Лето с Макс на краю земли

Яркие вспышки приковывают взгляд. Я смотрю на них, не отрываясь, широко раскрытыми от изумления глазами. Происходящее так завораживает, что я невольно испытываю трепет. А ещё счастье! Счастье от осознания того, что Макс сейчас, в этот невероятный момент рядом со мной, счастье от осознания того, что я больше не одинок и никогда больше не буду одинок.

Благодаря ей это лето стало моим самым ярким воспоминанием – это она сделала его таким. Если бы она не появилась в моей жизни, это лето было бы таким же пустым и одиноким, как и все предыдущие. Но она появилась. И наполнила смыслом мой мир.

Часть 1

Глава 1

Это был первый день лета. Наконец-то можно было просто сидеть на лавке и смотреть на асфальт. Никуда не торопиться, не прокручивать в мыслях дела и планы. И вдобавок погода стояла просто фантастическая: ни облачка на небе – только бездонная синева и солнце, припекающее с такой силой, что будь то середина лета, я, наверно, проклинал бы его, но тогда, в первый день лета, после долгих весенних дождей, это пекло было именно тем, чего так не хватало. Поэтому я просто сидел и, зажмурившись, подставлял солнцу свою физиономию, наслаждаясь теплом.

Красное пламя, сиявшее сквозь закрытые веки, сменилось тенью. В мгновение, прошедшее прежде, чем я успел открыть глаза, мелькнула мысль, что туча сейчас была бы совсем некстати. Но ещё более некстати оказался Лом, которого я увидел перед собой. Вообще-то, изначально его так прозвали, потому что он был Ломакин, но некоторые считали, что он Лом, потому что длинный и тощий. Это меня не особо волновало, а вот то, что он постоянно докапывался до меня, не волновать не могло. Вот и тогда он не смог пройти мимо:

– Э, Чудила!

Отвечать ему было бы глупо, поэтому я молчал.

– Тугой, что ли?

Вот докопался. День у него, что ли, был бы прожит зря, если бы он до меня не докопался. Кто-то рождается, чтобы полететь на Марс или, по крайней мере, запустить к Красной планете трактор с навозом в кузове. Кто-то – чтобы вырастить самую большую капустную голову и увековечить свой род гербом с капустой. Кто-то – чтобы завоевать пол-Европы и дать название пирожному. Ну, а кто-то родился, видимо, исключительно для того, чтобы докапываться до меня.

– Вот лох. Опять завис, – голос Лома отвлёк меня от размышлений о его роковом предназначении. Он толкнул меня в плечо.

– Отвали, – ответил я со сдержанной злобой.

– О, голос проклюнулся! – обрадованно воскликнул Лом. – Тебя, значит, просто надо потрепать маленько – глядишь, нормальным человеком станешь.

С этими словами он схватил меня за рукав футболки, стащил с лавки и отвесил пинка. Я попытался пнуть его в ответ, но он отскочил в сторону и снова толкнул меня в плечо.

– На ринг выходит Злобный Чудила! – растягивая слова, раззадориваясь, заорал он, намереваясь вдоволь повеселиться.

Не знаю, чем бы всё это закончилось. Скорее всего, как обычно, но тут подошла Юлька. Не знаю, просто тусовались ли они тогда вместе или встречались. Мне было всё равно. Она всегда была ему вполне под стать.

– Хорош, Лом, оставь его! – с гримасой презрения сказала Юлька. – Дался тебе этот Чудила! Руки только марать. Пошли уже, опаздываем!

– Сиди – тупи дальше! – бросил на прощание Лом, неожиданно пнул меня ещё раз и пошёл куда-то с Юлькой.

Я хотел догнать и пнуть его в ответ, но не стал. Я не собирался опускаться до его уровня! Вместо этого я сел обратно на лавку и хотел вернуться к своему приятному времяпрепровождению, но, конечно, настроение было уже совсем не то. И от этого было вдвойне паршиво на душе. Лето, которого я с таким нетерпением ждал, начиналось так дерьмово. Проклятый тупорылый Лом!

В голове стали роиться мысли, как можно было ему отомстить: проколоть колёса у его мотика, написать на стене краской что-нибудь мерзкое про него, разузнать номер его телефона и оформить подписку на какую-нибудь фигню. Один вариант был прекраснее другого, но я понимал, что сделав что-то такое, я лишь докажу себе свою ущербность. Это значило бы, что я и правда Чудила. Сейчас же я знал, что для него я Чудила лишь потому, что он не способен подняться до моего уровня. И эта мысль успокаивала меня и мало-помалу убедила меня не мстить ему. Настроение стало чуть лучше, но неприятный осадок всё равно остался: казалось, популярность Лома и моё одиночество говорили о том, что, возможно, прав был всё-таки он, а не я.

Изучая взглядом асфальт и погрузившись в свои мысли, я не заметил, как ко мне подошла она. А она просто взяла меня за руку и потянула за собой:

– Идём!

Это произошло до того неожиданно, что я даже не успел понять, что произошло. Я просто встал и пошёл за ней. Я чувствовал её руку в своей и не мог поверить, что ко мне прикоснулась девушка. Этого просто не могло быть. Но её рука, нежная, тёплая рука – я чувствовал её и не мог не следовать её зову.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я оторвал изумлённый взгляд от её руки и поднял глаза вверх. Её огненно-рыжие волосы походили на пламя. Взгляд её ярких голубых глаз был устремлён вперёд. Аккуратное личико, украшенное крапинками светлых веснушек, очаровывало. Да она вся очаровывала! На ней был зелёный топ и короткие джинсовые шорты, а невысокий рост компенсировался сетчатыми кроссовками на высокой подошве.

Меня словно пронзила молния, и я, содрогнувшись, вырвал свою руку и остановился.

– Кто ты?

Она обернулась, взглянула на меня своими лазурными глазами и рассмеялась. Её смех был таким непривычным. Обычно надо мной смеялись с гоготанием или ухмылкой. Её же смех был каким-то невинным, добрым.

– Мы познакомимся поближе чуточку позже, – заявила она, – а пока позволь мне показать тебе одно классное место. Тебе понравится!

Она вновь решительно взяла меня за руку, и я больше не сопротивлялся, хотя всё это было в высшей степени странно. Мои логические умозаключения никак не приводили к какому-либо более-менее разумному объяснению происходящего. Однако постепенно доминирующей версией стала следующая: должно быть, Лом или кто-то ещё из его дружков-придурков подговорил её, чтобы она куда-то завела меня, а потом… Вариантов, что могло произойти потом, я придумал целую уйму.

Так я размышлял тогда. Хотя и тогда уже её образ не вязался у меня с коварством. Что-то было в её глазах, в её лице такое искреннее и чистое, что само подозрение в коварстве было отвратительным. Но разум считал так, как считал.

За этими размышлениями, а может быть, будучи очарованным ей, я совершенно упустил из виду наш маршрут. Мне всегда было свойственно ходить в задумчивости, не обращая внимания на окружающих, обычно ноги сами шли привычной дорогой. Тогда же, ведомый этой удивительной девушкой, я оказался в совершенно незнакомом мне месте. Это была окраина города. Далеко за спиной остались гаражи. И незаметно для меня мы успели даже пройти метров сто по едва заметной тропинке, пролегавшей через луг, пока не упёрлись в металлическое ограждение. Только тут, когда она наконец отпустила мою руку и, ловко взобравшись на ограждение, обернулась на меня в ожидании, я вышел из оцепенения.

– Давай уже залезай! – поторопила она меня.

Было уже глупо отступать, поэтому я последовал её примеру. Спрыгнув с другой стороны, мы пошли дальше через луг и через несколько минут вышли на железнодорожные пути. Более того, взору моему предстали десятки путей, сходившихся и расходившихся. Повсюду в тупиках стояли ржавые вагоны и цистерны, поломанные вагонные тележки, дрезины и даже локомотивы электричек и тепловозы. Я вытаращил глаза и ошарашенно спросил:

– Где это мы?

– Это кладбище поездов, – ответила она с довольной улыбкой. – Я знала, что тебе понравится! Сюда свозят железнодорожную технику, пришедшую в негодность. Её могли бы сдать в металлолом, но там какие-то сложности с правами владения. Из-за неразберихи временно свозят сюда, и время превращается тут в вечность. Так эти отслужившие своё механические трудяги обретают тут вечный покой.

– А нас не поймают тут? Наверняка ведь есть сторожа. Может быть, даже с собаками, – опасливо уточнил я.

– Не беспокойся! Тут один сторож на всё кладбище, а оно огромное. С охраной тут заморачиваться не стали, ведь довольно сложно незаметно утащить вагон, пусть и ржавый. Тем более, непонятно кому принадлежащий. Сторож периодически обходит территорию, но нас он всё равно не догонит.

– Звучит… убедительно, – с сомнением заметил я. – Ну а мы тут что будем делать? Запчасти воровать?

– Оставь воровство терзаемым сиюминутными страстями. Мы пришли сюда за кое-чем другим. За тем, что невозможно своровать, а можно только подарить, и подарить навсегда.

– Глубокомысленно.

Она не стала вступать со мной в спор или пытаться объяснить свои слова. Вместо этого она направилась куда-то решительным шагом. Я последовал за ней. Мы пробирались между вагонов и под ними, перелезали через вагонные тележки, и я постоянно оглядывался и смотрел по сторонам, чтобы не упустить из виду сторожа, который мог появиться ниоткуда в любой момент. Её же это, казалось, совсем не заботило.

Наконец мы добрались до старенького тепловоза, должно быть, годов семидесятых. Красная краска на нём облупилась, ржавчина подъела кое-где железо, нижние фары были выбиты, и только верхний фонарь сохранился в целости и сохранности. Тяжёлые колёса давно не двигавшегося локомотива поросли вьюнком, пробивавшимся через скудно поросшую травой щебёнку, по которой пролегали побуревшие от времени пути.

Она подошла к локомотиву и, цепляясь за различные детали, быстро-быстро взобралась на крышу, как будто делала это уже тысячу раз. Я в лазании был не настолько искушён, поэтому поначалу мои попытки повторить её трюк не увенчались успехом. Тогда она посоветовала, куда удобно ставить ноги и за что хвататься, и с её подсказками я наконец взобрался тоже.

Кладбище поездов предстало передо мной во всей своей одичавшей красоте. Вдалеке виднелось ремонтное депо с разбитыми окнами. Его распахнутые ворота отчётливо демонстрировали тот факт, что здание уже давно не эксплуатировалось. Кое-где на усыпанной щебёнкой территории торчали бетонные плиты платформ. Изредка щебёнка перемежалась зелёными прогалинами, густо поросшими кустарником. И повсюду-повсюду на путях стояли поезда, прибывшие на конечную.

Взгляд мой упал вниз, туда, откуда мы только что залезли на локомотив, и я отшатнулся: высота была достаточной, чтобы переломать ноги при падении. Хорошо, что, забираясь, я не обратил на это внимания. Я с ужасом подумал о том, как я буду потом слезать с локомотива.

Ступни ощутили жар горячего металла под ногами. Было ещё утро, но солнце уже успело раскалить крышу локомотива.

– Кажется, подошвы моих кроссов сейчас расплавятся, – заметил я.

– Да уж, сейчас тут слишком жарко. Я просто хотела, чтобы ты увидел всю эту красоту и знал, где я буду ждать тебя вечером.

– Будешь ждать меня вечером?

– Ага. Сейчас тут просто интересно, а вечером будет поистине волшебно, обещаю. Приходи сюда в восемь. Я буду ждать тебя.

– Я вообще не понимаю, что происходит.

– Ты в этом не одинок. Но ведь это никогда никому не служило препятствием, чтобы жить. Главное, что что-то внутри нас знает, что нужно делать. И то, что внутри тебя, говорит тебе прийти сюда вечером.

– Вообще-то, мне это говорит не то, что внутри меня, а то, что стоит напротив. Вернее, тот, кто стоит напротив. Я даже не знаю, как тебя зовут.

– Зови меня Макс. Обычно я Макс. Ну, кроме понедельников. По понедельникам мне нравится быть Эвридикой. Есть версия, что это имя означает «вдохновительница». Как тебе? Ну, или, по другой версии – «свет зари, растекающейся по небу». Мне кажется, мне очень подходит.

– Допустим, тебя так зовут, хотя и не очень-то верится. Но как это так может быть, что в один день ты Макс, а в другой – Эвридика?

– Очень просто это может быть. Это ведь целые разные дни недели! А у людей, между прочим, даже в течение дня имена меняются: с утра – Игорюша, днём – Игорь Степаныч, а вечером – уже Крулл – король-воин! Имена ведь не просто номинально обозначают того или иного человека – они передают наше отношение к нему. Вот предки называли детей в соответствии с тем, какими видели или хотели их видеть: Светлана – «светлая», Владимир – «владеющий миром». Вот и я всю неделю хочу видеть себя Макс, а по понедельникам – Эвридикой.

Я был ошарашен. Впервые в жизни я слышал, чтобы человек так вольно обращался со своим именем. Я был уверен, что её зовут вовсе не Макс, но её рассуждения были вполне убедительными, чтобы оставить попытки выяснить её настоящее имя.

– Но почему именно Макс?

– Слишком много вопросов для человека с жареными кроссами!

Я опустил взгляд и, потоптавшись, обнаружил, что кроссовки уже реально прилипли к металлу.

– Пожалуй, мы продолжим беседу вечером, – заявила Макс. – Заодно у тебя будет ещё один стимул прийти.

– Может быть, – с несколько нарочитым сомнением ответил я: я и сам ещё не знал, пойду ли я на ночь глядя на кладбище поездов, хотя эта девушка уже вызывала непреодолимую тягу. – Как мы теперь отсюда слезем?

Макс так же ловко, как и взобралась, быстро слезла с локомотива и вновь указала на детали, за которые было удобно схватиться. Самым сложным в спуске было сделать первый шаг: нужно было подползти к краю крыши и, развернувшись спиной, опустить ногу на невидимую опору. Не то чтобы я сильно боялся высоты, но было страшновато. В любом случае не мог же я остаться на крыше навсегда. Преодолев страх, я всё-таки кое-как слез.

– Ну а теперь до вечера! – сказала Макс и, не дожидаясь ответа, направилась куда-то в другом направлении – не в том, откуда мы пришли.

– Стой! Мы не пойдём обратно вместе? Я не знаю дорогу.

– У тебя всё получится, – весело ответила Макс и скрылась за вагоном.

– Эй, мне нужен твой номер телефона, – крикнул я ей вслед.

– У меня нет телефона, – крикнула она в ответ.

– Отлично, – пробубнил я под нос и пошёл в направлении ограждения, где мы с Макс перелезали.

Эту часть пути я ещё помнил, потому что всю дорогу смотрел по сторонам. Меня больше беспокоила другая часть: пока Макс тащила меня за собой через какие-то глухие улочки, я совершенно не озадачивался запоминанием маршрута. Теперь оставалось только ориентироваться по мху на деревьях. Мои размышления вдруг прервал выстрел, прозвучавший, как гром среди ясного неба. Я подскочил, как ужаленный. По спине пробежали мурашки, волосы встали дыбом.

– Ах ты, паскуда! – раздался крик сзади.

Я оглянулся и увидел сторожа, который спешно засыпал в ружьё новую порцию соли. Вытаращив глаза, я стал было ждать, что будет дальше, но уже в следующую секунду инстинкт взял своё, и я развернулся и помчался так, что аж ветер в ушах засвистел. В мгновение ока я добежал до ограждения и перемахнул через него практически одним прыжком. Помчался дальше, стрелой преодолел луг и остановился уже только у гаражей. Оглянувшись и убедившись, что погони за мной не было, я наконец-то смог перевести дух и отдышаться.

– «Не догонит», блин, ага! – выругался я и уже не спеша пошёл между гаражей.

Глава 2

День пролетел так быстро, что я и опомниться не успел, как наступил вечер. Не то чтобы я был очень занят или не успел что-то сделать. Как таковых дел было мало: сходил в школу покрасить мебель – это была моя отработка – да в магазин сбегал за продуктами. Но времени мне действительно не хватило: не хватило на то, чтобы понять, идти на кладбище поездов или нет. Весь день я только об этом и думал и пытался понять, что я об этом думаю. Мысли были крайне противоречивые.

Красивая девушка пригласила меня вечером в уединённое место. Как же мне повезло! Наконец-то кто-то смог почувствовать мой богатый внутренний мир и полюбить меня таким, какой я есть. Мы будем сидеть вдвоём, и обниматься, и даже, наверно, целоваться. И все будут завидовать мне, какая у меня невероятно крутая девушка!

Какая чушь! Люди не рентген и не видят чужой внутренний мир. Ты можешь хоть вывернуться наизнанку, но твоя душа всё равно останется непостижимой. Макс не знает меня и, если и испытывает ко мне какие-то чувства, то лишь ко мне такому, каким она меня представляет. Может быть, она вообще с кем-то меня перепутала? Иначе как объяснить то, что она просто шла мимо, взяла меня за руку и повела на кладбище поездов. Вообще, очень похоже на то, что она просто меня с кем-то перепутала. Что-то в её интонациях было такое, как будто она меня давно знает.

А может быть, и знает. Может быть, она тусуется в компании Лома, и они обсуждали меня. Смеялись надо мной. И решили надо мной приколоться. Но ведь она такая искренняя, такая открытая. Или я просто хочу себя в этом убедить? Ведь версия с приколом выглядит наиболее правдоподобно. Ведь, правда же, девушка не станет приглашать едва знакомого парня поздно вечером в уединённое место. Там стопудово какая-то западня.

В принципе, можно прокрасться потихоньку, побродить там вокруг, посмотреть. Замечу что-то подозрительное – сразу дам дёру. А если вдруг она реально по какой-то причине будет ждать меня одна, то почему бы и не поболтать с ней. Конечно, она не любит меня. Я не могу быть симпатичен ей. Скорее всего, у неё просто какое-то дело ко мне. Не знаю какое. Может быть, Лом встречался с ней и как-то подло поступил, и она теперь хочет отомстить ему. Или ей нужно передать кому-то, кого я знаю – может быть, из школы – что-то запрещённое. Ну уж нет, на такое я не пойду, какие бы деньги она мне ни пообещала. Не хватало ещё в тюрьму угодить! Интересно, а если бы она предложила не деньги… За что я согласился бы?

В общем, не знаю, чего Макс надо от меня, но, в любом случае, нужно быть начеку. Ещё этот сторож… Не попасться бы ему! А вдруг он будет вечером подкарауливать меня? В темнотище. Только спрыгну с ограждения – схватит меня за шкиботы – и поминай, как звали. Ох, одни проблемы теперь. Чёрт дёрнул эту рыжую потащить меня на это дурацкое кладбище поездов! Чего я вообще парюсь! Понятно же, что ничего хорошего вся эта затея не обещает – надо тупо забить и никуда не ходить.

И чем больше я взвешивал гипотетические «за» и более чем фактические «против», тем больше склонялся к тому, что идти на кладбище поездов – плохая идея. Если эта Макс захочет, она меня завтра найдёт, при свете дня: тут особого таланта следопыта не требуется. А не захочет – ну и хорошо, спокойнее будет. И так уже целый день у меня отняла, целый летний день, который должен был быть безмятежным и лишённым всяких забот. Не для того я так ждал этого лета, чтобы вляпываться во всякие сомнительные истории.

Таким образом, к половине восьмого я уже почти убедил себя остаться дома. Собственно, я ведь при этом практически ничего не терял. Наверно. Просто где-то в глубине души всё грызла мысль: а что, если я сегодня не приду, то Макс никогда больше не захочет общаться со мной? А что, если я ей всё-таки понравился? Да даже если и не понравился, плевать, она держала меня за руку! Она первая девушка, которая взяла меня за руку! И её рука была такой нежной. А её голубые глаза – они просто очаровательны! Чёрт побери, наверно, она сирена, завлекающая очарованного мореплавателя на рифы, но разве я не должен быть ей благодарен уже только за то, что она провела со мной утро?

К чёрту! Я быстро вскочил и стал одеваться, стараясь не пускать в голову ни единой мыслишки. Как только я начну думать, сомневаться, я останусь дома. И я потеряю Макс навсегда. Я должен идти. Я должен идти. С этими мыслями, вернее, с одной этой фразой, которую я всё твердил и твердил про себя, чтобы не дать места другим мыслям, я выскочил из дома и побежал на кладбище поездов.

Во дворе я чуть не налетел на компанию Лома. Они бухали, расположившись вокруг лавочки, громко болтали и хватали за разные места своих подруг. В последний момент я сделал изящную дугу, чтобы обогнуть эту уродскую компанию, но кто-то из приятелей Лома всё-таки заметил меня и крикнул:

– О, Чудила из дома вылез! Давайте-ка поймаем его!

Я припустил было изо всех сил, но сразу же сбавил ход, заметив, что тот кретин дёрнулся, лишь чтобы изобразить погоню, чтобы припугнуть меня. Вся компания заржала как лошади. Уроды!

Как бы то ни было, негодование быстро отпустило меня, как только я покинул знакомые кварталы и побежал уже по улочкам, на которые прежде моя нога ступала лишь дважды, сегодня утром. Раньше подобные выходки Лома и его приятелей надолго выбивали меня из колеи: я мог часами сидеть дома и изнемогать от жажды мести. Теперь же образ Макс как-то очищал восприятие, словно отсекая всё неважное, всю эту шелуху вроде издевательств Лома. Тем более, его нахождение с компанией во дворе словно бы означало, что Макс не готовила мне западню. Эти мысли и свежеющий вечерний воздух взбодрили меня, и я бежал уже куда более спокойный и расслабленный.

Под сводом темнеющего неба гаражный кооператив на окраине города стал похож на лабиринт Минотавра, но окрылённый скорой встречей с Макс я бодро вилял по тёмным ходам, ожидая, что вот-вот луг предстанет перед моими глазами. Но перед глазами предстал тупик, и я встал, как вкопанный. Грёзы моментально испарились, и мне стало не по себе. Уши сразу уловили смех большой компании в каком-то из соседних проездов. Почудился шорох в темноте между двумя ближайшими гаражами. Тут вполне мог отсиживаться маньяк. Я даже почти увидел его светящиеся в темноте глаза. Душа ушла в пятки, и я помчался куда-то наугад.

Я бежал вдоль длинного ряда гаражей, время от времени оборачиваясь, но никого не обнаруживая сзади. И всё равно заставить себя остановиться удалось не сразу: воспалённая фантазия подсказывала, что при каждом моём взгляде назад маньяк просто нырял в темноту между гаражами и ждал, пока я отвернусь. Всё-таки я остановился и прислушался. Смех веселившейся компании раздавался теперь где-то вдалеке. И больше не было ничего: ни шороха, ни шагов. Однако я не знал, как теперь выбраться отсюда, и сердце продолжало нервно колотиться, пока взгляд мой не упал в пространство между гаражами. Там как будто виднелся луг. Вдохнув поглубже, как перед нырком в воду, я стремглав бросился туда, и, о счастье, луг, свободный, бесконечный луг раскинулся передо мной.

Вдохнув покой безмятежно покачивавшихся луговых трав, поблёкших в бледном свете катившегося к закату солнца, я посмотрел по сторонам и увидел то место, где мы с Макс утром вышли на луг – я, видимо, изначально промахнулся совсем немного, и только долгое бегство от маньяка увело меня на пару сотен метров в сторону. Вероятно, мне надо было пройти в соседний проезд по другую руку, и я был бы уже на месте, но та дурацкая компания в гаражах не оставила мне выбора. Но теперь всё было хорошо, и я мог продолжать путь.

Чтобы лишний раз не рисковать, хотя на лугу было сложно заблудиться, я предпочёл не идти по диагонали, а пройти сначала к тому месту, где мы вышли из гаражей с утра, а там уже двигаться привычным путём. Вскоре я подошёл к ограждению. Взобрался наверх и замер, окидывая взглядом окрестности, чтобы убедиться, что сторож не караулит меня. Решив, что всё спокойно, я спрыгнул вниз и пошёл дальше. Теперь кладбище поездов выглядело совсем иначе. С одной стороны, тёмные громады вагонов и вытянутые тени, которые они отбрасывали, выглядели жутковато. С другой стороны, теперь они выглядели ещё более затерянными и одинокими. Мне даже стало как будто жалко их.

Я быстрым шагом преодолел путь до того старенького тепловоза, на который мы залезали утром. Взглянул на часы: было уже семь минут девятого. Задрав голову, шёпотом позвал:

– Макс! Макс, ты там?

Но никто не ответил мне. Тогда я стал карабкаться наверх. Когда мне наконец удалось заглянуть на крышу, я увидел Макс, валявшуюся на тёплом, разогревшемся за день металле, закрывшую глаза и закинувшую руки за голову.

– Почему ты не отозвалась? – упрекнул я её шёпотом.

– А почему ты опоздал? – ответила она в голос. – Некрасиво заставлять девушку ждать.

– Тише! – попросил я. – В прошлый раз меня, между прочим, сторож чуть не схватил.

– Не беспокойся! Сейчас он на другом конце кладбища.

– Ты и в прошлый раз говорила не беспокоиться.

– Но ведь с тобой ничего не случилось? Ты ведь убежал, как я и говорила?

– Мне просто повезло.

– Может быть. Знаешь, на этот счёт возможны различные трактовки. Зависит от твоих представлений о мироздании.

– Вот зарядил бы он мне солью в жопу – меня бы сейчас тут не было. Независимо от моих представлений о мироздании.

– Ты бы расстроился?

Я не удержался и фыркнул. И тут же чуть не свалился вниз: ноги соскользнули, и я повис на одних руках.

– Залезай уже! – нетерпеливо заявила Макс, даже не поинтересовавшись, не нужна ли мне помощь.

Я собрался с силами и взобрался на крышу. Принялся разглядывать поцарапанные ноги. Тем временем Макс сначала приподнялась на локтях, а потом и вовсе уселась по-турецки. Она совершенно не обращала на меня внимания, уставившись куда-то вдаль. Бурча себе под нос, что она не очень-то внимательна к новым знакомым, я проследил взгляд Макс, и взор мой упал на солнце, замершее над самым горизонтом, едва касаясь его своим багровым краем. Оно было похоже на полыхавшее пламя, подрагивавшее от дуновений ветерка. И вдруг всё пространство до горизонта словно вспыхнуло пожаром. Луг вдалеке замерцал огненными искрами. Камни, которыми было усыпано кладбище поездов, стали золотыми самородками, превратив это место в Эльдорадо – край несметных сокровищ. А сами поезда: все эти вагоны, цистерны, пустые платформы, локомотивы – словно ожили. Нет, они не пришли в движение, но как будто неосязаемые души вселились в них, зажгли в них некогда угасший огонь жизни. Механизмы-трудяги взирали на закат сиявшими в его лучах осколками фонарей. Даже почудился как будто гул поезда, прибывавшего на конечную станцию. Казалось, что ещё чуть-чуть, и призрачные составы понесутся мимо по побуревшим от времени рельсам, застучат тяжёлые колёса вагонных тележек, и тонны и тонны грузов и тысячи и тысячи пассажиров отправятся в далёкое путешествие на другой край земли.

Я сел рядом с Макс и уставился на закат вместе с ней. Налетел лёгкий тёплый ветерок, из-за которого показалось, будто наш локомотив тронулся с места и мы поехали туда, в полыхавший пожар. Я повернулся к Макс и не смог оторвать взгляд: её широко распахнутые лазурные глаза светились восторгом, веснушки походили на искорки, разбрызганные солнцем, а ярко-рыжие волосы обратились в пламя.

– О-бал-деть! – изумлённо отчеканил я.

– Я же говорила, – не поворачиваясь ко мне, ответила Макс, – что вечером тут будет волшебно.

– Да нет же. Ты обалденная!

Макс улыбнулась и спросила:

– А как же закат? А кладбище поездов? Они ведь тоже обалденные?

– Да, и они тоже.

– Так-то лучше, а то я уж переживала, что не оправдаю твои ожидания.

– Если честно, я до последнего момента думал, что тут какой-то подвох.

– Может быть, он и есть. Смотря, что ты понимаешь под подвохом.

– Ну как… Когда думаешь о чём-то, что это что-то одно, а на деле оказывается, что это совсем другое.

– Тогда ты, пожалуй, прав.

Её слова насторожили меня, и я на всякий случай огляделся по сторонам.

– Расслабься! – улыбнувшись, сказала Макс и взяла меня за руку. Она взяла меня за руку! Снова! Её рука была просто божественной! – Ты как хочешь, а я ещё полежу, пока крыша совсем не остыла.

Она снова легла, закинув руки за голову, и стала смотреть на небо, чистое и бездонное, уже совсем тёмное с одной стороны и алое с другой. Я последовал её примеру. В небе уже зажглось несколько самых ярких звёзд.

– Интересно, из космоса сейчас кто-нибудь смотрит на нас? – произнёс я задумчиво.

– Европейский астронавт Сьюзан МакМиллан прямо сейчас фотографирует эту часть Земли с борта международной космической станции, хотя едва ли на её фотографии удастся разглядеть нас с тобой.

Я усмехнулся и уточнил:

– У тебя прямая связь с международной космической станцией?

– Да я пошутила. Наверно.

– Ну а серьёзно? Как ты думаешь, какие-нибудь инопланетяне смотрят на нас сейчас?

– Не исключено. Было бы наивным полагать, что подглядывать интересно только людям.

– Всё шутишь. А я про серьёзные вещи. Вот мы же пытаемся найти внеземную жизнь, отправляем там всякие сигналы в космос. Фиксируем радиовсплески. Правда, к сожалению, каждый раз оказывается, что это всего лишь очередной пульсар.

– А что бы тебе дало обнаружение внеземной жизни?

– Но ведь это было бы просто суперкруто! Знать, что мы не одни во Вселенной. Знать, что когда-нибудь, когда технический прогресс позволит, мы сможем встретиться и подружиться. Ведь это даст огромный импульс развитию науки и техники, и то, что кажется фантастикой сегодня вроде искусственных кротовых нор, станет реальностью, и мы сможем путешествовать на многие световые годы, не будучи стеснёнными законами классической механики.

– Да ты мечтатель, – улыбнулась Макс. – Встретиться и подружиться, говоришь? А ничего, что люди даже на своей родной планете до сих пор не могут научиться жить мирно? При том, что между ними, в сущности, нет никаких особенных различий. Лишь искусственно созданные границы по миллиону признаков: место рождения, место взросления, взгляды на сверхъестественное, взгляды на отношения. Кто-то считает, что полов два, а кто-то – что их столько же, сколько людей на Земле. Кто-то считает, что все должны слушаться одного главного, а кто-то – что каждый, кто младше, должен слушаться того, кто старше.

– Так, может быть, обнаружение внеземной жизни как раз позволит людям почувствовать себя одним народом.

– Не позволит, – категорично отрезала Макс.

– Да ну тебя! В конце концов, обнаружение внеземной жизни повлияло бы как минимум на мою жизнь. Мне нравится рисовать, – сказал я и осёкся.

Как-то года три назад, когда мы с Ломом ещё дружили, я решил показать ему свои рисунки. И, собственно, это решение и привело к нашему разладу. Мягко говоря, он не понял моего увлечения. Это окончательно добило меня. Прежде моё увлечение раздражало только маму, которая считала, что я трачу время на какую-то ерунду, но когда и лучший друг высмеял меня, я поначалу даже чуть было не выбросил все свои рисунки. В последний момент что-то остановило меня, и я решил, что уж лучше будет отказаться от таких друзей. И теперь вот я ещё и Макс сдуру ляпнул о своём недостатке. К моему удивлению, она лишь поинтересовалась:

– И? Какая связь?

– Мне нравится рисовать космос: другие планеты, звёзды, туманности – ну и без инопланетян не обходится, – стесняясь, признался я.

– Рисуешь зелёных человечков с большими глазами? – улыбнулась Макс.

– Вообще-то, инопланетяне не обязательно с глазами. И уж тем более, не обязательно гуманоиды. Это зависит от условий на конкретной планете. Где-то они могут выглядеть, как рептилии, где-то – как черви, а где-то и вовсе – как растения. И не надо забывать про альтернативные формы жизни, как минимум кремниевую.