Реальность пополам

© Ирина Ракова, 2018

ISBN 978-5-4490-8610-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ 1

Глава 1

– Жанна, – цедит сквозь зубы брат, плюхаясь рядом со мной на диванчик. – Ненавижу её.

– Что на этот раз? – сочувственно спрашиваю я, откладывая книжку.

Встречаюсь с ним глазами – в его, обычно тёплых и карих, сейчас полыхает костёр. Мои – не такие. Серые, спокойные и скучные, как холодная стоячая вода.

– Плохо пол помыл, ты понимаешь? Где-то там в углу её чёртовы волосины остались, а у неё ещё совести хватает нос свой корявый брезгливо морщить, и говорить, что это твои! Как будто не видно разницы – моя сестра не какая-нибудь безмозглая блондинка!

Вздыхаю, откидываясь к стене и привычно стукаясь затылком о прохладную эмаль спинки кровати. Думаю, Жанна была серьёзна, предъявляя обвинение – волосы у нас с ней примерно одинаковой длины, а зрение у неё плохое.

– А потом она стояла надо мной с калькулятором и считала, – продолжает Руслан, – сколько она бы заплатила уборщице за такую паршивую работу, и сколько ей обходится прокормить нас и одеть!

Слова у него заканчиваются, а эмоции всё ещё распирают, поэтому он просто утыкается лицом в ладони и рычит. Машинально протягиваю руку, чтобы запустить пальцы в его волосы и слегка потрепать их фирменным успокаивающим жестом «старшая сестра». А старше я на год и четыре месяца, и этот нервный паренёк – мой лучший и единственный друг. Единственный – с тех пор, как умерла мама.

– Давай сбежим, – говорю бесцветным голосом. – Прибьёмся в какой-нибудь детдом. Может, там будет лучше, как считаешь? Осталось-то чуть больше двух лет потерпеть. А потом я найду работу и оформлю опёку над тобой.

Я произношу это очень тихо, почти шёпотом, но всё сжимается внутри при мысли о том, что бы с нами сделала Жанна, если бы вдруг услышала.

Он недоверчиво смотрит на меня. Мы только что поменялись ролями – обычно это он подговаривает меня совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, а я холодным разумным тоном успокаиваю его и отговариваю от безумной идеи.

– Ты так шутишь, да, Кать?

Дверь распахивается, и мы подпрыгиваем, хватаясь за руки и перепуганно глядя на Жанну. Нет, конечно, она не могла слышать последнюю мою фразу, даже если бы подслушивала у двери.

– Ужин, – презрительным тоном говорит эта женщина, постукивая ногтем по циферблату наручных часов, резко разворачивается и уходит, закрыв за собой дверь.

– Она же не… – выдавливает из себя Руслан.

– Нет, – отвечаю твёрдо. – Просто мы опаздываем на ужин аж на три минуты. Какое свинство с нашей стороны!

Она мамина двоюродная племянница. До того, как мама ушла, мы её и видели-то всего несколько раз, на семейных торжествах. И ни разу у меня не возникало к ней приязни – холодная, высокомерная, всегда стояла поодаль от толпы доброжелательных родственников и смотрела на всех с презрением.

Однако же, когда пришло время, лишь она одна из всей этой добродушной толпы согласилась взять нас к себе. Мы с братом довольно быстро сошлись во мнениях, зачем она это сделала: очень удобно, должно быть, такой, как она, иметь под рукой кого-то, на кого можно изливать свою желчь.

– Мы сделаем это, – шепчу брату на ухо прежде, чем последовать за ней. – Скоро.

Стол уже накрыт по всем правилам, словно Жанна ужинает не с двумя ненавистными ей приёмышами, а ждёт в гости как минимум директора крупной компании. К пище и посуде она нас не подпускает – готовка для неё святое, нам остаётся чёрная работа вроде стирки, глажки, уборки.

Первое, второе, салат, десерт. Белая скатерть, голубые салфетки. Сияющие столовые приборы, ножи и ложки справа, вилки слева. Твёрдые деревянные стулья с высокой прямой спинкой. Сутулиться нельзя. И тишина. Разговаривать за едой тоже нельзя.

Я боюсь поднимать глаза, словно Жанна может случайно прочитать в них мои намерения. Боюсь за брата – не нужно было ему пока говорить, у него всегда всё как маркером на лбу написано. И посмотреть на него не могу, тоже боюсь – вдруг она сочтёт это заговорщическим жестом.

Впиваюсь зубами в нежное мясо, словно стараясь загрызть свой страх. Это действительно очень вкусно. У мамы никогда не получалось так готовить. И денег постоянно не хватало – ни на еду, ни на одежду. С Жанной у нас деньги на карманные расходы есть всегда, мы носим хорошие дорогие вещи и едим мясо трижды в день – один такой ужин стоит столько, сколько раньше нам хватило бы на пару недель. Зато тогда у нас были разговоры и смех за столом, дни без презрительных взглядов и попрёков по каждой мелочи, и ощущение того, что всё, что у нас есть – наше.

И мама… Дыхание перехватывает, я на секунду забываюсь, и из памяти тут же вырывается наружу родной образ, встаёт перед глазами.

МАМА!

Позволив себе мысленно, с отчаянием выкрикнуть это слово, тут же усилием воли беру себя в руки и обнаруживаю, что бессовестно смотрю прямо в глаза Жанне. В них странное выражение. Затем происходит что-то необъяснимое.

Всё кругом идёт волнами, и сама Жанна – рябью, словно помехи в телевизоре. Это длится буквально мгновение, потом проходит.

Она хмурится – если бы не правило молчать за едой, думаю, с меня бы сейчас грозно спросили за наглый взгляд. Поспешно утыкаюсь глазами в тарелку, но не выдерживаю и кошусь на Руслана – тот тоже смотрит на бифштекс, но выглядит совершенно нормально.

И что это было?

– Екатерина, зайди ко мне в комнату через полчаса, – приказывает Жанна сразу после ужина.

– Одна? – неуверенно оглядываюсь на брата – нагоняи мы обычно получаем вместе, даже если виноват только один из нас.

– Одна, – подтверждает она.

Мы топаем наверх, пока наша опекунша моет свою драгоценную посуду, и Руслан толкает меня локтем в бок.

– Она всё-таки слышала, да? – жалобно спрашивает он меня.

– Вряд ли, – меня сейчас волнует не это. – Ты… ничего странного не заметил во время ужина?

– Эээ… Странного? Я заметил Жанну. Мне кажется, это странно – в тридцать два года, с таким домом и кулинарными способностями – и не замужем. Наверное, поэтому она и злая такая.

– Она и в двадцать два такой была, – отмахиваюсь я. – Так что это скорее причина, а не следствие. Нет, серьёзно?

– Серьёзно? Нет, вроде. Но ты же знаешь, я не сильно наблюдательный. А ты что заметила?

Отвожу глаза. У меня обычно нет секретов от брата – он всегда в курсе моих месячных, предпочтений по поводу мальчиков в школе, мелких девчачьих проблем вроде выбора косметики или бритья ног и прочего.

– Нет, ничего, просто показалось.

И сейчас я, пожалуй, в первый раз что-то от него скрываю. И Руслан, конечно, понимает это. Почему я так поступаю? Точно сказать не могу, что за муха меня укусила.

Необходимость делать уроки избавляет нас на время от возникшей неловкости, и мы утыкаемся в учебники и тетрадки, молча, каждый в своём углу.

– Тебе пора, – ровным голосом говорит Руслан через какое-то время.

– Что? – поднимаю голову, выдернутая не столько из алгебры, сколько из собственных размышлений.

– Полчаса прошло, – он кивает на часы на стене.

– Чёрт, точно, – подскакиваю. – Что бы я без тебя делала!

Не хватало ещё опоздать – она этого терпеть не может.

– Входи.

Жанна стоит посреди комнаты, глядя на меня. Интересно, давно она так стоит, поджидая?

У неё светло-русые прямые волосы ниже плеч, голубовато-серые маленькие глазки, острые и холодные, под стать её характеру, тяжёлый нос с горбинкой и тонкие губы. Хотя губы, может быть, и нормальные – просто я ни разу не видела их неподжатыми.

Аккуратно прикрываю дверь и, собрав всё своё мужество, встаю напротив неё, глядя прямо в глаза.

Несколько секунд она молчит и не двигается. Затем начинает говорить – с места в карьер, как обычно.

– Тебе скоро шестнадцать. Я решила, что ты уже достаточно взрослая, чтобы начать работать.

«Ты решила?» – хочется мне крикнуть. – «Да кто тебе дал право решать за меня?»

Вместо этого молчу и вежливо улыбаюсь. Если она пытается вывести меня из себя, то не дождётся. В конце концов, может здесь она и права, учитывая, что мы с братом сидим у неё на шее.

– У моих знакомых есть кафе неподалёку, – не дождавшись моего ответа, она отворачивается к окну – её руки сцеплены за спиной. – Они согласны взять тебя официанткой.

Киваю спине Жанны, потом, сообразив, что она меня не видит, и что неприлично уже так долго хранить молчание, выдавливаю: «Хорошо». Если она успела договориться с кем-то, значит, не произошедшее за ужином тому виной.

Она поворачивается ко мне боком, её некрасивый профиль выделяется на фоне вечернего неба:

– Надеюсь, ты не думаешь, что это тебя освобождает от обязанностей по дому?

Конечно, не думаю. Это было бы слишком великодушно для Жанны. Но при мысли о том, что мне придётся после школы бежать на работу – сколько там смена у официантов, часа четыре? – потом домой, прибираться, стирать, гладить – мне становится не по себе. Руслан охотно помог бы мне, да Жанна не Жанна, если не проследит, чтобы этого не случилось.

– Что-то не так? – вопрошает опекунша, вглядываясь в моё лицо; в глазах у неё насмешка. – Мне показалось, у тебя появилось слишком много свободного времени, раз ты начала заниматься ерундой.

Я старательно делаю вид, что не понимаю. Значит, всё-таки слышала – или она о чём-то другом?

Глава 2

– Катя, ну нельзя бить посетителей! – Рита на секунду закрывает лицо рукой, затем убирает её и придвигается ко мне, глядя в глаза. – Тем более важных шишек.

– Он схватил меня за… пятую точку! – возмущаюсь я.

Администратор смотрит на меня долгим взглядом, потом вздыхает и начинает объяснять, как ребёнку:

– Он был пьян – это раз. Ты красивая молодая девушка – это два. Он богат и чувствует себя хозяином этой жизни, а ты официантка, его прислуга – это три. Знаешь, что в такой ситуации делают наши девочки? Хихикают и убегают. Он же тебе не ноги раздвинул, правда? Ты в автобусе в час пик когда-нибудь ездила? Тоже всем, кто до тебя дотронется, пощёчины раздавала?

Молчу, насупившись и глядя на резную дощечку на стене. На ней искусно вырезан пейзаж: речка, раскидистые деревья по берегам, несколько домиков вдали. Листья деревьев выложены янтарной крошкой.

– Сегодня твой первый день, так что пока ты отделываешься предупреждением, – машет на меня рукой Рита. – Но ещё раз что-нибудь подобное произойдёт – и ты отправляешься на кухню мыть посуду. У меня всё. Свободна.

Киваю, буркаю «до свидания» и пулей вылетаю из её кабинета. Пятнадцать минут седьмого.

У моего шкафчика, прислонившись спиной, стоит другой официант, Паша, высокий смуглый парень – он уже давно переоделся, меня ждёт, должно быть.

– Ну как? – спрашивает он. – Сильно влетело? Не уволили?

Мотаю головой, пока вожусь с замком. Это он вовремя оттащил меня от того… нехорошего человека, не дав устроить скандал, и извинился со смехом. А потом оставшиеся два часа ободряюще улыбался каждый раз, как проходил мимо, и похлопывал по плечу, если руки были свободны.

– Тебе в какую сторону?

Поднимаю на него глаза.

– Ты не думай, я не пристаю, – Паша выставляет руки в комическом жесте, словно защищаясь от пощёчины. – Просто вдруг тебе скучно одной идти.

– Не, нормально, – выпаливаю поспешно, и тут же краснею. – Прости. Спасибо за… в общем, спасибо.

– Не за что. Ну, до завтра.

Паша с некоторым разочарованием машет рукой и шагает к выходу, а я на пару секунд зависаю, глядя вслед. Интересно, сколько ему лет? На вид – около восемнадцати.

Опомнившись, хватаю одежду и бегу в раздевалку, а после выскакиваю из кафе и почти бегом несусь к дому Жанны, суетливо высматривая по сторонам фигуру Паши – было бы неловко обнаружить, что нам с ним всё-таки по пути.

Быстрым шагом дорога займёт около пятнадцати минут, которые мне кажутся непозволительной тратой времени. Мимо проезжает девушка на велосипеде с рюкзаком на спине. Дорога идёт с еле заметным уклоном, и она даже не крутит педали, лишь направляя руль в нужную сторону, чтобы объехать пешеходов. Шины мягко шуршат по асфальту. Я заглядываюсь на неё.

Возможно, было бы разумным сказать Жанне, что мне нужен велосипед – она мигом купит. Если у неё, конечно, нет цели заставить меня бегать туда-сюда с высунутым языком, что вполне вероятно. Я, правда, не умею ездить… Но почему бы и не научиться – глядя на ту девушку, это занятие не представляется таким уж трудным…

И тут приходит осознание, что я планирую на много дней вперёд, как буду носиться в новом ритме из школы на работу и домой, с велосипедом или без, и совсем забыла про намерение сбежать, так чётко обозначившееся вчера в моей голове!

Останавливаюсь как вкопанная посреди тротуара, и в меня сзади чуть не врезается пожилая женщина с объёмистым пакетом.

– Извините, – бормочу, отхожу к высокому бордюру и усаживаюсь на него.

Велосипед? К чёрту. Мы сделаем это сегодня. Мы уйдём от Жанны.

– Ты долго, – произносит она, красноречиво указывая кивком головы на часы.

Без пяти семь.

– Пришлось задержаться на работе, – равнодушно бросаю по пути в ванную.

Вымыв руки, сразу же отправляюсь за стол. Обычно к этому времени я уже успевала переделать всю работу по дому и даже начать уроки. Сегодня придётся поздно лечь спать – а жаль, не мешало бы хоть чуть-чуть выспаться перед тем, что я задумала.

За ужином мы, как обычно молча, уминаем луковый суп и тефтели с грибами. Расправившись с фруктовым салатом и чаем, привычно составляю свою посуду на мойку и поднимаюсь наверх, забежав предварительно в ванную за охапкой полезностей: две тряпки для пыли, пушистая щётка, три вида чистящих средств, два ведра для воды, швабра, щётка для окон.

Я надраиваю стекло на лестничной площадке, когда наверх поднимается Руслан, бросает на меня виновато-сочувственный взгляд и идёт к себе в комнату. Видимо, Жанна уже потолковала с ним.

На часах половина десятого, когда я наконец заканчиваю. Падаю на свою кровать и обречённо смотрю на стопку книг и тетрадей. Потом до меня доходит, что они мне не понадобятся, если всё удастся. А не удастся – никакие взбучки от учителей не сравнятся с разгневанной Жанной.

Брат легонько скребётся в дверь и проскальзывает в комнату.

– Сегодня в три часа ночи сваливаем, – шепчу ему. – Рюкзак заранее собери, только не шуми.

Он почему-то смотрит на окно. Усмехаюсь.

– Да через дверь уходим, чудик. Я знаю, как новая сигнализация отключается. Я уже это делала.

Отводит взгляд. У меня внутри разливается нехорошее чувство.

– Ты чего?

– Я боюсь, Кать. Если… если вдруг не получится…

– То что? Что будет?

– Ну, ты же знаешь Жанну…

– Руслан, – пытаюсь взять себя в руки и говорить спокойно и рассудительно. – Если у нас не получится, Жанна взбесится, будет на нас орать, оставит без еды на три дня, в самом худшем случае – поднимет на нас руку. Это что, сильно отличается от того, как мы каждый день здесь живём? Если будет совсем плохо, можно настучать в органы опеки, сказать, что… ну, наврать что-нибудь. А теперь представь, что мы просто останемся, и так будет всегда – по крайней мере, до тех пор, пока мы не будем в состоянии сами себя обеспечивать. Что выбираешь?

– Не знаю, – мнётся брат. – Наверное, ты права.

Но по его глазам-то видно, что он так не думает. Поэтому я решаюсь на крайние и, на мой взгляд, довольно подлые, меры.

– Ну, если ты не хочешь, – вздыхаю, – то, наверное, лучше не сто́ит. Забей. Ложись спать.

Он, наконец, смотрит мне прямо в глаза. Без улыбки. Какой он у меня, всё-таки, умный мальчишка. Всё понял. И мою куцую хитрость, и мои угрызения совести по этому поводу. И моё отчаяние.

– Ровно в три? – тихо спрашивает он.

– Я приду к тебе в комнату, – тянусь к нему, чтобы обнять. – Как же я тебя люблю.

Глава 3

– Вот и всё, – шепчу, когда приборчик на стене у входной двери тихо пикает.

Медленно, с облегчением выдыхаю. Боялась, что Жанна накануне изменила код, который я подглядела несколько дней назад – она совсем и не старалась его утаить от меня. Помнится, она сама как-то утром нечаянно ткнула не ту цифру – сигнализация зашлась ушераздирающим звоном.

Руслан не отвечает, только одобрительно сжимает моё плечо и очень аккуратно приотворяет дверь, чтобы пропустить меня вперёд, навстречу благоухающему свободой свежему ночному воздуху.

Послушно делаю шаг вперёд, но тут же замираю на месте. Сердце делает опасный кувырок.

Снова эта рябь!

Всё вокруг на мгновение вздрагивает, теряя реалистичность очертаний, превращаясь из привычного, объёмного и осязаемого мира в плоскую картинку.

– Ты чего? – брат смотрит на меня круглыми глазами, а я, как дура, стою в дверях на пороге нашего побега.

Шёпотом чертыхаюсь и решительно проскальзываю в дверь – и так уже потеряны драгоценные секунды, нет нужды тянуть дальше. Пытаюсь придержать дверь, когда та закрывается – но дрожащие пальцы промахиваются и дверь захлопывается со смачным стуком.

Мы застываем, прижавшись к стене – окно её спальни прямо над нами. Но она нас не увидит под дверным козырьком, даже если выглянет.

Всё тихо. С облегчением вдыхаю ночной воздух с легким запахом дыма, киваю Руслану, и мы начинаем двигаться вдоль стены к другому крылу дома – опять же, подальше от окна спальни. Проходим прямо под камерой, и я с трудом отказываю себе в удовольствии показать неприличный жест – наверняка Жанна будет просматривать запись после того, как обнаружит наш побег.

Краем глаза замечаю резкое движение со стороны брата, и первой приходит мысль, что он от этого жеста всё-таки не удержался. Но Руслан лишь пытается привлечь моё внимание. Тыкает меня пальцем в бок и с потрясающим отчаянием на лице указывает назад, на входную дверь.

Дверь дымится.

Искрит проводок, ведущий к домофону. Должно быть, его каким-то образом пережало, когда закрывалась дверь.

Гаснут лампы по периметру дома – выбило пробки. Что ж, нам это только на руку. Пожимаю плечами и иду дальше.

Руслан снова дёргает меня за рукав. Нетерпеливо разворачиваюсь – чего он так распереживался?

Мне плохо видно его лицо, во-первых, потому что темно, а во-вторых… его волосы подсвечены сзади бликами от пламени, которое охватило козырёк над дверью!

У меня отвисает челюсть. Как, чёрт побери? Со всеми этими Жанниными примочками безопасности, пожароустойчивыми стройматериалами, умной электроникой – как такое возможно? Но козырёк горит весело и ярко. Похоже, строители Жанну надули.

Я знаю, почему у брата такое выражение на лице. Мысленно вижу, как пламя растёт всё выше, выше, как загорается противомоскитная сетка в открытом окне, как огонь перекидывается на тяжёлые бархатные шторы.

– Сейчас сработает сигнализация, – шепчу. – Приедут пожарные.

– Они не успеют, – почти стонет Руслан.

– Ну и чёрт с ней, – отрезаю я и снова разворачиваюсь. – Мы неблагодарные сволочи, забыл?

Но не двигаюсь с места.

Потому что за спиной слышатся торопливые шаги, а мгновением позже – прорезающий тишину крик брата: «ЖАННА!»

Снова чертыхаюсь. Телефонов у нас с собой, конечно, нет. Я прекрасно знаю, как легко отследить активную симку.

– Беги лучше к соседям. Буди, кричи «пожар», – говорю брату в полный голос, и тоже начинаю орать: – ЖАННА!

Неподалёку заходится лаем собака. Подбегаю ближе к окну, мысли как сумасшедшие роятся в голове.

– ЖАННА, ПРОСНИСЬ! ЖАННА! ПОЖАР!

Мои крики смешиваются с воплями очнувшейся сигнализации. Дым и нагрузка на голосовые связки провоцируют кашель. Где-то рядом слышны крики Руслана. Краем глаза вижу, как зажигается свет в окнах соседей. Хорошо.

– ЖАННА!

Дверь! Изнутри она закрывается на замок—задвижку, но его мы открыли, когда выходили, а магнитный замок не работает без электричества. Как я раньше не додумалась!

Влетаю в дом, хватаю с вешалки первое, что попалось под руку – один из её шёлковых платков, кажется, судорожно мочу его под краном на кухне. Изысканная ткань очень плохо смачивается. С внутренней болью трачу на это несколько драгоценных секунд. Затем стремглав несусь наверх, прижимая платок к лицу, молясь, что у Жанны нет привычки закрывать дверь на ночь изнутри.

Комната уже наполнена дымом, и я на мгновение теряюсь, не понимая, где искать опекуншу. Потом вспоминаю, в какой стороне кровать.

Сквозь пелену дыма моим глазам предстаёт картина, которая в любой другой ситуации показалась бы забавной: всегда такая строгая, прилизанная Жанна сидит на кровати совершенно растрёпанная, ненакрашенная, и к тому же с заспанным и отчаянно-перепуганным выражением лица.

Не раздумывая, хватаю её за руку и тащу вон из комнаты. Сначала она словно бы сопротивляется, но потом идёт покорно, спотыкаясь об порог.

Уже на улице наклоняется, и её рвёт на газон. Тоже чувствую позывы, но сдерживаюсь, судорожно глотая ночной воздух и во все глаза глядя на полыхающий дом. Руслан подбегает и крепко меня обнимает. Скорей осязаю, чем слышу его сдерживаемые всхлипы. Кто-то из соседей накидывает тёплый махровый халат на плечи Жанне, и, зачем-то, куртку на меня – хотя я и так тепло одета. Видимо, своеобразный жест сострадания.

И совсем уже не удивляюсь, снова ощущая дрожь мироздания, когда наши с ней глаза, наконец, встречаются.