80 лет Центрально-Азиатской экспедиции Н. К. Рериха. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2008
TekstПредставителей Ост-Индской компании, как первых европейцев в этих краях, непрерывно посещали любопытствующие тибетцы.
Описывая в письме Гастингсу значение правящего Таши Ламы на Тибете, Дж. Богл отмечает следующее: «Характер и способности Таши Ламы, факт обнаружения им и возведение на престол в Потале теперешнего Далай Ламы, благоволение к нему Императора Китая и назначение с его помощью военачальником Гесуб Кембокая [Gesub Kembocay] обеспечивает ему громадное влияние. Местом правительства, однако, является Лхаса. Император Китая – Высший сюзерен. Его представители, два китайских офицера, сменяются каждые два года. Эти люди должны докладывать своему Двору о положении в стране, но мне говорили, что они редко вмешиваются в управление ею, которое на период малолетия Далай Ламы доверено Гесубу и четырем министрам. Таши Ламе принадлежит большое количество деревень и монастырей, разбросанных по Тибету вперемежку с владениями Далай Ламы. Для того чтобы попытаться объяснить характер Правительства, в котором столь много различных интересов переплетены воедино, я был бы принужден рассказать о таких деталях, которые при моем несовершенном знании страны вряд ли были бы оправданны» [1, рр. 174–175].
По поводу возникновения китайской власти на Тибете Дж. Богл замечает следующее: «Около семидесяти лет назад Император Китая приобрел права сюзерена Тибета таким же образом, как подобные права обычно приобретаются, – путем вмешательства в ссоры между двумя конфликтующими партиями» [1, р. 182]. Шотландскому путешественнику удалось также получить следующие, может быть, излишне эмоционально окрашенные, но достаточно объективные сведения об истории завоевания Цинской Империей калмыков [Джунгарии] и влиянии этого факта на взаимоотношения России и Китая: «Правящий император обладает необузданным и жестоким темпераментом <…> Он, частично с помощью коварства, недостойного великого монарха, привел калмыков к жесткому подчинению <…> Но споры о границах и миграции подданных между ним и Двором Петербурга в течение нескольких прошедших лет весьма вероятно могут привести к разрыву [между Китаем и Россией], в результате чего, как мне кажется, он обречет себя на откровенную взбучку [со стороны России], которую Лама старается предотвратить; но китайцы [мне] представляются неправыми, однако высокомерное сознание императора не дает ему остановиться и пойти на какие-либо уступки» [1, р. 188].
В конце ноября члены миссии по приглашению Ламы отправились с ним вместе в Таши Лумбо (Teshoo Loombo), которая являлась столицей провинции Таши Ламы. Они шли по западному берегу реки Чамнамнинг (Chamnamning) и прибыли в столицу 13 декабря 1774 года [1, р. 86].
По поводу пребывания миссии в Таши Лумбо Богль пишет следующее: «Со дня нашего прибытия в Таши Лумбо и до 18 января [1775 г.] Лама был занят приемом посетителей и подарков. В числе его почитателей был большой караван калмыков, которые преподнесли его святилищу слитки серебра, меха, шелковые ткани и dromedaries. Они оставались в Таши Лумбо около месяца и затем отправились в Лхасу, где провели около десяти дней, а после вернулись в свою страну, расположенную на расстоянии около трех месяцев путешествия на север» [1, р. 96].
В числе официальных посетителей Таши Ламы были ламы из Урги (Hirka) (Улан-Батор) и Дели.
Описывая дворец, Богл отмечает большое количество европейских вещей, привезенных на Тибет через Россию, в частности: «Потолки галереи покрыты сатинами самых различных типов, некоторые китайские, некоторые калмыкские, некоторые европейские, привезенные через Россию по суше» [1, р. 101]. Один из комендантов крепости под юрисдикцией Таши Ламы – Дело Динги (Delo Dingee) нередко заходил к Боглу и однажды сказал ему, что «ему нравятся русские за их враждебность к китайцам, которые [по его мнению] – низкий, коварный и недостойный народ». По этому поводу шотландский путешественник замечает: «Признаюсь, я был очень удивлен <…> до тех пор, пока не узнал, что он раньше был на службе последнего тибетского раджи Ванг Кушу, который около двадцати пяти лет назад был предательски убит китайцами в Лхасе» [1, рр. 102–103].
В отношении этнической принадлежности калмыков у Богла, по-видимому, не было определенности: не исключено, что часть из них были действительно калмыками из Джунгарии, а в некоторых местах он называет их также сибиряками, поэтому, возможно, имелись в виду буряты. Во время игры в восточный (командный) вариант шахмат Джордж Богл в команде с калмыками или татарами (под татарами Богл, скорее всего, подразумевал монголов) всегда обыгрывал тибетцев [1, р. 106]. В одном из ритуалов, свидетелем которого был Богл, магическое действие кончалось сожжением дьявола, «пришедшего на Землю, чтобы уничтожить всех, кого он сможет поймать». Существо это, по мнению Богла, весьма напоминало европейца [1, р. 109].
В период пребывания в Таши Лумбо члены британской миссии многократно убеждались в обширности географического «охвата» ламаистского мира и его полиэтничности. Одним из ярких эпизодов, подтверждающих эти впечатления, было знакомство Богла с монгольским (по его терминологии – татарским) ламой, о котором он рассказывает следующее: «Татарский лама, который был направлен в качестве посланника от Великого Ламы Угры, известного в Индии под именем Таранот, уроженец Ладака, долго живший в Татарии, приятный и интересный человек; он принес мне полный котелок чая и платок. Я хотел отдать ответный визит, но он извинился, что не может меня принять, так как должен быть при Таши Ламе. Он оставался в городе еще некоторое время после ухода калмыкских пилигримов в Лхасу и снова посетил меня перед тем, как отправиться в обратный путь» [1, р. 111].
По просьбе Таши Ламы Дж. Богл написал для него обзор европейских стран, обращая особое внимание на Англию и Францию [1, рр. 113–114].Остаток своего пребывания в Таши Лумбо (до 30 марта 1775 года) шотландский путешественник провел, занимаясь с утра и до вечера переводом бумаг о Тибете, которые Лама предоставил в его распоряжение.
Особый интерес в Меморандуме представляют подробные сообщения Богла о его встречах и разговорах с Таши Ламой. Они общались на языке хинди.
Значительное внимание представитель Ост-Индской компании уделял выявлению взаимоотношений Тибета с соседями. В частности, он выяснил, что Бутан считался в это время вассалом Тибета. Лама объясняет, почему он сначала отказал в разрешении английскому посланнику приехать в Тибет: «Я откровенно признаюсь <…> что побудительной причиной отказа Вам в посещении [Тибета] поначалу было то, что многие люди настраивали меня против этого визита. Я много слышал также о могуществе Fringies; что Компания подобна великому королю и любит войну и завоевания…» [1, р. 130].
Лама просил англичан выделить место для молитв тибетцев на берегах Ганга (священной реки всех буддистов) и обращался к посланнику Ост-Индской компании за поддержкой в этом вопросе. Лама интересовался также взаимоотношениями англичан и китайцев, на что получил ответ, что Англия имеет торговую факторию в Кантоне, пользующуюся поддержкой китайцев.
Следующий отрывок из отчета Богла о его разговорах с Ламой свидетельствует о многообразии обсуждавшихся тем с весьма явно выраженной геополитической составляющей в их содержании: «Он спросил меня, близко ли расположена Россия к Англии, и я ответил, что расстояние это велико и много стран расположено между ними <…> Он интересовался, молимся ли мы кресту или Христосу, обозначая знак креста своими пальцами и добавляя, что ранее некоторые “Фринджи Падре” были в Лхасе и молились Христу, но они сеяли беспорядки и были выдворены из страны <…> Он показал некоторые русские монеты и завершил [рассказ о России] упоминанием споров, которые часто возникают между этой страной и Китаем по поводу их границ и подданства народов, населяющих пустыню, протянувшуюся между границами [двух империй]» [9, с. 99]. Представитель Ост-Индской компании уклонился от обсуждения этих вопросов.
Таши Лама «заметил великодушно, что все мы почитаем одного бога, но под разными именами, и все стремимся к достижению той же Цели, но различными путями. Я ответил ему в таком же духе терпимости: “Так как я не был направлен в качестве миссионера; и после того как столь изобретательные иезуиты, облаченные в рясы Апостолов и вооруженные четками и распятиями, безрезультатно пытались обратить неверные народы, я не столь самоуверен, чтобы думать, что мои труды увенчаются успехом”» [1, p.133]. «…Он показал мне план Таши Лумбо, его дворца и Поталу Далай Ламы. В них не было связи с симметрией…» [1, р. 136]. Судя по такой оценке Богла, показанные ему планы не были результатом топографических съемок иезуитов, в которых любой образованный европеец того времени мог бы узнать привычные ему карты в европейской традиции.
Во время пребывания в Таши Лумбо Дж. Богла посетила делегация из Лхасы с большим количеством китайских подарков; делегацию возглавляли Гилонг и светский чиновник «в женской одежде» – так воспринял его костюм шотландец. Шотландский путешественник уверял членов делегации в том, что «англичане совсем не были такими склочными людьми, какими их представляли некоторые злонамеренные личности, и не желали расширения [английских] территорий; что поскольку им доверено управление Бенгалией, единственное, чего они желали, это того, чтобы она оставалась в мире и спокойствии» [1, р. 147].
Лама направил в подарок правителю Ост-Индской компании «восемь козлов, которые производят шакольскую шерсть [пух] [shacol wool], восемь короткохвостых коров [яков], восемь овец, восемь собак». Дж. Богл замечает, что «у этих козлов шерсть (подшерсток) растет под длинными волосами, которыми они покрыты. Она экспортируется в Кашмир из прилегающих провинций Тибета, и из нее производятся белые шали [знаменитые кашмирские платки. – А.П.]. Овечья шерсть перерабатывается в узкие грубошерстные ткани различных сортов. Они [овцы] используются также для переноски тяжестей, часто встречаются их отары, идущие из страны Дебе Раджи, одна овца несет на спине по два мешка по 10–12 фунтов риса в каждом. Крупный рогатый скот [яки] также происходит из Татарии и везде используется для транспортировки грузов, так как колесных повозок на Тибете нет» [1, р. 179].
Анализируя состояние тибетской торговли и основные потоки товаров, Богл отмечает, что в Лхасу и другие поселения Тибета прибывает много кашмирских торговцев. Торговцы-монахи (дервиши) из Индии пользуются особым расположением тибетцев. Ламаисты – калмыки [а также, видимо, монголы и буряты. – А.П.] со всеми своими семьями ежегодно прибывают на поклонение в ламаистские святилища, ведя с собой караваны верблюдов, нагруженных мехами и другими сибирскими товарами. Наиболее значительна торговля с Китаем. Хотя основной товарообмен с Сибирью осуществляется через калмыков, но часть сибирских товаров поступает через Китай. Главными товарами экспорта из Тибета являются козья шерсть (пух) и золото [1, рр. 6–7].
Оценивая перспективы торговли с Тибетом, Богл считает, что ее удобнее и безопаснее вести через представителей местных народов. Понимая, что это будет эффективным средством дальнейшего укрепления связей с Тибетом, шотландский путешественник во многих местах своего Меморандума поддерживает просьбу Ламы предоставить место на Ганге для ламаистских священников, восстановив таким образом древнюю традицию, прерванную монгольским завоеванием Индии около 800 лет назад. Если говорить о реальных торгово-экономических итогах миссии Дж. Богла, то раджа Бутана после долгих переговоров согласился на транзитную торговлю из Бенгалии в Тибет, но лишь через индусских или мусульманских купцов [1, рр. 186–187].
Завершая обзор историко-этнографических и политических сведений, которые содержит Меморандум Джорджа Богла, представляется целесообразным процитировать его собственную – субъективную, как он настаивает, – оценку представленных им данных, которую он дал, отправляясь в обратный путь из Таши Лумбо и обращаясь к читателю со следующим предупреждением.
«Необходимое предупреждение. Представленный выше Меморандум следует читать с определенными допущениями. Я попытался записать [события] точно, но я не могу [полностью] отвечать за себя, так как я склонен быть довольным, если другие желают мне угодить, воспринимать любую вещь как хорошую, в случае, если она является лучшей из доступных мне, и показывать светлую сторону любой реальности.
Человек, более проницательный и придирчивый, чем я, мог бы, вероятно, дать существенно иной рассказ об оказанном ему приеме на Тибете. Но я смог записать лишь то, что со мной происходило [в моем восприятии]. Если мои симпатии окрашивали мои суждения, то ненамеренно» [1, р. 124].
Оценивая значение путешествия Дж. Богла в Бутан и Тибет, следует подчеркнуть, что он был первым просвещенным европейцем, которому удалось завязать столь близкие отношения с представителями правящего класса Тибета, что они даже материализовались в виде двух его дочерей, родившихся от тибетки и впоследствии воспитанных в Англии [10]. В течение пятимесячного пребывания во дворцах Панчен Ламы Богл вел с ним многочисленные разговоры, играл в шахматы с членами его свиты, участвовал в охотничьих поездках его племянников, присутствовал на буддийских праздниках и даже, по просьбе Ламы, составил для него описание и историю европейских государств.
Все материалы Богла пронизаны идеями необходимости установления дружбы между народами, преодоления культурных различий. Он лично являл собой пример очень удачного воплощения в жизнь этих идей. Как в Меморандуме, так и в личной переписке Панчен Лама описан им в самых ярких и доброжелательных тонах: «внимательный, добродушный, добрый, щедрый, человечный» [11].
Следует заметить, что дружба Богла с Панчен Ламой была, возможно, его главным дипломатическим успехом. Этот успех увековечен калькуттским художником Тилли Кетлером в написанной около 1775 года картине, показывающей прием Джорджа Богла Панчен Ламой. Облаченный в тибетские одежды, Богл преподносит Ламе церемониальный белый шарф. Картина в настоящее время хранится в Королевской коллекции Великобритании.
Считается, что она была преподнесена Гастингсом королю Георгу III, – факт, который сам по себе является ярким свидетельством того важного политического значения, которое придавалось альянсу между Боглом и Панчен Ламой.
Что касается торговли, миссия Богла была менее успешной. Путь через Бутан остался закрытым для служащих Ост-Индской компании; британские товары могли поступать в Бутан лишь через посредничество неевропейских торговцев. Богл объяснял эти ограничения вмешательством китайских резидентов – амбаней, находившихся в Лхасе, которые управляли тибетской политикой. В лице Панчен Ламы Богл видел возможного будущего посредника между компанией и императором Китая.
По возвращении Богла в Бенгалию отношения между англичанами и Ламой были укреплены благодаря тому, что тибетцам был подарен участок земли в Калькутте для постройки монастыря. Пятью годами позже Лама посетил Пекин и должен был оформить для Богла паспорт, чтобы тот присоединился к нему в переговорах с китайскими властями. Но этим планам не суждено было воплотиться в жизнь, так как Панчен Лама заразился в Пекине оспой и умер там в 1780 году. А Богл умер в Калькутте на следующий год [6].
Литература и примечания
1. Bibliothéque nationale de France’s Department of Manuscripts, Anglais 63, M. Boglés # 3. Memorandum about Tibet, ou «Relation de l’ambassade de M. Bogle [George Bogle] auprès du Grand Lama du Tibet». «Offert à la bibliothèque du Roi, ce 28 août 1822, par L. Langlès». В конце документа указано, что он завершен в Бейхаре 9 июня 1775 года (Beyhar, the 9th of June 1775).
В XXI веке личность и дела Джорджа Богла привлекли к себе пристальное внимание английских авторов. Возможно, что это объясняется обострением политической ситуации в Тибете и (в очередной раз!) подавлением китайцами движения тибетцев за независимость. По теме опубликовано много статей и следующие три монографии, для авторов которых обнаруженный нами подлинный «Меморандум» Богла остался неизвестным. Bogle, George, Hamilton, Alexander, and Lamb, Alastair. Bhutan and Tibet: the travels of George Bogle and Alexander Hamilton, 1774–1777. Hertingfordbury: Roxford Books, 2002.
Teltscher, Kate. The High Road to China: George Bogle, the Panchen Lama and the First British Expedition to Tibet. London: Bloomsbury, 2006.
Teltscher, Kate. Writing home and crossing cultures: George Bogle in Bengal and Tibet, 1770–1775. In: A New Imperial History: Culture, Identity and Modernity in Britain and the Empire, 1660–1840, edited by Kathleen Wilson, Cambridge: Cambridge University Press, 2004.
2. Turner, Samuel. An account of an Embassy to the Court of the Teshu Lama in Tibet by Captain Samuel Turner. London, 1800.
3. Markham, Clement R. A Memoir on the Indian Surveys. London, 1878.
4. Markham, Clement R. Narratives of the Mission of George Bogle to Tibet, and the Journey of Thomas Manning to Lhasa. Edited with notes, an introduction, and lives of Mr. Bogle and Mr. Manning, by Clement R. Markham, C.B., F.R.S. London: Trubner&Co, 1876.
5. Teltscher, Kate. India Inscribed: European and British Writing on India, 1600–1800. Oxford University Press, 1995; http://www.rc.umd.edu/praxis/ containment/teltscher/teltscher.html. См. также: Teltscher, Kate. Writing home and crossing cultures: George Bogle in Bengal and Tibet, 1770–1775. In: A New Imperial History: Culture, Identity and Modernity in Britain and the Empire, 1660–1840, edited by Kathleen Wilson, Cambridge: Cambridge University Press, 2004; Bogle, George, Hamilton, Alexander, and Lamb, Alastair. Bhutan and Tibet: the travels of George Bogle and Alexander Hamilton, 1774–1777. Hertingfordbury: Roxford Books, 2002.
6. http://www.rc.umd.edu/praxis/containment/teltscher/teltscher.html.
7. Oriental and India Office Collection, British Library (OIOC,BL), Eur E226/6.
8. Богл не объясняет смысла своего предложения, но не исключено, что под термином enrize он хочет зашифровать сугубо колониальный слоган – English Rize (Rise).
9. Не исключено, что Таши Лама имеет в виду отцов-иезуитов – участников топографических съемок, проводившихся в 1756–1760 годах по указу китайского императора Цунь Линя. Правда, не ясно, как тибетцы могли выдворить из страны представителей Империи, являвшейся сюзереном Тибета, тем более что иезуиты имели высокие титулы китайских мандаринов. Возможно также, что Таши Лама сообщал в своем рассказе о значительно более раннем (и первом) посещении Тибета в 1620-х годах иезуитом Антонием де Андраде (1580–1634) (Antonio de Andrade). См.: Brockey, Liam Matthew. Journey to the East: The Jesuit Mission to China, 1579–1724. Cambridge, Massachusetts: The Belknap Press of Harvard University Press, 2007.
10. Richardson H.E. George Bogle and his children. The Scottish Genealogist. Vol. 29 (1982).
11. OIOC, BL, MSS Eur E226/77(h): Bogle to Hastings, 5 December 1774; MSS Eur E226/77(i): Bogle to George Bogle Senior, 8 January 1775.
А.А.Сазанов,
кандидат физико-математических наук, доцент Московской государственной академии тонкой химической технологии им. М.В.Ломоносова
ИСТОРИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ВИЗИТА Н.К.РЕРИХА В МОСКВУ
Прервав трансгималайское путешествие негласно для мировой общественности, Н.К.Рерих с женой Еленой Ивановной и старшим сыном Юрием Николаевичем приехал по предварительной договоренности с наркомом иностранных дел Г.В.Чичериным в Москву. При оформлении въездных документов Николай Константинович указал, что выполняет миссию посланца Махатм Гималаев. 13 июня 1926 года он был принят наркомами Чичериным и Луначарским и вручил им послание Махатм, в котором выражено одобрение действиям советского руководства: «…Вы уничтожили мещанство, ставшее проводником предрассудков <…> Вы сожгли войско рабов. Вы раздавили пауков наживы. Вы закрыли ворота ночных притонов. Вы избавили землю от предателей денежных. Вы признали ничтожность личной собственности. Вы угадали эволюцию общины <…> Вы открыли окна дворцов. Вы увидели неотложность построения домов общего блага <…> Мы признали своевременность Вашего движения и посылаем Вам всю нашу помощь <…> Привет Вам, ищущим общего блага!» [1, с. 104–105]. Кроме послания Николай Константинович передал наркомам ларец со священной землей, присланный Махатмами, и их записку: «Посылаем землю на могилу брата нашего Махатмы Ленина». А в книге «Община» (Урга) сказано: «Появление Ленина примите как знак чуткости Космоса» [2, 4.2, IV, 2]. По-видимому, наряду с этими посланиями были предложены наркомам устные разъяснения о Махатмах и их Учении Живой Этики (Агни Йоги), а также тексты первых книг Учения. К 1926 году Рерихи уже издали книги «Зов» (1924 год) и «Озарение» (1925 год) и закончили работу над книгой «Община», обращенной в своей первой редакции напрямую к коммунистам, но еще не изданной. Сам факт обращения Махатм к правительству государства является настолько из ряда вон выходящим событием, что не позволяет сомневаться в чрезвычайной важности, с их точки зрения, налаживания контактов с Советской Россией. Тому есть и иные свидетельства.
В книге П.Ф.Беликова сказано: «Если встречи с Посланниками Белого Братства в Лондоне, Нью-Йорке и Чикаго были неожиданными и кратковременными, то <…> встреча в Дарджилинге с Учителями М. и Д.К. <…> была продолжительной и запланированной. При встрече в Дарджилинге были получены инструкции о том, что надлежит сделать в ближайшие годы по Плану Владык, в том числе конкретные задания их главной миссии – поездки в Советскую Россию и передачи там “послания Махатм”. Главной целью экспедиции была именно Москва и вообще Советский Союз, с которым надлежало установить связь. С этих пор Рерихи основное внимание уделяли этому» [3, с. 260–261].
Весьма рельефно важность посольской миссии Рерихов в Москву характеризует дополнительный текст (вставки), вписанный Е.И.Рерих в личные экземпляры книги «Агни Йога». Такие вставки, записанные на полях или чистых страницах книг, имеют текстовый аналог в дневнике. «Учитель должен сказать вам, достигшим границы московских клещей. Столетие каждое Мы предупреждаем человечество. Сегодня, в памятный день Нашего Владыки, Мы можем сказать, что вы совершили наиболее опасное поручение, перед которым мое обращении к Виктории и обращение Сен-Жермена к Людовику совершенно безопасны. Но вы ехали в гнездо безумия и привезли провозвестие, подвергаясь неслыханной опасности. Мы не знаем, кто бы принял подобное поручение. Теперь легко повторять, но первый шаг был труден. Теперь можете духовно отдохнуть. Мы лучше пересадим всю Б[елуху] на Ги[малаи], нежели будем подвергать вас вторично такой опасности» [4, с. 377 (24.04.27)]. Было бы слишком дешевым и поверхностным соблазном эксплуатировать эту запись как свидетельство негативного отношения Учителей Живой Этики к стране, строящей социализм, и к коммунистической идее, поскольку это противоречило бы привезенному Рерихами в Москву посланию и смыслу книги «Община». Опасность и безумие, беспокоившие Махатм, могут быть объяснены общей напряженностью обстановки и несовершенством воплощения принципов общины в молодом государстве. Условия обостренной борьбы при ускоренном переходе от полуфеодального общественного строя к социалистическому могли быть изощренно использованы противниками планов Шамбалы для покушения на свободу и жизнь Рерихов. «Дети мои, вы не замечаете, какая битва идет вокруг вас, темные силы тайно и явно сражаются», – провозглашается в книге «Зов» [5. (17.11.1921)]. Кроме того, нельзя было исключить, что даже искренние и самоотверженные сторонники коммунистической идеи, к которым обращались Махатмы, отнесутся к Учению Живой Этики как к идеологии, враждебной позициям классического научного мировоззрения в понимании закономерностей природы и общества. Это и оправдалось, хотя в смягченной форме, не приведшей к репрессиям. Чичерин резюмировал свои впечатления о Рерихе в двух словах: «полукоммунист – полубуддист», очевидно, подразумевая, что первое достоинство перечеркивается вторым недостатком. Кремлевские собеседники Николая Константиновича не придали серьезного государственного значения его миссии посла неизвестной им Шамбалы и не усмотрели философской глубины в предлагаемом взгляде на мир. По-видимому, мировоззрение было сочтено архаичным и неприемлемым, а реальность Шамбалы и ее могущества – неубедительной. К тому же в 1926 году энтузиазм борьбы за социализм нарастал в стране и коммунисты не ощущали потребности углублять притягательность своих идеалов мировоззренческими представлениями, не укладывающимися в рамки почитаемой ими революционной марксистско-ленинской теории. Им в голову не могло прийти, что наступит время, когда в стране победившего социализма люди разочаруются в идеях, внушаемых с детства, и в смятении умов допустят разрушение достижений предшествующих поколений. Руководители СССР и коммунистической партии отождествляли материалистическое мировоззрение (сторонниками которого в углубленном смысле утверждают себя Махатмы) с более узким его аспектом в виде классической картины мира, не ведая того, что последняя уже не соответствовала к 1926 году передовым позициям в науке. В первой четверти ХХ века научный фундамент корпускулярной картины мира уже не был таким незыблемым, каким продолжал казаться неспециалистам, и классическая картина мира начала утрачивать роль катализатора научного и общественного развития, превращаясь постепенно в тормоз того и другого.
Как отзвук сожаления о несостоявшемся контакте с руководством Советской страны, находим слова Учителя в тексте книги «Община», изданной Рерихами по возвращении в столицу Монголии Ургу (Улан-Батор) в 1927 году: «Мои предложения не приходят в спокойный час. Костер может быть раздут или потушен. Мы не любим глухое ухо. Истинный коммунист гибок, подвижен, понятлив и смел. Именно Ленин охватил бы пришедшую минуту Азии. Где же ученики? Жду, жду. Не орешки в сахаре, но молния в буре. Жду, жду, иначе не пройдете. Говорю решительно <…> Кому же собрали мы жатву? Конечно, общине мира. Послушайте, искатели общины, огнем прочистите ухо. Жду, жду, жду! Время близко и благоприятно, если приблизиться без предательства и без тупости» [2, 4.2, V, 3]. Если эти слова могли быть оставлены коммунистами без внимания в 1927 году, то в наши дни их актуальность и программная значительность буквально бьют в глаза, как яркая вспышка света. Ведь коммунизм и в самом деле не прошел, натолкнувшись после семидесяти триумфальных лет на айсберг предательства и тупости в руководящих кругах и в народной толще.
По нашим человеческим меркам посольская миссия Рерихов в Москву выглядит как неудавшаяся и бесплодная, поскольку советское руководство не только не проявило серьезного внимания и заинтересованности к обращению Махатм, но даже скрыло факт этого обращения, информация о котором появилась в печати с задержкой в четыре десятилетия [1]. И встает вопрос, как могли высокомудрые и дальновидные Учителя Живой Этики не предвидеть этого, а предвидя, не отказаться от бесполезной затеи, к тому же не безопасной, с их точки зрения, для посланцев? Однако именно подобные недоумения должны побудить нас заняться с сугубой пристальностью и углубленностью анализом действий Махатм, вместо того чтобы давать им легковесные оценки. Необходимо обратить внимание на характерные особенности посольской миссии Рерихов в Москву и общую историческую обстановку в момент этой акции, равно как в предшествующие ей и последующие десятилетия. Такой анализ позволит нам осознать глубину, напряженность, серьезность участия высокого Братства в решении проблем эволюции человечества и увидеть в обращении Махатм к коммунистам, а через них ко всему русскому народу, закладывание духовного магнита, действие которого рассчитано именно на современный этап, когда решается вопрос о прорыве земной цивилизации через нависшие над ней экологические и социальные угрозы в космическое будущее. Посольство Н.К.Рериха в Москву от имени Махатм осуществлено с соблюдением трех важнейших принципов общения высшего разума с людьми: 1) не затрагивать карму, 2) избегать навязчивости, 3) начинать в малом начертании. В книгах Живой Этики есть прямые указания на эти принципы.
«…Помните условие водительства не затрагивать кармы» [6, 4.2, IX,10]. «Учение может открыть дверь, но войти можно лишь самому… Учитель ничем не может подвинуть <…> сознание, ибо каждое внушение нарушало бы личное достижение» [2, 4.1, XI, 3]. «Мы можем жестом передвигать дела. Но жест Наш не поможет вашей карме» [5 (12.04.1922)]. «С вами Говорю и вам Указую и Наполняю вас желанием подвига Учения. Но прочно не доверие только, но и строительство. Доверие делает меня строителем, но вы должны строить» [5 (13.05.1922)]. «Надо приложить усилия, нужно руками строить новую силу. Помогу, помогу, но приложите усилия» [5 (8.04.1922)]. «Воля человека свободна <…> Мы Можем предупредить <…> подать Совет и направить, Можем подсказать решение, но подавить чужую волю или ее сломить не имеем права, ибо священна она <…> Казалось бы, одно малое усилие с Нашей стороны, и рушится самое хитросплетенное злодеяние, но, если сам человек не дойдет в понимании своем до недопустимости совершаемого зла и не проявит хотя бы малейшего усилия в противоположном направлении, Мы не Можем вмешиваться в течение его кармы, чтобы не нарушить свободы воли. Воля подавленная обязательно вызовет взрыв, и будет человеку еще горше, чем было раньше. Но зато можно свободно прилагать даже к малейшей крупице добра и воли, устремляющейся к добру и созиданию. Мы готовы помочь, но дайте то, к чему можно было бы приложить Нашу силу» [7, т. Х (21.03.1969), 176].
Нам по-человечески нелегко понять такую щепетильность в следовании принципу ненасилия, особенно если это оборачивается (по нашему мнению) попустительством торжеству враждебных и заведомо темных сил. Если нам противостоят некоторые примерно равные нам по силе противники, то мы считаем своим правом и благим долгом подчинить их нашей воле или даже уничтожить ради достижения наших целей. Для того же, чтобы понять причины запрета на физическое насилие в христианстве («Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» – Мф., 5, 39) и даже на психическое принуждение в Учении Живой Этики, необходимо приблизиться к правильному представлению о целях Космического Разума. Высший Разум не приемлет принудительной вербовки своих сотрудников. Его целью по отношению к людям является выращивание из них умелых, дальновидных, надежных, стойких творческих участников созидательных процессов во Вселенной. Этого нельзя достигнуть, ущемляя самостоятельность человека в принятии решений и тем освобождая его от ответственности за последствия совершаемых им поступков. Махатмы Гималаев, как ближайшие доступные нашему пониманию представители высших сфер Разума, легко могли бы добиться нашего почитания и послушания, да не это им нужно. «Нам тесно от людского почитания» [6, 4.3, I, 4]. «Наш идеал не Учителями быть, но сотрудниками. Но для этого нужно твердое сознание, что обоюдно будет принесено на пользу решительно все. Когда признаки такого принесения явлены, тогда созидается овладение физическим миром» [6, 4.2, VII, 9]. Принятие сотрудничества с Шамбалой могло уберечь народ и страну от многих бедствий, но, с точки зрения глубоких и дальновидных принципов космической этики, законно и благотворно лишь хорошо осознанное следование высшим указаниям при полной мобилизации собственных целеустремленных усилий ведомого. Если этого нет, то полезней для эволюции и усвоения ценности истин пройти через опыт ошибок, обусловленных пренебрежением советами мудрости. Именно грандиозность задач, к решению которых должны подниматься люди, могущество сужденных людям возможностей делают недопустимым ограничение свободы воли человека со стороны высшего разума.