Как Анаган, известный более как Анар Гайдарович, портрет писал
TekstГлава первая и последняя
Анаган, будучи жадным до денег и богатств других людей, очень долгое время не мог определиться что ему делать по жизни. В «великие исполнители» записался Огрон ещё со времён первых Бахов, Думан нашёл себя в писательстве и что-то редко чирикал, а Гантлоса привлекал полный хаоса мир бухгалтерии и прочей математической писанины. Хотя и сам Анаган мог играть немного на гитаре, сочинять неплохие коротенькие юморески (большая часть которых в будущем нашла себе пристанище на просторах интернета), да и считал он – не факт, что правильно – намного быстрее мага разрушений, если так подумать…
Но вот незадача – за такое мало платят! Да и зачем таким заниматься, если всегда есть кто-то лучше, кто виртуознее играет, кто интереснее пишет, кому хватает терпения считать цифры изо дня в день? А постараться… Так это надо силы потратить, а значит потратить время, а значит потратить деньги, а значит столкнуться с огромной моральной дилеммой – тратить или нет? Ну и зачем же ему, Анагану, всё это, спрашивается? Вот ему и не надо!
Зато у быстроногого мага была Страсть. Страсть была не совсем мозгонапрягающей и медлительной, учёбы она не требовала, ведь её опыт пришёл с годами без всяких там учителей и мастеров. А сколько денег готовы были отдать за человека с этой Страстью, да за такого, у которого она выражается в самых ярких и точных её проявлениях!
И имя этой Страсти – Живопись.
Белый холст, лист бумаги, дневник, блокнот, табель о рангах, книга, толстый календарь, журнал, салфетка, скатерть, стол, подоконник, стена, фасад, дорога, грязь, песок – ничто не могло не стать холстом для Анагана, вдохновение которого могло возникнуть от одного только вздоха. Необязательно своего – пышногрудой дамы, непобоявшейся выставить свои прекрасные персы публике, уже было достаточно.
Вот и сегодня, прогуливаясь по широким улицам города N, его внимание привлекла барышня средних лет, вздыхавшая в своей бричке в полном одиночестве. Ну как тут пройти мимо?
– От чего же такая прекрасная миловидная дама сидит здесь одна?
Дама сразу же отреагировала, подняла свои глаза на незнакомого ей человека, и Анаган заметил слёзы на красном от плача лице. Чуть опешив, он уже начал извиняться и уходить, но женщина его остановила:
– Нет, постойте! Я… Сейчас…
Она убрала промокший насквозь платок и достала другой из кармана, но вытирать им лицо не спешила. Она опять немного помешкалась и спросила на чистом французском:
– У Вас случайно нет платка? Мои уже все…
Не говоря ни слова, Анаган поднялся на ступеньку брички и протянул свой платок женщине. Он быстро окинул её взглядом. Что же, грудь у неё и правда ничего…
– Да что же Вы тут стоите, присаживайтесь! Не стоять же Вам всё время на ступеньке.
– Вы уж меня простите…
– Нет-нет! Вы меня совсем не тесните!
Последняя фраза была уже сказана в игривом тоне, и, всё ещё не сводя взгляд с барышни, Анаган залез в бричку и попытался поцеловать руку даме. Та не сопротивлялась и тихонько с хрипотцой, свойственной голосу после продолжительного плача, хихикнула.
– Анар Гайдарович.
– Грачевская Юлия Павловна, очень приятно.
От грустного выражения на лице госпожи Грачевской не осталось и следа. Как прекрасный цветок, она расцветала с каждым мгновением, а её слегка морщинистая кожа будто сияла изнутри под лучами сентябрьского солнца. Не сказать, чтобы Анаган был впечатлён, но вот его биологические потребности в женской близости давно не были удовлетворены, а дама-таки распыляла вокруг себя атмосферу холостячки, в спальню которой редко ступала нога мужчины. Так почему бы и нет?
К бричке уже вернулся извозчик с огромным свёртком в руках, который он положил в багаж. После он спросил Юлию Павловну куда ехать, на что Грачевская предложила магу отвезти его домой, если, конечно, ему туда надо. Будь он человеком благородным, Анаган бы отказался, но ведь предложений подвезти прямо к крыльцу за бесплатно, да ещё и в приятной компании, было крайне мало. Зачем упускать такой шанс?
– Тогда едьте в сторону реки, к дому… Ну, там один такой дом, одноэтажный, сразу поймёте.
– Ой, Анар Гайдарович, – начала Грачевская как они тронулись, – Вы ведь не местный, правда ведь?
– И чем же я себя выдал? – Анаган удобно устроился между подушкой и его собеседницей и стал пристально смотреть на неё.
– Ну как же! Я ведь всех в этом городе знаю, уж мал наш городок. Хочешь, не хочешь, а будешь всех по именам знать. Да и об одноэтажном доме, если честно, тоже впервые слышу! Знаю только, что там рядом имение у…
– Простите, что перебью Вас, но я со своими друзьями совсем недавно приехал, только-только обосновались, так сказать.
– Уж прямо-таки только-только, раз уж и дом стоит?
– Лет пять назад, если хотите точнее.
– Интересно, интересно… – Юлия Павловна немного помолчала, будто задумавшись, потом спросила: – А чем же Вы и Ваши друзья занимаются, если не секрет?
– Боюсь, что сказать я Вам не вправе.
– Но как же? – женщина тут же прижалась к нему и сжала его руку в своих объятиях. – Как же так! Я ведь и от любопытства могу умереть! И не смотрите на меня так смешливо! Я женщина такая – один раз услышу и не отстану. Ну хотя бы о себе, пожалуйста, мон шер!
Ещё немного шуточно попротестовав, Анаган сдался:
– Ладно, уговорили, – прочистив горло, он продолжил: – Лично я – художник, а друзья мои… Да что там о них говорить – не о них же разговор, в конце концов!
Оба посмеялись, и Анаган хотел уже было вновь продолжить беседу, но Юлия Павловна его перебила:
– Художник? А что обычно рисуете?
Почувствовав, что разговор сменил ракурс на какую-то более личную для барышни тему, Анаган без промедления ответил, что всё зависит от пожелания заказчика, он же ведь профессионал, пишет от всего сердца и вкладывает в свои творения душу, и он даже не прочь от совсем уж откровенных предложений, таких как…
– А можете мне сделать небольшое одолженьице? – внезапно перебила женщина. – У меня просто сынуля мой от первого брака пойти служить хочет, прямо рвётся изо всех сил. А я так боюсь, так за него боюсь!.. – глаза Грачевской вновь наполнились слезами. – Такой молодой, а уже хочет погибнуть, как его отец. Ей богу, дурачок маленький! Славы ему, видете ли, не хватает, погибнуть хочет как герой! За царя! За Отечество!.. А обо мне с сестрой и думать забыл…
Слезинка покатилась по щеке дамы, и Анаган поспешил вытереть её.
– Благодарю.
– И что же Вы от меня хотите? – поинтересовался маг.
Юлия Павловна ещё немного посморкалась в платок художника и глубоко вздохнула.
– Боюсь, что не увижу его милое детское личико больше, аж сердце разрывается. Можно Вас попросить, когда он будет собираться на… Ну… Вы понимаете. Можете изобразить его портрет с сестрой, силь ву пли?