Апофеоз Судьбы

ГЛАВА 3

Виттенберг, 1521 г.

Теперь, когда слухи о Мартине Лютере прогремели по всем городам, только редкий зевака мог сказать, что пропустил все мимо ушей. Молва распространялась, точно молния по небу, освещая и облагораживая истиной простые и светские умы.

Ночь сияла нежной тьмой, когда окраинная дорога стала сменяться на широкую, но по-прежнему неровную и извилистую городскую дорогу. Они остановились у ворот; над ними покачивалась на крепком ветру кленовая вывеска с красующимся названием «Виттенберг». Туда и покатила повозка, подбрасывая на себе озябших от северного ветра товарищей.

Вновь по всему горизонту блеснула молния, а следом за ней ахнул гром. Возница сноровисто поднял дуги, накинул рогожу, соорудив над повозкой навес. С неба ударил холодный дождь. Дорожные колеи сразу оборотились глубокими лужами.

Путники зажгли две свечи, надломили черствый хлеб и, произнеся краткую молитву, принялись трапезничать. Вдали виднелись остроконечные шпили церквей, плавающих за тучной стеной дождя. Вода лилась с неба потоком. Лилась вместе с нею и песня, когда-то звучащая из уст царя Давида. Это был псалом, и ныне так же, как и тогда, ободряющий усталых путников.

Фабиан Сарто любил эту песню. Когда она звучала, воспоминания уносили его в самое раннее детство, – туда, где берет начало росток человеческой памяти. Такое редко бывает, но люди иногда помнят себя в самом малом возрасте, когда едва научились ходить. Мама напевала Фабиану эту песню каждый вечер перед тем, как тот засыпал. Ее нежный голос с точностью сохранился в его памяти.

Распевшись, они трижды повторили припев, тогда как должен был он прозвучать лишь два раза.

Пути Твои, Господи, укажи мне,

стезям Твоим научи меня.

Наставь меня на истину

Наставь меня на истину Твою

и научи меня, ибо Ты Бог, спасающий меня;

и на Тебя надеюсь всяк день.⁹

Ветер усиливался, он свистел со всех сторон, а затем стал бить в лоб лошадям. Повозка будто уперлась в воздушную стену и едва сокращала расстояние, так сильно ее сдувало назад. Тем временем, на пути встало еще одно препятствие. Сквозь ветер с дождем перед лошадьми смутно затемнела фигура крупного, закутанного в плащ мужчины. Он держал в поводу такую же вымокшую лошадь, которая беспокойно расхаживала из стороны в сторону.

Человек махал руками и пытался докричаться до них, но стихия бушевала с такой силой, что услышать его удалось, только когда повозка подошла вплотную и встала возле него. Приближаясь к незнакомцу, они въехали во врата, и теперь вокруг них раскинулась богато украшенная барельефами городская архитектура. Она с точностью передавала помпезность и достаток города.

– Слава Господу! Слава Господу! Я было потерял надежду на ваш визит! – кричал взволнованный мужчина.

– Хорошо, если ты с миром. Заблудился? – спросил извозчик, в голосе которого прорезалось сомнение: в этих краях часто нападали на путников, грабители не жалели ни детей, ни женщин, и встреча в такой ливень не всегда к добру, коли ты не настороже…

– Нет, нет, что вы. Я ждал вашего приезда и нахожусь здесь, если не солгать, уже с первой свечи, почти с раннего утра, – продрогнув, мужчина передернул плечами. – Я з… замерз… жду с самого утра, проголодался…

– Оно и видно, – подозрительно отозвался извозчик, – вольно ж шляться под дождем…

– Ибо долг. Могу я, с вашего позволения, обратиться к почтенному Фабиану Сарто? – Проговорил человек, очевидно, зная, кто находится в повозке.

– Я у седоков спрашиваю не имена, а монеты, – буркнул возница.

– Ну что ты остановился, Мануэл? – Возмутился на извозчика Фабиан Сарто. – Гони лошадей, скоро совсем стемнеет!

– Господин, вы с кем-то договаривались о встрече по пути в Виттенберг? – Настороженно прошептал извозчик.

Фабиан Сарто выглянул из-под навеса, но сквозь плотный поток воды не смог узнать мужчину. Тогда он в спешке спрыгнул с повозки и махнул тростью в сторону темной фигуры, ожидая увидеть разбойника. Он смело шагнул вперед, в то время, как Эдвин лишь успел пальцами скользнуть по плечу друга, пытаясь его остановить.

Извозчик сорвался как барс, преградив ему дорогу:

– Постойте, я пойду впереди. Кто знает, с чем он к нам пришел…

– Так пусть придет и скажет, что заставило его в такой ливень встать у нас на пути. Вечер уже на исходе, нам следует поторопиться, – сказал Фабиан.

– Фабиан Сарто! Слава Богу, не могу поверить… я вас дождался!

Эдвин, услышав это, вышел из повозки и подошел к Фабиану. Тот недоверчиво глядел на незнакомца.

– Прошу, выслушайте меня, да повнимательнее. Мое послание от Мартина чересчур важно!

– От Мартина Лютера? Надеюсь, он послал вас? – дрожащим голосом промолвил Эдвин.

Мужчина поднял брови, широкий лоб сморщился, покрывшись складками. Он мягко кашлянул и продолжил:

– Мне велено встретить вас и провести в город. В Виттенберге очень неспокойно. Каждый день Мартина и всех его друзей подстерегает беда. Многие пали от меча, кого-то предали более страшной смерти. Папские слуги ведут тайную охоту, следует быть очень осторожными, чтобы сохранить свою жизнь. Стены города полны глаз и ушей, готовых выдать вас в любую минуту. Лучше держитесь ко мне ближе, и я проведу вас к брату Мартину.

«Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее»¹⁰, – вспомнил Фабиан.

– Мы понимаем, что дела идут неважно. Если уж нашему другу понадобилась помощь, значит, предстоит серьезное дело, – ответил Фабиан.

– Подозреваю, что мы понадобились Мартину ради чего-то большого. Фабиан Сарто человек хоть и своенравный, и местами упертый, но верный до последней капли. Стержень в нем тугой, как панцирь Левиафана¹¹, – сказал Эдвин Нойманн.

– Вот так сравнение, – строго ответил Фабиан. – Я припоминаю, что Левиафан – существо страшное, противное Богу.

– Прости, я хотел сказать совсем другое… надеюсь, тебя не обидело это. Я ведь совсем не это имел в виду.

– Думаю, мы все друг друга поняли, но нам нельзя здесь долго оставаться, Мартина хотят уловить. Возможно, ему пригодится наша помощь, а мы попусту теряем время.

– Бог все усмотрел, – с мудростью произнес Фабиан. – Войдем во врата, найдем брата Мартина, а там, глядишь, все пойдет своим чередом. Мне, почему-то, хочется вам верить. И все же, спешить в этом я не стану.

– О, брат, велика ваша вера, но нельзя быть неразумными. Вас схватят у самых ворот, уж в этом не сомневайтесь! Господь свидетель, я хочу вам помочь…

– Мы не оставим Мартина в беде, да и путь мы прошли не близкий – обратно не повернем. Что вы предлагаете?

– Взяв крест, братья, обратно уже не повернуть, – согласился мужчина, – следуйте за мной, я покажу вам безопасный путь к городу и приведу к Мартину.

– Как нам его найти? – спросил Эдвин.

– Он сам найдет вас, об этом не беспокойтесь. Братья говорили, что он хочет дать вам особое наставление. Если вы хорошо знакомы с Мартином, то вам должно быть известно, что он ничего не делает просто так.

– Я знаю Мартина много лет, незнакомец, но впервые слышу, чтобы он кем-то повелевал, – сказал Фабиан.

– Да, это скорее я не так выразился, но ход моих мыслей, считаю, вам ясен.

– То есть, ты хочешь сказать, у брата Мартина для нас есть особое повеление? – спросил Эдвин. – Что же вы тянете, что он вам сказал?

– Миссия! – сказал мужчина. – У него для вас особая миссия.

– Пресвятая Мария! – взмолился Эдвин. – Скажете вы что-нибудь или нет?

– Ох, да вы меня впрямь высоко ставите! Ничего я не знаю. Спросите сами Лютера, он вам все и расскажет, – ответил человек, озадаченно запрокинув голову. – В конце-то концов, мы сдвинемся сегодня с места?

Фабиан потер озябшие ладони, подул на них и, извинился перед незнакомцем.

– Не совершил ли Мартин чего страшного? Вижу, вы серьезно взволнованы. Не сделался ли он врагом католической церкви?

– Многое изменилось за последнее время… Вершится судьба тысяч, а может, и всего мира, но лишь немногие даже из нас понимают это. – Каждая его эмоциональная фраза сопровождалась поднятием на носочки и восклицанием, присущим успешным студентам. Он продолжал. – Рим готов провалиться под землю от гнева. Никто не знает, что произойдет сегодня ночью, а строить надежды на завтра не возьмется ни один пророк, не то что мы. Реформация¹², – это пороховая бочка, которую нужно заложить под старый мост, иначе не построить нового. Кто знает, быть может, через сотни лет наши имена будут написаны в рукописях архивариусов?

– Как тебя звать, незнакомец? – протянул руку Фабиан Сарто. Он вежливо смотрел в эти большие глаза, пронзительно добрые и простые.

– Меня зовут Каспар Аквила, я друг Мартина.

Он лихо вскочил на седло. Уж сил ему было хоть отбавляй! Черный жеребец двинулся в сторону города.

Повозка тронулась по следу за незнакомцем, мелькающем впереди при каждой вспышке молний. Вскоре ливень стал утихать, оставшись где-то позади.

Все кругом впитала в себя таинственная полутень. Оставались лишь несколько светлых отблесков на поверхности луж, заполнивших придорожные канавы. Луна влюбила в себя Фабиана. Он никогда не замечал ее красоты так, как в ту ночь.

ГЛАВА 4

Недалеко от главных ворот к ним снова присоединился их провожатый, и копыта его коня мерно цокали по мостовой, рядом с повозкой, пока он вполголоса переговаривался с возницей, объясняя путь к дальнему, более удобному для них въезду. Уже близился рассвет, когда повозка остановилась у небольших ворот, ведущих на узкие улочки спящего города.

Жители Виттенберга были очень взволнованы последними событиями, а когда речь шла о гостях в городе, они запирались и напрочь отказывались с кем-то говорить. Вероятность навлечь на себя беду была настолько большой, что люди с опаской относились ко всем незнакомцам, старались их избегать.

В потемках этой ослепительно-черной ночи светило лишь мутное пятнышко луны. По расплывшейся поверхности небес скользили темные облака, поглотившие отдаленные небесные тела. Лишь над шпилем собора легко пульсировала одна упрямая звезда, именуемая Северной. Взглянув на нее, Фабиан вспомнил место в писании, где говорилось о волхвах, ищущих Иудейского Царя, следуя за Вифлеемской путеводной звездой. Они валились с ног, но не отступали, потому что верили в важность свей миссии. Волхвы знали ценность каждого проделанного шага – он приближал их к Истине.

Виттенберг показался пустым, лишь столбы дыма, поднимающиеся от крыш фахверков, указывали на то, что в городе кто-то есть. Пустующие поля сменялись населенными участками, в воздухе не прекращались игры мелких насекомых, которые сопровождались беззвучным вальсом.

Эта ночь была самая тихая. Стоило лишь путникам пройти мимо какого-то дома, как окна тут же прочно запирались ставнями. Люди были пуганы, перешептывались и тихо ждали. Они давно уже легли бы спать, но что-то тревожило их сердца, не давало глазам сомкнуться. Может, поэтому привратник не спешил открывать им ворота, и оставалось только ждать, а потом снова трястись по улицам города в поисках ночлега.

– Расскажу одну историю, иначе ты сейчас уснешь. – Сказал Фабиан, легонько толкнув Эдвина в плечо.

– Я подремлю, а ты разбуди, когда начнется самое интересное, – отяжелевшим языком проговорил Эдвин, сонно улыбнулся и, скрестив руки, прижался к жесткой спинке сиденья.

– Ну, не знаю. Вряд ли уснешь от такой истории. Мне было шестнадцать лет. Тебе, напомню, тогда было всего тринадцать. Я хотел поступать в Виттенбергский университет, очень хотел стать адвокатом. Возможностей у меня тогда было много. Деньги на экзамен были собраны еще до того, как я посетил свой первый семинар. И, поверь, я стал бы адвокатом, не случись со мной эта беда.

Эдвин еще больше сузил глаза. Они блестели лишь в уголках, и увидев их блеск, Фабиан продолжал рассказ.

– Помню, словно это было вчера… – почти неслышно сказал Фабиан. – Я пробивался сквозь узкий ряд колонн, обходя разношерстные группы вагантов через двустворчатые двери туда-обратно раз семьсот на дню. При этом не замечал вокруг никого. И однажды, под рев осеннего неба, несясь как сумасшедший, я сильно врезался в кого-то и упал. Отряхнувшись, я поднял глаза. Передо мной стояла девушка разящей красоты… И откуда только взялась!

– Да ты что, – рассмеялся Эдвин, потирая лицо. – А я-то думаю, к чему это он ведет?

– Мне эта девка за год душу вымотала. Не будет тебе никакой романтики.

– А я не хотел, – проскулил Эдвин.

– Мы прятались с ней в одном из домов ее дяди. Он построил несколько фахверков, заселил жильцами, а первый ему был так дотошен, что он оставил его пустым. Ее дядя был другом какого-то богатого сановника. Ходили слухи, что они вдвоем получали чистыми под пять процентов из кармана каждого городского жителя, но это по разговорам. Никто не проверял, да и не столь важно. А важно то, что он был богатым от слова «везение».

– Давай-ка ближе к делу. – Эдвин, щурясь, посмотрел на довольного рассказчика. – Что такого сделала эта красавица, раз ты до сих пор ее не забыл?

– Мы с ней были вместе где-то полгода. Хорошо я за ней ухаживал, как полагается. Уже и жениться хотел, только все сорвалось, когда я ее пригласил на воскресное служение. Хотел ее приобщить к церкви, чтобы получить благословение, ну, ты понимаешь. Только вот, оказалось все не так просто. Такого отпора я еще не встречал. Можешь себе представить, как высокая, красивая девушка с прекрасным лицом, как у ангела, кричит, лает, как взбешенная собака?

– Бог мой!

– Д-да… Вот и… – Фабиан запнулся, вспомнив ее лицо. – Вот и я не ожидал такого превращения. Я там и бросил все свои надежды стать женихом. Инквизиции я ее сдавать не стал, но потом до меня дошел слух, что в Ризе девушка эта уже давно подозревалась в колдовстве.

– Ох, расскажешь ведь! Дьявол уже не прячет своего лица. Гуляет среди людей, пугает, насмехается.

– Мне, как раз, повезло, а вот она, все-таки, попала в руки инквизиторов. И что ты думаешь? Она просто откупилась, заплатив церковному судье. Но возможно ли такое, чтоб дьявол откупился от Божьего Суда? Нет, разве что, в суде мира сего. Тот судья подстроил обвинение так, что оно пало на плечи одной из ее несчастных прислужниц. Бедняжка заживо сгорела на костре.

– Ах… Господи… – горько произнес Эдвин. – Когда закончится это безумие…

– В земной жизни никогда порядка не будет, справедливости тоже ждать не стоит. С тех самых пор я не могу представить рядом с собой женщину. Как вспомню ее глаза – до сих пор страху наводят. И ведь не боялся бы, не будь в них той красоты.

– И что, думаешь, она тебя околдовала? Нет ли на тебе проклятия, Фабиан? – насторожился Эдвин.

– А разве нас с тобой можно околдовать?

– Почему же нет? Мы обычные люди… сомневаюсь, что у нас есть что-то вроде противоядия от проклятий. Они ведь настигают, когда их совсем не ждешь. И как понять, кто тебя проклял…

Фабиан отвел глаза и коротко вздохнул.

– Ты ведь веришь в Господа. Вот и не сомневайся – кровь Христа уже очистила нас от всех проклятий. Разве ты не помнишь, что сказано в Библии? «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам».¹³

Эдвин Нойманн застыл. Он услышал эти слова такими сильными, словно они прозвучали из далекого и еще не утраченного Эдема.

– Спасибо Господу за то, что рядом со мной такой доблестный брат. Я всегда верил в настоящую дружбу, но христианство дарит нам не просто друзей. Оно преображает друзей в настоящих братьев, – он с молящим взглядом посмотрел Фабиану в глаза. – Ты помогай мне, если во мне вера оскудеет… Я порой так падаю, что потом в зеркало видеть себя не могу – тошно. Хожу, как кот, темными углами, прячусь. А спроси меня, так ведь и сам не знаю, от кого прячусь.

– От Бога прячешься, – сказал Фабиан.

– Легко сказать! С самого рождения я ищу Его, ищу, как драгоценное сокровище. Теперь ли мне прятаться, когда цель так близка? Да и где ж от Него спрячешься?

– Вот и я тебя спросить хочу. Где? – и добавил: – Если и есть в мире такое место, так не дай нам Бог в нем оказаться, ведь сказано: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты»¹⁴.

– Такая наша христианская судьба – безропотно нести свой крест, – поспешил оправдаться Эдвин.

– Тебе плохо? – Фабиан поглядел на его покрасневшее лицо и протянул сосуд с водой. – Все будет хорошо. Вот, попей воды.

– Не знаю… – отвечал Эдвин, выдохнув остаток воли, а тот единственный глоток воды, что он сделал, превратился в вязкий ком, когда повозка остановилась.

Сопровождающий спешился, взял коня под узды и, заглянув под навес повозки, доброжелательно пригласил товарищей ко входу через узкий двор, ведущий в город.

На его лице плясала улыбка, и в ней одной сошлись попытки скрыть усталость. Эту усталость необходимо увидеть, понять ее, поскольку она не так проста, как кажется на первый взгляд. Она присуща людям, которые сами недоедают, но обязательно, вынув из кармана последнее, отдают прохожему, затем, до захода солнца, помогают старикам разнести хворост, и только потом идут на свою работу. Усталость эта всегда к добру, это простой, но необходимый вклад в чье-то счастье.

Каспар часто скрывал свою утомленность, и она оставалась никем не замечена. Возможно, Фабиана подкупила именно его бескорыстность. Его глаза не сулили больших надежд, но жаждали правды. И хоть мужчина был еще молод, но честные морщины в уголках его глаз выдавали почти все.

Ночь притихла в таинственном ожидании. Эдвин и Фабиан делали осторожные шаги, ведущие в спящий город. На заборе стоял кот. Он напряг лапы, вытянулся, округлил спину и с опасением глядел на людей. Воздух был холодным и неприветливым. Вдруг где-то раздался сильный хлопок. Кот сорвался с забора и, как ошпаренный, рванул куда-то в темноту.

Фабиан тоже дрогнул, но в ту же минуту заставил себя воспрянуть.

– Держись ко мне ближе, – сказал Эдвин, обеспечив защиту скорее себе, чем товарищу.

Потом до них донеслось приближающееся мягкое рокотание обернутых мешковиной лошадиных копыт. Видимо, всадник предпочитал скорее рискнуть тем, что лошадь поскользнется, чем привлечь к себе внимание цокотом подков.

Кто-то, укрывшись мантией, мчался в их сторону. Гостей это всерьез напугало. Если чудовища – это всего-навсего вымысел, то люди друг друга убивают по-настоящему, и все чаще с жестокостью.

Фабиан бросил напряженный взгляд на Каспара. – «Ах ты, подлец! – подумал он. – Зачем мы тебе нужны?»

Эдвин шагнул в сторону и закрыл руками лица, но всадник неожиданно остановился перед неизвестными. Он спрыгнул с коня и взглянул наверх – там было несколько расположенных близко домов. В маленьком окне горел тусклый свет, походивший на колышущиеся языки смоляных факелов. Человек поднял с земли горсть камней и один за другим бросил точно в дверь. Спустя несколько секунд дверь распахнулась, и хозяин дома вышел на балкон.

– Реджинар! Выходи, скорее!

– Мартин? Это ты…? – удивившись, спросил человек сверху.

– Тише, тише! Спускайся!

Начавшийся диалог перебил Каспар:

– Мааартин! – Радостно протянул он. – Ты нас до смерти напугал.

– Каспар? мой приятель! Прости, у меня совсем нет времени и сил что-то объяснять… Меня ищут.

– Что решили на рейхстаге?

– Вормс – город лжеучителей, брат мой. Там уже давно правит дьявол. На заседании издали Вормсский эдикт, по которому я объявлен еретиком, одержимым злым духом, – Мартин произнес это тяжело, потому что проводил дни напролет в молитвах и годы в трудах, а теперь его сделали еретиком. – Мои книги тоже запретили читать. Скорее всего, их теперь сожгут.

– Но, как… – обратился к нему Реджинар, – …как они могли такое объявить?

– Подумали, пошумели… и объявили. Но перед этим предлагали отречься.

– И что ты им ответил?

– А что я мог ответить? «На том стою. Не могу иначе. Да поможет мне Бог».¹⁵

– Наверно это их разозлило…

– Когда они поняли, что я не отрекусь, вопреки Истине и Правде назвали меня врагом Рима и всей папской церкви. И вот сам Лев X своей светлейшей рукой предал меня анафеме¹⁶.

– Я не могу поверить! После всех твоих трудов, после всего, что ты сделал…

– Чему же ты удивляешься? Вспомни Господа. Он в совершенстве владел добром и смирением. И все же, фарисеи добились над Ним суда. Пора нам всем понять: дьявол восстал против Бога и всех святых.

Эдвин незаметно шагнул вперед и пристально посмотрел на Мартина Лютера – на человека, чье имя и слово разносилось эхом по городам всех германских земель в составе Священной Римской Империи германской нации.¹⁷ В его лице не было ничего особенного. Иисус Христос, как многие полагают, тоже не отличался особенными чертами лица. Вся Его исключительность была в умении передавать слово, обладающее силой.

– Я думаю, что теперь, когда тебя объявили еретиком и врагом церкви… Мартин, твоя жизнь повисла на волоске…

– Собственно, об этом я и хотел сказать… Я чувствую, что меня хотят убить. Смерть меня не пугает, но мне больно от того, что я не успел завершить начатое, – сказал реформатор.

– Мы доведем это дело до конца, Мартин, Сам Бог на нашей стороне! – приподнявшись на выступ, произнес Реджинар. – Не зря же ты нас собрал! Не волнуйся ни о чем, Бог не оставит тебя, и мы не предадим нашего дела. Тебе просто нужно уйти в безопасное место. А когда настанет время, мы сорвем маску с этих волков в овечьих шкурах! Весь мир запоет осанну, когда церковь снова станет принадлежать Богу, а не Римскому папе.

– Ты такой сонный, мой друг, – с грустной улыбкой произнес Мартин. – Это совсем не похоже на рыцарский подвиг… почестей ждать не стоит, нас ждет большой труд. Простите, но мне пора. У меня, должно быть, на хвосте уже целый легион.

– Но, Мартин, – пробубнил Каспар, – как нам быть с Фабианом? Он проделал далекий путь из Лейпцига. Вы хотели ему что-то передать…

– Ах, как же! Я чуть было не забыл о самом главном. Послушайте, братья, мы играем перед пастью льва, и решаются судьбы людей. Сейчас все внимание на мне, и это дает вам возможность продолжить наше дело там, где этого не ждет никто. Отправляйтесь в Финстервальде. В этом некогда прекрасном городе прежде жили христиане, а теперь местные жители распространили там какую-то языческую ересь. По сообщениям братьев, люди верят там в некого Вольфа. Не задерживайтесь в Виттенберге больше одного дня, здесь чрезмерно опасно.

– Впервые слышу и о Финстер… как его там… и об этом Вольфе, – прошептал Фабиану Эдвин.

– Да, мне тоже не довелось раньше сталкиваться с этим именем, – вступил Фабиан.

– Это обычный идол, таких мы уже насмотрелись, но люди озлоблены отрядами инквизиторов, которые, прибыв, грабили их дома, уводили женщин и убивали мужчин. Мне сообщили, что диаконы и послушники, отправленные туда на миссию, обольстились и стали предателями веры. Узнал я это также из писем одного из диаконов, который остался верным Христу. Он будет ждать вас. Его зовут Ганц Кайзер, он очень скромен и вежлив, а узнать его вы можете по монашескому постригу. Но если о вашем визите узнает епархия, туда пошлют отряд монахов-инквизиторов с миссионером и охраной, а мы не можем себе этого позволить. Одна поездка туда уже привела к ужасным последствиям. Совсем нет времени объяснять, Фабиан… Доверьтесь Христу, следуйте по зову сердца и помогите этим людям познать Живого Бога.

– Мартин, – обратился Фабиан. – Почему все так неожиданно?.. Это ведь далекий путь. По твоим словам, мы можем и вовсе не вернуться домой…

– Идет большая война, – отвечал Мартин Лютер. – Война с антихристом… Нам ли, христианам, роптать, когда на кону спасение такого множества душ… Там, где стояли шатры, поднимаются стены, там, где строились поселения, растут города. Мир всегда делился на бедных и богатых, где первые чаще находятся в поисках справедливости, а вторых устраивает собственная «правда». Когда вопросы справедливости идут супротив целям духовных лидеров, лучше бы вам быть готовыми к удару. Постыженный епископ, а уж тем более кардинал – сродни поедающему огню. Их устраивает своя «правда», пусть и неразделенная с бедняками. Кому нужны эти голодающие бродяги? С ними и поговорить-то не о чем, разве что, о еде. Так полагали многие священники, вскормленные собственной ложью, как чужеродным молоком. В природе такого не бывает, но если и вскормит когда-то волчица ягненка, то лишь ради того, чтобы потом набить им свое брюхо.

– Простите, но я тоже не могу так просто все бросить и уехать. У меня… – Эдвин задумался и вдруг понял, что нет ни одной весомой причины, по которой ему стоило бы вернуться и остаться в Лейпциге. – Хотя, знаешь, Фабиан? Меня здесь ничто не держит. Я поеду в этот город, и пусть будет, что будет.

– Когда всякий ваш день преисполнится молитвой и благословением, на удачу надеяться не придется, – сказал Мартин Лютер. – Это большая и важная миссия. Если примете ее, примете вместе с ней и силу от Господа, идущего с вами нога в ногу. Братья, поймите… Этому миру нужны сильные мужи веры. Я не надеюсь на всех этих заспанных студентов… мне нужно, чтобы вы горели ради Христа, чтобы вы готовы были на все ради спасения ближнего. Проповедуйте, несите свет во тьму мирской жизни. Я буду молиться за вас.

– Хорошо, Мартин, благослови нас, и мы завтра же поедем в тот город, – ответил Фабиан Сарто, не удостоив растерянный взгляд Эдвина хоть малейшим вниманием.

– Благодарю вас, братья! Я буду с нетерпением ждать известий из Финстервальде. Часто бывает, что язычники, обращенные в христиан, ведут более целомудренную жизнь, чем мы. Помогите этим людям найти Бога, пока мы здесь будем бороться с дьяволами, гуляющими в рясах. Я верю, что все получится, буду молиться. Однажды вся наша земля станет церковью Божьей. Без инквизиции, без крови, лжи и лицемерия! Следуйте за Богом. Никого не бойтесь. Да пребудет с вами благодать Господа нашего Иисуса Христа. Амэн!

Сказав это, Мартин передал вознице горсть монет. Тот внимательно сосчитал их, тут же выдал широкую улыбку и кивнул в знак одобрения.

– Доставлю без приключений, – и возница отступил в тень, чтобы еще раз пересчитать барыш.

Братья склонились перед Мартином Лютером. Эдвин Нойманн понял, почему про него идет молва как о человеке, способном вселять в людей веру в Божий промысел. Многие находили в этом умении дар свыше, поэтому принимали богослова с особым благоговением. Некоторые относились к нему так, словно он часом ранее беседовал с Богом, как когда-то это делал пророк Моисей. Эдвин хотел с почтением поцеловать его руку, но вовремя опомнился: Фабиан предупредил его еще в пути, сказав, что это у протестантов не приветствуется.

Небо распустило густые темные пряди. Меж тучных облаков уже едва мерцали редкие скопления жемчужных звезд. В их оправе поэтично сияла луна, раскинув лучи по всей ширине небес.

Мартин ударил коня по сухотелым бокам и тот исчез в темноте городской окраины. Минуту спустя стих приглушенный топот копыт.

Потеряв свое сокровище, город внезапно стал крошечным и убогим, больше не способным выделяться на фоне богатого предрассветного неба.

***

Недалеко от города Эйзенах саксонский курфюрст Иоганн Фридрих при помощи своих придворных инсценировал похищение Мартина Лютера и предоставил ему убежище.

Прошло уже пять лет с тех пор, как были вывешены на всеобщее обозрение девяносто пять тезисов. Все эти пять лет шла духовная революция. Местами мирная, а местами кровопролитная, она ширилась и набирала обороты.

Избежав преследования иезуитов¹⁸, Мартин Лютер скрылся в замке Вартбург под именем Юнкер Йорг, посвятив свое время, рвение и богословские знания переводу Библии с латыни на немецкий язык. Он делал этот перевод вместе со своим другом, проповедником Каспаром Аквилой, а редактировал перевод профессор теологии Каспар Круцигер, считая, что это необходимо, чтобы упростить чтение Священного Писания для простых людей.