Лифтер. История Владимира Криштопы

2019-й год. Рубцовск. ИК-9

Когда в комнату для свиданий привели заключенного Владимира Криштопу, журналисту стало не по себе. Этот высокий, красивый и интеллигентный мужчина вежливо поздоровался с интервьюером, сел за стол, улыбнулся и стал отвечать на вопросы. Не верилось, что за столом сейчас сидит серийный убийца и насильник. Он выглядел скорее, как интеллигентный человек, врач или, может, юрист, одетый отчего-то в черную форму заключенного. И все же было в его поведении нечто такое, из-за чего становилось как-то не по себе.

Владимир не хотел говорить о прошлой жизни, своих преступлениях и смертном приговоре. Всякий раз, когда вопрос требовал конкретного ответа, он скатывался в размышления о Боге, музыке и благотворительности.

– Вы выходите на свободу через несколько месяцев, уже представляете, как это будет? – спросил корреспондент под конец интервью.

– С Божьей помощью, – улыбнулся Владимир.

Глава первая. Как все начиналось?

Владимир Криштопа родился в 1973-м году в Донецке. Когда мальчик был еще маленьким, его родители переехали сначала на хутор Красновка в Ростовской области, а затем перебрались и в сам Ростов-на-Дону. Отец Владимира был крупным спортивным чиновником, а мать – сделала неплохую научную карьеру. Семья всегда жила чуть лучше других, но, конечно, богатыми людьми их назвать было сложно. Родители всегда старались обеспечить двух своих сыновей всем необходимым и дать еще немного сверх меры. Отец старался сыновей баловать, а мать требовала «не портить ей детей». Женщина подходила к вопросам воспитания с присущей научному сотруднику дотошностью, но не перегибала палку. Родители Владимира были не слишком эмоциональны, но больше ничем не выделялись среди прочих счастливых семей, которые, как известно, похожи друг на друга.

Одним словом, ребенок рос в интеллигентной и образованной советской семье, в окружении любви и заботы. Мальчик не разочаровывал родителей: быстрее других в детском саду он научился читать и писать, всегда отлично справлялся со всеми развивающими играми и головоломками, а в возрасте пяти лет воспитательница садика вдруг обнаружила, что у ребенка ко всему прочему еще и идеальный музыкальный слух, о чем женщина и доложила матери ребенка.

Естественно, в семь лет Владимира записали не только в обычную школу, но и в музыкальную. Мальчик отлично успевал в школе, безо всяких проблем закончил «музыкалку» и всегда с удовольствием выступал на сцене. Ему нравилось, когда к нему приковано всеобщее внимание, а в глазах людей читается то ли восторг и восхищение, то ли ужас. Проявления этих реакций у людей весьма похожи. По крайней мере, тот же прилив адреналина, что Владимир испытывал на сцене, он чувствовал и в те моменты, когда его отчитывали за очередное хулиганство.

Владимир с детства влипал в разные мелкие неприятности, вместе с друзьями разбивал окна, донимал соседей и воровал велосипеды (всегда, впрочем, бросал их где-нибудь поблизости). По его словам, зоосадизмом никогда не промышлял, кошкам хвосты не отрывал, но вот в школьном буллинге всегда принимал самое активное и изощренное участие. Парень мог не только подраться или оскорбить, но и придумать куда более изощренную гадость для чем-то провинившегося одноклассника (что-то вроде того, как иногда рюкзак какого-нибудь мальчика уносят в женский туалет). Здесь ему было важно не причинить боль, но испугать, увидеть перед собой расширенные от удивления и ужаса глаза. Так он чувствовал свою власть, видел, что заставляет испытывать людей какие-то эмоции.

В подростковом он стал хулиганить чаще. Летом он чуть ли не каждый день приходил домой то с синяком, то со следами крови на одежде. Еще чаще он вваливался домой, едва держась на ногах от выпитого. Впрочем, каким-то удивительным образом, Владимиру удавалось при этом неплохо учиться, поэтому родители не слишком волновались. Кто не дерется и не напивается в 15–16 лет?