Перед ней всё та же тюремная стена. Единственная перемена – это идущий из окошка блеклый тон света. За пределами тюрьмы не лучше – стоит хмурая осенняя погода. Страшная вонь и грязь. Внутри камней что-то пищало и шевелилось. Стражник, проходя мимо неё, безучастно посмотрел в камеру.

«Сколько ещё можно? – размышляла она. – Сколько ещё предстоит вот так сидеть, ничего не делая и ожидая палача или спасения?»

Всё случилось внезапно. Войдя в башню, её ослепило сначала звездной искрой, а затем бесконечной тьмой. Привычка, полученная в Академии магии, заставила девушку искать мистический путь, но вместо этого её резко затрясло, выбросило вместе с её слугами обратно в живые земли. И не абы куда, а в самый центр Данара, в его торговые ряды, укрытые тёмно-красным кирпичом и драконовыми бойницами.

Никто не встретил их радушием. Наоборот, молчание толпы, собравшейся вокруг, сменилось яростным гневом. Брассика испугалась, что их с кем-то спутали – ведь раздавались требования расправы над лазутчиками и приспешниками дьявола.

Брассика только успела поднять Маркуса с мощенки, как получила болезненный тычок в бок. Она обернулась: грубые и злобные брови старика уставились на неё.

– Колдуны! – возмутился старик, вновь ткнув тростью.

– Позовите стражу, к нам пробрались лазутчики, – сказал упитанный лысый торговец. Его живот напирал своим чревоугодным превосходством. – Ну же, позовите стражников, нам нужно задержать этих вражин.

– Правильно говорите. Под суд Валука! Честный судья Валук отрубит этим приспешникам дьявола головы! – кустистые брови всё не унимались.

– Дьявольские лазутчики! Блудные сволочи, чтоб их всех! – раскричался мужик, грозя пальцем в лица. – Эта шайка, видать, по-бесовски прислуживает нелюдям всяким, этим остроухим и гоблинам. Пытать их, пытать серебром и каленью.

– Да! Калень и на дыбы сразу! – упитанный торговец так обрадовался, что захлопал в ладоши.

Из толпы полетели комья земли и предметы, что первыми попались под руку разъяренных. Брассику вновь, как в первом бою в таверне Атропы, бросило в холодный ступор: «Куда спасаться?»

Стража ворвалась в людскую массу. Кони волновались. Сверху на девушку из-под шлема посмотрело знакомое лицо, чернобровое и с прямым носом.

– Разошлись! Дайте дорогу! Указано разойтись – кто не послушается, тому голову на плечах не снести! – Часлав, сидя на норовистом, грозился всем оголенным мечом. Толпа неохотно отступала. Послышался звон колокола: со всех улиц стекались ручьем городские зеваки…

Брассика встрепенулась. Её выдернули из воспоминаний о последних днях. Стражник провел палкой по решетке, издав переливчатую трель. Ей принесли кувшин с водой.

– Как долго вы будете нас задерживать? Не видите, что мы честные люди?

Стражник, собрав всё безразличие в своем лице, молча развернулся.

Беспокойство нарастало. Это был третий или четвертый день – поздней осенью с трудом заметишь перемену времени суток. В первый же день их отвезли в замковый острог, развели по разным камерам и отказывали во всяком общении. Неясно, что сейчас с Атропой, Маркусом и Рудольфом. Часлав, рыцарь, что ждал свидания с Брассикой, ходил мрачным по коридору, но исправно давал еду.

Он спас их от бушующей толпы, ослепленной яростью и глупостью, не видящей зла в своих желаниях. Отовсюду мужчины требовали крови и мести, их оскорбляли слугами дьявола, а женщин презрительно называли блудницами и колдуньями. Сидя на его коне, девушка встречала болезненные скудоумием, опаленные ненавистью взгляды городских мужей.

Она перебирала в уме все возможные и невозможные мысли: «Что случилось? Раскрылся её обман? Маги из Эйны принялись разыскивать её? Гоблины осадили город?». Одна сплошная неясность. Ведомые по улочкам мокрого города, она очутилась внутри замковых стен.

– Вашу судьбу определит верховный шолен, – сказал ей на прощание Часлав.

Больше всего ум Брассики волновался о положении её слуг. И это было странно, ведь прежде главной заботой было преуспеть в своем начинании, а что случится со средствами не так уж важно. Душа все-таки испытывала глубокое удовлетворение от того, что её дерзкий план увенчался успехом. Веры в победу было совсем чуть-чуть, но амбиции и самолюбие брали верх над страхом и рациональностью. О себе она думала просто: «Я победила мир».

Что о ней будут говорить мужи, её не интересовало. Слом старого замка предрассудков уже случился. Так происходит всегда, когда перед течением жизни ставят преграду. Смоет. Разрушится. Сгниет. Распадется.

Но что будет с остальными? Они ей были верны, несмотря на нрав и грубости. Оплата – это пустяк. Для наемников эти люди слишком богаты на нравственность. Наемники бы не стали возиться со своим хозяином – при первой же оплошности они вгрызутся в его горло, отберут все богатства и бросят умирать в пустыне. Ни Маркус, ни Рудольф, ни Атропа не бросили её, доверились.

Что это? Мощь клятвы? Добродетель или отчаянность? Вера в идею? Откуда они черпали силы для борьбы?

Ход дальнейших рассуждений прервал Часлав.

– Пора. Тебя ждёт Валук.

В тёмной комнате, больше похожей на винный погреб, сидел мужчина и что-то писал. Свечи стреляли и слабо освещали каменное пространство. Перо в руке человека игралось на бумаге, рисуя витиеватые подписи.

Брассика ожидала увидеть очередного толстосума из купеческого сословия, заслужившего себе почетный титул в эпоху великой смуты. За двадцать с лишним лет в королевстве случилось много зол и несчастий. Гибель Верховного лорда тьмы не привело к восстановлению добропорядка. Мошенники, дельцы и негодяи вышли в свет, мелочные люди ломали жизнь, взбираясь по костям на самые высоты. Короля нет, а шолены, бывшие верные слуги, не могущие сделать ничего без воли сюзерена, в новом мире нашли себя властителями.

Так и с Валуком. Перед девушкой предстало серое и маленькое существо, одетое в блеклое мужское платье; за спиной грубо топорщился плащ из очень дорогой, но безвкусной ткани. Золотая цепь с гербом Данара висела на шее, но казалась такой же несуразной, как и вся одежда.

Старая голова имела на затылке длинный соломенный волос, мелкие глаза чутка косили, губы испытывали постоянное напряжение. Лицом он был неприятен – мелочное делячество проскальзывало в этой униженной и напыщенной гримасе. Брассика видела такую гримасу среди тех учеников, кто желал пустого, лишенного смысла сибаритства.

Существо не было ни толстым, ни худым, но походка выдавала тяжесть шага. Хлипкий кашель звучал натяжно, словно человек желал показаться слабым и болезненным, над которым неприлично проявлять насилие.

Вся фигура верховного шолена указывала на его среднюю позицию во всех делах и способностях. Ничего выдающегося. Ничего серьезного. Ничего достойного.

Хотя умные люди ищут золото в срединном, то есть в гармонии, Валук показывал собой обратный пример, когда пустоту предпочли заместить бездарным середняком, случайно найденным под сапогом в грязи.

– Миледи? – спросил Валук, показывая на стул.

Брасссика присела.

– Приветствую вас. Добро пожаловать в великий Данар, землю сильных и непобедимых. Меня зовут Валук, и я верховный шолен, протектор Данара и освободитель Выша. С кем имею честь вести разговор?

«Освободитель Выша? Мне это послышалось?» – подумала девушка.

Брассика совершила легкий кивок головой, представившись леди Крич, дворянкой из угасшего рода Кричей в Выше.

– Не слышал о таких, – признался Валук.

– Мой покойный отец владел солеварней близ Выша.

– Ах… Интересно. Продолжайте.

– Я покинула Эйну ради паломничества. Мои слуги сопровождали меня. Скажите, где они?

– Кто они? – словно удивленный спросил Валук.

– Маркус, мой верный защитник, отец Рудольф, священник из Выша, и Атропа, моя служанка.

Валук недолго помолчал.

– Ах да. С ними всё в порядке. Они сидят вместе с вами. Здесь безопаснее, поверьте. Если бы не я, что с вами случилось бы? Думаю, ответ вам известен – в ваших глазах я читаю ум. Маркус страдает от яда, но его жизнь вне опасности. Вы упомянули паломничество?

– Да. Признаюсь, мы долго шли в земли Выша, чтобы посетить родовое кладбище Кричей.

– Как неблагоразумно вы поступили, дитя. Разве вам неизвестно, что земли Выша поражены злобными существами? Мы живем в суровые времена – я, как протектор Данара, обязан защищать своих подданных от внешней угрозы. Хождение по землям Выша запрещено законом.

– Каким же?

– Моим, – улыбка Валука стала неприятной. – Что же до вас, то мой народ вправе высказывать свое осуждение.

– Кажется, ваш народ хотел растерзать нас.

– Признаюсь, что у них есть на то право. Часлав сказал мне, что встречался с вами неделю ранее. Как необычна эта встреча – на следующий день мистический путь иссяк во всём королевстве! Надо сказать, что я готов работать с теми, кто постиг магию, но это какое-то чуждое нам, данарскому народу, явление… К тому же на севере гоблинские орды внезапно ринулись на рубежи границ. Мы не позволим повторить судьбу несчастного Выша.

– К чему вы клоните?

– Леди Крич, в моем городе есть большое опасение, что вы лазутчики гоблинов. Посудите сами, кроме вас за неделю никто не смог пройти в башню мистического пути. Кто же вы? Должен довериться вам, но где сердечные доказательства вашей честности и искренности? Поймите меня правильно, вы не оставляете иного выбора, кроме как судить вас за измену.

– Я никому не изменяла.

– Да, конечно! – Валук взмахнул рукой, как бы говоря: «Не волнуйтесь! Я на вашей стороне». – Есть только домыслы, догадки, которые подсказывает разум. Но у меня богатый опыт за плечами. Я защищаю земли Данара столько лет, и никогда ни в чем не ошибался… А кто вы, сирота из угасшего дворянского рода?

– Судьба направила меня в Академию магии в Эйне, господин.

Лицо Валука тотчас напряглось.

– Ах-ах. Колдунья, значит. Как интересно. Неожиданно. М-да. Кхм, в моем прекрасном городе есть место для всех, но жители наши суровы и немного с подозрением относятся к магии. Поймите меня правильно – законы принимает городской магистрат с дозволения народа. Я всего лишь исполнитель.

– На что вы намекаете?

– Боюсь, вам здесь нельзя долго находиться. Если говорить прямо, вы нарушили чрезвычайный закон о добропорядке. Его пришлось ввести тогда же, когда вы посетили родовое кладбище в Выше, надо же. М-да… Отрубают голову за преступление. Но не беспокойтесь. Конечно, пока я дал слово защиты, вас никто не тронет. Никто же не думал, что вы выскочите из башни мистического пути! Неделю как они безмолвно стоят в городе, и тут появились вы. Такая странная четверка людей походит на лазутчиков остроухих. Или же вы последователи Тёмной церкви.

Валук подался вперёд, будто пытаясь сказать нечто доверительное:

– Выш – это осажденная крепость. Понимаете? На севере бесчинствуют гоблины, на востоке Изумрудный лес и бандитствующие бобыли, на юге недружелюбная Эйна, а ещё остроухие, противные нелюди, прячущиеся среди нас. Я просто обязан защищать свой город!

– Что ж, отпустите нас, если нет никаких злых причин для этого.

– Злых причин удерживать вас нету. Но не всё так просто, – заулыбался Валук. – Я – протектор Данара.

– Знаю, – с усталостью заметила Брассика.

– Так вот. У вас есть одна вещь, которая мне очень нужна…

Брассика вся напряглась.

– Можете не лгать мне больше. Я готов засвидетельствовать, что вы действительно паломница и дворянка, хоть мы оба понимаем, что это не так. Поверьте, мои руки дотягиваются до самых далеких мест королевства. Но факт, что вы посещали не могилу своих предков, а одну нашу общую знакомую. И теперь её вещь принадлежит вам.

Наша знакомая никогда не славилась хорошими манерами. Я предупреждал её, и не единожды, что следует быть более расчетливой властительницей. Ну, вы меня понимаете? Моему сердцу безразлично, что она не человек. Она всё портила своим нежеланием уйти к остроухим, прилепилась к Вышу, как проклятье какое-то. И тут появляетесь вы. Как приятно, когда есть такие люди – честолюбцами прокладываются новые дороги к подлинным сокровищницам!

Мне нужна её вещь. Сейчас она принадлежит вам по праву силы. Я не люблю колдовство, но уважаю силу – вдруг эта вещь меня не послушается? Конечно, мне ничего не стоит убить вас и ваших слуг, как вы их называете. Но мы же не варвары. Поэтому, давайте поступим по-честному: вы получаете свободу, я получаю трофей.

Валук уставился на неё, ожидая ответа. Свеча всё стреляла. Жезл королевы – единственное материальное доказательство её победы. Кроме того, судя по магической силе, жезл совсем не прост. Может быть, это древний артефакт, а может, это глубокое зачарование? Проверить это можно только в стенах академии.

Какая неприятная сделка. Сделка с дьяволом, не иначе.

– Я согласна, – сказала Брассика.

– Что ж, – Валук тут же подозвал стражника. Он принес жезл, завернутый в ткань.

Брассика взяла в руки жезл, молча передала его верховному шолену. Валук немного нервничал, видимо, в его представлении колдунья обязательно должна что-то произнести, например клятву.

Жезл со мрачным черепом лег в руки Валуку. Ничего не произошло, к его удивлению.

– И всё? – спросил он у Брассики.

– И всё, – ответила она.

– Надо же, какое превосходное творение. Чувствую мощь в ней. Оно послужит во благо Данара… и всего королевства тоже. Стража! – Валук встал и легко поклонился. – Отпустите этих людей.

– Благодарю, – сухо сказала Брассика.

– Боюсь, что вам я больше ничем помочь не могу. В Данаре неспокойно. Идёт война. Кто знает, как поведут себя гоблины? Тем более, когда они остались без своей предводительницы. В любом случае, благодарю за ваш дар и не смею больше задерживать. В Эйне будет спокойнее.

Валук ушел.

Верховный шолен распорядился также выделить стражу для сопровождения гостей. Часлав вызволился провести. Из замка до крепостных ворот города их вели на конях, а позже, снабдив факелами, стражники пожелали удачи.

– Ночью вас никто не тронет. Горожанам велено не бродить в темноте, – сказал Часлав.

Смеркалось. Серозное небо придавало Данару измученный вид. Как если бы над городом нависла смертельная угроза.

– Спасибо тебе. Ты добр к нам, – поблагодарила его Брассика.

– Значит, госпожа меня обманула?

– Почему же? – спросила Брассика.

– Ведь вы не госпожа вовсе, а колдунья.

– Я хороший человек, – сказала Брассика. Ей хотелось добавить что-нибудь ещё, но язык словно онемел.

Они стояли у ворот. Кони слегка фыркали.

– Позвольте вас проводить ещё, – предложил Часлав.

Брассика согласилась. Впятером они прошли ещё несколько вёрст от города, двигаясь по королевскому тракту. По пути им попался караван купцов, направляющихся в Эйну.

– Госпожа, мы с радостью будем вашими путниками! – сказал один из торговцев. – Сейчас, когда мистический путь исчез, мы должны объединяться и по старинке ездить по древним проторенным дорогам.

Часлав засобирался обратно. В свете горящих факелов его юношеское лицо казалось более суровым. Ему не хотелось прощаться, но взгляд всё никак не встречался со взглядом Брассики.

«Теперь он меня боится», – подумала она.

– Буду краток: надеюсь на встречу, – сказал Часлав.

– Я уверена, что она состоится. И даже в самое ближайшее время. Грядет буря.

Часлав испуганно посмотрел на неё. «Ох, зря я так, сейчас он подумает, что я наколдовала!», – расстроилась Брассика.

– Береги себя, – Часлав сделал едва заметный поклон и немедля покинул торговый караван.

Глава 9

Добравшись до Эйны вместе с караваном, Брассика попросила дойти вместе в Академию магии, и там уже разойтись. Но Атропа грубо отказала ей: «Я же исполнила свою клятву? Теперь я должна быть свободной. Отпусти меня – я нужна детям».

Томление в тюремной камере, сплошь сделанной из камня и металла, довело женщину до отчаяния. Всю дорогу ноги несли её самостоятельно, из уст не вышло ни звука. Лишь при первой после тюремной разлуки она кратко обмолвилась:

– Как ты? – спросила тогда Брассика.

– Никак, – холодно ответила Атропа.

Как много потеряно времени. Сколько дней ушло на путешествие? И что теперь с детьми? Причуды в Данаре заставили её усомниться в победе над королевой гоблинов. Атропа чувствовала себя предательницей, а то и дурой, польстившейся на увещевания бродяг, случайно забредших в её таверну.

Брассике ничего не оставалось, кроме как выдать оставшуюся денежную долю из копилки беса-торгаша. С этой целью они направились в купеческий район.

Бес, сидевший на улице под навесом, крайне неохотно достал из своего сундука кошель с золотом: «Помилуйте, за что? Последнюю заначку отбирают! Неужели так срочно понадобились деньги? Спасите от разорения, прошу»

– Тише ты, не реви, – замахнулась на него Брассика.

Бес сразу же утих.

– Помилуйте, – повторил он, – оставьте хоть сотню-две монет, ну пожалуйста. Разве так можно грабить?

– Да что с тобой? Кто тебя ограбил?

Бес в слезах рассказал последние новости. Среди горожан бродит слух, будто некая молодая колдунья, собрав с собой небольшое войско, отважилась захватить трон королевы гоблинов из Бриллиантового леса. Никто не знает, получилось ли у колдуньи исполнить задуманное, но уже неделю мистический путь оказался закрытым для всего сказочного бестиария и магов.

– Ни войти, ни выйти. Тьма! Мы пропали. Что теперь делать? Слышал, будто некоторые застряли между небом и землёй, блуждают в чистилище и помощи ждут. Я не кошка, девять жизней не имею, поэтому ни за что не отправлюсь в Абсолют за вашими вещицами. Хоть убейте, а не забирайте у меня последние деньги.

– Тебе не нужно искать в моем хранилище вещи. Просто отдай мое золото, что я припрятала у тебя на прошлой неделе.

– А-а-а… Интересно. Хорошо.

Бес-торгаш, поняв, что ему не нужно отправляться в Абсолют, расправил мелкие крылышки.

– Кстати, вы мне двести золотых должны.

– Чего? – возмутилась Брассика.

Бес-торгаш погладил свои рога на голове.

– Ну, миленькая барышня, из-за рисков услуги дорожают. Как уж не знать о таких важных мелочах?

– Дитя ты дьявольское, прибить бы тебя тут за проделки! – на этот раз нахальством беса возмутился священник. Атропа приметила, что в отличие от девушки, демон торговли совсем не боялся отца Рудольфа. Напротив, мелковатый бесенок испытующе на него глядел, выпучив свой глаз.

– Порядки вам известны, люди добрые. А мне по природе дано проказничать, мошенничать и чревоугодничать. Кхе.

Расплатившись c Атропой, Брассика пожелала, чтобы она посетила её в академии. Поразмыслив, трактирщица ответила согласием: «Как только вернусь к детям, непременно встречусь с тобой».

Девушка встала перед Атропой, положив свою руку на её, и произнесла:

– Я, Брассика из рода Крич, своими словами и при свидетелях подтверждаю, что Атропа… эм… из рода… нет, не так. Атропа, урожденная Даймонд, исполнила обет. Отныне эта женщина свободна.

– Подтверждаю, – сказал Рудольф.

– Подтверждаю слова, – произнес Маркус.

Атропа получила большое облегчение. Не скрывая волнения, она глубоко вздохнула и сделала поклон. Затем, подойдя к священнику, женщина сказала: «А ты пойдешь со мной. Проводишь до вашей церкви».

– Пойдем, – согласился Рудольф.

Народ остроухих знал Эйну с древних времен. Когда-то давно это место представляло собой песчаный нанос, расположенный у реки. Ничего не росло в этой почве, а поверхность камней и деревьев часто покрывало черной хворью, от которой спасало только солнце.

Но появились первые люди, основатели поселений. Будучи колонистами, чей удел покорение новых земель, они принялись строить. Сперва появился замок, затем возвысился небольшой храм. Дома, коробчатые, в черепице, прямые, обложенные каменной мостовой, стояли аккуратной линией. Всё строилось в камне, дерево как материал не любили, в отличие от Данара, . Ладьи ходили по реке, привозя с собой груз, зерно и драгоценные камни, столь желанные, сколь и порочные для сердца остроухого.

Остроухим не нравилось в городе категорически всё. И людей они признавали сородичами с натяжкой, несмотря на внешнюю общность и способность к языку, чему, например, всё никак не могли научиться гоблины и орки. Город, тем временем, рос, увеличивал свои пределы, ширились его улицы с мастерскими цехами и купеческими складами, а торговцы всё чаще посещали селения остроухих; затем появился Данар, город ещё более жадный до золота и владычества, а после люди захватили святую Шуму, первый и священный город остроухих. На его месте возник Выш, окончивший судьбу так же трагично, как и Шума.

Остроухие, в отличие от людей, не желали строить границы. Они довольствовались текучестью природных сил. Если горы огородили эту землю – значит, так тому и быть. Если река протекла вдоль лесов, то чистая вода будет пограничной межой между семьями. Природа жива, движима, её дети всюду, и даже камень без души нарочно падает со скалы. Людям это никогда не нравилось – спокойному ладу остроухих они предпочитали владычество, ибо им казалось, что так достигается порядок.

Эйна, в отличие от двух остальных городов, среди братьев и сестер Атропы прославилась относительным благоразумием. Возможно, тому причина трудолюбие и книги. Или школа магии, отличавшаяся стремлением угомонить людские страсти. Люди в Эйне охотно перенимали чужие знания, к культуре обращались с интересом, в отличие от Данара, где в избытке были сладострастные увеселительные карнавалы, а к труду относились с известным презрением. Потому торговцы из Эйны могли посещать поселения остроухих, а соседние вышинцы и данарцы – нет.

Атропа шла за Рудольфом. Он был не в своей рясе, всё в той же тунике, приготовленной к бою с королевой. Сопротивление уличной толпы приходилось преодолевать с большим усилием. Народ свистел, покрикивал, выглядел взбудораженным, шел куда-то вглубь, в самый центр Эйны; было много лиц с опасливо-безумным взглядом, глаза таращились на прохожих. Церковь находилась рядом с ратушей, по словам Рудольфа, идти было минут десять, но женщина всё сильнее заражалась страхом.

– Где мои дети? – Атропа в недоумении смотрела на покрасневшего отца Иону. Священник хлопал глазами, как будто он и сам взбудоражен их отсутствием.

Детей в церкви не было. Едва пройдя через ворота, Атропа принялась звать Мику и Любу. Навстречу вышли монахи, с озабоченным видом они предостерегающе махали рукой: «Тише-тише, храм божий, не шуми»

Но женщина не унималась. Её душу рвало. Геройское безрассудство, питавшееся отчаянием последних дней в Бриллиантовом лесу, когда гоблины осмелились нападать на таверну почти каждый день, поначалу сменилось бурной надеждой на долгожданный конец. Она жива! Она будет жить, и будут жить её дети – в мире, в ладе с природой! Затем неожиданная тюрьма. Страх. Боль. Везде камень, металл, и ни одного живого существа, только надзиратель, знавший три фразы «не знаю», «ешь» и «жди». Когда их выпустили на волю, Атропа хотела шлепнуть по щеке девушке, которой дала обет, но сочла такое поведение глупым. Поэтому она заговорщически просила как можно скорее попасть в Эйну.

Женщину окружила братия. Отец Иона, будто напуганный зверь, путался в словах, искал какой-то опоры. Монахи угрюмо топтались рядом.

– Ваших детей тут нет, – повторил Иона. За его спиной алтарь блестел золотом. У подставки, на которой лежала книга в изумрудном окладе, нервно листал страницы послушник.

– Как нет? Вы так не шутите со мной. Они были не с пустыми руками, а с грамотой! Её ваш брат Рудольф написал.

– Это правда. Они передали нам письмо отца Рудольфа. Но мы не могли их принять.

– Мир душе твоей, отец Иона, – наконец заговорил Рудольф. – Скажи мне, что случилось? Разве младые чада божьи недостойны крова и опеки? Сказано ведь, что пустить детей и не препятствовать им приходить к богу, ибо такова наша миссия?

– Сказано, – робко послышалось из толпы.

Лицо отца Ионы напряглось.

– Сказано же, что блаженны миротворцы, нареченные сынами бога. Разве дети наши не пострадали достаточно, не заслужили домашнего очага и укрытия от дождя и врагов?

И снова из толпы: «Сказано».

– Не приняли в дом божий – это как повесить камень на шею и броситься в реку. Что же случилось, отец Иона? – в третий раз вопросил Рудольф.

Толпа всё шепталась.

– Брат по вере, приветствую тебя. Отец Рудольф, всё так, и всё правда. Но кто сказал, что они чада божьи?

В сердце Атропы ёкнуло. «Ах вот оно что! – подумала она. – Не взяли из-за каких-то ушей»

– Отец Иона, вопрос веры не настолько важен, когда мы говорим о детях. Без детей мы не обретем никакого царства, ни доброго, ни божьего.

– Вот и нет, брат по вере. И вы об этом забыли. Возможно, в вашем сердце вера тоже погасла. Возможно, вы заблудились, как овца, потерявшая из виду своего пастуха.

– Моя вера крепка, – ответил Рудольф.

– Может быть. Но грех слепит, не забывайте об этом. Грех и гордыня. И мы уже подумали, что вы захотели уйти от нас, уйти от божьего дома. Исчезли, пропали, не оставили весточки, и единственный, кто про вас не смолкал – это брат Доминик, настоятель братства рыцарей. Он рассказывал интересные вещи про вас. Что вы якобы заинтересовались отреченными книгами.

– Нет, я не интересовался такими книгами. Я помогал госпоже в путешествии к родным местам. Это паломничество было дорого ей, а к тому же опасным: госпожа родом из Выша. Вы знаете, что сейчас там великая смута, гоблины воцарили хаос и учиняют разбои. Слуга Атропа верно служила ей, но некому было оставить детей. Им угрожала опасность. Бриллиантовый лес отныне чужд для всех добрых существ. В письме моя скромная просьба подробно описана.

– Но они не чада божьи, – повторился отец Иона. – Они же братья наши меньшие. Они не постигли людского царства, а раз так, то до божьего дома им ещё далеко. Что же мне до всего остального тогда?

– Стало быть, батюшка вы мой благоверный, пока я ушла в слуги, польстившись на доброе отношение к своим детям, они у меня невесть где находились? – палец Атропы ткнул в грудь священника. – И это в вашем божьем доме, где приют находят обездоленные и нуждающиеся?

Острое ухо слышало чутко, как монахи переговаривались шепотом. Половина смутилась простецкими повадками Атропы, половина сочувственно её поддерживала. Молодые послушники с горящими щеками испытывали горячее негодование.

– Вы не унаследуете царства божьего, ибо вы не вхожи в нашу семью, – ответил ей отец Иона. – В королевстве смута. Всюду приспешники зла. Еретики из Тёмной церкви жаждут реванша. Гоблины атакуют селения, не щадят никого. Это их варварство, оно замещает им культуру. Я должен защищать своих чад и нашу культуру от поползновений варваров. Принадлежите ли вы к нашей церкви? Можете не отвечать, все мы знаем ответ. Вы хотели жить обособлено, вдали от людских забот.

– Ей-богу, что творится с вашими помыслами? – спросила Атропа. Её силы на спор быстро иссякали. Искать Мику и Любу куда важнее, считала она, чем спорить с глупым начетником. – Бросить детей, нуждающихся в защите. Я… Мне это всё чуждо. Ненавижу. Скажите, куда они ушли? И я немедля покину это заведение.

Зашумела толпа.

– Не знаю, – кратко ответил ей отец Иона. – Уж не моя забота. Мое дело – это семья, находящаяся в вере.

Атропа шумно вздохнула. Ей захотелось ударить страшной мощью по старому Ионе, по его разукрашенной головным убором физиономии, а после разодрать всю мантию до последнего клочка. И никакой монах ей не помешал бы!

– Уходите, – сказал отец Иона. – И вы, брат по вере, тоже.

– Я? – удивился Рудольф, когда его погнали из храма.

– И вы. Вернётесь позже, в день более благочестивый, чем сегодняшний. Считайте это епитимьей.

Двоица уходила под гул монахов. Витражи горько лицезрели на женщину. Церковь превратилась в разоренный улей.

На площади, куда вышли Атропа и Рудольф, грубая толпа слушала речь оборванца, сверкавшего голой пяткой на помосте. Атропа плакала. Она крепко шлепнула по лицу её спутнику.

– Я доверила тебе самое драгоценное, что у меня есть. Отдала свое богатство на погибель, ушла в неволю за тебя, за твое будущее. Ты понимаешь меня? Хоть слышишь?

Опешивший Рудольф, остекленевший немой фигурой, не выражал ни одного знака сопротивления.

– Лучше б я свою голову положила наземь, чем отдала жизни Мики и Любы. Так это ли моя цена за ваше благополучие, касатики? Себе земель, богатств и самоцветов, а мне смертельное горе? Посулили сладких слов! Пообещали быть добры! Экие добряки, что пристали к ушам, остроухие им не по душе. Это подлость и лицедействие – ваши слова не от сердца идут, знаю это. Запомни, Рудольф, я никогда тебе это не прощу, не прощу твоего обмана.

– Право, я не знаю. И не подумал обманывать.

– Не подумал он. Паршивец. Свою жизнь пожил, решил дальше пожить – за счет моих детей? Ох, паршивец.

Атропа облокотилась на ствол дуба. Листья его забирали с щек Атропы слёзы. Она наконец обратила внимание на нищего проповедника.

– Да знайте же вы, что грядет великая буря! Узрейте! Сыны хотят отвернуться от своих отцов, а дочери от матерей, реки крови потекут по земле королевства, если не обрести скорейшего порядка. Видит бог, мы зашли слишком далеко. Оскорбили мы его достоинство своими дерзостями! Дозволили себе всякое, а черти рады тому, бесы пляшут, гоблины им потакают. Уже нет дня, в котором мы не боялись бы своего соседа, не страшились вкусить хлеба базарного, – оборванец поперхнулся, прокашлялся, и вновь продолжил. – А что теперь нам делать, скажете вы? Нам нужна мощь! Нам нужна такая мощь, чтобы враги королевства трепетали. Чтобы враги даже помыслить не могли об угрозе или вреде. Прислушайтесь к авторитетам! Обратите свой взор на Данар. Могучее созданье!

– Тьфу! – кто-то крикнул из толпы. – Что мне до славословия прохиндея Валука?

Оборванец нисколько не смутился.

– Так знайте, что Валук могуч и не поддается на уловки своих врагов. Пока мы страдаем пороками, его мудрое правление оберегает город как зеницу ока. Нам нужен такой же, как Валук! С божьей помощью мы победим проклятых врагов-гоблинов и эту остроухую нелюдь, уничтожим еретиков Тёмной церкви, агентов и лазутчиков против мира и порядка! Восстановим величие королевства!

Толпа в большинстве ответила одобрением.

Атропа пошла прочь от церкви, пробираясь сквозь людей, бесцеремонно расталкивая тела. Рудольф погнался за ней, но в отличие от женщины не получал никакого снисхождения: сзади прилетали и кулаки, и тычки, и даже пинки. Атропа хотела сбежать от него, избавиться от священника, просто забыть его, Брассику и Маркуса, попытаться найти в этом проклятом городе своих детей. «А может, Мика с Любой погнали домой? – подумала она, отталкивая от себя очередного зеваку. – И ведь правда. Раз эти лицедеи бросили их, осталось искать укрытия в таверне. Хоть бы так оно и было».