Метафизика власти и эволюция демократии

Рецензент:

член-корреспондент Национальной академии наук Беларуси доктор социологических наук, профессор А.Н. Данилов

© Антонович И.И., 2023

© Оформление. УП «Издательство “Вышэйшая школа”», 2023

Введение

Посвящается семейству Агишевых -

Асе, Юле, Ульяне, Алёне, Ивану

Метафизика изучает первоосновы бытия и познания, нацелена на постижение смысла человеческого существования. Это одновременно онтология и гносеология, в которых присутствует и мощный аксиологический элемент, ибо получаемые в ходе метафизических исследований и размышлений знания непременно подвергаются оценке как с точки зрения их практического применения, так и с точки зрения их соответствия реальному бытию мира вещей.

Исходя из этого, метафизика власти представляет собой попытку осмыслить условия социального бытия и происхождения власти в человеческом обществе по мере его становления и развития, определить сферу политики как жизнеобеспечения реализации власти, понять природу человека – носителя власти и его участие в политике, определить взаимодействие власти с социально-историческими процессами, развитие, формирующее условия человеческого бытия.

В марксистской литературе понятие власти в полном его объеме и на различных этапах исторического существования не изучалось. Ставилась историческая задача обеспечения власти пролетариата, а диктатура пролетариата подавалась как единственная форма власти, которая могла обеспечить будущее развитие человечества. Таким образом, многообразие власти и ее форм, характер носителей власти, социальное поведение и целеобразование достались в качестве предмета исследования либеральной традиции в современной философии.

Длительное время исследование природы власти сводилось к раскрытию ее божественного происхождения, и только в эпоху Просвещения и буржуазных революций 1848 г., когда реальными носителями власти во многих странах стали новые демократические силы, метафизика власти была неотъемлемым компонентом философских исследований общества. В целеполагании действующих народных масс, социальных групп и индивидов борьба за власть неизменно подавалась как компонент общественного развития. Вместе с тем в историческом аспекте власть понимается как концептуальное отражение общественных структур, самоупорядочение, саморегуляция, которые в конкретных исторических условиях выдвигали из глубин человеческой массы людей, способных определить принципы этого самоупорядочения, навязать общественному поведению дисциплину и ответственность, создать уникальную среду безопасности для действующих индивидов.

Первобытный человек был беззащитен перед всяким, кто являлся сильнее его и мог отобрать скудные средства к существованию. В этом смысле носители власти выступали как упорядочивающие общественные процессы и защищающие действующих людей, что придавало власти сакральный характер, который отражается во многих социологических и философских исследованиях власти. В современной научной литературе и мысли в определении власти доминирует формулировка, которая принадлежит американскому исследователю Самюэлю Хантингтону: «Обществу нужен порядок прежде, чем ему нужна демократия»^[1]. Другой известный современный социолог Майкл Манн охарактеризовал власть как «способность одних людей заставлять других делать вещи и совершать поступки, которых они не смогли бы сделать без принуждения. С тем, чтобы достичь своих целей, какими бы они ни были, мы вступаем во взаимоотношения власти, сопровождающиеся как конфликтом, так и сотрудничеством с другими людьми, и на этой основе формируются социальные отношения в обществе»^[2].

Исторически власть прошла длительный путь эволюции. Известный французский исследователь власти Бертран де Жувенель, как и ряд других мыслителей, подчеркивает, что в человеческой жизни отеческая власть есть первая. Отсюда, по его мнению, начиная с античности вплоть до середины XIX в., все мыслители видели в семье первоначальное общество, простейшую клетку последующей общественной системы, а в отеческой власти – первую форму появления основы для других^[3]. Жувенель убежден, что семьи возникают также, как и индивидуумы, и рано или поздно они группируются в сообщества, договариваясь о принципах решения совместной судьбы и обеспечения выживания во враждебной и поначалу мало им известной природной среде.

Первоначально для того, чтобы быть эффективной, власть освящалась религиозными убеждениями, ей придавался магический характер – такая оценка присутствует в большинстве современных исследований. Во власти есть определенный магнетизм и сакральность, ее функционирование обеспечивается наиболее талантливыми индивидами, способными вдохновлять, организовывать и подчинять массы людей своим целям и задачам. Устойчивость власти определяется тем, насколько ее носители уважают интересы масс, которыми они призваны управлять, поэтому функционирование власти имеет личностный, индивидуальный элемент. Одни индивиды вдохновляют на совместное законопослушное поведение своих собратьев, выдвигая перед ними цели, которые отвечают их условиям выживания, другие – применяют насилие для реализации тех целей, которые закрепляют их пребывание у власти и только частично отражают интересы своего общества в целом. Поэтому в основе власти изначально лежит взаимоуважение и взаимозависимость действующих индивидов, однако в условиях разнообразия человеческого общества реализация принципов власти всегда обеспечивается путем насилия, отвечающего совместно принятым законам и правилам действий, или навязываемыми мощными носителями в качестве парадигмы поведения в будущем.

В современной философии власти, исследованиях этапов ее эволюции и особенно принципов ее возникновения, существования и реализации повсюду в мире очень сильна христианская традиция. В Новом Завете в Евангелии от Матфея изложены некоторые принципы современной власти, важнейший из которых состоит в том, что Иоанн Креститель, предшественник Христа, проповедовал принцип «покайтесь, ибо приблизилось царство Божие… и крестились от него в Иордании, исповедуя грехи свои»^[4]. Этот важнейший принцип покаяния, самоисповедования, чувства ответственности – непременное условие возникновения и существования власти. Иоанн Креститель, однако, вводил в понимание власти и элемент насилия, намекая на пришествие Христа, говоря о том, что вскоре придет некто, кто сильнее его, и он будет крестить людей «духом святым и огнем», предполагающий устранение индивидов и элементов поведения, которые мешали бы функционированию общества: «Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь»^[5]. В Евангелии от Матфея присутствует и принудительный элемент – потребность поклонения одному Богу и призыв следовать за ним в ответ на обещание сделать следующих «ловцами человеков». В основе этого введения и поведение через закон «ни одна нота и ни одна черта не перейдет из закона, пока не исполнится все». Исследование принципов власти определяется и регламентируется наказанием и вознаграждением – своего рода иерархия наказаний и вознаграждений: «Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном»^[6]. Дальше следуют нравственно-поведенческие заповеди типа «не убивай – кто же убьет, подлежит суду», «не гневайся на брата своего – мирись с соперниками своими скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя судьбе, и не ввергли бы тебя в нищету»^[7]. Тут и более конкретные установки, за которыми тоже следует вознаграждение и наказание: «не смотреть на женщину с вожделением», «не преступать клятвы», «не изменять заветам Господа». Очень важно, что послушание вводится в качестве элемента общественного поведения: «А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»^[8]. Важнейшим условием общественного существования и общественного порядка объявляется взаимная благотворительная помощь ближнему.

Притча «любить врагов своих, благословлять проклинающих, благотворить ненавидящих» редко когда исполнялась. В структурах реальной исторической власти присутствует как нравственный императив, так и ориентация почти во всех доктринах, оправдывающих конкретного властоносителя или конкретные проявления динамики власти. Очень интересен факт тайного осуществления замыслов и планов: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно»^[9]. И тут же жесткое предупреждение: молясь, не говорить лишнего, тщательно продумывать свое поведение и поступки и не спешить объяснять их значение. Процесс повиновения власти жестко ограничивается лояльностью и покорностью: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить Богу и маммоне»^[10].

Чрезвычайно важной является ориентация на совершенствование, возвышенный идеал, когда предлагается искать прежде всего Царство Божие. Эта ориентация способствует сакрализации власти и становится достаточно реальной, если власть ставит цели, достойные того, чтобы за них бороться и страдать. Важнейший принцип сосуществования и реализации структуры власти – взаимоуважение и принятие: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки»^[11]. Этот важнейший этический императив общественных отношений и власти так или иначе устойчиво повторяется почти во всех структурах и исследованиях власти. Подобное основополагающее положение сопровождается массой дополнительных комментариев и упреждений вроде необходимости беречься от лжепророков, по реальным действиям узнавать намерения людей и ряд других совершенно конкретных рекомендаций.

В этой философии власти жестко и неизменно присутствует элемент насилия: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч»^[12]. Сегодня эта притча истолковывается в разных исследованиях противоречиво: одни оправдывают, а другие считают ее неприемлемой в современном обществе. Однако она твердо ориентирует на характер наказания – принуждение к социально ответственному поведению – и это дополняется жестким указанием о необходимости нести свой крест и следовать за Христом, охраняя нравственность и учение Христа: «Сберегший душу свою, потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня, сбережет ее»^[13].

Это важнейший призыв к необходимости жертвенного трудового исполнения своей миссии в мире, и исполняющие свой долг призывают прийти к спасителю, ибо он успокоит. Одновременно с жесткими этическими принципами сожития и взаимного уважения в притчах о власти содержится твердый и трезвый пункт «кто не со мною, тот против меня; и кто не собирает со мною, тот расточает. Посему говорю вам: всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем»^[14].

Итак, повиновение – это награда стать братом и сестрою Сына Божьего. Детализация обязанностей и принципов поведения человека в современном обществе, изложенная в Евангелии от Матфея, представляет собой единую законченную парадигму власти как условия выживания человеческого сообщества в религиозной литературе.

В данном издании будет сделана попытка проследить формирование понятия власти в европейской философской и социологической литературе, остановиться на некоторых важных этапах развития самой концепции и систем власти в европейском социально-политическом пространстве, взаимоотношениях носителей власти и политических ориентаций в современном обществе и самое главное – эволюции структур и форм власти в одну довлеющую в современном европейском историческом контексте – демократии. Были использованы исследования, которые проводились в различных европейских странах в XIX–XX вв., некоторые из выводов этих исследований к конкретной исторической действительности.

И.И. Антонович

Раздел I
Саморегуляция общества и диалектика власти

Глава 1
Религиозно-исторические и социальные основы становления власти

Корни западной демократической традиции, по мнению многих исследователей, восходят к так называемым децентрализованным цивилизациям первого тысячелетия до новой эры – Финикии и Греции. Из двух стран в современных исследованиях политической власти и ее эволюции фигурирует Греция как прототип современных политических структур и как образец для становления новых демократических устройств. На этой основе возникли макро-исторические процессы, в которых реализовались многообразие образцов политического поведения и централизованная власть. Цивилизации централизованного управления «всасывали» в себя многочисленные маргинальные, хаотические и анархические структуры и в конечном итоге в ходе столетий создали устойчивые образцы, которые можно использовать для изучения направлений эволюции и развития современных структур власти.

Греческая структура власти характеризовалась тремя концентрическими кругами, накладывавшимися один на другой. Первый – это город-государство; второй – это многогосударственная геополитическая организация, объединенная языком и культурой (ее наиболее четким выражением явилась Греция); третий – это человечество, окружавшее эту структуру власти в многочисленных формах своего существования от диких до первоначально цивилизованных, а затем до имеющих начала демократического управления. Носителями того, что сегодня понимается под греческой демократией, были первых два концентрических круга: город-государство и геополитическая организация из множества городов-государств, объединенных центральной властью. Несмотря на то что Греция, как и Финикия, пала под давлением мощных централизованных империй, ростки демократической традиции, сформировавшиеся там, повторялись в различных социально-политических устройствах и в современной истории. Финикийское государство представляло собой этнически многообразное объединение народов. Оно заполнило собой вакуум власти, который существовал на восточных берегах Средиземноморья после упадка Египта. В этом вакууме восточное Средиземноморье стало постепенно заселяться народами-кочевниками, строить укрепления, развивать мореплавание и мореходство.

Согласно библейскому преданию, новые протогосударственные структуры оказали существенную помощь королю Соломону, а в IX в. они поставляли ему кедр и другую древесину. В ответ на это Соломон снабжал их пшеницей и оливковым маслом. Ассирийская империя разрушила государство Израиль, но не финикийские протогосударственные образования вдоль восточного берега Средиземного моря. Ассирийцы заставили финикийцев платить им дань, но овладеть ими не смогли. Финикийцы развили общественно-государственные структуры, максимально приспособленные к существованию в условиях Средиземноморья. В IX в., расширяя свои торговые и производственные пути вдоль берегов Средиземноморья, финикийцы столкнулись с греками.

В числе многих греческих колоний наиболее известным был Карфаген (дата появления – от 814–813 гг. до н. э.), который основал свою собственную империю на западном берегу Средиземноморья. Финикийцы уступили грекам по всем измерениям общественной и торгово-экономической деятельности. Позже, уже в VI в. они потеряли свою независимость – их оккупировали персы, которые активно использовали морские суда финикийцев, особенно в ходе войн с греками. Финикийцы были окончательно покорены Александром Македонским в 332 г. до н. э. Карфаген и другие западные колонии, однако, сохраняли свою автономию длительное время. Карфаген пал под натиском римлян в 146 г. до н. э., но Финикия оставалась ведущей державой в зоне Средиземноморья в течение почти пяти столетий. В отличие от других государств региона, таких как Сардиния и Испания, она владела отдельными портами. Каждый город-государство был политически независимым. Даже относительно небольшие города-государства на севере Африки никогда не были полностью поглощены Карфагеном. Финикия являлась первой по-настоящему морской державой, состоящей из довольно гибкого, но, тем не менее, устойчивого геополитического содружества городов-государств. Это протогосударственное образование стало основой диффузных децентрализованных государственных концентраций, в которых развивалась промышленность, грамотность и начало социальной организации, которые потом копировались в ходе становления государственных процессов в Европе.

Расширение грамоты и чеканка монет были важнейшими цивилизационными приобретениями финикийской культуры, которые дали мощный толчок развитию народов Средиземноморья. Раскопки, проводившиеся в районе Средиземноморья, доставляют многие свидетельства расширения грамоты, причем в довольно разных диалектных вариантах: шумерских, хеттских, египетских, киприотских и т. д. Позже о расширении грамотности свидетельствует появление таких же глиняных табличек на иврите и ханаанском языках. Финикийский алфавит был перенят греками около 800 г. до н. э. и расширен по всему Средиземноморью.

Государственные образования, таким образом, обрели свою устойчивость благодаря развитию грамоты, служившей мощным социальным средством объединения различных этнических группировок. Важнейшим качеством грамотности, способствовавшим этому, является демократизация обучения грамоте. Безусловно, поначалу грамотность была ограничена руководящей элитой, но в нее втягивались все новые и новые торгово-экономические слои, без которых нормальное существование государств было бы невозможным^[15]. Параллельно этому развивалось и искусство чеканки монет. Развитие экономических связей и контактов требовало новых механизмов измерения, фиксации обмена товарными массами. Все это уже существовало в Египте, Вавилонии, Ассирии, однако движение в средиземноморские протогосударственные образования расширило сферу распространения государственности, способной развиваться за счет вовлечения в политический и хозяйственно-экономический оборот все более широких масс населения.

Арамейцы и финикийцы ввели в торговый оборот деньги, согласно существующим документам, уже где-то в VIII и VII вв. до н. э. Здесь же развилась практика выпуска личных монет и других денежных знаков. Американский исследователь Манн пишет по этому поводу: «Появление первых монет, которые признавались в ходе торговых контактов, способствовали сближению ближневосточных и средиземноморских цивилизаций. Торговые караваны распространяли эти инновации и в Малую Азию. Греческая традиция печатания монет исходит к полугреческому-полуазиатскому царству Лидии в VII столетии до н. э. Археология поддерживает этот вывод… Монеты обладали изображением на обеих сторонах. На них обязательно была надпись королевства или города-государства, что затрудняло их подделку. Первые монеты были высокого качества и высокой стоимости, так что индивидуальными торговцами они не воспроизводились»^[16].

Первым видом деятельности, которая оплачивалась первыми монетами, была военная деятельность. Использование монет распространилось по основным торговым путям вдоль Средиземноморья в восточном направлении в Персию и в западном – в Грецию. В среде новых образований выделялась Греция. Ее народ интенсивно занимался торговлей и поставкой торговцев и наемников соседям. К началу новой эры Греция обладала городами-государствами, для которых было свойственно демократическое устройство, гражданское самосознание.

Производство монет служило не только средством расчета и создания стоимости, но и своеобразным свидетельством принадлежности. Считается, что денежная экономика возникла в Афинах около 575 г. до н. э. Сам факт внедрения монет в экономический и торговый оборот предполагал наличие двух независимых носителей власти: центрального государства и децентрализованного класса торговцев и промышленников, способных к самостоятельной социальной и экономической мобилизации. Одно не растворялось в другом – это было диалектическое взаимодействие, когда торгово-предпринимательское сословие нуждалось в защите государственной власти от конкуренции, а часто и от самих себя.

Историческое наследие Греции для современности состоит в формировании трех важнейших институтов: города-государства или полиса, культа разума и политической борьбы. Некоторые исследователи называют это революцией структурной реорганизации общества по трем направлениям, которые были абсолютно необходимы для формирования государства и функционирования власти. Манн говорит, что Греция завещала эти три института современности и создала традицию, на которой основана западная цивилизация^[17] Земля Греции мало подходила для развития интенсивного сельскохозяйственного производства. Плодородность ее долин была невысокой. Голые горные массивы вдоль побережья не благоприятствовали политическому объединению, однако морские путешествия помогли Греции создать уникальную цивилизацию, которая и сегодня вызывает восхищение исследователей.

Греция сумела реализовать уникальность своего географического положения между Европой и Ближним Востоком. По мере того как в Европе развивалось сельское хозяйство, греки перехватывали производимую там продукцию и поставляли ее на Ближний Восток. Торговые караваны дорийцев, ионийцев и других, по существу, фактически объединяли Европу и Азию. Греция образовала много колоний по берегам. Она знала периоды взлета и упадка, но в течение столетий ее развитие впечатляло соседей, и молва о ее успехах сохранялась в последующих поколениях.

В новых государственных образованиях греческих городов формировалась как аристократия, так и плебс (простой народ), который вдохновлялся идеалами свободы и автономии. По мере того как греческие города богатели в результате торговли и военных захватов, противоречия между происхождением и богатством смещались. Богатство выдвигалось на первый план и становилось основой политического поведения и стремления к власти. Манн говорит о том, что «…греческий полис был самоуправляющимся территориальным образованием с городским центром и сельскохозяйственным окружением, в котором каждый землевладелец мужского пола, аристократ или крестьянин, рожденный на этой территории, обладал свободой и гражданством. Двумя важнейшими понятиями здесь были равенство граждан среди землевладельцев, преданность и лояльность территориальному городу больше, чем к семье или родству»^[18].

Характерно, что на всех этапах развития сохранялось ощущение или понятие родства, используемое как основание для расширения государства и его влияния. Эта традиция сохранилась в течение столетий, и даже сегодня формирование крупномасштабных национальных государств содержит в своей основе этническое, расовое единство, хотя по большей части в крупных государственных образованиях оно трудно просматривается.

Греческий полис сумел сформировать у своих граждан то, что исследователи называют территориальной лояльностью. Одним из первых это заметил Аристотель, который считал, что главным качеством полиса является то, что он формирует территориальную общность. Осознание территориальной общности ограничивает влияние аристократии, основанной на общности по происхождению (по крови).

Таким образом, в развитии полиса наблюдается тенденция демократических образований, требующих вовлечения в управление ими активного участия масс населения. Система полисов в эпоху появления железа как основы индустриализации в среде владельцев сельского хозяйства стала первым условием объединения греческих полисов во множественную государственную систему. В эпоху железа торговля и военная организация укрепляли государство, содействуя накоплению богатства, его надежной охране и использованию для дальнейшего развития. При этом многие исследователи отмечают, что торговля не была главенствующим звеном в данном процессе и особенно не выделялась она греками. Торговля на короткие расстояния организовывалась обычно профессиональными купцами, часто иностранного происхождения. Их положение в полисе было маргинальным. Коммерсанты и крестьяне являлись поначалу свободными. Выходит, что политическая организация не была прямым следствием взаимодействия социальных сил. Хотя отдельные полисы были унитарными по своему образованию, экономика таковой не являлась. Не существовало единой налоговой системы, единого цикла производства, распределения и потребления; была даже определенная разобщенность между производством и активностью крестьян на местных рынках, что питало противоречия местных рынков и крупных торговых сетей. Это создавало определенный дуализм торгового и крестьянского сословий, который сохранился даже тогда, когда греки научились контролировать торговлю.

Без торгового развития существовать полисам было невозможно. Грекам надо было закупать железо. За него они платили сельскохозяйственной продукцией, такой как оливковое масло и вино. Избыточное производство этой продукции помогло укрепить основу греческой цивилизации. Греческие полисы, которые образовывались далеко за территориальными пределами самой Греции, представляли собой своеобразный синтез сельскохозяйственного производства и торговых центров. Создавался особенный архипелаг греческого присутствия вдоль Средиземноморья, который таким образом оказывался под подпольным контролем греков. Греция развивалась как множественность городов-государств, которые объединяла торговля и общность экономической деятельности. Как раз в этой среде сосуществующего торгово-экономического и сельскохозяйственного разнообразия родились первые демократические принципы управления городом-полисом. Никогда до этого в известной истории крестьяне не участвовали в управлении цивилизованным обществом путем голосования, после свободной дискуссии в ходе открытых публичных формирований и встреч.

В соседних Эритреи и Риме экономическое развитие управлялось и контролировалось аристократическими городами-государствами. Территориальная и политическая самоидентификация не обязательно совпадали. Эти ростки появились в основном в греческих городах-полисах. Хотя их становление было постепенным, четкие контуры демократического самоуправления здесь обнаружили себя только в VII или VIII в. до н. э. Способствовали этому военная организация, появление фаланг (hoplite).

К VIII в. до н. э. появление металлов и накопление богатства благодаря развитию сельского хозяйства и других отраслей экономики позволили грекам сформировать военные структуры, которые стали существенным средством распространения их влияния по всему Средиземноморью. Федеральные протовоенные образования, возглавляемые выходцами из аристократических семейств, были заменены мощной, хорошо организованной и вооруженной, постоянно действующей армией. Слово hoplite обозначает «сильно вооруженный». Оно подразумевает армию, объединенную в одну мощную структуру, постоянную тренировку и организацию, нацеленность на определенные задачи и разработку стратегии и тактики их решения. Существование армии и использование ее для целей защиты своих приобретений и захвата новых территорий создавало весьма интенсивную социально сплоченную среду внутри греческого общества. Понятно, что вооружение требовало определенных средств. Разбогатевшие фермеры становились фалангистами, и такое внедрение в формирование новой социальной структуры стало также весьма мощным фактором демократизации, отстраняя от процесса управления аристократические семьи.

В обществе разгорелась острая борьба за конституцию, в которой монархическим, аристократическим противостояли демократические принципы. Она продолжалась в ходе VII и VI вв. до н. э.^[19]. В ходе дискуссии и борьбы вырисовалась и реализовывалась идея «унитарного общества», носителем которого является город-государство. Причем дискуссия велась не столько по вопросу об облике нового государства, сколько по проблемам, как им управлять наилучшим образом. В итоге споров по проблемам управления родилась своеобразная государственная форма – «демократия и богатство». Аристократическая формула правления выжила в некоторых северных городах-полисах этой территории. Там сохранились и традиционные формы монархического управления, которое выражалось в крайне агрессивной тирании. Однако вся масса граждан (демос) в большинстве государств-полисов требовали демократического управления. Демократические управленческие структуры расширялись благодаря росту экономического благополучия городов и действию фаланг. Манн говорит о том, что «…главным вкладом фаланги в общественную жизнь города-государства была интенсификация преданности сельскохозяйственных производителей комиссионному праву. Солдат фаланги являлся частью местной экономики, и это требовало политического союзничества со своими товарищами в той же мере, в которой ему требовался щит и меч»^[20]. Быть членом фаланги стало наилучшим призванием для молодого человека, где он мужал не только как активный деятель, храбрый в военных подвигах, но и как законопослушный гражданин, подчиняющийся интересам сообщества в городах-полисах. Манн называет это общественно-политическое состояние греческого города-полиса выдающимся мастерством. Оно формировалось в условиях демократических процедур, участия всего населения в обсуждении вопросов и проблем повседневной жизни, реализации планов, особенно военных экспедиций, и формировании на этой основе законов, которые предполагали повиновение, послушание, лояльность^[21].

Фаланги отдельных городов-полисов активно сражались и между собой. Однако военные действия тоже подчинялись определенным правилам. Война объявлялась после того, как она была подробно обсуждена на городских ассамблеях. Одним из правил ведения военных действий было условие, чтобы они не мешали сельскохозяйственному производству. Это объединяло множественность городов-полисов в единый полис и формировало общую культуру, в которой центральное место занимала легитимизация складывающейся политической системы. В ходе первого вторжения персов (490 г. до н. э.) фалангам пришлось очень сложно. В обмундировании и экипировке были произведены серьезные усовершенствования, появился облегченный шлем, а тяжелые бронзовые наплечники и кольчуги были заменены щитами. В итоге персы, правда, в изображении греков, были поражены массовыми выступлениями греческой пехоты, против которой оказалась бессильна даже кавалерия (тогда еще всадники не имели седел и держались на лошадях весьма непрочно). Характерно, что тактику фалангистов использовали не их современники во время пленения, а гораздо позже – финикийцы, македонцы, римляне.