БОБРИКОВ: Спасибо конечно. Пока к вам поднимешься – сердечный ритм собьётся. (Подавшись чуть вперёд, делая жест с подобием реверанса, выдержав большую МХАТовскую паузу на долгом выдохе, с апломбом заключает).

Экстрасистола…

ЖАБОНЯН: Боже! Так всё серьёзно?

БОБРИКОВ: Да что же я вас гружу, с ходу своими проблемами.

ЖАБОНЯН: Ничего-ничего. Михаил Фёдорович, предвосхищая ваши вопросы, я бы хотела…

БОБРИКОВ: Да что же это такое! Простите, что так резко перебил! Э-э-э… Не всегда вижу окно, чтобы вклиниться в беседу, вот и приходится зверски прорубать… Ну да ладно, я ведь не об этом… Михуил Фидрилович! Я – Ми-ху-ил Фи-дри-ло-вич! Да сколько же можно повторять?! Вы у меня два раза по телефону спросили! Вы что издеваетесь?

ЖАБОНЯН: Ни в коем разе, это что же такое получается, я не ослышалась?

БОБРИКОВ: Нет! Нет и ещё раз нет! Не ослышались. Предки – поляки, фины, ай, да помесь «ублюдошная»… (Как опытный жонглёр-фокусник делает сложные пассы руками).

Клубок целый, хрен разберёшь этот винегрет. Любители ставить генетические опыты…

ЖАБОНЯН: О боже, это же надо было так библейское имя искаверкать! Прости господи…

Что же вас сюда привело?!

БОБРИКОВ: А не боитесь с таким агрессивным подходом покупателя утерять на веки вечные? Я же не продавец могу и соскочить! А потом, ещё и под одной унылой звездой, отзыв негативный во всех интерактивных картах города оставить!

ЖАБОНЯН: Не пугайте меня так сильно… Вы, только что своих родственников ублюдками назвали, а тут сравнение «Михаила» и «Михуила» агрессией называете… Так, ну а я, в свою очередь, не стану вас уговаривать. Очередь длинная.

БОБРИКОВ: Какая изящная игра слов. (Издевательски).

Вот, не ожидал, вы меня ещё поотговаривайте!

ЖАБОНЯН: Напоминаю и снова говорю медленно: реверсивная…

БОБРИКОВ: Помню-помню ещё не успел запамятовать… А-а… Как это… (Звонко щёлкает пальцами и сильно картавя довольно произносит).

Реверсивная психология.

ЖАБОНЯН: Да вы прям, я смотрю, подкованный!

БОБРИКОВ: Есть немного! А если не сработает вся эта… Чепуха ваша ультрамодная?

ЖАБОНЯН: Да ради Бога… Спрос-то есть! Таргетинговая реклама сюда клиента трамбует. Вон и без вас оленьими хороводами ходят, в томных очередях робко мнутся – бедолаги! Я в людях и маркетинге разбираюсь досконально и это главное, остальное само-собой прирастает! К тому же продажи быстрые, да и сектор бюджетный, цены настолько демократичные, что в них не зашита даже элементарная вежливость, а уж облизывания с присмыканиями так и подавно, так что – чего церемониться-то?! Нормальный хамский оптовый сервис, всмысле дёшево и сердито. (И добавив артистичности).

Ваша братка по другому стремается!

БОБРИКОВ: Да-а. Я понимаю, вам главное втюхать, а что там дальше – вопрос десятый!

ЖАБОНЯН: А я и не скрываю! Я же вам прямее прямого и говорю!

БОБРИКОВ: Бытовое хамство сожрало все автоматические формулы вежливости. Теперь чтоб тебе не нахамили приплачивать надо, пусть не напрямую, а платёжеспособностью своей. Послушайте, у вас день не задался, или это ваше обычное состояние?

ЖАБОНЯН: Ой, и вправду, как-то мы не очень начали. (Заметно смягчается Жабонян).

Кофейку шарахнем?

БОБРИКОВ: Не против – испить!

ЖАБОНЯН: Ну, ладушки! С крендельками?

БОБРИКОВ: Не откажусь!

ЖАБОНЯН: Прекрасно!

БОБРИКОВ: Спасибо!

ЖАБОНЯН: Ой, ну мы с вами разговариваем, как-будто в домино играем!

БОБРИКОВ: Все же лучше, чем в начале.

ЖАБОНЯН: Ну вы извините, клиент нынче нервный пошёл, на меня наслоили свои тягостные эмоции… А осадочек свой крендельком заешьте.

БОБРИКОВ: Осадочек выветрился. Забыли!

ЖАБОНЯН: Сейчас до вас такой шумный персонаж был…

БОБРИКОВ: Не тот ли, что на скорой уехал?… С блаженной миной.

ЖАБОНЯН: Да что вы, это навряд ли. (Смеётся).

БОБРИКОВ: Вы знаете, хотелось бы как-то по-быстрому обкашлять все стандартные условия, чирикнуть незатейливую подпись, отгрузить рваное бабло и въехать в шикарнейший эконом!

ЖАБОНЯН: Не вижу препятствий! Это как раз, то самое предложение, от которого нельзя отказаться. Либо подпись в договоре, либо мозги на договоре! (Смеётся).

БОБРИКОВ: … (Растеряно, не зная, что сказать, пытаясь собраться с мыслями). Я не разделяю вашей иронии, наверное это очень забавно, смешно и познавательно, но… Я, ведь, честно говоря, не поржать сюда пришёл.

ЖАБОНЯН: Да шучу я, что же вы серьезный такой, как мешок картошки! Вроде не министр, а обычный почётный гражданин, труженик и… Ой, а кто это там за дверью прячется?

БОБРИКОВ: А, это сын мой, любимый-единственный, Лукреций!

ЖАБОНЯН: Ну, иди, Лукреций, тётя конфетку даст!

БОБРИКОВ: Заходи, раз заглядываешь!

ЛУКРЕЦИЙ: Здраствуйте! (Заходит, хромает).

ЖАБОНЯН: Здравствуй малыш! Ой! У тебя ножка болит?!

Лукреций доверчиво кивает головой и застенчиво, хромая проходит в офис и садится на кожаный диван.

БОБРИКОВ: Временные трудности!

ЖАБОНЯН: Господи, а что же он у вас так легко одет!

БОБРИКОВ: Аномальный ноябрь – тепло! Да и закалённый он у меня, с детства!

Жабонян, ввиду его дефекта речи, так и не поняла: то ли он имел ввиду «аномальный ноябрь», то ли «а нормальный ноябрь», но переспрашивать не стала.

ЖАБОНЯН: Ну да, декабрь месяц уже к носу прилип! А сейчас – не детство?

БОБРИКОВ: Он у меня уже взрослый мужик!

ЖАБОНЯН: В 8 лет?

БОБРИКОВ: Да 9 с половиной уже, говорю ж мужик!

ЖАБОНЯН: Вы бы со своими недовоплащёнными целями, которые переносите на своих детей… Вобщем… Обратитесь к товарищу-психологу, он знает как работать над абсурдными идеями.

БОБРИКОВ: Спасибо за совет, я сам себе психолог. Разберусь как-нибудь сам, без посторонней помощи. Не советуйте, что мне делать и я не скажу куда вам проваливать. Давайте, уже вернёмся к нашим делам, как-то несколько отвлеклись, вам не кажется?!

ЖАБОНЯН: Да ладно уж, материнский инстинкт с постабортным синдромом.

БОБРИКОВ: Понимаю!

ЖАБОНЯН: Да ничего вы не понимаете!

БОБРИКОВ: Ну естественно не рожал и даже, представьте себе, аборт не делал, ну я вас, как человек понимаю, простите, не как мамочка-абортница, да и всё это больше ради приличия говорится, вы же понимаете.

ЖАБОНЯН: Да, конечно, эмоции опять эмоции…

(Обращается к Лукрецию). Малыш, попей чай, конфеты покушай.

(Обращается к Бобрикову). Ему ведь можно? Аллергии у него нет?

БОБРИКОВ: Можно. Уплетает дома по трёхлитровой банке облепихового варенья с марципаном, не боясь схлопотать аллергию. Хотя он и не знает, что это такое, а мы, в свою очередь с моей ненаглядной супругой, как заботливые родители запаслись супрастином, на разный случай.

ЖАБОНЯН: Что ж похвально, ответственные и заботливые родители это редкость в наше время. Лукреций, хочешь порисуй, вон какие фломастеры, а мы с папой твоим о делах поговорим.

Лукреций застенчиво кивает головой и улыбается.

БОБРИКОВ: Я человек простой-рабочий, неприхотливый в быту – вынужденный аскет, не продавший себя за мнимые статусы и фальшивые ранги, дешёвые понты и сладкую, циничную, лживую жизнь. Нам что-нибудь тупо попроще, да желательно подешевле, но не совсем чтобы ущербный вариант, а хороший без излишних выкрутасов. За архитектурный код строго спрашивать не буду! Двушка средней потёртости нас бы вполне устроила.

ЖАБОНЯН: Вы наверное лофт имеете в виду?

БОБРИКОВ: Да. Как у нас на убогой заводской слесарне. Да, сейчас любую обветшалую заброшку лофтом обозвать можно. А вообще у меня есть один очень грубый индикатор – он же очень хороший лайфхак: если в лифте, извиняюсь за просторечье, не насрато, то дом можно считать образцово-показательным и снова повторюсь, у меня к этой жизни не высокие требования.

ЖАБОНЯН: Превосходно, значит наш эконом вам зайдёт, как бизнес-класс! Прекрасная коридорная система, привычная жителям малосемеек, гостинок и дешёвых гостиниц, спасибо старому наследию. Старое помещение в старой промзоне не рухнуло, а значит отстояло своё право на вторую жизнь. Благодаря кабинетной системе старого административного здания нам удалось чудеснейшим образом реставрировать здание и реинкарнировать его в жилой фонд. Дёшево и сердито! Всё как вы любите!

БОБРИКОВ: Всё как мы любим!

ЖАБОНЯН: Ну вот и ладушки, значит договоримся!

Бобриков прожил всю свою суровую серую жизнь в послевоенной, еще не «ободранной», сталинской застройке с помпезными колоннами и нелепой причудливой лепниной. В условиях низкой культурной плотности, где основными достопримечательностями являлись разбитый асфальт у «родового гнезда» и мусор вперемешку с валяющимися бичами и всё это, как часть инфраструктуры. Быт определяет сознание, а затем сознание определяет быт и для кого-то это – карусель, а кто-то по редкой случайности имеет шанс вырваться из этой пучины.

Счастливым собственником антикварного жилья он стал во времена политических и социальных трансформаций, путём повальной полумошеннической приватизации, которая впоследствии сильно расслоила общество. Не то, что бы он был ветераном квартирных войн, но остальные наследники внятно не выразили свои права унаследования, видимо по причине их ранней самостоятельности и отсутствия всякой вязкой заботы к их предкам, пассивно устранились имея более свежие сталинки, хрущёвки и брежневки, поэтому он приватизировал старую сталинку и дачу у родника на себя.

Ну а в наши интересные дни, видавший виды трухлявый склеп не скромно рушился на глазах и ведь, дом до сих пор не был признан аварийным. Обычное дело! Михуилу не пришлось расчитывать на мощную всеобъятную государственную поддержку и поэтому он пошёл по проторенной дорожке: продал себя в ещё большее рабство с последними потрохами, первому попавшемуся на глаза, кровожадному банку. Теперь он мог расчитывать на новую халупу, жалко, было старый отчий дом. Домик то был хороший, только древний, а ещё сырой гнилой вонючий и заплесневелый, старая чёрная плесень очень сильно намекала на нежилое помещение.

Причудливая лепнина ревностно сохраняла атмосферу типичной старорежимной пэгэтэшки, вводя в гипноз и замедляя жизненный ритм. Вычурные архитектурные шедевры полузабытой эпохи, с вонючими подъездами, густо сдобренными окурками и щедро приправленными плевками – маргинальный культурный код, если хотите, настойчиво указывали на вектор деградации. Но, вот, что удивительно, в таких убитых вонючих подъездах висят картины, всё по принципу – «С накрашенными губами и немытой шеей!».

В том мире, где все против всех, напротив горбатого фонаря освещения, на заблёванной, сильно скользкой придворовой «арене», ежесуточно происходил жестокий естественный отбор. Бобриков, став невольным свидетелем бытовых убийств, как-то быстро очерствел и состарился, сильно упрочнившись в сознании того, что: «Жизнь отвратна и не стоит даже ломанного гроша!». Ценность человеческой жизни в условиях размытых границ вседозволенности, как ни крути, всегда стремится к нулю. В таких местах: сначала пытаются взаимно растерзать, растоптать, убить и уничтожить, а потом, в случае обоюдной удачи, слегка недобитые туловища братаются, перепачканные грязью и кровью, душа друг-друга взаимными объятиями, сильно забухивая столь значимое событие, затем уже в объятиях алкогольной комы греют землю.

В ужасно нестабильной обстановке нельзя планировать и созидать, но адски плодиться… Как бы это было не парадоксально… Тут, уж сам Бог велел! В таких местах целые выводки – это норма! Вот, обычные крысы, к примеру, усиленно плодяться в сложных условиях, дабы популяция не завершила своё существование, так распорядился главный небесный программист, вбив защитный инстинктивный код в начинку тушке… Ну а здесь, на грешных просторах, видимо с изменением правил в социальных играх, поменялись и стратегии, теперь чтобы не работать совершенно не притязательному гражданину, с довольно-таки скудными способностями, нужно всего лишь неожиданно родить и смело жить-пить на пособие. Ребёнок растёт – родительская обязанность выполняется. Зачем изнурительно работать каждый день, когда можно от одного до, скажем, десяти раз родить – бизнес схема на всю тусклую жизнь!

Михуил выживал в окружении страшного колорита, вокруг мрачных убогих жестяных сараев и шифернокирпичных хрущоб, вводящих в состояние изрядно клинической депрессии и провоцирующих на хроническое беспробудно-коматозное пьянство. Но будучи человеком сильно стеснённым неудобными обстоятельствами, само-собой, ко всему прочему имеющим скудные возможности и жалкие средства к существованию, покорно принимал всё происходящее с ним, как расплату. Расплату за грехи всех ненавистных, хоть и его кровных предков и возможно его собственных грешков в неизвестных ему прошлых жизнях.

Повседневные бытовые программы и установки на будущее были надёжно и по злому умыслу зацементированы в голову бездушными пропагандерастами и прочими хорошо проплаченными бессовестными медиапророками.

Ничтожное существование Михуила, медленно протекало в скудном радиусе района рискованных инвестиций, генерирующего бесконечную скуку и безмерную тревогу, где яро презирают омерзительное лизоблюдство, и любой, даже малейший намёк на симпатию к власти. В этих местах тракторная подошва – это оружие, и стирается она быстрее о людей, чем о тротуар, которого там нет и никогда не было, да и нет надежды, что когда-то через многие лета будет.

Бобриков, глубоко погружённый в атмосферу лёгкого варварства, закис в болоте стабильности и даже не заметил, как оброс густым стереотипно-предрасудным мхом, глубоко погрузившись в инертную густоту окружающего пространства. Ведь всё в конечном счёте сводится к амортизации или списанию: первое сжирается временем, второе ложится на алтарь безумных идей; и будь это вещь или человек, нет совершенно никакой разницы – всё одно!

Кругом Михалычи с Петровичами, да дед Алтуфий с Поликарпом жадно вдыхают полной грудью ламповую атмосферу, играют в домино на трухлявых пеньках, за стабильность ратуют да о былых временах вздыхают. В обществе насилия и запугивания, связанных рук и кастрированных гарантий, продолжают по привычке да по завету возрастных авторитетов, которые уважения и поклонения к себе требуют, подпитывать зыбкую среду, где неотвратимо процветает всё та же хвалённая стагнирующая стабильность. Как сидели в болоте так и продолжают сидеть! Стабильность! Собачий хвост, мать его итить…

Бобриков продолжал существовать, в уже давно протухших постулатах, большие сроки бездействия уверенно и неотвратимо работали против него, катастрофически замедляя его жизненный ритм. Копируя предыдущие годы, ни на сантиметр не прогрессируя, конечно же он снова стабильно закисал в трясине пыльных констант. В некоторые моменты своей унылой и никчёмной жизни у него, время от времени, появлялось жгучее стремление бросить всё к чертям собачьим и сменить место дислокации, но «побег из Шоушенка» пока так и не состоялся, тухлыми мыслями окружения всё время переносился на потом и вскоре всё обратно вставало на свои места, привычные декорации с бурной чехардой криминальных событий держали в уютной зоне комфорта. Да и когда с ящика гордо вещали о высоких показателях, и о том какие грандиозные планы у великой славянской территории, ведь история кричит о нашем величии в прошлом, а значит с нашими-то генами, да с высоким тестостероном… Ух… И он снова верил и одобрительно кивал в ящик, в который раз обманывался и опять-таки верил, ему так было удобно оправдывать свою слабость и некчёмность. А вера как стена, построенная из кирпичиков страха, за ней не видно правду. Вся псевдоистория с искажёнными историческими фактами, вместе с важными фигурами вписанными в глобальный сценарий – один из мощных инструментов пропаганды и этим успешно пользуются профессиональные обманщики-пропагандерасты.

В ящике как всегда красиво искажали картину мира, транслируя сказки населению о прошлом, настоящем и будущем, о великом прогрессе, сладком комфорте и родительской заботе государства, намекая, что если это ни так для вас, то вы ошиблись в своём выборе, очень зря не послушав нас, поэтому сбоку по жизни, потому что сами виноваты – лентяи-лоботрясы эдакие ай-яй-яй… И вообще – «Лишь бы не было войны!» Этот слоган заменил предыдущий – волшебный – «По просьбам трудящихся!». Ну как тут поспоришь, обдышавшись терпкой пропагандой?! Но ведь, всё тайное, уж когда-нибудь – да, становится явным! Тяжёлая правда обязательно обрушится на сотню миллионов покорных голов…

БОБРИКОВ: Меня дико смущает дрянная локация, обжмающая этот довольно-таки приметный вертикальный барак, да возблестит и не рухнет сей жилой комплекс, но местечко конечно жутковатое, даже для таких как я! Домик резко выделяется из основного жилого массива, в анклаве хмурых хрущёвских трущёб, как белая ворона на помойке. Тут, надо полагать, приходится жертвовать не только чистотой обуви… И что, народ прёт?

ЖАБОНЯН: Ой, да не то слово, уже до драк доходит, парковки с квартирами поделить не могут. Место хорошее, подающее радужные надежды – точки притяжения вокруг, да около, да хордами, да по касательной. Кругом всё шумит бурлит и крутится – кровавое озеро – деловая активность – перспективный район! Данная локация привлекает инвесторов – слетаются все как мухи на… Мёд. Так что с местом вы не прогадали – угадали, так сказать, инвесторскую ставку. Копируйте действия профессионалов и будет всё в шоколаде!

БОБРИКОВ: Интересно… Девки пляшут… Но мы-то люди коллективные, куда народ – туда и мы. Лозунги и статистика наше всё! Фраза: «По просьбам трудящихся» – это наш кодовый замок в черепушку! Даже под тяжестью букв этих приторных лозунгов меня в дрожь бросает! Мы родом из постсоветского пространства, переплавить нас сложно. Ленинский яд у нас в крови. Поведенческие шаблоны нации очень инертны…

Ну да ладно! Нас конкретно, интересуют: квадратные метры и их стоимость, балкон, южная сторона, да еврейский этаж – и всего-то!

ЖАБОНЯН: Тогда у нас есть то, что вам нужно! Южная сторона в каждой квартире, как и балкон, метры от однушки до четвертушки: это, порядка от тридцати до ста. Цены самые низкие, извините, никак не перестроюсь – демократичные. Этажи от второго до предпоследнего в нашей тридцатке – все еврейские. Планируется установить фонтан с современным сценарием освещения в центре сквера по дизайнерскому проекту самого!.. Извините… Вот на языке крутится… Этот… Как его…

БОБРИКОВ: Да Бог с ним…

ЖАБОНЯН: В общем, дизайнер с мировым именем сюда приложился! И вообще… Локальная экспертиза показала высокий бал.

БОБРИКОВ: О как! Интересно! Извините, не успеваю за событиями. И всё же чего уж воду-то лить?! Я человек дела – мне важна точность формулировок!

Немного картавя Бобриков на удивление употреблял слова с большим количеством трудно произносимых, его речевым аппаратом, букв. А точнее одной заветной буковки, которая придавала его и без того нестандартной речи «Французско-Еврейский» акцент.

БОБРИКОВ: Первый раз такое слышу, ну да ладно, всяк кулик своё болото пиарит. У вас больно гладко всё, аж подозрительно, всё прям-таки так распрекрасно?

ЖАБОНЯН: А иначе и быть не может!

БОБРИКОВ: А как же мусоросжигающий завод в относительной близости, да ещё и на месте локальной ядерной аварии пятнадцатилетней давности?

ЖАБОНЯН: А это не страшно, ветер сдувает. Да и собственно… Что за навязчивые вопросы?! Дотошный, прям до тошноты…

БОБРИКОВ: Имею право, поскольку со своими кровными расстаюсь, я их не рисую, они мне потом и кровью достаются. Они мне с неба не падают! Как некоторым… В наше время, чтобы честному труженику физического труда на хату наскрести, нужно откладывать с «Мезозоя», как минимум. Так, что не надо мне тут брюзжать. Да… А как-же полигон, кладбище и вечное перенаселение?

ЖАБОНЯН: Так, для мегаполиса это, вполне себе, нормальное и очень даже, закономерное явление, а судя по плотности населения и тенденции увеличения роста урбанизации, вам всем нравится всё это гораздо больше, чем на свежем воздухе на огородах в сараях и гаражах жить за тысячу километров отсюда.

БОБРИКОВ: Ну допустим, не всем… А как же с адскими светофорными заторами на дорогах быть? Маятниковая миграция со спального в деловой и промзону, затем обратно – как это ни странно, создаёт длинные нудные пробки.

ЖАБОНЯН: Ну не без этого, а где же их нет! Развязку с пешеходными виадуками сделают – трафик разгрузится! Да и зачем вам дороги, когда всё в доме есть – не дом а город целый! Масштабы поражают! Современные технологии просто сводят с ума! На каждом этаже куча умных терминалов. Да – узкий общажный коридор… А чего вы хотели?! Эконо-о-ом! Дверь в дверь – все братья-товарищи – соседи родные. «Коллектив же – наше всё», как вы говорите. Или как там у вашего брата?! «В тесноте да не в обиде!». Вот, как раз-таки, тот самый чудный случай. Вместе веселее – сорок пять подъездов, семнадцать тысяч квартир – дом человейник. Э-ге-гей! Все люди – братья! Сосед соседу друг и брат.

В одном таком доме население маленького городка. И не надо в пробках стоять и стареть. На первом этаже вся бытовая инфраструктура от прачечной и супермаркета до приватного театра с оптовым ЗАГСом. Макдональдс в ЗАГСе, Старбакс в МФЦ – сумасшедшая коллаборация! Все мировые бренды на первом этаже «Коммерция». Американские горки планируем построить под подземной парковкой! Да, что там горки, свой собственный «Диснейлэнд». А уже под ним, крематорий с бомбоубежищем, да даже бункер для VIP-персон. Вход в скоростное метро из умного лифта. Да и вообще, теперь не в метро, а на лифте ездить будете, в вверх – вниз, вверх – вниз, туда – сюда, туда – сюда! Это новое вертикальное метро. На этажах электросамокаты будут. Я вам даже немножечко завидую, если честно. Мне ведь до моего загородного элитного поместья целый вечер в пробках стоять, а вам… Красота! Счастливые люди. За вас всё решили-расписали на века вперёд, всё продумали, живи себе и радуйся на автопилоте, ни забот ни хлопот, потребляй-прожигай-самореализуйся! Или что там у вас?!

БОБРИКОВ: Да, до вашего «Потребляй-прожигай-самореализуйся» ещё выживать и выживать, а так скорей «пахай-бухай».

ЖАБОНЯН: Ну, уж извините, это кому как больше нравится.

БОБРИКОВ: А кто это позаботился-то, уж не мировая ли закулиса?! Жизнь уже давно перешла в фазу тупого функционирования, ну чем мы не киборги?! – Существуем на автопилоте: не размышляем, не смотрим по сторонам, ничто не подвергаем критики; лишь повторяем привычные действия – механизмы из мяса, скоро наши запчасти заменят на сплавы пластика и резины. Извините из меня иногда философские ворчания вырываются не обращайте внимания… Подрывает временами от лицемерия окружающей действительности.

ЖАБОНЯН: Напротив, для меня любые отклонения от нормы, как глоток свежего воздуха.

БОБРИКОВ: Что вы говорите?! Слыхал краем уха от коллег по цеху, что дом не подключён к центральной канализации. Если это так, то это проблема номер – раз! Да, серьезная, надо сказать, проблема и это факт! Я вам, как специалист в данной области, говорю: немедля, с этим надо, что-то делать! Слышите?! Внедряться с полным погружением в самую суть проблемы и оперативно решать, иначе всё – трындец! Фекальный век! Привет Средневековье! Или что?! Старая недвижка, в сопли под ковш, а новое без доков, так же в труху?! Эти игры против кого?

ЖАБОНЯН: Ну вот, уже поясничать начинаете… Давайте обойдёмся без театральных сценок. Или это временное помешательство?!

БОБРИКОВ: Эмоции… Я, глубоко в душе творческий человек. Люблю в лоскуты раскромсать шаблоны и немножечко эпатировать…

ЖАБОНЯН: Ваша неуместная и к тому же неконтролируемая экспрессия, вызывает у меня вполне оправданное чувство опасения.

БОБРИКОВ: Да не бойтесь вы так, остаточное явление…

ЖАБОНЯН: Оно и видно!

БОБРИКОВ: Да нет, вы не подумайте…

ЖАБОНЯН: Доктор уволился или самовольно сбежали?!

БОБРИКОВ: Да нет же! Шутите?! Драмкружок из детства прочно засел. Я в душе актёр. В жизни так сложилось, получил более приземлённую профессию, даже более чем… А тут ещё и новостей пересмотрел, сверху на старые дрожи…

Olete lõpetanud tasuta lõigu lugemise. Kas soovite edasi lugeda?

Вертикальный барак. Бобриков

Selle raamatu lugejad loevad ka

Teised selle autori raamatud