Я однажды приду… Часть I

© Екатерина Дей, 2018

ISBN 978-5-4490-7575-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Просыпаться не хотелось. Но мозг уже о чём-то думал, хотя я и не могла осознать полностью мысль, которая тревожила и требовала открыть глаза. Я пошевелила пальцем, и мысль сформировалась: тонкий шёлк, очень нежный и слегка прохладный. Открыв один глаз, я увидела цвет – морская волна, прозрачная и переливающаяся. Тут уже я широко открыла оба глаза, и перестала дышать: я лежала на гигантской морской волне, и другая волна меня полностью покрывала. Мне показалось, что я сейчас утону. Но тело одновременно осознавало, что я не погружаюсь, а просто лежу на чём-то мягком. Видимо сон меня ещё удерживал в своих сетях и мешал воспринимать реальность. Я снова закрыла глаза и крепко зажмурилась, до цветных кругов и ярких вспышек, несколько раз глубоко вздохнула и решилась осмотреться вокруг.

Я лежала на гигантской кровати, которая стояла в центре огромного зала, потолок уходил далеко ввысь и исчезал в темноте, невероятного размера люстры свисали как бы из тёмного воздуха и освещали пространство зала мягким светом. Говорят, что нужно ущипнуть руку и сразу придёшь в себя, морок рассеется и придёт осознание реальности. Ничего подобного – я ущипнула три раза, но всё осталось на своём месте. Добавились картины на стенах, золотые панели, шкафчики с какими-то предметами, невидными мне с кровати.

И ещё одно открытие повергло меня в шок – я лежала в кровати совсем голая. В моём преклонном возрасте такое открытие обязано приводить женщину в шок, а я даже в молодости не отличалась хорошей фигурой и стеснялась себя всегда. Натянув одеяло до подбородка, я стала оглядываться вокруг в поисках какой-нибудь одежды. И, о счастье, заметила кресло, на котором лежало нечто, похожее на халат. Осталось добежать до него и надеяться, что халат будет достаточно велик, чтобы я в нём поместилась. И именно в тот момент, когда я выскочила из кровати и побежала к креслу, в зал кто-то вошёл. Я мгновенно запуталась в рукавах и поясе халата, теряя рассудок от страха и стыда. Но то, что произошло потом, объяснению не поддается. Зал был невероятных размеров, как небольшой стадион, и кто-то, ещё невидимый мне, входил из самого дальнего угла от кровати, я надеялась хотя бы успеть накинуть на себя халат, и чуть не подпрыгнула, когда жёсткие мужские пальцы легли мне на запястья. Потом они спокойно взяли халат из моих дрожащих рук и накинули на меня со спины. К счастью, халат оказался самого того размера, даже немного велик, и я запахнулась в него всем своим большим телом. Теперь нужно набраться храбрости и обернуться.

Рубашка очень дорогая, пиджак небесно-голубого цвета, с едва заметными искринками. Сколько можно рассматривать белоснежную рубашку и отвороты пиджака? Я смотрела минуты три, прежде чем уговорила себя поднять глаза выше. Ещё по минуте я рассматривала очень крепкую шею и властный подбородок. Владелец всего этого стоял молча, и, видимо, рассматривал мою макушку, так как она была примерно на уровне его плеч.

Я вспомнила всё. Удивительные серо-голубые, такие же холодные как зимнее утро глаза вернули меня в действительность. Я даже не закричала, просто оцепенела всем телом. У меня есть одна особенность лица – оно редко выдает моё истинное состояние. Только в обществе близких мне людей, а их очень немного, я могу выражать свои эмоции на лице. Обычно моё лицо выражает вежливое внимание или отстраненность, хотя и вежливую. И в эту минуту внутреннего ступора каким-то мозжечком я чувствовала, что моё лицо не перекосилось в разные стороны, а осталось внешне спокойным, бежать я не могла, потому что превратилась в соляной столб. Мой ужас произнёс спокойным и даже ласковым тоном:

– С пробуждением.

У меня получилось только медленно кивнуть головой, без всякой надежды открыть рот и произнести хотя бы звук. Видимо, он тоже не мог ничего больше придумать, потому что просто стоял и смотрел на меня. Так мы стояли долго. Я поняла, что оживаю по тому, что почувствовала холод пола босыми ногами. Ну что ж, умирать, так с музыкой! Сиплым голосом спросила:

– Ты сейчас меня убьёшь или сначала покормишь?

Вот такой реакции я совсем не ожидала. Он рассмеялся, громко, с удовольствием и каким-то человеческим выражением лица. То лицо, которое я видела раньше, было маской боевого робота с совершенно ничего не выражающими глазами. Всё, что я вспомнила, грохотало в голове и не давало возможности как-то адекватно реагировать на этот смех. Я даже не смогла отодвинуться от него, так и стояла, высоко подняв голову, а его смех всё перекатывался по огромному залу. Успокоившись, он весело сказал:

– Тебя ждет завтрак, или ужин, в Неаполе уже вечер.

Снова практически потеряв способность говорить, я прошептала:

– Где?!

– Ты в моём доме, недалеко от Неаполя.

Медленно, на негнущихся ногах, подошла к окну. За окном было море, закат и огни большого города вдалеке.

В сознание меня привели сильным шлепком по щеке. На этот раз всё вспомнилось достаточно быстро, возможно потому, что щека горела и помогала соображать. Как будто ничего не произошло, он спросил:

– Есть будешь?

Умирать, так хоть попробовав итальянской кухни. Помолчав немного, уже чистым голосом я ответила:

– Теперь обязательно – завтракать, обедать и ужинать.

Меня охватило странное спокойствие. Возможно, а почему возможно, совершенно чётко: я самая настоящая, абсолютно полная, без всяких изъянов дура и без всякой надежды поумнеть хоть на смертном одре. Почему одре? Просто в виде завтрака, обеда или ужина.

Он церемонно взял меня за локоть и повёл к задрапированному тяжёлыми шторами выходу на балкон. Огромное тёмное, с невероятным количеством ярких звёзд, небо, небольшой балкон и столик на двоих, уставленный всякими непонятными яствами и цветными свечами. Чем не романтическое свидание? С одной маленькой поправкой – в любой момент едой могу стать я.

Всё было вкусно, я даже не удивилась своему аппетиту и просто пробовала блюда, не обращая внимания на внимательный взгляд своего соседа, молча покуривающего сигарету. Наевшись, я попросила:

– Теперь, пожалуйста, угости меня сигаретой.

Так же молча он достал из нагрудного кармана… пачку моих сигарет. Слегка помятую, недокуренную там, в санатории. Я уставилась на пачку, и даже не смогла поднять руки, чтобы взять сигарету. Он подождал, рассматривая меня, потом достал и раскурил сигарету, подал мне. В разных книжках по психологии описывают много способов восстановить самообладание, я их не вспомнила. Моя рука даже не просто дрожала, она тряслась и никак не хотела успокаиваться, сигарета не удержалась в пальцах и упала на стол. Так же молча он раскурил вторую сигарету и опять подал мне. Я смогла поднять на него глаза и мгновенно успокоилась, положила упавшую в пепельницу и взяла новую сигарету. С удовольствием затянулась.

Мы молча курили. Я смотрела на закат, он смотрел на меня. В моём пустом мозгу неожиданно промелькнула совершенно сумасшедшая мысль – а как я выгляжу? Сама себе ответила – как старая, толстая, в широком халате тётка. И опять, совершенно нелогично, это меня привело в какое-то состояние неги и физического спокойствия. Голова пуста, желудок полон и доволен – жизнь удалась хотя бы на ближайшие пять минут. Я ошибалась. Времени на физическое и душевное спокойствие мне не дали.

– Хочешь знать, как ты попала в Неаполь?

Вопрос прозвучал неожиданно, и я вздрогнула. Как всегда, ответила раньше, чем подумала:

– Хочу.

Вот нет во мне никакого чувства самосохранения! Сиди и наслаждайся сытостью и закатом! Хотя бы до завтра, какая разница, как ты сюда попала. Всё равно понятно, чем закончится. Но почему, неясно – зачем тащить такой старый шницель так далеко, через столько границ в бессознательном состоянии? Он махнул рукой и из-за портьеры неожиданно возник ещё один участник событий в санатории, видимо, уже давно стоявший там. Это был Олег, тот самый Олег, который, кивнув в сторону молоденьких девчонок, кучкой сбившихся за моей спиной, сказал совершенно бесцветным голосом: «При необходимости мы успеем убить всех до прихода военных или ракетного удара».

Надо отдать мне должное, я справилась с собой лучше и быстрее. Олег спокойно поздоровался:

– Добрый вечер

Он стал убирать со стола посуду на большой поднос как заправский официант, полотенцем вытер стол, и неизвестно откуда поставил передо мной ноутбук. На экране я сразу увидела себя. Там, на переговорах о заложниках. Непроизвольно вдавилась в кресло: степень самообладания оказалась не так высока, как надеялась, воспоминания рухнули на меня и задавили как лягушку на асфальте.

Наверное, это была оперативная съёмка военных, потому что камера вздрагивала и фиксировала неожиданные ракурсы участников переговоров. Я была телезвезда, центральная фигура. Совершенно спокойным голосом, внимательно рассматривая с обязательной дежурной полуулыбкой участников переговоров, я говорила о количестве заложников – девочек из группы гимнасток – нейтральными фразами описала напавших, ни разу не упомянув при этом ничего конкретного ни о внешности, ни о составе. И высказала свою уверенность в том, что девочек убьют, если я не вернусь. Рассматривая запись со стороны, я сразу поняла, почему военный чин обвинял меня в защите нападавших и требовал арестовать немедленно, а ещё лучше расстрелять на месте. Только трезвый ум женщины из ФСБ не позволил взорвать санаторий вместе с нападавшими и заложниками, она единственная услышала мою фразу о необычных способностях нападавших и то, что они всё равно успеют уйти раньше взрыва, а девочки погибнут. Она меня дважды переспросила о требованиях, не сразу сообразив, что их нет, есть только заявление о своём существовании. И она смогла убедить всех участников переговоров отпустить меня назад, в здание санатория, и встретиться с нападавшими. Оказывается, я шла назад очень быстро, почти бегом, хотя тогда мне казалось, что иду медленно, еле двигаюсь.

Вторая запись была сделана в здании санатория, напавшие вели съёмку постоянно, с ворот. И я опять увидела девочек. Мне пришлось обеими ладонями прикрыть себе рот, чтобы не закричать. Просматривая запись, я снова удивилась тому, что они со мной подружились, ведь некоторые годились по возрасту во внучки. Попала я в их здание совершенно случайно, и они сразу потянулись ко мне, уже через пару дней делились со мной своими очень важными секретами и просили совета по самым разным вопросам: от цвета заколки до страданий по мальчикам, оставленным в летних лагерях и школах, могли просто прибежать, и обнимая, посидеть со мной, уткнувшись в плечо. А я восхищалась их красотой, грацией, удивительным изяществом и какой-то неземной воздушностью. Не будучи никогда уверенной в себе, я просто любовалась ими и чувствовала себя счастливой в их окружении.

Мы были в гимнастическом зале на очередной тренировке, девочки почему-то любили, когда я тихонечко сидела на верхних рядах и смотрела на них, даже тренер ничего не имел против моего присутствия, когда всё и произошло. Никто сразу не заметил присутствия посторонних в зале, потому что выступала Любочка. Все её так и называли – Любочка. Тоненькая как тростинка, совершенно невесомая и с удивительными ясными огромными глазами. Она показывала часть выступления с булавой, и мы заметили посторонних только тогда, когда булава, брошенная Любочкой почти к потолку, каким-то образом оказалась в руках неизвестного молодого человека. И на всех как-то сразу опустилась тишина. Абсолютная. Было такое ощущение, будто воздух мгновенно загустел и все оказались в вязкой субстанции, не позволяющей двигаться. Даже тренер, который всегда начинал громко кричать на работников санатория, случайно заглянувших в зал, молчал и смотрел на молодых парней, расположившихся по периметру зала. Как они оказались там никто не заметил. Стоявший ближе всех ко мне оглянулся в мою сторону и приказал: «Спускайся».

Я спустилась к девочкам, сбившимся в кружок вокруг тренера. Он начал что-то лепетать о невозможности присутствия на тренировке посторонних лиц, но очень неубедительно и как-то визгливо, как щенок от страха. И в это время в зал вошёл он. Сразу стало ясно, что он главный. Даже не тем, что выглядел внешне старше остальных, а какой-то властностью в фигуре и движениях. Очень высокий и широкоплечий, с правильными чертами лица, густой тёмной шевелюрой и холодными серо-голубыми глазами. Тайны женской психики никто и никогда не сможет понять, сами женщины особенно, несмотря на неясность ситуации и страх, только увидев его, я подумала – вот идет мужчина моей мечты. Между прочим, такие мысли приходят, несмотря на возраст, ситуацию и ясное осознание своей внешности.

Тренер продолжал что-то говорить, но всё тише и тише, а потом совсем замолк и неожиданно юркнул за спины девочек. А я вдруг подумала об охране, которой было много на территории санатория, и мальчики были бывшими десантниками, так как в санаторий иногда приезжали на несколько дней высокие чины администрации. Куда же они делись? Так я подумала тогда, а сейчас видела тела охранников у ворот и на территории санатория в самом начале записи. То, что произошло потом, повергло всех нас в шок: один из парней подошёл к нашей группе, как-то очень быстро вывел тренера и на глазах у всех укусил в шею. Он пил его кровь, а мы даже не понимали, что происходит. Никто не произнёс ни звука. И только когда он отпустил из рук безжизненное тело, все закричали и бросились врассыпную. Но никто никуда не добежал. Парни выловили нас так быстро, что мы это поняли только тогда, когда очутились на полу в центре зала. Девочки замолчали и тихонечко всхлипывали, прижавшись друг к другу, а я лихорадочно пыталась обнять всех, до кого доставала руками, и шептала: «Тихо, девочки, тихо».

Я смотрела запись, вжавшись в кресло и вцепившись руками в подлокотники. Казалось, что моё тело распадается на кусочки и сейчас рухнет кучкой на пол. И когда я уже ощущала про себя стук падающих кусочков меня, вдруг услышала голос хозяина дома:

– Если не хочешь смотреть, мы прекратим.

Не сразу я смогла разомкнуть онемевшие от напряжения губы и ответить:

– Я хочу посмотреть всё.

А в это время на экране он достал из кармана пиджака сотовый телефон и куда-то позвонил. Сказал только две фразы: «Отправляй заявление. Команда юниоров по женской гимнастике».

В разных фильмах в таких ситуациях главные герои сразу начинают искать выход или ведут умные переговоры с бандитами. Моя голова была занята чем угодно, но не поисками выхода. Я поправляла на девочках форму, гладила по плечам, утирала слёзы на лицах и приговаривала: «Тише девочки, тише». Как будто от того, как тихо они будут сидеть, что-то может измениться. Так мы и сидели в центре зала, а они стояли по периметру.

Прошло какое-то время, мне казалось, что прошли часы, когда снова зазвонил телефон и он ответил: «Да это я. Требования? Никаких. Сейчас вам перешлют кино». И кивнул парню с каким-то аппаратом в руках: «Олег». Олег что-то понажимал в аппарате, и мы снова услышали крик тренера, когда один из напавших укусил его в шею. Девочки встрепенулись как стая перепуганных воробьёв и снова закричали. А я пыталась усаживать их на пол и приговаривала: «Тише девочки, тише». В трубке послышался громкий мужской голос – он что-то кричал, но слов было не понять. Видимо, он уже получил кино с убийством тренера и одновременно слышал по телефону крики девочек.

На этом моменте записи я подняла глаза и посмотрела на красивого мужчину, сидевшего напротив за изящным столиком и невозмутимо курившего очередную сигарету. Я ни о чём не думала, просто рассматривала его. Мне нужно было на какой-то момент выйти из того состояния, в котором находилась, просматривая запись и почти физически ощущавшую себя там – на полу гимнастического зала. Он никак не отреагировал на мой взгляд, даже не отвёл глаза, и я снова стала смотреть в экран.

Там он кивнул одному из парней и тот мягкой кошачьей походкой двинулся в нашу сторону. Я сразу поняла, что сейчас произойдёт – только вместо тренера будет одна из девочек. Как вскочила и побежала я только сейчас увидела на записи. Тогда поняла, что делаю, уже сказав всё, вернее, прокричав в лицо парня: «Не трогай их! Возьми меня, я понимаю, что это уже не то – пить мою кровь, но вам же сейчас всё равно – кто, вам нужна просто запись для тех, для устрашения. Оставьте их, таких нет в природе, они уникальны! Потом найдёте себе на обед других, таких как я или ещё каких, но этих не трогайте! Пусть живут и радуют всех просто тем, что они есть! Ведь таких больше нет, и, может быть, никогда уже не будет, а таких как я много, нас уже не жалко! Возьмите меня!»

Парень остановился и стоял, рассматривая меня как экзотическое животное, оттолкнуть меня ему ничего не стоило, но он этого почему-то не делал. Видимо, ждал указания. И оно последовало: «Приведи её».

Парень подвёл меня к нему и сразу отошёл. Теперь сверху вниз на меня смотрели в упор эти самые ледяные глаза. Какой он большой я осознала, только когда меня поставили рядом с ним – почувствовала себя маленьким жучком рядом с огромной ледяной глыбой. Тон вопроса был таким же ледяным, как и глаза: «Так ты согласна отдать свою жизнь за одну из этих гимнасток?». Свой ответ я выдала быстрым шёпотом: «Да. Пощадите их, возьмите меня». И зажала рот руками, чтобы ничего больше не сказать и не спровоцировать на какую-нибудь ещё большую жестокость.

Тут опять зазвонил сотовый телефон. Не спуская с меня глаз, он ответил: «Да, это я». Долго слушал, а потом в его глазах что-то изменилось. Я не могу сказать, что они смягчились, но слегка изменили цвет, самую малость – на микрон. «Хорошо, через десять минут в парке у памятника будет наш человек».

Во мне всколыхнулась надежда – будут переговоры! Кто-нибудь что-нибудь придумает и всех спасут! Но когда я увидела его глаза во мне всё замерло – они опять стали того же ледяного цвета, без всякой надежды. Убрав телефон, он позвал того самого Олега – я хотела отойти, но он взял меня за локоть и остановил, сказал: «Они могут использовать любое оружие, даже ракету. Возможно ещё во время проведения переговоров». Олег подумал секунду и ответил, кивнув в сторону молоденьких девчонок, кучкой сбившихся за моей спиной в центре зала: «При необходимости мы успеем убить всех до прихода военных или ракетного удара и уйти».

Когда Олег отошёл, повинуясь еле заметному движению руки, он повернул меня лицом к девчонкам и сказал: «Ты слышала, попробуй их спасти на переговорах. Если ты не вернёшься – мы убьем их».

Я смотрела на девочек и понимала – всё, вот теперь всё. Лучше бы он сразу меня убил. Слишком хорошо я себя знаю, никогда и ничего у меня не может получиться ни на каких переговорах, ни с кем и никогда. Это не он их убьет, это я их убью. Кролик, всегда живший во мне, уже умер от страха и лежал маленьким серым комочком на самом дне души. Вот так и получается – хотела отдать за них жизнь, а убью своей никчемностью. И тут до меня дошла, наконец, ещё одна мысль, он сказал «наш человек», это значит я, как это называется – соучастник? Из их компании?! Я машинально подняла глаза и спросила: «Я – ваш человек?». Ответ огорошил: «Теперь да. Раз ты хочешь их спасти, спасай от всех. Они, чтобы уничтожить нас не пожалеют никого, даже команду уникальных гимнасток». Мне показалось, или в его голосе действительно прозвучала ирония? Размышлять об этом времени у меня уже не было – к нам подошёл Олег: «Пора идти».

Вырвав локоть из твёрдых пальцев, я побежала к девочкам, обняла тех, до кого дотянулась и всё время повторяла: «Девочки я вернусь, обязательно вернусь, нас спасут, ничего не бойтесь, вас не тронут, всё будет хорошо».

Мне бы мою уверенность! Я ведь не имею никакого понятия о том, что мне обсуждать на этих самых переговорах, кроме борьбы за их жизни, только вот как это сделать, совсем не знала. Мне никто ничего не сказал о требованиях, что они хотят, кроме того, что я поняла сама – люди должны знать, что они такие есть, невероятно сильные и быстрые, могут выпить кровь и убить человека, как животное! Мы для них пища! Не личности, а коровы, только им не нужно молоко, а нужна наша кровь и для этого они нас будут убивать! Всё сложилось в мгновение: они были всегда, а теперь решили легализоваться, так сказать, официально, объявить – мы есть, и мы будем вас есть! И я должна как-то выкрутиться на этих самых переговорах между теми, кто хочет нами питаться и теми, кто убьет всех, чужих и своих в борьбе с ними. И главное – каким-то образом спасти девчонок от одних и от других.

Меня как пушинку оторвали от девочек и поставили на ноги, несмотря на мой вес и лёгкое сопротивление. Олег приподнял на мне футболку и прилепил на живот какой-то маленький аппаратик, я даже не успела возмутиться. И последовало предупреждение: «Это транслирующее устройство, мы будем слышать всё. Если ты поведёшь себя неправильно, оно взорвётся». Я лишь уточнила: «Как это – неправильно?». Ответ успокоил: «Понять это ты не успеешь». С таким напутствием меня повели к выходу из зала. Я ещё пыталась обернуться и помахать девочкам, но меня подхватили и практически вынесли из здания.

Мельком я увидела тела охранников, лежащие в разных местах и в совершенно невероятных позах. Они, наверное, не успели даже понять, кто их убивает. И вдруг услышала какие-то голоса, обернувшись на окна административного здания, увидела работников санатория, они махали мне руками и что-то кричали, я радостно кивнула головой. Они не убили их, а только заперли в здании!

Я сама нажала на паузу и взяла сигарету.

– Почему ты не убил всех, как это сделали в других городах?

Он очень долго молчал, прежде чем ответить:

– Не видел необходимости, достаточно было команды гимнасток.

Если он и ожидал от меня какой-то реакции, то не дождался. Да и ответ, наверное, меня не очень интересовал. Мне нужен был тайм-аут. Сами переговоры я смотреть ещё раз уже не хотела. Героизма моего там не было, я плохо понимала, что говорю, так как речь придумывала на ходу. Выйдя за ворота санатория, я увидела огромное скопление военных, полиции и просто толпу людей за ограждением метрах в ста от памятника неизвестному государственному деятелю, имя которого все уже забыли, а надпись стёрлась. Какие ракеты? Они сами себя взорвут!

Кстати, на этой записи переговоров и не было, она закончилась, когда я подошла к памятнику и мне навстречу пошли несколько мужчин и одна женщина.

Я выкурила уже две сигареты, а он продолжал смотреть на меня и не включал следующую запись. Потом встал и подошёл к ограждению балкона. Не оборачиваясь, вдруг сказал:

– Передающее устройство не могло взорваться, Олег так пошутил.

В книжках и фильмах героини в такой момент кидаются разными предметами и чего-то там вопят. Но это героини несуществующих в жизни ситуаций. Всё там придумано: и эмоции, и чувства, и сами героини. А может я такая неправильная, но кидаться ничем не хотела. Может потому, что совсем забыла о том, что транслятор может взорваться, лишь сообщила участникам переговоров – на мне прослушивающее устройство.

Так и не дождавшись от меня никакой реакции, он вернулся к столику и включил следующую запись. Она велась от самых ворот, так как я почти бежала навстречу камере. Я плохо помню, как добралась в зал, и на камере изображение оказалось каким-то размытым, будто камера очень быстро перемещалась в пространстве и не успевала фиксировать изображение. И вдруг тела девочек на полу и мой крик: «Ты обещал оставить их в живых, я же вернулась! Они согласились! Они ждут вас!». Я, конечно, не успела добежать до него – меня перехватили. Зажатая как в тисках, я продолжала на него кричать: «Убей теперь и меня! Ты обещал, как я могла тебе поверить?! Пусть лучше бы они меня расстреляли там!». Он подошёл ко мне и слушал мои вопли, пока я не обессилела от горя и усталости. Потом поднял моё лицо двумя пальцами и сказал: «Они живы, просто немного поделились кровью. Поспят, и завтра будут тренироваться». Видимо, он дал какой-то знак меня отпустить, потому что я упала на пол и поползла к девочкам, лежащим в ряд у стены. Они действительно были живы, но без сознания. На руке у Любочки я увидела два пятнышка на запястье, кровь там уже остановилась и запеклась тёмно-бордовым цветом. Не в состоянии даже плакать, просто прислонилась к стене и закрыла лицо руками.

Меня опять подняли и слегка встряхнули, чтобы я пришла в себя. «Теперь иди и скажи: мы уходим, команда жива». Глаза цвета льда смотрели на меня без всякого выражения. Того микрона во взгляде не было – один лёд. Кто-то подхватил меня под руки и быстро вынес из зала. Камера чётко зафиксировала, как я выхожу из двери здания, слегка пошатываясь, как пытаюсь сказать людям в окне административного здания, что всё хорошо, но потом, махнув рукой, иду дальше к воротам. У памятника ждали военные и женщина из ФСБ. Она, остановив остальных резким движением руки, пошла мне навстречу. Я только успела сказать, что все живы, и что они уходят, как какое-то смазанное изображение перекрыло меня и я… исчезла. Некоторое время на экране оставалось удивлённое лицо женщины, а потом запись закончилась. Я ещё долго тупо смотрела на пустой экран и ничего не понимала. А я-то куда делась? Наконец подняла недоумённые глаза с большим вопросительным знаком.

– Тебя забрал Олег. Он, пробегая, подхватил тебя на руки и вскоре догнал нас.

– Пробегая?

– Наша скорость передвижения значительно выше человеческой.

– То есть, пока я шла к воротам, вас уже не было в санатории?

– Нет. Мы были далеко, а в аэропорту нас ждал самолет.

На несколько минут повисла напряжённая тишина.

– Зачем? Убить? Это можно было сделать там. Ведь вас не смогла бы остановить никакая охрана. Вас видели и девочки, и работники санатория… я не единственный свидетель.

Он долго смотрел на меня, потом стремительно подошёл, взял за руку и сказал:

– Отдыхай, завтра мы поедем смотреть Неаполь.

Слегка пожав мне руку, он ушёл.

Сколько я не пыталась привести мысли хоть в какой-нибудь порядок ничего не получалось. Воспоминания мешали сосредоточиться, и я сдалась. Решила, что утро вечера мудренее, жива и слава Богу. А сейчас нужно найти ванну, ведь моются же они где-то. Ванну я нашла, вернее, купальный зал. Никакой одежды, кроме халата, у меня не было, и я решила воспользоваться наличием бассейна и быстро искупаться, пока никто не вошёл. Наивная. Вода оказалась очень тёплой и такой уютной, что я стала плавать и нырять, почти успокоив растерзанные нервы. Когда я очередной раз вынырнула, то увидела стоящего у края воды Олега. От неожиданности чуть не утонула: стала захлебываться и махать руками, сразу забыв, что умею плавать. И вдруг он оказался в воде. Одним прыжком Олег выскочил из воды и поставил меня на ноги. Второй раз за день меня голую обнимает мужчина.

– Я тебя так испугал?

– Купальника я не нашла, а в моём возрасте голяком уже не купаются.

Ура! Я уже могу острить. Он поднял со скамейки полотенце размером с простыню и обернул меня в него.

– Пошли, я всё покажу.

Олег открывал передо мной дверцы шкафов и шкафчиков, объясняя, что где лежит. Выдал новый халат и тактично прикрыл меня дверцей шкафа, пока я одевалась, хотя, что уже теперь стесняться? Когда я закрыла дверцу, он тоже был в сухой одежде. Может сам стеснялся. Меня?! Потом он повёл меня на кухню, размером чуть меньше, чем бассейн, но зато с двумя холодильниками, полными разнообразных продуктов. Интересно для кого? Неужели для меня это изобилие? Вопрос вертелся на языке, но я промолчала. Видимо он понял мой взгляд:

– Здесь часто бывают люди. Хочешь чего-нибудь?

Подумав, я решила взять манговый компот. Съев его, взяла ещё кусочек торта и запила удивительно вкусным чаем.

– Я тебе покажу твою гардеробную.

А вот это уже было выше моего понимания. Моя гардеробная? Мы вернулись в мой спальный зал, и когда он открыл одну из золочёных панелей, я замерла: на трех кронштейнах висела разнообразная одежда – от белья до нескольких шуб. Всё. Мой организм получил за один вечер слишком много. Буду жива завтра, вот и перемеряю. Олег пожелал мне доброго сна и куда-то сразу исчез.

Это, видимо, входит в привычку – спать голяком, потому что я забыла поискать в моей гардеробной (?!) ночную рубашку, а возвращаться уже не хотелось. Я только придвинула кресло и аккуратно сложила на нём халат, чтобы можно было одеть его, не вставая с кровати. Я уснула сразу и спала без сновидений, что очень удивительно для меня, так как обычно я очень плохо засыпаю и всегда с какими-то бурными событиями во сне.

Проснувшись утром, я уже не испугалась волны и просто нежилась в её тепле и уюте. Думать совсем не хотелось, но мысли приходили сами и тревожили, требуя ответов на вопросы. Возник и самый главный вопрос – что я здесь делаю? Вспоминая события вчерашнего вечера, никак не могла понять поведения хозяина дома и Олега. К счастью, я больше пока никого не видела. Даже мысли о гардеробной не могли отвлечь. Всё-таки надо вставать, лежа в кровати ничего не узнаешь. Я нашла в гардеробной купальник и решила поплавать. Вчера я не увидела зеркала на всю стену и когда заметила движение, не сразу поняла, что это я. Передо мной стояла толстая тётка с немытыми волосами в тёмно-синем закрытом купальнике. Ну что ж, приведём шницель в относительный порядок – в смысле помоем голову и почистим зубы.

Накупавшись, я вышла на балкон. На столике уже стоял завтрак, лежала новая пачка сигарет. Почему-то вспомнила, что утро у меня обычно начинается с таблеток. Ничего, кровь будет чище, значит, вкуснее. А может хозяин дома любитель экзотических блюд и сейчас меня просто откармливают как бурёнок для более вкусного мяса?

А ведь я даже не знаю, как его зовут.

– Доброе утро.

А вот и хозяин, только вспомни черта.

– Наверное доброе.

Он видимо нажал какую-то кнопку, потому что над балконом опустилась конструкция напоминающая зонт, покрывшая тенью весь балкон. И опять в его руках был ноутбук.

– Я решил, что ты должна знать.

Это был репортаж центральных российских новостей о событиях в санатории. А потом показали тренера на больничной койке, который, к счастью, оказался жив, и девчонок. Они ничего не помнили! Последнее воспоминание – начало выступления Любочки! И, видимо, работники санатория тоже ничего не помнили, так как никаких фотороботов не последовало. Тут я всё поняла – ему нужен был живой свидетель его действий! На переговорах женщина из ФСБ сказала мне, что таких ситуаций по миру в этот день было много и везде все заложники убиты, нигде никаких свидетелей. Я одна на целый мир?! Мало того, что он оставил заложников в живых, пусть ничего не помнящих, так ещё и свидетеля увёл из под носа у всех! Мои мысли неслись, обгоняя друг друга, одна страшней другой. Меня будут искать все: как говорят – и наши и ваши. И ещё – я теперь ходячий повод для объявления войны. Вернее, война уже идёт давно, но скрытно, в тёмных переулках и осталась бы там, но они решили выйти из подполья, громко заявить о себе. Только сказано это было не для простого обывателя, а для тех, кто вершит судьбы и историю государств, и им не нужны свидетели. А военным генералам не нужен свидетель их решимости всех уничтожить, лишь бы победить. Аминь. Лучше пойти и повеситься самой.