– Пойду, пройдусь, – он довольно потянулся. – Солнце уже высоко. Так что твой пес не решится следить с воздуха. А с земли он меня не увидит, будь он хоть трижды ищейкой! Здесь, в карстовой долине, он никто! Такой же слабак, как и ты, без своих теней! Сиди тихо. Хотя… можешь и не тихо. Можешь даже повыть или покричать. Тебе от этого, наверное, легче станет. И жди. Я долго не буду. До родника и обратно. А то вода заканчивается. Непорядок.

Он уходит, оставляя меня одну. В эти редкие минуты тишины и одиночества, я замираю без движения и тянусь к своей связи с мужем. Она все ненадежнее, эта связь. И у меня нет больше сил терпеть насилие и боль. Прежде я надеялась, что ошиблась, что сохранила ребенка, но вскоре поняла, что это не так. У меня снова пошла кровь. На этот раз самая обычная, что и каждый месяц доставляет проблемы всем женщинам мира. Это может означать только одно – беременности больше нет. А вместе с тем и нет смысла жить. Игорь может, и простит меня, но я сама себя не смогу простить. Слезы душат изнутри, боясь пролиться наружу. Вспоминается мама. Как ей, наверное, будет больно потерять меня! Моему малышу всего-то несколько дней было, а тоска грызет, словно крыса в подполе. А мама меня столько лет растила… и папа! Ему будет ничуть не легче! А дед? Ой, мамочки! Простите меня, непутевую! А Игорь?

Малышка моя, я здесь! я с тобой! Я больше тебя не брошу!

Его голос раздался внутри так четко и ясно, словно он был совсем рядом. А спустя еще несколько томительных минут в пещере раздались шаги и его ворчание.

– Да, сколько же можно! Эта кишка закончится когда-нибудь или нет? Ку-уда собрался, падаль? Ползи, давай! И не дай Бог тебе еще раз соврать! Ну?

Из-за поворота показался вначале Роман. Только в этот раз он был связан точно такой же цепью, что держала сейчас меня. А его рожа напоминала отбивную! Левая рука была сломана, правая заведена за спину и там, видимо, привязана. Шею, кстати, тоже захлестывала петля. Неожиданно роман кубарем полетел вперед, с воплем, собирая ребрами все попутные камни. А за его спиной возник Игорь!

– Киса! – увидев меня, он бросился вперед, попутно пнув еще разочек и без того потрепанного пленника. – Киса, малышка моя!

Он рывком порвал удерживавшую меня цепь, в кровь разодрав при этом ладони, но даже не обратил на это внимания. Обнял, прижал к себе и зарылся носом в волосы. Так привычно и знакомо, что я не выдержала и разрыдалась от облегчения. Потом он вытащил откуда-то бутылку с минералкой и протянул мне.

– Пить можешь?

Не в силах ответить, я только кивнула и жадно набросилась на воду, запоздало ощутив странный привкус.

– Там лекарство, кис, – пояснил Игорь раньше, чем я даже осознала, что хочу спросить. – И глюкоза. Тебе сразу есть нельзя. Сначала надо… ты почти неделю была без теней. Как только мы выйдем из этой карстовой кишки, тебе будет очень и очень плохо. Так что пока только вода. Выпила? Умница. Не надо ничего сейчас говорить. Молчи, я и так уже все знаю. Идем, малышка. Давай, попробуй встать.

– А… он?

Говорить и в самом деле было очень тяжело. Всю эту неделю я или кричала от боли, срывая голос, или ревела или молчала.

– А он, киса, уже труп. Только пока еще этого не осознал. Забудь. Больше его нет.

– Ты… убьешь… его? – тихо спрашиваю я.

– Не я, – поморщился он. – Мне нельзя. Но это неважно. Он все равно сдохнет! – Игорь достал из кармана рацию. – Ворон, ты там где? Короче, я ушел. Посылку по адресу сам доставишь, – убрав рацию, он подхватил меня на руки и понес.

Уткнувшись носом в его шею, я тихо всхлипывала, крепко обнимая мужа и боясь поверить, что мой кошмар позади. Крепко зажмурившись, я вдыхала его запах и дрожала от мысли, что могу снова его потерять. Спасти-то он меня спас. А примет ли? Сможет простить то, что я принадлежала другому, пусть и не по своей воле? А потом в глаза брызнуло солнце, и думать стало резко некогда. У меня болело все! Слезились от яркого света глаза, за неделю отвыкшие от дневного освещения. Болело горло, сорванное за эту неделю. Болели переломанные кости, порванные связки и мышцы. И все это дико чесалось! А еще у меня кружилась голова, свернулся в узел желудок, уползло в пятку сердце и от всего этого дико тошнило! Где верх? Где низ? Блуждающий взгляд не мог зацепиться ни за что и мир вращался вокруг меня, вокруг себя, по диагонали, вертикали и вообще во все стороны сразу.

– Тш-ш, тихо, малышка, тихо, скоро пройдет, – ворчит в ухо Игорь, вливая в меня еще одну порцию странной жидкости. – Сейчас будет легче. Ты все вспомнишь и снова придешь в норму. Все. Уже все. Закрой глаза. Я тебе помогу. Слушай мой голос. Закрой глаза и слушай. Первым всегда восстанавливается слух. Потом вернется осязание и вкус. И обоняние. И вот когда ты снова почувствуешь мой запах, нужно будет еще немного подождать. Минут пять. Ощущение времени к тебе тогда тоже вернется. А сейчас пока слушай мой голос…

Я послушалась, закрыв глаза, и действительно стало легче. Мир перестал понемногу кружиться. Пальцы ощутили его кожу, твердость мышц под ней. Потом, я осознала, что бардак в моем сознании длился всего несколько минут, за которые мы уже куда-то сместились и теперь садились в машину. Вокруг по-прежнему был лес. Во всяком случае, я слышала только шелест листвы и пение птиц. И бормотание Игоря.

– Нет, кис, еще рано! – он среагировал на мое желание открыть глаза раньше меня самой! Это как? – Рано, малыш. Просто поверь. Вот, глотни еще. Это поможет восстановиться быстрее.

– Ты тоже… – с трудом спрашиваю я, но умолкаю и покорно пью очередную порцию. Едва не поперхнулась, ощутив, наконец, какая это гадость.

– Пей, кис, – вздыхает Игорь. – Знаю, невкусно. Но все равно пей. Просто поверь, так будет лучше. Да, я в свое время не раз сидел на такой цепи, так что знаю, что говорю, – он снова обнял меня, усадив на сиденье, и теперь просто стоял рядом, обнюхивая макушку. – Моя киса! Любимая! Прости! Я дурак! Я не поверил тебе… кому же мне еще в этом мире верить, если не тебе? А я… ты простишь меня?

– Давно… простила… – прошептала я и снова заревела. На этот раз от облегчения.

– Люблю! Больше жизни! – шепчет он, крепко обнимая. – Никому не отдам! Никогда! Больше никогда!

– И… я… – умолкла, потому что горло снова начало нещадно драть и першить.

– Молчи, малышка, – шепчет он. – Просто молчи! Дай телу восстановиться.

– Запах… – прохрипела я сквозь кашель.

– Знаю, – отвечает он. – Колючка упрямая! Говорю же, молчи! Я скажу, когда можно будет. Все равно раньше не тронемся. Да и потом тебе лучше будет поспать. Тебе сейчас от любого движения плохо будет.

– Почему… так? – не утерпев, спрашиваю я.

– Потому что за неделю ты перешла на трехмерное восприятие мира. Точно такое же состояние у тебя было при твоем появлении на свет. Но тогда ты, во-первых еще вообще никак не умела воспринимать мир и училась видеть и чувствовать его сразу многомерным. А во-вторых ты этого процесса в принципе помнить не можешь. Там сознания и оперативной памяти еще нет. Она просыпается позже. А кроме того ты в то время занималась исключительно тем, что ела и спала. Ну, и периодически выдавала продукты переработки. Так что это состояние адаптации прошло мимо тебя. Когда ты тебя надели цепь ты, скорее всего, была без сознания, то есть адаптация к трехмерному восприятию прошла тоже практически незамеченной. И потом куда проще упростить, чем усложнить, верно? Вот, сознание довольно быстро упростилось, а теперь возвращается к исходному состоянию многомерности. Это тяжело, но необходимо. Просто его нужно переждать и не поддаваться панике. Все, кис, теперь можно. Открывай глаза. Только не пытайся делать очередную глупость и пытаться оперировать сумраком. Поверь, ничего хорошего из этого не выйдет. И вообще, сейчас самое лучшее для тебя состояние это сон.

Я осторожно открыла глаза и убедилась, что Игорь прав. Мир больше не сходил с ума. Я снова видела, чувствовала сумрак, свои тени и безумно захотелось убедиться, что я могу ими владеть, но помня предостережение, не стала этого делать.

– Вот, и умница! – Игорь улыбнулся краешком губ. – Ещё пить?

– Лопну? – предположила я.

– Не, ты еще даже не намокла как следует, – он протягивает мне очередную бутылочку. – Давай, попробуй удержать сама. Сразу предупреждаю, чтобы не пугалась, там снотворное. Потому что иначе ты не вынесешь передвижение в машине. Проснешься уже дома.

– А тенью? – спрашиваю я, но тут же по его страдальческому лицу понимаю, что нельзя. Иначе он такие сложности не разводил бы. – Ладно…

Дрожащими от слабости руками я беру бутылочку и покорно глотаю ее содержимое. Игорь до последнего стоит рядом и обнимает, словно боится отпустить. Но на самом деле это я боюсь, что он меня отпустит. Засыпать страшно. Очень. Я боюсь, что проснусь снова в пещере, и Роман будет надо мной издеваться. Я едва не сорвалась в истерику, когда меня начало клонить в сон. Изо всех сил вцепилась в мужа, дрожа всем телом. И все равно не смогла удержать слез, до последнего борясь с подступающей темнотой.

Проснулась действительно дома, в ртутно-стальной постели Игоря, заботливо укрытая пушистым пледом. Ужасно хотелось есть и пить. Но еще страшнее было оказаться одной. Свернувшись в комочек, я замерла, не решаясь пошевелиться. Вдруг это все снова иллюзия? Или сон? К голоду я привыкла. К жажде тоже. А вот страх буквально выедал мозг, делая беспомощной, подобно ребенку. Сама не заметила, как снова начала плакать и звать. Игоря.

Киса! Я здесь, я рядом! – тут же донеслась по связи мысль-чувство. – Я скоро буду!

Он, в самом деле, пришел. Тенью. Просто появился рядом и обнял, рухнув в кровать не раздеваясь. Обнял вместе с одеялом. Уткнулся в шею, легонько фыркнул и проворчал.

– Прости, я задержался. Немного не рассчитал. Был суд. Бессонова приговорили к казни. А его отец сложил с себя полномочия главы совета. Теперь вместо него Жданов. Стальное Жало. Больше его нет, малыш. Совсем. Ты ела? Еще нет? Пойдем на кухню или я принесу сюда?

Но я не могла даже ответить. Прижавшись к нему, я тихо хныкала и не могла остановиться. Было страшно. Что он снова уйдет. Что я останусь одна…

– Ясно, – вздохнул он. – Идем вместе. Тогда давай вставать и одеваться. А хотя… пошли так!

И он, ловко замотав меня в покрывало подхватил на руки.

* * *

В этот раз Совет Старейшин собрался меньше чем за минуту. Впервые в жизни Игорь инициировал сбор сам. И первым явился на зов седой Медведь.

– Где она?!

– Ты нашел? – секундой позже рявкнул, проявляясь в зале Черный Ворон.

Старики покосились друг на друга и молча уставились на него.

– Она у меня дома, – ворчливо отозвался Игорь. – Под снотворным. Советую не тянуть с распрями и решением.

– Где мой сын?! – новый рев раздается под сводами храма. Это Ледяной Тур.

Следом, словно мыльные пузыри, появляются остальные двенадцать Старейшин. Все настороженно смотрят на Игоря. Он морщится, но начинает первым.

– На прошлом Совете я говорил, что в убийстве четверых младших виновен Роман Бессонов, Хвостатый Краб. Сегодня я повторяю те же слова, но к имеющимся убийствам добавляю свое собственное обвинение. Он похитил мою жену, заковал ее в сумеречные цепи и удерживал в течение недели в одной из карстовых пещер! Надеюсь, не стоит пояснять, с какой целью он это сделал?

– Он жив? – Ледяной Тур даже приподнялся в волнении.

– Да, – мрачно ответил Игорь и обвел взглядом собравшихся. – Я мог бы казнить его на месте, но считаю, что будет справедливо, если вы сами вынесете ему приговор. Если кто-то сомневается в моих словах или в чем-то еще, я готов предоставить для Чтения память. Мне не привыкать. Я лишь прошу справедливого решения.

– Ты его получишь! – хмуро сказал Глава Совета и властно приказал, вновь взяв себя в руки. – Приведите обвиняемого!

В Зал Совета немедленно втолкнули скованного цепями, лишенного теней и сил, избитого до состояния половой тряпки Романа Бессонова.

– На колени, падаль! – рыкнул Страж и подбил ему ноги. Тот рухнул, закричав от боли. Слезящимися глазами посмотрел на отца.

– Зачем? – с горечью спросил Ледяной Тур. – Зачем ты это сделал? Чего тебе не хватало? А? у тебя было все!

– Она должна принадлежать мне! – прошипел Бес. – Она моя! Моя! Эта сучка дорого заплатила за свое презрение! – он обернулся на Игоря и расхохотался. – Думаешь, что победил? Пройдет несколько дней, и ты сам свернешь ей шею! Потому что я сломал твою куколку! Она сойдет с ума от страха! И ты ничего с этим не сделаешь!

– Да-а, – протянул Ворон. – Тут и доказывать ничего не надо. Спятил он конкретно. Хуже спятившего гончего только спятивший псионик!

– Будем голосовать? – проворчал Седой Медведь. – Или всем и так все понятно?

– Не нужно, – отрезал Глава совета и поднялся. – Правом, данным мне Властителем Земли, выношу приговор от имени всего Совета! – он говорил сухо, без единой эмоции в голосе, но в его глазах бушевала буря. – Охотник Хвостатый Краб приговаривается к смертной казни! Посредством отсечения головы.

– Нет! – с яростью крикнул Роман, видимо, до последнего надеявшийся на чудо. – Отец! Как ты можешь! Я же твой сын!

Он рванулся вперед, но тут же был одернут и снова поставлен на колени.

– Именно поэтому! – рявкнул Ледяной Тур, на миг, дав волю своей боли. – Ты и так опозорил меня и мать дальше некуда! Хотя бы смерть прими достойно, как мой сын, а не трусливый шакал! – Сжав кулаки, Глава Совета отвернулся от него и обвел суровым взглядом остальных Старейшин. – Что ж, приговор я вынес. Обжалованию он не подлежит. И с этой минуты я слагаю с себя полномочия Главы Совета. Временным исполняющим назначаю Старейшину Тихомира Жданова, Стальное Жало. Совет я вскоре тоже покину. Кто придет на мое место, сказать не берусь. Возможно, Владимир Хошелев, Алмазный Клык. Я же вас покидаю, коллеги.

И он ушел в сумрак, даже не взглянув на воющего от страха сына, только теперь осознавшего, что чуда не будет, и расплаты ему избежать не удастся.

– Бешеный Кот, ты ренегата выследил, тебе и исполнять приговор, – голос Тихомира раздался так неожиданно, что половина Старейшин вздрогнули.

– Я прошу назначить Наказующим другого, – глухо проронил Игорь.

– Причина? – нахмурился Старейшина.

– Я слишком сильно желаю свернуть подонку шею, чтобы становиться его палачом! – криво усмехнулся Игорь. – Думаю, не нужно пояснять, за что?

– Справедливо, – вздохнул Седой Медведь. – Пусть Наказующим будет другой. Эй, Ворон, не растерял еще навыки?

– Не волнуйся, старый хрыч! – отозвался Ведущий гончих. – У меня еще и на тебя силы останутся, если напросишься!

– Все согласны с заменой? – негромко спросил Тихомир, обрывая спор. Обвел взглядом всех Старейшин, дождался от каждого одобрительного кивка и махнул рукой. – Добро. Пусть Черный Ворон исполнит приговор. Уведите приговоренного.

– Слышал? – глава гончих оказался рядом с пленников, рывком вздернул его на ноги и пнул в сторону выхода. – Пошел!

Казнить его будут не здесь. Все же это храм. Для смерти отведено специальное место, недоступное никому из простых людей. Дождавшись, пока уведут воющего от страха Беса, Тихомир вздохнул, не спеша распускать Совет. А потом проворчал.

– Коллеги, на повестке дня еще один вопрос, не менее тяжелый. Охотница Рыжая Бестия, насколько мне известно, беременна. Понятно, что не по своей воле, но семя безумца подлежит искоренению!

– Опять? – возмутился Гера. – Да, что ж вам так неймется-то?

– Моя внучка только что пережила тяжелейшую психологическую травму! – грозно рявкнул Седой Медведь. – Ты хочешь ее добить? Не позволю!

– Лучше сейчас! – ворчит Громобой. – Чем потом, когда выяснится, что он опасен!

– Ты это сначала выясни! – парирует Гера. – Вон, перед вами яркий пример. Тоже убить хотели. Опасен? Безусловно! Любого из нас раскатает в пару мгновений. Да, и на весь состав сил хватит. Виновен? В чем? В том, что родился?

– Это другое! – хмурится Тихомир. – Он уже родился. Мы сейчас говорим о плоде!

– Нет тут никакой разницы! – сердито возражает Гера. – Ребенок не виноват ни в чем. За что судить вздумали?

– Это проклятое семя! – рычит Громобой. – И даже Хранитель не скажет и слова в его защиту!

– У меня вопрос! – неожиданно рыкнул Игорь, отчего у Старейшин, всех без исключения пробежали по спинам мурашки ужаса. В наступившей неожиданно тишине, Игорь уже абсолютно спокойно произнес. – Если Совет, обсуждая убийство нерожденного, имеет в виду беременность моей жены, то смею заверить, вы ошибаетесь! Это мой ребенок!

На лицах Старейшин шок и сомнение. У некоторых вообще целая гамма эмоций. Особенно у Геры. Он тоже был в проклятой пещере и потому прекрасно знает, чей на самом деле этот ребенок. Пожалуйста, Гораций, молчи! Просто молчи! Игорь в упор смотрит на него и тот нехотя отводит взгляд, едва заметно пожав плечами. Мол, сам кашу заварил, сам и расхлебывай.

– Этого не может быть! – почти взвизгнул Громобой. – Твоя жена была с этим вырод… кхм… ренегатом больше недели! И понесла она именно тогда!

– Она была беременна на тот момент, когда ее нашли в пещере, – хмуро подтвердил Седой Медведь. – Но это ничего не меняет! Аборт убьет ее морально.

– Она забеременела до того, как попала под влияние Беса! – оборвал спор Игорь. – От меня.

– Ты не можешь иметь детей! – взревел Громобой. – Это всем известно!

– Далеко не всем, коллега, – нахмурился Тихомир.

– И я не в курсе! – Седой Медведь буквально пропилил гончего взглядом.

– Арахнид, помнится, тебя назначали его наблюдателем! – Тихомир посмотрел на Геру. – Что скажешь?

– Про бесплодие я знаю, – насупился Гера и посмотрел на Громобоя. – Но уж кому-кому, а тебе, Тимур Романович, должно быть лучше всех нас известно, что этот диагноз не приговор и зачатие возможно. Да, шансов мало, один к ста, но они есть. И что касается беременности его жены, то такое событие имело место быть.

– Имело место быть и наличие травмы, несовместимой с беременностью! – гнет свое Громобой. – Она лежала в клинике после аварии. Из которой и похитил ее Роман Бессонов.

– Травма была, – признал Гера и посмотрел на Игоря.

– Была, – подтвердил он. – Моя жена попала в аварию, которую, кстати, тоже устроил Бес. Ее мотоцикл столкнулся с фурой. Однако я успел вовремя вызвать лекаря, и беременность удалось спасти. Сама Яна получила значительные повреждения, но ребенок почти не пострадал.

– Ты врешь! – ярится Громобой. – Ты же сам утверждал, что она тебе изменила!

– Интересно, откуда ты знаешь такие подробности? – хмурится Игорь. – Я с тобой личной жизнью не делился. – Да, утверждал. Я ошибался, как и многие, не знакомые со спецификой моего диагноза, считая, что от меня беременность в принципе невозможна. Уже позже тот самый лекарь, что осматривал Яну после аварии, подтвердил мое отцовство и развеял заблуждение.

– Ложь! – рычит Громобой. – Был выкидыш! Был! И твоя женщина носит дитя безумца!

– Я готов представить любые доказательства! – уперся на своем Игорь – Можете позвать Чтеца, если угодно!

– Когда Чтец выявит ложь, ты пойдешь под суд за диверсию! – рявкнул Громобой, едва не брызжа слюной.

– Если Чтец покажет, что я говорю правду, я вызову на суд тебя, Тимур Громобой! – рычит Игорь. – И потребую убрать из Совета как не достойного подобной чести и не способного принимать взвешенные решения!

– Это более чем серьезное обвинение, – веско проронил Тихомир. – Ты готов снова пройти процедуру Чтения? Добровольно?

– Да, готов! – спокойно подтвердил Игорь.

Это решение не было спонтанным. Собираясь на этот Совет, он знал, что вопрос о беременности, так или иначе, всплывет. И еще утром, выслеживая Бессонова, Игорь был уверен, что промолчит. Однако когда он уже вернулся домой и уложил спящую Яну в постель, на почту упало сообщение с пометкой «срочно» от Сержа. Оказалось, что это проект, присланный на утверждение. Проект, созданный его женой. Вспомнилась мимоходом брошенная в сообщении фотография вида с вершины горы и подпись: хочу что-то подобное в нашем городе. В тот момент он просто мечтал. А она превратила мечту в реальность! Подписав проект в работу, Игорь уже совершенно точно знал, что просто не сможет промолчать на Совете.

– Что ж, пусть Чтец рассудит, кто из вас прав. Арахнид, позови Снотворца.

Гера мрачно кивнул, взглядом обещая Игорю непростой разговор. Минута ожидания и в зале появляется Мурат. Увидев Игоря, он застонал.

– Опять? Ты хоть раз можешь не выпендриваться? Я скоро вместо тебя твои мемуары писать смогу! Что на этот раз?

– Читай, давай! – ворчит Игорь. – Ты меня знаешь, на ровном месте кипеж не подниму. – Последняя неделя. С момента, когда я ушел домой.

– Сколько? – узкие глаза узбека стали круглыми. – Ты решил, что твой разум тебе не нужен? Так, ты скажи, я тебя убью тихо и без мучений.

– Мурат, надо! – вздохнул Игорь. – Иначе эти… – он презрительно зыркнул в сторону Громобоя. – Моего сына убьют.

– Чтец! – позвал Тихомир и Снотворец повернулся к нему. – Нам нужно знать, говорит ли Бешеный Кот правду или нет. У Совета имеются сомнения в том, что ребенок, зачатый его женой, зачат действительно от него. Возможно, это семя безумца. Срок давности событий семь дней.

– Так, приговорите сразу троих, – не удержался от ехидной шпильки Снотворец. – Чего мелочиться-то? Чай не впервой семьи непокорных гончих вырезать! Все едино этот станет после Чтения идиотом, которого вы убьете во имя безопасности, а его пара не проживет после него и суток!

– Он сам это предложил, – мрачно проворчал Тихомир.

– А вы дали ему выбор? – вздохнул Мурат. – Эх…

– Мурат, пожалуйста! – тихо попросил Игорь. – Я справлюсь.

– А у меня есть выбор? – снова тяжко вздохнул тот и протянул руку.

Игорь привычно и четко опустился на колени, обхватив себя руками. Закрыл глаза и поднял голову, максимально расслабившись.

– Я готов.

Рука Чтеца легла на его лоб и словно в глубокий омут, его сознание швырнуло в события недельной давности. Радость встречи, боль измены. Ссора и разрушенные в труху ворота. Байк, сбитый грузовиком на его глазах, окровавленное тело, неподвижно лежащее в кустах. Страх за свою пару и томительное ожидание лекаря. Объяснение врача, радость, еще робкая, недоверчивая, и снова страх. А вдруг не простит? Преследование Беса, раз за разом ускользавшего от него и сбивавшего след. Множество ложных следов и понимание того, что на самом деле Бес никуда из города не девался. Зов, полный отчаяния. Зов его пары. Резкий рывок назад и пустая палата. Боль, страх и снова преследование. Поиски, поиски, поиски… прочесывание ущелья день за днем. И след, взятый совершенно случайно, на одной интуиции. Жесткий допрос и поиски жены. Боль, при виде того, что подонок сотворил с его любимой, дикая ярость и желание убивать, долго, медленно и мучительно. И не менее мучительное решение отказаться от своего права. Запах жены и радостное удивление. Она все еще беременна! Значит, у него будет сын! Как и обещал Сашка Лютов, он будет гончим, как отец!

– Достаточно! – нервно машет рукой Гера. – У кого еще есть сомнения?

– У меня нет! – взрыкнул Седой Медведь. – Все предельно ясно. И по такому случаю уже я инициирую вопрос поднятый Бешеным! Громобой, ты твердолобый осел! И тебе не место в Совете!

– Я бы выразился еще жестче, но позже, – проворчал Гера, срываясь с места. – А сейчас я прошу сохранять тишину. Абсолютную. Я должен убедиться…

Игорь скорчился на полу, даже не пытаясь встать. Его словно выдернули из ледяного омута и со всей дури шмякнули головой о каменный пол храма. Боль пронизывает голову раскаленной спицей. Малейший звук только усиливает мучения. Над ним склоняются обеспокоенные лица Геры и Мурата.

– Думаешь, придет в себя? – тихо, одними губами шепчет Гораций.

– Надеюсь, – так же тихо отвечает Снотворец. – Во всяком случае, я не вижу признаков безумия.

Даже от этого их шепота боль усиливается, и губы сами кривятся, стремясь сдержать стон.

– Свалите в бездну! – почти неслышно шепчет он.

Наблюдатель и Чтец переглянулись, улыбнувшись одновременно. А потом наступила тишина. Блаженная, абсолютная тишина. Нет, то есть Старейшины продолжали о чем-то ожесточенно спорить, но до Игоря не долетало ни звука.