорию. Потом у нас осталось мало машин. В последний вылет мы полетели в разведку – летал Корзников, Шторнгольд^[296]. Сбили тогда До-215, а потом проштурмовали дорогу^[297]. Командир полка тогда у нас был майор Корягин.

В начале октября [19]41 г. мы поехали в Сейму и 28 октября прилетели обратно на Волховский фронт^[298]. Там мы были до апреля [19]42 г. Я был в Тихвинской операции. Но там было мало самолётов противника. В большинстве случаев мы штурмовали. У меня было штурмовок 30. Два раза штурмовали мы Гремячевский аэродром, потом Любанский аэродром. Там я сбил два Ю-88, один «Хеншель-126» – мы их сбили вдвоём с Избинским^[299]. Ходили мы там сопровождать «илы». Мы подавляли зенитные точки, а после и сами штурмовали. Ещё раньше, в феврале мес[яце], меня подбили зениткой на ЛаГГ-3. Я сел и потом добирался до своих трое суток.

434[-й] полк уехал на формирование, а нас оставили с машинами в другом полку^[300] – меня, Избинского и Коровченко. Но мы с Избинским уехали оттуда потому, что нас заставляли переходить ещё в третий полк. Наш полк находился на формировании в Рассказове, где мы его и нашли. Полетали там немного, а потом наш полк забрал полковник Сталин в свою группу, и 13 июня [19]42 г. мы полетели под Харьков. Там в первом воздушном бою меня сбили. Я был тяжело ранен и попал в госпиталь. Из госпиталя я вышел в конце июля, когда полк как раз вылетел на Сталинградский фронт. Во время первого сталинградского тура я отдыхал в доме отдыха. А в сентябре, после того как полк отдохнул, мы полетели опять на Сталинградский фронт. Полетели мы на «Дугласах». Получили тогда Як-7Б – машины не ахти какие. Там была задержка в вооружении^[301]. На Сталинградском фронте я сбил два 109-х. Здесь с нами делились опытом старые лётчики, например Корзников, с которым я всё время ходил в паре^[302]. А потом я сам стал командиром звена.

На Сталинградском фронте были очень сильные бои, так как авиации противника там было очень много: делали мы там по 4–6 и даже 8 вылетов. Когда наши стали наступать, около Котлубани был очень сильный воздушный бой. Когда мы туда пришли, там было наших 18 самолётов – бомбардировщиков и истребителей. Я был в верхней четвёрке. Одна наша группа пошла на бомбардировщиков, другая группа связалась с истребителями. Бой был ожесточённый. Я вижу, что к одному нашему самолёту заходит вражеский истребитель в хвост. Я дал сзади заградительный огонь, вижу, что он отвернулся. Я пошёл за ним и ещё дал две очереди. Он загорелся и упал. Потом второго сбил^[303]. Нам попалось штук шесть «Ме», один меня не заметил, так как я шёл в правом крыле, вёл пару. Смотрю – вылезает. Я дал очередь, он пошёл в переворот. Я тоже – в переворот, и у нас здесь получилась карусель. Он сначала радиатором воду спустил, а потом я его в землю вогнал.

Приехали мы в Люберцы, там отдохнули, и в ноябре, получив новую материальную часть, Як-1 улетели на Калининский фронт. 22 октября нам было присвоено звание гвардейцев^[304].

На Калининском фронте мы попали в Белыйскую операцию. Здесь мы впервые встретились с ФВ-190. Провели там несколько боёв, потом полетели в Ст[арую] Торопу, потом на В[еликие] Луки. Здесь тоже было много работы, ходили на сопровождение бомбардировщиков и просто прикрывать наземные войска. Сбил я здесь одного «Хейнкеля-111»^[305]. Мы шли четвёркой, ведущим был Котов. Я шёл парой в звене. Мы шли высоко и встретили звено «хейнкелей». Когда увидели – пошли на них в атаку. Я выбрал себе одного бомбардировщика и начал его бить. Начал бить прямо по мотору, почти весь боекомплект израсходовал, самолёт противника загорелся и упал.

Летали на сопровождении корректировщиков, залетали в тыл к противнику. Там нас атаковали «Ме». Мы парой бросились на одного «Ме», и я его зажёг^[306].

Потом мы полетели в Заборовье, под Ст[арую] Руссу, там мы тоже ходили прикрывать наземные войска, сопровождали бомбардировщиков и штурмовиков. Там я сбил одного «Ме» и двух ФВ-190. Один раз мы прикрывали наши наземные войска^[307]. Я был в четвёрке, а Шишкин был ведущим. Мы уже собирались уходить совсем, но вдруг со стороны солнца идут 6 «Ме». В этом бою мы сбили троих, и я тогда тоже одного сбил, сразу спустил ему воду, попал в радиатор и в мотор, и он свалился.

После Заборовья мы уехали в Люберцы и там переучивались на новой материальной части, на Ла-5. А потом уже начали воевать здесь.

7 июля^[308] мы пошли на разведку войск противника под М[ало] архангельское. Луцкий был ведущим всей группы, а я – ведущий четвёрки. К нам подошли «ФВ», и мы вступили с ними в бой. Завязалась драка. Смотрю, к одному нашему самолёту в хвост заходит «ФВ». Я подошёл и с короткой дистанции начал его обстреливать. Самолёт загорелся и упал.

13 июля мы пошли семёркой. Не доходя до линии фронта, мы увидели много бомбардировщиков и истребителей противника. Я подал команду, и мы свалились на бомбардировщиков. Там было штук 15 «Хейнкелей-111». Мой ведомый Боровик* зажёг одного. Потом я увидел штук 30–50 Ю-87, и мы туда прямо ринулись. Но нас не допустили «ФВ». Здесь у нас завязался бой с ними. Одного сбил я, Рысаков и Батов. После того как у нас вышли боеприпасы, я помахал, и мы пошли на свой аэродром без потерь.

В свободное время до войны любил ходить в театр, любил оперетты, балет. Звание Героя я получил 1 мая [19]43 г. У меня 12 сбитых самолётов^[309] и более 30 штурмовок.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 6. Л. 85–87