Иногда что-то белое, ледяное и колючее сыпалось сверху и листочки, не выдерживая этой пытки тяжестью и холодом, падали куда-то вниз…
Однажды, проснувшись утром, Листочек понял, что остался один и никого больше нет на дереве.
– Почему? – не мог он понять, – почему они все убежали, оставили меня здесь одного. Я трясусь от мороза и ветра, мне страшно и одиноко…
И отпустил свои маленькие зеленые пальчики, которыми еще удерживался за свою ветку. Ветер подхватил его с порывом снега и понёс над прозрачным побелевшим лесом…»
Копытов Г. Л.12.10.2020
Потерялся
«Этот мир не от солнца такой золотой,
Он наполнен до края Твоей добротой!»…
Роберт Рождественский"Здравствуй, мама!»
***
Мама, говорила, что я не могу этого помнить потому, что мне было в тот момент два года, возможно меньше. Но я отчетливо и контрастно помню это событие.
Красный кирпичный, четырех-этажный дом-углом, в котором сдавали квартиры рабочим завода «Красный Октябрь» (тогда просто «давали»), где работала мамка. Улица Гоголевская, семьдесят шестью…
Мы живём в полуподвальном помещении. Наше единственное окно было наполовину засыпано землей и асфальтом. Крошечная комнатка три на три метра. В темном углу кровать, на которой мы спали втроем: я, сестра и мама. Единственное уютное место в комнате. Была и кроватью и диваном. На ней играли, спали, читали. Мама даже вязала лежа на кровати. Я блаженно прижимался к её плечу и завороженно следил за её руками. Доприжимался, однажды спица угодила мне в глаз. В веко, чуть-чуть зацепила. Я заныл, мама кинулась рассматривать мой глазик и целовать его…
В сером коридоре, с мутно горящей лампой, еще три комнатки. Дверки друг напротив друга. Наша сразу первая, направо. С уличной лестницы надо спускаться в наш подвал – пять высоченных (для меня) ступеней.
Прямо в конце коридора туалет с сырой дверью, с заглубленным в пол санузлом и металлическим рифленым полом. Меня пугал чугунный бачок под потолком, со свинцовой грушей растягивающей сырую цепочку. Если потянуть эту зализанную руками жильцов железку, все это с яростным треском грохотало по краю бака, как якорная цепь ржавой баржи, наверху что-то рявкало и водяная лавина катилась по длинной, с изгибом, трубе и с рыком низвергалась в черную тьму отверстия в полу. Меня пугал туалет и осыпающиеся сухой чешуёй стены грязнозеленого цвета в тубзике и коридоре.
Я немного побоялся туалета и пошел в нашу комнату-там был мой зелененький с белым нутром, эмалированный горшок. Надо маму попросить усадить меня, чтобы я не описал штанишки. Но мамы в комнате не было, она пошла вешать белье во дворе. Вдруг мне показалось, что интересно будет спрятаться и напугать маму. Я залез под кровать и прилег на пыльные крашенные рыжим, доски пола.
Дверь открылась, я увидел мамины ноги.
Она тревожно вскрикнула: -Сынок! – и выскочила из комнаты.
Мне стало весело. Шло время, мне показалось очень много времени, а мамы все не было. Мне стало страшно. Я вылез из под кровати.
– Мама! – позвал я. Тишина жуткая и бессмысленная. Я подумал, что если опять залезу под кровать мама появится. Но затемненная ниша под кроватью не казалась теперь интересной. Я пробежал по коридору, заглянул в туалет. Подняться вверх по ступенькам на улицу я не смог, поэтому вернулся в нашу комнату. Влез на низкий подоконник, по приступку у окна. Я видел только кусочек серого неба и порою мелькающие ноги в туфлях и сапогах.
– Мама, мама! -отчаянно закричал я в верхний живой кусочек окна. Но ее не было и я заплакал. Горько, обидно, что потерял маму из-за собственной глупости. Я всё сильнее рыдал от охватившего меня ужаса, не знал, что делать! А если она ушла навсегда!?…
Вдруг в окне появилось мамино лицо, она присела, всматриваясь внутрь комнаты. Увидела меня, заулыбалась, крикнула:
–Иду, сынок! Сейчас…
Через секунду крепко меня обнимала и вытирала мои слёзы… -Зачем же ты спрятался, сынуля? Я думала ты на улицу ушел, бегала во дворе, везде искала…
– Хотел тебя напугать, и сам испугался… Прости меня, мамочка!!!
Мама гладила меня по голове и нежно целовала в трясущуюся от рыданий макушку.
Копытов Г. Л.14.10.2020