Tasuta

О том, как меня стали ненавидеть

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Саша, явно неудовлетворённая пародией на секс в моём исполнении, начала вновь лезть к Юре. А он не шибко и сопротивлялся. Это в свою очередь уже увидела Оксана. Заметив, как её муж с Сашей заперлись в ванной, где к слову была импровизированная курилка (не спрашивайте меня, зачем она там, так как я согласен с тем, что идея максимально тупая, и туда просто невозможно было зайти из-за задымлённости и плохой вентиляции), она не стерпела.

– Ну, уж нет! Не позволю!!!

Оксана резко вскочила с места, подбежала к двери в ванную, вырвала её вместе с защёлкой, со всей силы рванув за ручку и начала кричать на Сашу и Юру, активно размахивая руками, будто хотела ударить. В тот момент, конечно, удивились все. Мало того, никто не понимал, как ей хватило сил вырвать дверь, но ещё сильнее лично я офигел с того, сколь много гордости и уважения к себе у неё было. Вот это и была та самая русская женщина, что коня на скаку остановит и в горящую избу войдёт! А ещё от мощного крика её у нас немного даже поджилки затряслись.

– Да как ты смеешь, тварь, прямо при мне трахать эту суку?! У тебя ребёнок в соседней комнате спит! Пожалей хотя бы их!

Она чуть ли не лезет на Сашу с кулаками. Та же, как и Юра, кричит в ответ, что ничего они там делать не собирались. Она слушать ничего не хочет, и добрый муженёк прописывает ей леща. Тут же подскакивает Марина, отталкивает Юру от Оксаны. Он замахивается уже на неё.

– Сестру свою ударишь?! – кричит на брата Марина вся в слезах. Тут же на крики выбегают дети, все кричат и плачут, пытаясь Юру успокоить. Эта же собака не то, что успокаиваться, но даже громкость лая снизить не могла, кукарекая что-то про «тварь дрожащая иль имею право».

Выждав момент, я подошёл к Юре сзади и попытался неуклюже заломать его, чтобы он от греха подальше не избил жену. Тот вырвался.

– Ты чего творишь?! – возмущается он в мой адрес. Я пытаюсь схватить его вновь, чтобы спасти его жену и сестру от него самого. В этот момент он срывается и бьёт мне по лицу. Точнее пьяная морда пыталась по мне попасть, но ничего не вышло.

Я одновременно удивился и сильно разозлился, потому сдерживать себя не стал. Несколько раз врезал Юре по морде, и тот почти упал. Я был готов остановиться, но он полез снова, потому пришлось ему вновь навалять, но в этот раз между нами встали Марина, Оксана и Саша с детьми, стараясь разнять всеми силами. Когда им это удалось, успокоить невозможно было уже меня: раз Юра не унимался, нужно было его безоговорочно увалить, чтобы точно не встал. Но тут на финал потасовки повлияла Саша, крикнув на меня:

– Успокойся!!!

Каким-то чудом я стал тише воды и ниже травы. Впрочем, и у Юры после тумаков пропало желание бить своих жену и сестру, поэтому он с Оксаной заперся в другой комнате разбираться в своих отношениях, Марина пошла укладывать детей, а мы с Сашей пошли на кухню, где она, немного успокоившись, заявила:

– Больше никогда не буду пить водку.

И эта фраза могла бы стать концом истории. Отличным и поучительным концом, что алкоголь до добра не доводит, но нет.

Чуть позже мы с Сашей легли спать. Там я честно признался ей, что переживал уже подобный опыт, когда мой отец ради шутки решил сказать матери, якобы изменял ей. Она восприняла всё всерьёз и чуть не перерезала себе вены, от ощущения горя и предательства человека, которого беззаветно любила, но при этом уважала себя. Я помнил, как маленьким, стучался в дверь и плакал, умоляя маму открыть дверь ванной и не делать глупостей; как отец выбивал эту самую дверь, чтобы не позволить своей жене свершить глупость. Обо всём этом рассказал Саше. Она улыбнулась в ответ и сказала коротко и ясно:

– Понимаю.

А дальше мы продолжили делать друг другу приятности. Например, сосали друг другу пальцы. А вот на куни согласиться я её уговаривал, но она всё равно не захотела.

Утром я проснулся раньше. Пошёл и почистил зубы, так как во рту будто кот кучу наложил. Марина, Оксана и Мадина не спали, обсуждая свои дамские вопросы. Последняя попросила меня поднять Сашу. Я и пошёл.

Разбудив, стал свидетелем таких её слов:

– Юр, ну, между нами всё равно ничего не вышло бы ведь, да?

Из этого я сделал вывод, что не просто так они там всё-таки запирались, притом, что после скандала, устроенного Оксаной, говорили иначе. В ответ спрашиваю:

– Чего?

Саша резко разворачивается и пытается меня найти.

– А где мой покемон?

– Я здесь! Покемон, блин… – отвечаю ей. Смеёмся и целуемся.

– Я так думаю, телефонами обмениваться не будем? – улыбнулась Саша. Я лишь улыбаюсь в ответ и пожимаю плечами. Сама пусть решает, нужен ли я ей буду дальше или нет.

Когда Саша и Мадина уходили, вторая не забыла подпортить настроение первой.

– А про то, что у тебя сегодня с ним (кивает на меня) было, я ему (её мужу) всё-таки расскажу… – и хитро прищурилась.

– Да зачем ему об этом рассказывать?! – кричит на неё Саша. Так и ушли. Подробностей дальнейших не знаю, но удивился только, что муж Мадины Саше её похождения, видимо, уже прощал. Моя новоявленная любовница как пить дать уже не в первый раз при Мадине с другим мужиком «тусовалась». Неужели про все предыдущие разы она молчала? Думаю, нет. А это значит, что её муж азербайджанский был не только бабником, но и куколдом очевидным.

Дальше я пошёл завтракать. На меня там с улыбкой смотрела Марина.

– Ну как всё прошло? – спрашивает она с ухмылкой.

– Более-менее…

– Это тебе сейчас так кажется. Вот если забеременеет, по-другому говорить будешь.

– Не забеременеет, – отвечаю я с досадой, – у меня всё равно член не встал.

У Марины чуть глаза на лоб не налезли.

– Ну, знаешь… Мне такие подробности знать было ни к чему…

Я быстро понимаю, что зря это сморозил. В полупьяном и полусонном бреду мне поначалу показалось, что успокоить сестру было не самой плохой идеей. Мол, не волнуйся, племянников увидишь ещё нескоро. Быстро исправился.

– Ладно, извини…

– Да ничего страшного. Просто, знаешь ли, она сейчас уже с внуками нянчится, а ты бы ей ещё детей подарил…

– Что? – удивлённо спрашиваю я, – какие внуки?

– Обычные.

– Стоп! А сколько ей тогда лет?

– Сорок семь.

– Сорок семь?!

Сказать, что я был в шоке, это не сказать ничего. Я то думал, что милфа мне попалась на минималках, начинающая, стартовый пак, так сказать, ибо на вид она действительно выглядела на тридцать пять, сколько я ей и дал при встрече, ей Богу не вру! К тому же меня тогда спутало то, что Оксане и Марине тоже каждой плюс-минус тридцать пять было. Из этого я исходил, отсчитывая возраст. А теперь оказывается, что милфа мне досталась наиболее выдержанная из самых глубоких погребов Парижа, будто самое дорогое и лучшее вино во всей Франции от Шампани до Тулузы! Разве это не круто с одной стороны и не грустно с другой, что я так и не смог подарить ей незабываемый секс с молодым и полным либидо парнем, о котором она в силу возраста, скорее всего, и мечтать не могла? Эх… Будь проклята водка и те, кто её придумал!

Где-то за час до полудня снова проснулся Юра и начал ругаться с Оксаной, да пить водку. Понимая, что в таком состоянии он обратно до дома меня не довезёт – быстрее разобьётся с бодуна, я вызвонил родителей, чтобы приехали и забрали меня, да Оксанку с Сеней. Уж больно я боялся, что Юра не успеет к вечеру протрезветь, и поведёт машину пьяным, а ехать было более ста километров по малоосвещённой дороге, ибо полярная ночь уже постепенно начинала преобладать над солнечным днём.

Пока ждал их, успела после ночных посиделок у подруг вернуться домой Маша. И когда узнала, что произошло, только сухо отвечала:

– Слава Богу, меня здесь не было.

***

И я бы с радостью сказал, мол, на этом театр абсурда закончен, расходитесь по домам, но меня этот круговорот расеянского мусора в головах отпускать не желал. Правда, узнал я о возникших проблемах не сразу. Чтобы тайное стало явным, прошло достаточно времени.

А началось всё с того, что Юра перестал со мной здороваться. На улице ни здравствуйте, ни до свидания, даже руку пожимать перестал. Однажды вообще Юрцу хватило ума психануть прямо при моём отце, когда я вежливо попросил нормально, по-человечески пожать мне руку. Дошло даже до того, что отец с ним серьёзно говорил, спрашивая, всё ли в порядке между нами, есть ли у него ко мне какие-то претензии. Тот отвечал, что всё в порядке, но лучше относиться не стал.

Вторым звоночком стало то, что Сеня, раньше часто приходивший в гости, перестал нас посещать, так как, видимо, родители просто его не отпускали. А следом произошло страшное. Марина мало того, что сама не отвечала мне в сообщениях, так ещё и запретила мне приезжать на день рождения крестницы. Причину я не понимал до последнего. Ну, правда! Что случилось? Чего они на меня так взъелись? Какое такое страшное зло я им сделал, что они в один прекрасный момент просто решили взять и разорвать со мной все родственные связи?

Более того, запомнились мне навсегда слова батюшки, который крестил. Учитывая, что родной отец из семьи ушёл, оставив Марину с ребёнком на руках, слова его о том, что мне нужно стать для неё не просто близким человеком, но вторым отцом, я запомнил навсегда и был готов выполнять свои обязанности лучше родного горе-папаши, раз тому было важно только свой сухарь во влажную щель засунуть, но ответственности на себя не брать. Помню день крещения поминутно: как от батюшки перегаром разило за версту, как крестница ещё утром меня стеснялась, а уже вечером садилась мне на колени, будто я действительно ей родной, как спрашивал её, когда в школу пошла, как она учится, а та застенчиво рассказывала про то, что получила четвёрку на уроке, заставив меня широко улыбаться от умиления, как прыгала от счастья, когда привёз ей в подарок плюшевого медведя. Всего этого счастья, всей этой любви меня лишили в одночасье, грубо говоря, росчерком пера. Но почему?!

 

Ответ оказался до смешного прост. Узнал я об этом спустя три года инсайдом. Но прежде напомню, что тогда, приехав к Маше на день рождения, я хотел идти с ней и её подругами, а не оставаться с Мариной и Оксаной, поэтому настойчиво напрашивался продолжить день рождения с Машей. Она об этом рассказала своей маме, а та уже передала инсайдеру суть обвинений в мой адрес, мол, я к Маше приставал, оказывается!

Что значит слово «приставал» в речи обывателя? Домогался! Марина решила, якобы я домогался её дочери, поэтому запретила мне общаться с крестницей и Машей. Заодно рассказала Юре и Оксане, а те запретили уже Сене не то что общаться, а даже здороваться со мной на улице. Да и сами тоже, как я уже рассказывал, здороваться перестали, как Юра, например. Так мои родственники предали меня остракизму. Говоря на современном сленге в свете всей этой новой лево-либеральной повесточки, культурно отменили. И всё потому что кому-то вроде как что-то там показалось.

Первым делом стоит отметить, что Марину я понять могу. Она мать-одиночка, воспитывающая двоих дочерей. Зашиты им попросить негде, так как ни отцов, ни братьев нет, от реальных педофилов, да и в принципе от кого-либо никто не защитит. Она ещё тогда сетовала, что в их городе даже участкового не оставили, потому была так напряжена в отношении детей. Плюс, насмотрится всякий раз передач типа «Пусть говорят!» с Малаховым, где истории о педофилах и ранних беременностях не редкость, да навяжет самой себе в своём воспалённом мозгу идею, что все вокруг это педофилы, коих нужно опасаться, а потому так легко воспримет любую клевету, любой абсурд, связанный с этой тематикой.