Москва: архитектура советского модернизма. 1955–1991. Справочник-путеводитель

Музей современного искусства «Гараж» благодарит за сотрудничество Институт модернизма

Все права защищены

Мы старались найти всех правообладателей и получить разрешение на использование их материалов. Мы будем благодарны тем, кто сообщит нам о необходимости внести исправления в последующие издания этой книги.

На обложке: 25-этажный жилой дом на Проспекте Мира. Фасад

На контртитуле: жилой дом на Беговой улице. Фрагмент

© Анна Броновицкая, Николай Малинин, Ольга Казакова, текст, 2019, 2022

© Юрий Пальмин, фотографии, 2019

© Музей современного искусства «Гараж», 2019, 2021

© Фонд развития и поддержки искусства «Айрис» / IRIS Foundation, 2019, 2021, 2022

© ABCdesign, макет, 2019

* * *

От авторов

Наверное, авторам лучше сразу извиниться перед читателем за то, что эта книга – не совсем то, что написано на ее обложке.

Она называется «путеводителем», и здесь есть признаки этого жанра: карта, на которую нанесены объекты, их адреса и близлежащие станции метро. Так что мы надеемся, что ею действительно можно будет пользоваться как гидом, но…

«Путеводитель» – это уверенный в себе текст, который ведет читателя к знаменитым шедеврам, кратко описывая их особенности, полагаясь на очевидные достоинства зданий и их популярность в веках, устах и соцсетях.

Герои же этой книги – объекты сложные, неоднозначные, проблемные. С одной стороны, они ярко обозначили новую эпоху, стали знаками прогресса, освобождения от тоталитаризма, диалога с миром. И такими же символами «оттепели», как XX съезд, Гагарин, твист, мини-юбки, фильмы Хуциева и Шпаликова. Но, с другой стороны, и строились они непросто, редко соответствуя замыслам авторов; и радость пользователям приносили не всегда (за что обзывались «коробками», «стекляшками», а то и «хрущобами»); а уж после того как закончилась эпоха, их породившая, и вовсе пришли в упадок, и хорошо еще, если целы.

Архитектура советского модернизма (так мы с некоторой осторожностью будем именовать тридцатилетие от Хрущёва до Горбачёва) – предмет, не только не ставший национальным достоянием, но и рискующий им не стать вовсе – учитывая текущее состояние умов и сложные перспективы развития отечественной культуры. Он не был и предметом серьезного профессионального изучения: книга Андрея Иконникова «Архитектура Москвы XX века» (1984) оказалась не только первым его фундаментальным анализом, но и последним. Она закрыла эпоху, после чего эпоха была предана перестроечному остракизму, и лишь в последние десять лет к ней возник новый интерес. Поначалу он был больше обозначен усилиями энтузиастов (интернет-проекты Дениса Ромодина, Олега Панина, интернет-сообщества «Советская архитектура» и «СовМод»), а также, как в России принято, любопытством зарубежных исследователей – француза Фредерика Шобана и немца Филиппа Мойзера. Мировой кульминацией этой рефлексии стали выставки в Вене (2013) и Стамбуле (2014), а также Международная конференция «Долгая счастливая жизнь» в Музее современного искусства «Гараж» (2015).

Причины этого интереса, перерастающего в тренд, симптоматичны (как симптоматична и узость круга заинтересованных). В профессиональном смысле это реакция на постсоветскую архитектуру. Именно на фоне ее прагматизма и декоративности обнажились те ценности, которые утверждала архитектура советская: простота, чистота, рациональность, открытость, демократичность. Неслучайно именно в профессиональном журнале «Проект Россия» возник постоянный раздел, посвященный той эпохе, а архитектурное издательство TATLIN начало выпуск книг на эту тему. Сегодня (не только благодаря ему) мы имеем монографии, посвященные отдельным мастерам – Феликсу Новикову и Александру Ларину, Илье Чернявскому и Максиму Былинкину, Якову Белопольскому и Леониду Павлову (именной указатель всех упомянутых в нашем издании архитекторов и конструкторов, а равно и библиография – в конце книги).

Но если профессионалы «лужковской» красотой быстро насытились, то нормальные люди от советской диеты до сих пор никак не оправятся. Их неприязнь к архитектуре советского модернизма никуда не делась, достаточно почитать комментарии пользователей на вышеупомянутых сайтах. И проще всего было бы сказать, что эта неприязнь – часть общего психологического комплекса homo soveticus. Поколения, жившие при советской власти, до сих пор не могут ей забыть (и простить) дефицит, «железный занавес», отсутствие гражданских свобод. Травма, конечно, сильна. Но «Старые песни о главном» еще двадцать лет назад доказали, что население любит и советские песни, и советские фильмы. А кроме того, за эти годы выросли новые поколения, которые, по законам природы, симпатизируют не отцам, а дедам – то есть как раз «оттепели» (свидетельством чему – успех одноименного сериала Валерия Тодоровского).

Однако эти же поколения выросли с понятием «качества», которым советская архитектура, увы, похвастаться могла редко. При всей высоте ее идей – качество реализации было низкое. Соответствующей – в ситуации, когда «все вокруг колхозное», – была и эксплуатация. Поэтому сегодня эта архитектура часто осыпается, протекает, гниет. Ее здания уходят со свистом: нет уже гостиниц «Россия», «Интурист», «Минск», павильона в Шереметьево («рюмки»), а те дома, что еще живы, перестраиваются и переоблицовываются. И мы долго сомневались – включать ли, например, в книгу ИНИОН [33]^[1], который сгорел в январе 2015 года^[2]. С точки зрения добропорядочного путеводителя отправлять к нему туриста – полное безумие, но и закрыть глаза на его руины, смириться с его гибелью – мы тоже не могли. Это продолжающееся разрушение – главная проблема нашей книги. Мы спорили и о том, давать ли современные фотографии зданий в тех случаях, когда от их первоначального облика осталось немного или совсем ничего – как в случае с аптекой в Орехово-Борисово [30]. Уже сама по себе идея снимать объекты в черно-белом варианте – свидетельство поражения, признание того факта, что с ними все плохо. Но «книга должна быть про идею, про их изначальную платоновскую сущность, – твердо сказал фотограф Юрий Пальмин, – а не про то, что с ними случилось, не про керамогранит и рекламу, их накрывшие».

Впрочем, от печальных историй про то, «что с ними случилось», авторы слов уйти не могли. Поэтому тексты (которые в приличных путеводителях должны занимать ровно столько времени, сколько читатель стоит у светофора) разрастались до громадных размеров и сделали книгу столь пухлой, что теперь ее трудно положить в карман. Но мы не могли не объяснить, чем эти здания интересны, – хотя публика их даже не опознает как архитектуру (а точнее – именно поэтому). Мы должны были рассказать, сколь грандиозны были замыслы, как искренне пытались архитекторы сделать жизнь лучше. Однако не могли не сказать и того, как и почему менялись эти проекты, как трамбовали их цензура и строители. Именно поэтому в нашей книге так много проектных материалов: это не только планы и разрезы, но и изначальные версии построек.

Кроме того, нам было важно показать, что их авторы шли в ногу со временем, старались использовать самые новые идеи и образы. Да, много черпали из западных журналов, но в том и был смысл эпохи: раскрыться навстречу друг другу, ощутить единство мира. Поэтому в московских постройках той поры так много от Корбюзье, но также от Миса, Нимейера, Кана, Аалто, Рудолфа. Фотографии их построек из советских книжек – то есть именно те, по которым наши архитекторы и узнавали мир, – тоже увеличили объем путеводителя. Но на полях книги присутствуют и шедевры советского авангарда, заново открытые архитекторами «оттепели». Прямая связь с конструктивизмом ощущается во многих их объектах – в результате книга невольно становилась историей московской архитектуры, которая пока еще не написана, но когда-нибудь непременно будет. Поэтому и расположены объекты в книге не как в обычном гиде («кустами», по принципу географической близости), а в хронологическом порядке. То есть это не только путеводитель, но и эскиз к истории московского модернизма через его памятники.

Эта архитектура весьма неоднородна, почему и слово «модернизм» мы произносим очень осторожно. Шестидесятые годы разительно отличаются от 80-х: сравните простодушную ясность гостиницы «Юность» [4] и усложненную роскошь «Золотых мозгов» – Академии наук [79]. Зыбки и границы эпохи. Мы приняли за хронологические края «Постановление об устранении излишеств» (1955) и распад Советского Союза (1991). Дискутировали, но решили все же опустить здания т. н. «переходного» периода – «Детский мир», кинотеатр «Прогресс» – и начать с тех объектов, которые более бескомпромиссно характеризуют новую эпоху. А вот кончается книга зданиями, которые достраивались уже в конце 80-х годов, то есть в совсем новое время, но при этом задуманы и спроектированы еще в предыдущую эпоху. Слово «долгострой» часто будет встречаться в текстах – это еще одно из ключевых слов эпохи, поэтому проблема была и в том, как расположить объекты в книге: если закончен, к примеру, Дворец молодёжи [74] в 1987 году, а начат проектированием в 1965-м – где его место? В 60-х или в 80-х?

Выстроив книгу в соответствии с хронологией, мы столкнулись с другой проблемой: что делать с ВДНХ [81], Сокольниками [80], Зеленоградом [83], где соседствуют здания разных десятилетий, подчиненные одной идее и образующие вполне единый не ансамбль, но комплекс? Присовокупив к ним станции метро того же времени [82], мы вынесли эти 4 территории в отдельные сюжеты и разместили их в конце, немного испортив стройное течение времени в книге. Вероятно, мы не идеально разрешили перечисленные выше проблемы, и вообще вопросов к книге будет много. «А почему здесь нет Института имени Вишневского или Уголка Дурова?» – спросит нас дотошный москвич и будет по-своему прав. На это мы можем только ответить, что в изначальном списке зданий было в два раза больше! Но отдадим должное издателю, который мудро побуждал нас к самоограничению, призывая выбирать не только красивое и любимое, но самое характерное. И если уж мы брали кинотеатр «Россия» [6], то жертвовали «Первомайским» и «Ереваном», а выбрав МИСИ [73], с грустью откладывали МИСИС.

Наверное, самая явная «недостача» книги – скромное количество жилья. Хотя, казалось бы, именно им эпоха во многом и определялась. Но при всем многообразии жилых домов им место скорее в учебнике истории, а не в путеводителе. Они в меньшей степени привязаны к месту, а нам все же очень хотелось, чтобы эта книга оставалась книгой про наш город. Город, из которого и вырастала эта архитектура, – что, кстати, стало еще одним внутренним открытием. Принято думать, что модернизм ни в грош не ставил существующую застройку и мыслил себя как абсолютно новый мир в чистом поле. Но в процессе изучения материала мы понимали, насколько сильно определялась та архитектура контекстом, как логично она вырастала из него (хотя чаще, конечно, на контрасте) и насколько ее авторы были чутки к городу, чего, увы, нельзя сказать об их наследниках. Впрочем, самым ярким фактом отречения от былых идеалов стала постройка Андреем Меерсоном, одним из лучших архитекторов тех лет, отеля «Ритц-Карлтон» на месте гостиницы «Интурист»…

В небрежении архитектурой модернизма мы не одиноки: в Лондоне снесли комплекс «Робин Худ Гарденс», в Нью-Йорке – сломали терминал Pan Am в аэропорту JFK, а парижане из года в год грозят собрать деньги на ликвидацию башни Монпарнас, в которой никакой Мопассан, увы, не завтракал. И в нашу книгу вошло много объектов, которым грозит ликвидация: универмаг «Москва» [9], станция техобслуживания «жигулей» на Варшавском шоссе [40], спорткомплекс «Олимпийский» [60] и музей АЗЛК [57]^[3]. Но мы не собираемся идти на поводу у властей и девелоперов и покорно вычеркивать из книжки все, что им вздумается сломать. А если через двадцать лет снесут еще дюжину зданий – наша книга скукожится как шагреневая кожа? Нет уж, дудки! Пусть это будет странный путеводитель – по отсутствующим зданиям, – но разве это менее интересно: смотреть на то, что есть, а читать о том, что было? Ведь город живет не только в реальном времени, но и в пространстве воображаемого. И раз уж мы нечаянно написали историю московской архитектуры, то пусть эта книга будет хотя бы ею.

Конечно, мы надеемся, что она не превратится в мартиролог. А, наоборот, послужит борьбе за сохранение этого не всегда удобного прошлого. Поэтому мы надеемся, читатель простит нам и излишнюю запальчивость в ее описании. А мы, в свою очередь, горячо благодарим всех тех, кто помогал нам в работе над этой книгой, – чему и посвящена ее следующая страница.

Благодарности

Авторы горячо благодарят всех тех, без кого эта книга не состоялась бы.

Сотрудниц Музея современного искусства «Гараж» Анастасию Митюшину и Ольгу Дубицкую, которые не только организовали всю работу над изданием, но и терпеливо вдохновляли, любезно наставляли и деликатно поправляли авторов.

Архитекторов и художников, делившихся с нами воспоминаниями и соображениями: Евгения Асса, Веру Бутко, Александра Великанова, Алексея Воронцова, Михаила Казарновского, Владислава Кирпичёва, Николая Лызлова, Николая Лютомского, Антона и Сергея Надточих, Феликса Новикова, Леонида Полищука, Олега Попова, Наталию Сидорову, Александра Скокана, Андрея Таранова, Сергея Ткаченко, Никиту Токарева, Бориса Уборевича-Боровского, Александра Цивьяна, Светлану Щербинину.

Историков архитектуры и критиков, дававших ценные советы: Наталию Броновицкую, Юрия Волчка, Анну Вяземцеву, Елену Гонсалес, Антона Горленко, Николая Ерофеева, Анну Мартовицкую, Владимира Паперного, Григория Ревзина, Дениса Ромодина, Наталию Солопову, Марию Фадееву, Ирину Финскую, Нину Фролову, Марину Хрусталёву.

Знатоков истории, науки и культуры, которые читали отдельные тексты (и находили в них отдельные ошибки): Максима Андреева, Александра Басиляна, Илью Будрайтскиса, Людмилу Васильеву-Линецкую (Мабри), Дмитрия Воробьёва, Павла Гершензона, Дмитрия Гончарука, Дениса Горелова, Иннокентия Гуальоне, Романа Должанского, Александра Змеула, Валерия Золотухина, Андрея Котова, Антона Мазурова, Глеба Морева, Надю Нилину, Зою Пляшкевич, Нину Фирсову, Глеба Шульпякова.

Благодарим тех, кто открывал для нас закрытые двери и делился материалами: Юлию Бабашкину, Василия Бычкова, Илью Гороховика, Дениса Есакова, Елену Каякину, Лию Павлову, Кирилла Постернака, Георгия Старосельского, Лидию Топельберг, Дмитрия Хитарова, Александра Чиненова, Инну Щусеву. А также стажера Музея современного искусства «Гараж» Никиту Рассказова, помогавшего нам подбирать иллюстрации.

Наконец благодарим Алексея Муратова, который в годы работы главным редактором журнала «Проект Россия» поощрял Анну Броновицкую в изучении советского модернизма.

Предисловие ко второму изданию

За шесть лет после выхода первого издания этой книги архитектура, которой она посвящена, определенно стала более популярна. В числе лучших книг 2018 года газета New York Times назвала «Атлас архитектуры брутализма», сулящий поклонникам этой разновидности модернизма возможность запланировать каникулы в окружении железобетона на много лет вперед; в самой же книге говорится, что «брутализм сегодня моден, как никогда». В России и на постсоветском пространстве интерес к советскому модернизму находится в стадии перехода в мейнстрим – об этом можно судить хотя бы по использованию модернистских построек в качестве фона для рекламы. Все больше проходит выставок и появляется публикаций, среди них – написанные нами книги об архитектуре 1955–1991 годов Алма-Аты и Ленинграда, продолжившие серию архитектурных путеводителей «Гаража».

К числу этих отрадных событий относится и выход второго издания путеводителя по архитектуре советского модернизма Москвы. Однако причина, по которой понадобилось именно новое издание, а не очередная допечатка тиража, заключается не только в нашем желании пополнить книгу несколькими примечательными зданиями, но и в том, что некоторых объектов, о которых шла речь в первом издании, больше не существует. Не стало модернистского фасада павильона «Чёрная металлургия» на ВДНХ, красовавшегося на обложке первого издания, – его разобрали при восстановлении павильона Казахстана. Обеднел ансамбль площади Юности в Зеленограде: после проведенного благоустройства на ней не оказалось мозаичного бассейна. Снесен кинотеатр «Звёздный», вместе с 37 другими ставший жертвой программы, лицемерно названной «реконструкцией советских кинотеатров под районные центры», но заключающейся в уничтожении целого пласта модернистского наследия.

Фрагмент фасада кинотеатра «Звёздный»

Нельзя сказать, что эти утраты специфичны для нашей страны. В Токио снесли один из символов движения метаболизма, капсульную башню «Накагин», построенную в 1972 году по проекту Кишо Курокавы, а в Вильнюсе – легендарный модернистский кинотеатр «Лиетува», площадка которого понадобилась для строительства нового музея современного искусства. Но проблема в том, что у нас пока не сдвинулся с места процесс постановки выдающихся сооружений 1960–70-х годов на охрану, хотя установленный законом срок – 40 лет – для многих сооружений уже прошел. Было отказано в статусе объекта культурного наследия 9-му кварталу «Новых Черёмушек», и в результате приговорен к сносу находящийся в нем кинотеатр «Улан-Батор», сохранивший все оригинальные детали и очень качественную отделку интерьера. Точно так же департамент культурного наследия не счел нужным защитить от сноса кинотеатр «Первомайский» с уникальными мозаиками Бориса Чернышёва и здание ТАСС, которое не снесут, но реконструируют со значительными изменениями. Оставшись без защиты закона, модернистские здания могут рассчитывать только на добрую волю владельцев – так, можно надеяться, Третьяковская галерея, получив в свое распоряжение Центральный дом художника [46], проведет реконструкцию достаточно деликатно.

Прежние переоценки значимости архитектурных периодов сопровождались мерами по защите этого наследия: в 1980-х годах списки памятников пополнились зданиями эпохи модерна, в 2000-х – сталинского времени. Сейчас же этого не происходит, вероятно, потому что приоритеты современной российской экономики находятся в противоречии с социальными ценностями модернизма. Но развитие идет волнами, так что есть вероятность, что после разрушений придет осознание необходимости сохранения оставшегося, – так, по крайней мере, было в других странах. Некоторую надежду дает происходящая на наших глазах перемена официального отношения к архитектуре авангарда – должна дойти очередь и до советского модернизма. В конце концов, в мире уже начинают ставить на охрану объекты архитектуры постмодернизма.

Объявленная в Москве программа реновации обнаружила, что очень многие люди любят свои пятиэтажки, и заставила задуматься о достоинствах микрорайонов по сравнению с высокоплотной квартальной застройкой. Спонтанная реакция жителей совпала со смещением интереса специалистов от уникальных сооружений к типовым и серийным. В знак солидарности мы выбрали для обложки нового издания книги пусть не типовой, но серийный панельный жилой дом.

Москва модернистская: исторический очерк

Период, охваченный в этой книге, начинается с постановления о борьбе с излишествами в архитектуре, а заканчивается бесславным концом самого СССР. За эти три с половиной десятилетия Москва изменилась больше, чем за всю свою историю. Переход к индустриальным методам на рубеже 1950–60-х годов позволил многократно увеличить темпы и масштабы строительства. Почти 60 % ныне существующих зданий было построено в 1956–1995 годах. В 1960-м, когда границей Москвы стала кольцевая автодорога, территория города выросла с 35 637 до 87 870 гектаров (для сравнения – в 1917-м площадь города составляла всего 17 619 га).

Главным приоритетом было строительство жилья: сталинская реконструкция Москвы в довоенные и послевоенные годы была ориентирована на создание парадных ансамблей, а не на решение насущных проблем жителей. К середине 1950-х москвичи, за исключением узкой прослойки партийной номенклатуры и обласканной властью творческой, научной и технической элиты, ютились в перенаселенных коммунальных квартирах, подвалах и бараках. Лозунг «Каждой семье – отдельную квартиру» был настолько привлекательным, что отодвинул на время все другие соображения. В своей эпохальной речи на Всесоюзном совещании строителей в декабре 1954 года Никита Хрущёв фактически обвинил архитекторов в разбазаривании народных средств на «излишества» ради собственного тщеславия – до секретного доклада о культе личности Сталина, диктовавшего архитектурную политику в течение 20 лет, оставалось больше года. Но и потом несправедливость не была исправлена: архитектура, официально переставшая быть искусством, надолго оказалась подчинена строителям.

Ю. Шевердяев, В. Воскресенский, А. Болтинов. Гостиница «Интурист» на улице Горького. 1960–1965. Снесена в 2002 году

Главной задачей созданных в 1960-х крупных проектных институтов была разработка типовых проектов, позволяющих максимально быстро и дешево строить необходимые обществу здания. По идее, в такой ситуации, не оставлявшей места для авторского творчества, архитектура должна была стать полностью анонимной и безличной, однако этого не произошло. Искусство архитектуры обладает слишком большой символической силой, чтобы государство могло пренебречь такой возможностью. Значимые здания продолжали строиться по индивидуальным проектам. Кроме того, оставалась ниша экспериментального проектирования, открывающего перспективу на будущее, когда возросшие материальные ресурсы сделают строгую экономию излишней.

Поиск нового архитектурного языка, как и в 1930-х годах, когда происходил поворот к «освоению классического наследия», шел в ходе конкурсов: на Дворец Советов на Ленинских горах (1957–1959), на Дворец пионеров (1958–1959), на проект Всемирной выставки 1967 года, от проведения которой в Москве в конце концов отказались (1961–1962).

Отторжение историзирующей архитектуры и возвращение к модернизму сделало вновь актуальным наследие 1920-х годов. Обращение к нему было осторожным и подспудным – слишком сильна была травма, нанесенная разгромной критикой сталинского времени. Реабилитация архитектурного авангарда началась лишь в середине 1960-х, когда стали появляться публикации, посвященные архитектуре «первых лет Октября». Однако продолжали активно работать многие выпускники Вхутемаса – Вхутеина, живые носители этой традиции. Некоторые из них занимали ответственные посты, позволявшие оказывать широкое влияние на молодых современников: конструктивист Иван Николаев был в 1958–1970 годах ректором Московского архитектурного института, в 1972-м ученик Весниных Георгий Орлов стал президентом Международного союза архитекторов.

Большую роль играли международные контакты. Потеряв статус искусства и приблизившись к технике, архитектура на время выскользнула из сферы идеологического контроля и оказалась вольна широко заимствовать решения на Западе. После долгого перерыва СССР стал принимать у себя выставки, посвященные современной архитектуре разных стран: США, Франции, Италии, Финляндии и т. д. Профессора архитектурных вузов поощряли студентов перерисовывать образцы из зарубежных журналов. Чем выше по иерархии было положение архитектора, тем шире был его доступ к зарубежной информации и больше возможностей для поездок. Особо ответственные заказы сопровождались командировками для изучения зарубежного опыта. Живое знакомство с архитектурой других стран раззадоривало архитекторов, заставляло их искать новые способы обходить ограничения типовой архитектуры, нехватки средств, качественных материалов и квалифицированной рабочей силы. Удавалось это в тех случаях, когда предложения архитекторов увлекали заказчиков – руководителей министерств и ведомств, ректоров вузов, директоров НИИ и заводов.

Поводом для появления амбициозных сооружений с более щедрым финансированием и приоритетным режимом снабжения стали юбилеи: 50-летие Октябрьской революции в 1967-м и 100-летие Ленина в 1970-м. Неожиданный приток валюты в результате мирового энергетического кризиса 1973 года и повышения цен на нефть, крупным экспортером которой с этого времени становится СССР, вызвал к жизни ряд необычно крупных проектов. Воплощение их в большинстве случаев сильно затянулось, так как с середины десятилетия практически все строительные мощности были переброшены на объекты Олимпиады-80. Перерасход ресурсов на провалившуюся из-за бойкота Олимпиаду, международная изоляция Советского Союза вследствие вторжения в Афганистан, падение мировых цен на нефть подорвали возможности масштабного строительства, в большой степени сведя архитектуру 1980-х к завершению ранее начатых строек.

Градостроительное развитие Москвы подверглось не меньшей трансформации, чем архитектура. Действовавший на момент хрущёвской реформы генеральный план города был непригоден для новой модели развития. Пока строились комбинаты по выпуску железобетонных изделий, у градостроителей было время для разработки схемы размещения строительства, определявшей примерную планировку районов массового жилья на резервных территориях. От предыдущего генплана 1951 года схема, утвержденная в 1957-м, переняла идею формирования нового общегородского центра на Ленинских горах; не воплотившись в полной мере, она все же вылилась в приоритетное развитие Юго-Запада и сосредоточение здесь большого количества построенных по индивидуальному проекту сооружений.

Конкурсный проект Всемирной выставки 1967 года в Москве. Л. Павлов. 1962

Г. Елькин, Г. Крюков и др. Посадочный павильон аэропорта Шереметьево. 1964. Снесен в 2015 году

К 1960-му были готовы Технико-экономические основы (ТЭО) Генерального плана развития Москвы на 1961–1985 годы. Сам генплан приняли только в 1971 году, так что ТЭО (скорректированные в 1966-м) в течение 10 лет исполняли его роль. Главной задачей ТЭО было прояснить структуру жилого района, основанного на микрорайонном принципе, но также и определить места для районных центров, перенимающих часть функций общегородского центра в связи с выросшим масштабом города. В утвержденном в 1971 году генплане, подготовленном под руководством главного архитектора Москвы Михаила Посохина и призванном превратить Москву в образцовый коммунистический город, сохранилась унаследованная от плана 1935 года логика концентрической планировки, но она была отчасти компенсирована полицентризмом.

Территория делилась на восемь планировочных зон, каждая со своим центром, производственной базой и полным набором социальной инфраструктуры, включая образовательные, медицинские, культурные учреждения, предприятия торговли, стадионы, парки и т. д., так что жители могли бы удовлетворить все свои потребности, не покидая своей зоны. Центры радиальных планировочных зон были вытянуты вдоль их главных магистралей, и именно в их пределах строилось большинство индивидуально спроектированных зданий. К ним же потом постарались привязать спортивные сооружения Олимпиады. В центральной планировочной зоне, внутри Садового кольца, размещались административные и культурные учреждения общегородского, республиканского и союзного значения.

Проект развития системы магистралей. 1967

Молодежная бригада Моспроекта-2. Конкурсный проект реконструкции центра Москвы. 1966

Историческую застройку центра в 1960-х (как, впрочем, и в 1920-х, и в 1930–50-х) сохранять не собирались – только отдельные выдающиеся памятники. Предполагалось, что, когда на окраинах построят достаточно домов, чтобы расселить всех обитателей «ветхого жилья» (а к этому времени все исторические постройки, толком не ремонтировавшиеся с дореволюционных времен, стали ветхими), можно будет провести полную реконструкцию центра. Конкурс на проект реконструкции, прошедший в 1967 году, собрал проекты один радикальнее другого. Гигантские мегаструктуры, рядом с которыми Новый Арбат кажется детской игрушкой, высятся вдоль магистралей или сливаются в кольцо вдоль Садового. Замоскворечье превращается в сплошной парк с островками «очищенных» от своего окружения старинных церквей. Остров на Москве-реке наполовину срывается, образуя напротив Кремля просторную гавань. Многополосная магистраль рассекает город по оси Север – Юг, едва не задевая Кремль и погребая под собой ненавистную Лубянку…

За то, что фантазии архитекторов не осуществились и от исторической Москвы хоть что-то осталось, нужно благодарить прежде всего недостаточные успехи советской экономики: для реализации подобного проекта пришлось бы как минимум на несколько лет остановить строительство по всей стране. Но и сам вид конкурсных предложений, вкупе с воплощенным Новым Арбатом, заставил призадуматься. Настолько, что в конце 1960-х для нового строительства внутри Садового кольца были введены высотные ограничения, а в генплане 1971 года были предусмотрены восемь заповедных зон, в которых надлежало сохранять не отдельные здания, а целостную историческую среду.

Архитектура – первоклассный исторический свидетель. В ней запечатлеваются не только прямо на нее направленные правительственные указы и объективные экономические обстоятельства, но и более тонкие явления, такие как атмосфера в обществе. Здания, построенные в конце 1950-х – середине 1960-х годов, отражают невероятный оптимизм этой эпохи. Архитекторы, если и не верили буквально в обещанный к 1980 году коммунизм, были полны надежд на лучшее будущее. У них были для этого основания. По сравнению с первыми послевоенными годами экономика резко выросла, и какое-то время казалось, что стремительный рост будет продолжаться всегда. Изоляционизм сталинской культурной политики сменился невиданной открытостью: в 1957 году в Москве прошел Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, в 1958-м – конгресс Международного союза архитекторов, в 1959-м на Московский международный кинофестиваль приехали звезды мирового кино… Запуск первого спутника (1957) и полет человека в космос (1961) вызвали всплеск веры в безграничные возможности технического прогресса.

Эйфория рубежа 1950–60-х годов быстро столкнулась с реальностью. Фиаско освоения целины и нехватка продовольствия, расстрел рабочих в Новочеркасске (1962), показавший границы гуманизации советской власти после Сталина, Карибский кризис (1962), едва не приведший к ядерной войне, отставка Хрущёва (1964), заставившая беспокоиться о возможных поворотах в политике, были неприятным холодным душем. Но параллельно расширявшееся поле возможностей для архитекторов помогало им абстрагироваться от этих событий. Удавалось им это до 1968 года, когда советские танки вошли в Прагу, навсегда раздавив возможность «социализма с человеческим лицом».