Культурно-историческая психология юмора

© Иоланта Домбровская, 2022

ISBN 978-5-0056-3572-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отзывы о книге:

«Четкая структура. Расширенный контекст. Очень интересные перспективы»

(В.А.Петровский, доктор психологических наук)

«Книга интересная. Я не могу сказать, что являюсь специалистом в проблемной области юмора, но представленное содержание вызвало любопытство и расширило горизонты видения. Не все обобщения равновесны и исчерпывающе аргументированы, но с общей логикой рассуждений можно согласиться»

(В.А.Янчук, доктор психологических наук).

«Как диссертация текст проблемный для защиты, но в виде книги всем стандартам научной работы соответствует»

(К.И.Алексеев, кандидат психологических наук).

Предисловие

Юмор я изучаю с 1990 года, когда на третьем курсе факультета психологии МГУ имени М. В. Ломоносова сделала курсовую работу «Юмор как высшая психическая функция». Работа не сохранилась, но сохранилось ощущение, что работа над юмором может стать бесконечной и всегда незавершенной. Чтобы не впасть в дурную бесконечность юмора, следующую курсовую и диплом я писала по другой теме, а именно о роли кризисов в личностном развитии. С темой развития через кризис я поступила в аспирантуру МГУ, но на третьем году Д. А. Леонтьев предложил мне писать диссертацию под его руководством опять по теме юмора, и он придумал заглавие диссертации – «Юмор как психологическое орудие личностной регуляции». Я писала 20 лет, со второй попытки прошла обсуждение на кафедре, но когда готовилась к представлению диссертации в Ученый Совет МГУ, выяснилось, что Совет не готов принять эту тему и переформулировал в «Юмор как средство саморегуляции». А предварительная экспертиза работы Ученым Советом закончилась заключением, что работа не завершена. И вот еще 10 лет я ее завершаю. С тех пор условия защиты в МГУ изменились, изменились и мои обстоятельства жизни, я не могу по-разным причинам ездить в Москву на защитные процедуры. Диссертацию я вряд ли когда-нибудь защищу, но книгу издать могу. Это мне нужно, чтобы работа над юмором приобрела хоть какое-то завершение, и потому что очень хочется надеяться, что книга окажется полезной кому-нибудь. В книге, в отличие от диссертации, я не обязана менять термин «личностной регуляции» на термин «саморегуляции» (это разные вещи и не факт, что понятие саморегуляции прогрессивнее). В книге я могу выстраивать модель регуляции, опираясь не на очень модного сейчас Бернштейна, а на более любимого мной Ухтомского. В книге я могу делать отступления от основной мысли и тем более, могу выходить из рамок общей психологии в междисциплинарность, в книге я могу даже предлагать собственную модель регуляции жизнедеятельности. Главное, что я хочу обосновать, – это то, что юмор возник в ходе культурно-исторического развития человечества и продолжает свое развитие, и мы не можем предсказать, что будет считаться юмором даже через сто лет. Из этой уверенности, что юмор продолжает развиваться, вырос мой интерес к анализу употребления слова «юмор» и ассоциирующихся с ним слов в разные исторические эпохи, к тому, каков синтаксис современных текстов, которые считаются юмористическими и как юмор вызывает изменения личности, общества и даже языка.

Когда моя работа была практически завершена, вышло русское издание американских ученых под названием «Юмор – это серьезно. Ваше секретное оружие в бизнесе и жизни» (Аакер, 2021). Слово «оружие» в названии созвучно русскоязычному понятию «психологического орудия», было в основе моих разработок. Но, если стендфорские авторы предлагают обучение юмору, то я предлагаю его осмысление, объяснение и развитие. Я не думаю, что моя теоретическая книга станет очень популярной, но надеюсь, что кому-нибудь пригодится в работе над темой юмора или шире – проблемой личностного роста.

Я выражаю благодарность Дмитрию Алексеевичу Леонтьеву за то, что дал мне такую тему, потому что хотя она остается вечно незавершенной, но работа над ней много лет придавала смысл моей жизни. И я выражаю бесконечную благодарность своей маме Елене Болеславовне Домбровской за терпеливое отношение к моим творческим мукам, а также благодарю двоюродных сестер моего очень рано умершего отца Станислава Сигизмундовича Домбровского Галину Шаматуло и Анну Домбровскую-Карасовскую из польского Сопота за материальную поддержку моих исследований в их самый трудный период. И благодарю всех, кто захотел прочитать эту мою книгу.

Часть 1. Феноменология юмора

До сих пор остается верным, что «…многие стараются описать условия юмора, но мало кто старается объяснить сам юмор» (Keit-Spigel, 1972, р.5). Объяснять юмор рискованно из-за многоаспектности и междисциплинарности феномена, разнообразия его форм, изменчивости, неоднозначности его роли в психической регуляции и из-за неустранимой конвенциональности, условности самого его существования. Однако, здесь представлена попытка «объяснить» историю становления юмора в культуре и его проявления в жизни современного человека. Предлагаемая интерпретация проводится с учетом достижений общей психологии, так как юмор, согласно Л. С. Выготскому – предмет общей психологии (Выготский, 1986, с.109) и реализуется в русле культурно-исторической парадигмы психологии. Объектом нашего внимания является феноменология юмора в истории культуры и в развитии человека. Феноменология юмора же есть проявление функции юмора в истории, социальной и индивидуальной жизни, а также в научной и творческой деятельности человека.

Глава 1. Методологический анализ подходов к изучению юмора

1.1. Исторический анализ контекстов исследования юмора в философии

До выделения психологии в самостоятельную науку психологическое знание развивалось в основном в русле философии. В русле философии развивались и представления о юморе. Отдельные высказывания Платона, Аристотеля, Цицерона и других мыслителей неоднократно цитировались в работах, посвященных юмору, смеху, комическому. Однако, на наш взгляд, недостаточно анализировался контекст ранних высказываний о юморе. С методологической же точки зрения анализ контекстов упоминаний темы юмора важен, так как именно контексты задавали то проблемное поле, в русле которого развивался юмор в истории. При этом мыслители осмысляли юмор, как уже сложившийся на тот исторический момент феномен, а также производили новое знание о юморе. Однозначно различить, обозначает конкретное высказывание о юморе его осмысление, обобщение или производство нового знания чрезвычайно трудно, но обозначить эту проблему мы считаем важным. Так, высказывания Платона об амбивалентности смешного (Платон, Филеб, 48а) и Цицерона о необходимости соблюдать меру в насмешке (Цицерон, 1972, с.178) являются, на наш взгляд, скорее обобщениями, а известное высказывание Аристотеля о том, что человек – единственное живое существо, способное смеяться, является примером порождения нового знания о сущности человека, одной из первых попыток онтологизации природы человека. При этом важно, что Платон (Платон, Пир, 223d) и Аристотель (Аристотель, 1998) рассматривают смеховое в контексте анализа комедии, а Цицерон (Цицерон, 1972) – в контексте риторики. Этим он как бы выводит смеховое из сферы искусства в сферу политики, превращая зарождающийся юмор в средство осознанного воздействия на общественное сознание.

Позже Августин рассматривает смех в контексте понимания: «они (числа) не суть образы предметов. Пусть посмеется надо мной тот, кто этого не видит, и я пожалею его за этот смех» (Августин, 1989, с.157). Тем самым он выводит смеховое из контекста эмоций и чувств, в котором смеховое «находилось» со времен Платона (Платон, Филеб, 48а), в контекст интеллекта и разума, а точнее «компенсации» их недостаточности. Из еще более поздних разработок Б. Грасиана можно эксплицировать понимание способности к юмору и остроумию как способности к «изящному уму» (Грасиан, 1984). Этим христианские богословы облагораживают и интеллектуализируют смеховое.

Т. Гоббс и Р. Декарт, следуя античной традиции по отношению к смеховому, рассматривают смех в контексте страстей человеческих. Так Т. Гоббс полагает смеховое той страстью, «которая не имеет имени», но сопровождается смехом (Гоббс, 1926, стр. 252). Отметим здесь, что Т. Гоббс осознал чуть ли не главное на тот исторический момент о юморе. Юмор в его время действительно «не имел имени». Слова юмор в современном его значении не было. Способность же к зарождающейся способности человека к юмору чаще всего обозначалась словом «смех». Это же высказывание Т. Гоббса обозначает то, что потребность в таком слове уже сформировалась. И «удовлетворил» эту потребность, даже ранее, чем она была обозначена Т. Гоббсом, широко образованный драматург Бен Джонсон. Рассматривая проблематику характеров, он выделил некую причудливость и назвал ее словом «юмор» (Бен Джонсон, приводится по Будагов; 1971, стр.181). Т. Гоббс источником этой новой страсти человека полагал потребность в чувстве превосходства, возникающем неожиданно (Гоббс, 1989, стр. 250). И этим создал контекст юмора в проблематике мотивов и потребностей человека.

Р. Декарт считал смех одним из способов выражения страстей и полагал, что у смеха две причины. «Первая причина – внезапное удивление, соединенное со смехом… Другой причиной является известная жидкость, которая, смешиваясь с кровью, увеличивает ее разряжение» (Декарт, 1950, стр. 655). Таким образом, Декарт выделяет две предпосылки юмора, которые позже позволили рассматривать юмор как высшую психическую функцию по Л. С. Выготскому, которая имеет натуральную и культурные составляющие.

И. Кант рассматривал смех и смешное в узком контексте как аффект, в котором существуют два аспекта: восприятие нелепости объекта и внутренняя деятельность «игры мыслей», сравнивал «игру мыслей» при смехе с «игрой мыслей» при восприятии музыки. «Музыка и повод к смеху представляют собой два вида игры с эстетическими идеями или же с представлениями рассудка» (Кант, 1966, стр.351). В отличие от музыки, по И. Канту, смех начинается не с телесных ощущений, а именно с «игры представлений». Кант уже употреблял само слово «юмор», полагая его как «талант произвольно приходить в хорошее расположение духа» (Кант, 1966, стр. 356). Если же рассматривать размышления Канта о смехе, смешном, юморе в широком контексте его концепции, то вырастает проблематика различения объекта и субъекта в юмористическом акте, а также того, что гораздо позже Л. Я. Дорфман назвал «метаиндивидуальными мирами» (Дорфман, 1993). Юмор как бы «раскрывает» кантовскую «вещь-в-себе», превращает ее в «вещь-для-меня» и в «вещь-для-мира». И. Кант, рядополагая игру с эстетическими идеями и представлениями рассудка, разрывает историческую связь юмора с эстетическим, разрыв которых начал уже Цицерон, и полагает связь юмора с произвольной рефлексивной манипуляцией представлениями. Во многом, это не просто осмысление существующей экзистенции юмора, но порождение новых стандартов юмора, которые потом будут развиваться философами и интериоризовываться широкими слоями народа.

Жан-Поль определяет природу юмора как природу Протея, изменчивую и динамичную. Он, как и И. Кант, уже использует понятие юмора и определяет его как фантазирование рассудка, которому предоставлена полная свобода (Жан-Поль, 1981, стр.146). Он говорит о «юмористической субъективности» (то есть личностной обусловленности и пристрастности юмористического отношения) и говорит о том, что юмор свойственен лишь немногим. Так, романтичный Жан-Поль, первый теоретик юмора в эстетике, вводит юмор в контекст проблематики личности, формирующейся в истории.

Гегель в своей «Эстетике» не употребляет слово «юмор», но рассматривает уже не только комическое, но иронию и сатиру, а также трагическое как альтернативу комическому. Этим он как бы выстраивает культурные связи смехового. Он, в отличие от И. Канта, акцентирует не роль субъекта в юморе, а роль объективных характеристик мира в порождении смеха и комического эффекта. Этими объективными характеристиками мира, порождающими комическое и юмор, являются по Гегелю, контраст и противоречие. «Смешным может быть всякий контраст существенного и его явления, цели и средств, противоречие, благодаря которому явление снимает себя в самом себе, а цель в своей реализации упускает себя» (Гегель, 1971, стр. 579). Гегель, еще более, чем Кант, акцентирует позитивные характеристики комического. Если Кант подчеркивал связь юмора с веселостью, то Гегель связывает комическое с «бесконечной благожелательностью» (Гегель, 1971, стр. 580). Эти кантовские и гегелевские связки юмора создают пути культивирования позитивности эффектов юмора. Хотя, по Гегелю, «смех может быть издевательским, язвительным, смехом от отчаяния» (Гегель, 1971, стр. 579). Этим он фиксирует амбивалентность природного смеха. Исходя из широкого контекста гегелевской концепции «объективного духа», комическое и юмор эксплицируются как сущностные свойства этого всеобщего разворачивания объективного духа, как свойства экзистенции. По известному высказыванию Гегеля экзистенция, называемая самим Гегелем «история», «первый раз появляется как трагедия, а потом повторяется как комедия».

По Ф. Шеллингу, комедия создает свою мифологию сама из современной общественной жизни, а не опирается на мифологию античности как трагедия. Шеллинг также не употребляет понятие юмора, однако, характеризуя сущность комического, опирается на его личностные и экзистенциальные характеристики. Так, сущность комического выводится из взаимодействия необходимости и свободы (Шеллинг, 1999, стр. 508). Для характеристики так понимаемого комического (или юмора) он также обращается к антитезе объекта и субъекта. Необходимость проявляется в качестве объекта, а свобода в качестве субъекта. В комическом отношении необходимость объекта и свобода субъекта меняются местами: в объекте появляется свобода, а в субъекте необходимость. Таким образом, зарождающееся понятие юмора попадает в контекст диалектики объект-субъектных отношений.

Исходя из общего контекста иррационалистической философской концепции А. Шопенгауера, суть комических ситуаций заключается в победе чувственного восприятия над абстрактным знанием (Шопенгауер, 1901). Этим он как бы возвращает смеховое, помещенное А. Августином и И. Кантом в ряд интеллектуального, обратно в сферу чувств и эмоций, а точнее в сферу уже «окультуренной» непосредственности и спонтанности. С. Киркегор в своей обстоятельной концепции иронии рассматривает комическое как «выражение двойной рефлексии сообщения» (то есть диалогичности общения с миром и с собой), необходимой для экзистенциального усвоения высших христианских истин. И если ирония, по С. Киркегору, это ступень между эстетической и этической стадиями развития личности, то юмор ступень и принцип перехода от этической стадии к стадии религиозной (Киркегор, 1993). Этим С. Киркегор, как и Жан-Поль связывает юмор с высшими ступенями развития личности, личностной зрелости и индивидуальности.

Н. Г. Чернышевский «на русской почве» сформулировал мысль, что «юмор смеется сам над собой» (Чернышевский, 1973, стр. 290), и к такому юмору расположены только люди, «которые понимают все величие и всю цену возвышенного, благородного, нравственного…» (Чернышевский, 1973, стр. 291).

Исходя из общей концепции Ф. Ницще, смех есть проявление Дионисийского начала, а не начала Апполоновского (Ницше, 1910). То есть, он завершает перевод смехового из сферы искусства в сферу празднично-жизненного. По А. Бергсону, юмор занимает промежуточное место между сферой эстетического и сферой повседневности, пробуждая восприимчивость к изменчивости жизни и самую жизнь (Бергсон, 1992). Из широкого контекста концепции творческой эволюции А. Бергсона, юмор можно понимать как средство эволюционирования психики человека в истории.

Таким образом, в истории философии, которая является, как общепринято считать, предысторией психологии, мы находим разнообразные контексты осмысления человеческой способности к смеху и юмору. Основные из них: природа человека и его сущность, эмоции, комическое и эстетическое, объектное и субъектное, рациональное и иррациональное, а также личностное. Если выстраивать логику движения знания о юморе в соответствии с принципом В. С. Библера «от наукоучения к логике культуры» (Библер, 1991), то логика развития знания о юморе и самого юмора – во все большей связи юмора и личности. Философия как бы сама переводит проблематику юмора в психологию. И психология 20 века активно прорабатывает проблематику юмора. Но парадокс психологии заключается в том, что и она практически не создает крупных концепций юмора. Даже обстоятельная концепция остроумия З. Фрейда, посвящена не юмору, а остроумию (Фрейд, 1991). Но заслуга З. Фрейда в том, что он ввел проблему юмора в контекст проблемы бессознательного, и эта постановка проблемы подхвачена другими исследователями (Baker, 1993, 1993, Christie, 1994 и др.). П. Мак-Ги выделил восприятие несоответствия как основу развития чувства юмора (приводится по Мартин Р., 2009, стр.276—277). А.Н.Лук ввел юмор в контекст проблемы творчества (Лук, 1975). М. В. Бороденко ввела юмор в контекст знакового, условного (Бороденко, 1995), то есть идеального. Философ Ж. Делез обозначил проблему связи юмора, личностного и семантического смысла (Делез, 1995). То есть именно философ «вернул» психологии юмора такой глобальный контекст юмора как личность и смысл, остающийся до сих пор недоисследованным в психологии.

1.2.Логический анализ подходов к изучению юмора в психологии

Как отмечают исследователи, разнообразие психологических исследований юмора так велико, что даже полный их обзор затруднителен (Ениколопов, Иванова, 2006). Однако предпринимались и предпринимаются попытки классификации (Keit-Sрiegel, 1972; Дземидок, 1967; Roeckelein, 2002; Мартин, 2009; Ениколопов, Иванова, 2006 и др.). На наш же взгляд для понимания плюрализма концепций юмора простой классификации недостаточно. Необходим логический анализ, методологические принципы которого имплицитно заложены в анализе подходов к изучению смысла в монографии Д. А. Леонтьева (Леонтьев Д. А., 1999).

Прежде чем изложить схему нашего логического анализа, приведем несколько примеров классификации исследований юмора. Одна из первых попыток представлена в коллективной монографии «Психология юмора» под редакцией Дж. Гольдштейна и П. МакГи (The Psychology of humor, 1972) в последней части, которая называется «Аннотированная библиография опубликованных работ о юморе в исследовательских изданиях и анализ направлений исследований за период с 1900 по 1971 годы» (Goldstein, McGhee, 1972). Причем авторы используют понятие методологии в его строгом, узком смысле как методология эмпирических исследований. В своем анализе эмпирических исследований они различают корреляционные и экспериментальные замыслы исследований, причем по приводимой ими статистике за тот период преобладали корреляционные исследования. Дж. Гольдштейн и П. МакГи анализируют состав выборок испытуемых, среди которых представители обоих полов и недиффиренцированные выборки, которые в свою очередь различаются следующим образом: дети, студенты ВУЗов, учащиеся колледжей, «нормальные взрослые» и пациенты психиатров, а также недифференцированные выборки. По приводимой ими статистике преобладают учащиеся колледжей. Дж. Гольдштейн и П. МакГи анализируют также типы стимулов, используемых в качестве независимых переменных в эмпирических исследованиях. Это следующие типы: карикатуры (52%), загадки, шутки или рассказы (23%), магнитофонные записи, фильмы или видеозаписи (8%), другое (такое как комические съемки, публичные речи или социальные ситуации) (17%). Далее эти стимулы классифицируются под влиянием фрейдовской теории на агрессивные, сексуальные, содержащие несоответствие или нелепость, превосходство, комплексность, а также другие, неконтролируемые и недиференцируемые. При этом доминировал тип агрессивных стимулов. Измерялись следующие зависимые переменные: рейтинговые шкалы, смех и улыбка, юмористическое творчество, вынуждаемый выбор, физиологические реакции, понимание юмора и другое. В качестве зависимых переменных доминировало рейтинговое шкалирование стимулов.

С точки зрения же методологии, понимаемой как логический анализ теоретических и эмпирических знаний, наибольший интерес из статьи Дж. Гольдштейна и П. МакГи представляет рубрикатор библиографии за период с 1900 по 1971 год. Он состоит из 8 следующих рубрик: 1) работы, содержащие оригинальные факты, в том числе 1А) данные корреляционного типа, включающие факторный и контент анализ (39%) и 1Б) экспериментальные данные, в которых, по крайней мере, одна переменная является управляемой (13%), 2) работы, содержащие оригинальную теорию или теоретическое развитие какой-либо теории (24%), 3) работы обсуждающие функции юмора в культурном, социальном, личностном или физиологическом контексте (15%), 4) работы, исследующие развитие юмора в детстве (13%), 5) методологические работы, представляющие методики изучения юмора (6%), 6) обзоры литературы по юмору или отдельной проблемы (8%), 7) общие дискуссии по проблеме юмора, включая работы, не вписывающиеся в вышеобозначенные рубрики (13%), 8) работы, содержащие методологический анализ или его обзор (26%). 4% библиографии осталось не аннотироваными, они относятся по преимуществу к сфере психопатологии или культурологии. В класифицированных же работах заметно преобладание анализирующих или развивающих оригинальные теории юмора, что позволяет пошутить, что у каждого человека своя теория юмора.

В соответствии с вышеприведенным анализом изданные практически в тот же период исследование А. Н. Лука (Лук, 1977) относится к типу работ, содержащих оригинальные теории, а исследование Б. Дземидока (Дземидок, 1967) к типу обзоров и общих дискуссий.

С методологической точки зрения интересна классификация теорий, сделанная Б. Дземидоком. Так, Б. Дземидок выделяет в истории шесть групп теорий комического, причем под понятием «комического» он обобщает и юмор. И хотя его работа обозначена как работа по эстетике, его классификация глубоко психологична. Итак, он выделяет:

– Теории превосходства субъекта над объектом, часто называемые теориями негативного качества объекта. Их он, в свою очередь, классифицирует как а) объективистские и б) субъективистские.

– Теория деградации, понимаемой как обесценивание объекта или «переключение» с одной ценности объекта на другую (Стерн).

– Теории контраста: а) субъективных представлений и б) объективных характеристик мира, как синхронических так и диахронических.

– Теория противоречий: а) объектного мира и б) субъективно-реляционистского толкования явлений объектного мира.

– Теория отклонения от нормы, в которой критериями оценки отклонения могут быть рационально безличный, личный и оценочный (Гросс).

– Теория пересекающихся мотивов. Например, мотивов отклонения от нормы и мотивов превосходства (Гросс), автоматизма и свободы (Бергсон), экономии энергии и психологической защиты (Фрейд) (Дземидок, 1967).

Важно, что сравнивая и классифицируя теории комического, Дземидок «переоткрывает» основную дихотомию методологического психологического анализа «объект-субъектных» отношений в теме юмора. На основе классификации Дземидока возможно выделять различные психологические механизмы юмора, однако различение юмора от объекта и юмора от субъекта поднимает вопрос о том, существует ли юмор вне зависимости от человека или это лишь фиксированные в предметах культуры результаты юмористической деятельности людей.

Понимание психологической методологии как теоретического анализа проблемы юмора содержится в монографии «Психология юмора» Дж. Рекелина (Roeckelein, 2002). Так, анализируя исследования юмора, опубликованные за 1970—2001 годы, он создает следующий их рубрикатор: агрессия и юмор; использование юмора; познание и юмор, юмор как комедия, шутка, нелепость, сатира, ирония; юмор как смех и остроумие; индивидуальные и групповые различия в юморе; методология и измерения юмора; природа юмористических стимулов; социальные аспекты юмора. По рубрикатору видно, что за последние 30 лет 20 века в отдельные проблемы выделились проблема связи юмора и агрессии, а также тема познания и юмора. Осталась актуальной проблема юмористических стимулов и измерений юмора.

Еще один прием методологического анализа теорий юмора представлен П. Кейт-Шпигель (Keit-Sрiegel, 1972); это путь, скорее, «снизу» – от эмпирики и от истории. Ее классификация прагматична и ориентирована на создание своего рода «базы данных» учений о юморе и этим – на создание фундаментального базиса экспериментальных и эмпирических исследований. Так, анализируя и обобщая ранние концепции юмора, она подчеркивает разнообразие теорий, подходов, проблем. Выделяет следующие группы теорий:

– Биологические, инстинктивные и эволюционные.

– Теории превосходства (над дефектом).

– Теории несоответствия (привычному).

– Теории удивления.

– Теории амбивалентности

– Теории расслабления и экономии энергии

– Теории конфигурации (формы).

– Психоаналитические теории

П. Кейт-Шпигель выделяет именно группы теорий, иногда обобщая разные теории под одно из названий теорий, иногда, модифицируя название, иногда, предлагая свое обобщающее название группы теорий. Она располагает их в списке в порядке близком хронологическому порядку их зарождения, но анализ синхроничен.

Кроме классификации теорий, П. Кейт-Шпигель предлагает еще один способ анализа – анализ по проблемам. Она выделяет следующие проблемы и альтернативы: сложности терминологии, проблема «единой версии плюралистического основания», проблема отношений смеха к юмору, отношения юмора и улыбки, проблема взаимозависимости смеха и удовольствия, подчеркнутая экспрессией удовольствия как маскировки неудовольствия, проблема высвобождения нервной энергии через юмор, животное и человеческое, врожденное и приобретенное, универсальность и селективность, номотетическое и идиографическое, бог и дьявол, опора в реальном и опора в нереальном, уровень контроля как уровень сознательности, здоровые и нездоровые атрибуты юмора, креативное самовыражение и защитное подавление, тяготение к хорошему настроению и осмысленность плохого, попытка против экономии попытки, – интеллектуальное и эмоциональное, само организуемое и социально управляемое, а также уровень уверенности теоретиков в своих концепциях.

Хотя П. Кейт-Шпигель упоминает трактовки юмора философами со времен античности, она гораздо больше уделяет внимание философам и биологам с середины 19 века, со времени, с которого юмор широко распространяется в культуре.

Один из вариантов классификации подходов к изучению чувства юмора предлагает Е. И. Ульянова. Она выделяет подходы когнитивный, экономный, межличностный и феноменологический на основе критериев: субъектный-объектный и рациональный-иррациональный (Ульянова, 2012).

Теоретический анализ психологических исследований чувства юмора содержится в статье Е. М. Ивановой и С. Н. Ениколопова «Психологические исследования чувства юмора». Они классифицируют исследования «по тому, какой аспект предмета изучения ставится во главу угла: 1) психофизиологическая функция, 2) психическая функция, 3) психологическая защита (защитный механизм или копинг), 4) черта личности. Особняком в предложенной классификации ставят исследования чувства юмора в клинической психологии, поскольку психопатология может затрагивать любой из выделенных моментов» (Иванова, Ениколопов, 2006, с.122). Выделяемые ими «аспекты предмета изучения» по сути представляют собой уровни психологической реальности.

Для логического анализа проблемы юмора важное различение на основе разработок С. Меткалфа и Р. Фелибла, различающих «юморооптику» и «юмороробику» (Меткалф, Фелибл, 2007) делает Т. В. Иванова. Она подчеркивает важность различения способности «видеть смешное» и способности «делать смешное» (Иванова Т. В., 2002, стр. 76). По сути эти два вида способностей обозначают два различных вида психической деятельности: восприятие или отражение (реактивность) и производство или конструирование (активность).

Объединяя и уточняя достижения Е. М. Ивановой, С. Н. Ениколопова и Т. В. Ивановой, все разнообразие подходов к изучению чувства юмора можно представить в виде следующей логической схемы.

Таблица «Логический анализ подходов к изучению чувства юмора»

Хотя не все ячейки нашей двумерной логической схемы заполнены с должной полнотой (в них представлены только основные достижения обозначенных подходов), практически все известные нам достижения в области психологии юмора «укладываются», «пакуются» в эту схему. То есть предлагаемую нами логическую схему можно использовать для различения предмета исследования по типу деятельности и уровню психологической реальности, а также и для структурирования знаний о юморе. Более того, мы полагаем, что логический анализ юмора по критерию уровня психологической реальности снимает проблему противостояния объекта и субъекта в жизненном мире человека, снимает проблему противопоставления эмоционального и интеллектуального, а выделение типов деятельности – производство, активность и восприятие, реактивность заостряет важную для психологии проблему соотношения продуктивной деятельности и деятельности понимания. Проблему же ресурса реактивности и понимания мы считаем более актуальной для современности, чем проблему потенциала продуктивности и самовыражения. В конечном счете, даже творческая продуктивность зависит от ресурса реактивности, рецептивности и понимания.

1.3. Реактивный юмор как межуровневая эмоция

В классической психологии юмор считается эмоцией (Изард, 1999, Лук, 1982 и др.), что объясняется тем, что юмор чаще всего носит реактивный характер. Существует и точка зрения, что юмор является интеллектуальным чувством (Рубинштейн, 1993, Лук, 1975, Ильин, 2001). Эта точка зрения позволяет выделять составляющие юмора, которые обозначаются как аффективная и когнитивная (напр. Бороденко, 1995), но сохраняет понимание юмора как реактивного свойства человека. В современности намечается уход от от классической трактовки юмора как эмоции, поскольку юмор становится все более активным, а также «из-за существующей терминологической неоднозначности в психологии эмоций» (Вилюнас, 1993, с. 5), из-за которой «важно учитывать условность названий и решать вопрос об их соотношении не по внешнему звучанию, а на основе тщательной проверки того, что именно они обозначают» (там же).