Вне Времени

   Моим киевским друзьям.

   …Сева заметил навязчивое внимание к их персонам на третий час полета. Боинг-747 авиакомпании "Транс Оушеник Экспресс", вылетев из Грэндтайда, находился над Тихим океаном. До Токио оставалось еще около трех часов, а затем – еще девять до Москвы. Рыжий Лестер и Ринки дружно спали, утомившись от бездарного японского боевика, который крутили по видео. Совсем, было, собравшись сходить в самолетный зал игровых автоматов (незаменимая штука при дальних перелетах), Сева вытащил, насколько это позволяли кресла в туристском классе, свои длинные ноги в проход, но вдруг почувствовал беспокойство. Оглянувшись, он зацепил взглядом престранную фигуру, всем своим обликом выделявшуюся из общей массы пассажиров – сэнгеров и японцев, большинство из которых должно было сойти в Токио. Немного позади Севы в соседнем ряду кресел, у самого прохода вольготно расположилась в одиночку на пустом ряду сидений худая, как жердь, бабуля в вязаной ядовито-синей кофте и пестрой необъятной цыганской юбке. В отличие от своих соседей, пожилой сэнгамонской четы, одетой во все яркое, но подобранное со вкусом и аккуратное, в облике бабули была некая типично русская расхлябанность, незавершенность, что ли. Полуприкрыв глаза, тяжелые морщинистые веки которых, казалось, были поддернуты за середину невидимой бечевкой, бабуля сверлила Севин затылок нескромным взглядом. "Русская? – подумал Сева – Или цыганка… Не похоже, правда. Да уж, с такой внешностью никакая пластическая операция не поможет. Однако взглядец у старушенции! Дырку в голове запросто проглядит… В Штатах за подобное навязчивое рассматривание можно и под суд загреметь."

   Стюардесса, грациозная и ненавязчиво-услужливая японочка, дежурно улыбаясь, подкатила к Севе тележку с напитками. Взяв банку японского рисового пива, молодой человек опрокинул ее в себя, крякнул от удовольствия и ему стало совершенно и не до игровых автоматов, и не до странной старушенции. Еще раз взглянув на огненную шевелюру своего приятеля и очаровательные нежные профили его жены (жен?), Сева улыбнулся и закрыл глаза…

   …В девяносто втором году он, Всеволод Катков, выпускник авиационного института, получил грант на обучение в аспирантуре Грэндтайдского университета. Будучи программистом от Бога, Сева вскоре после приезда в Сэнгамон имел повышенную стипендию и неплохой дополнительный заработок. Это позволило бы ему переждать на относительно безопасных и благополучных тихоокеанских островах смутное время, которое началось на его родине после того, как великая советская империя развалилась, и вернуться в Россию состоятельным человеком.

   Севе очень нравились веселые, жизнерадостные и приветливые сэнгеры, принявшие чужака из России в свою среду, как родного. Никакой ксенофобии, зависти к незаурядным Севиным талантам, взглядов свысока на пришельца из стремительно обнищавшей страны – ничего из того, к чему морально готовился молодой человек перед отъездом на другой конец земного шара. За месяц – полтора Сева усовершенствовал свой английский до такой степени, что его стали принимать за урожденного сэнгера. На ностальгию времени почти не оставалось: работы по аспирантским делам было море, а в промежутках Сева чинил и собирал компьютеры в университете, налаживал сети, устанавливал новые программы. Да и, если честно, не мучила его ностальгия и в свободное время: райский климат, круглогодично теплый океан, плескавшийся буквально под окошком, наличие неплохих денег в кармане, отсутствие постоянно нависавшей дамокловым мечом необходимости думать о том, что будет завтра, и всеобщая доброжелательность окружающих были вполне по душе Севе.

   Однажды, когда русский аспирант уже стал известен своими компьютерными достижениями во всем университете, знакомый попросил его установить на компьютер и отладить программу в общежитии филологического факультета. На двери комнаты – "семейки" значилось: "Э. и М. Либстер, Л. Шерман". Удивившись подобному сочетанию, Сева постучался. Ему ответили хором два женских голоса: "Войдите!". За дверью Сева испытал легкий шок: ему навстречу вышло абсолютно непостижимое существо. Две очаровательные молодые девушки, черноволосые, с пронзительно синими глазами, идеальными чертами зеркально похожих лиц, с туловищами, чуть выше широкой талии сходящимися в одно. Существо двигалось на двух мускулистых красивых ногах. Походка сдвоенных девушек была уверенная и грациозная. Они были одеты в желтые университетские футболки и джинсы.

   Не отойдя от шока, Сева стоял столбом, забыв, как произносить слова. Девушки обезоруживающе улыбнулись:

•

Добрый вечер. Вы, наверное, компьютерный мастер? Нас зовут Эрин и Морин, для простоты Ринки. Проходите, пожалуйста. – две руки протянулись вперед для пожатия.

– П-п-привет… – Сева потряс две ладошки, ловко уместившиеся в его правой руке – Меня зовут Сева.

– Сеуа? Вы русский? Ой, как интересно! А вы давно из России? А полное имя ваше, простите, Усеуорлд? – затараторили девушки.

– Всеволод. – поправил Сева – Давно уже, скоро два года.

– А мы изучаем русский. Какое редкое имя! Вот хорошо, можно с носителем языка пообщаться! Присаживайтесь, Сеуа. Сейчас муж придет, чего-нибудь вкусненького принесет.

   Пока тугодумное железо неторопливо всасывало информацию с дискет, Сева разговорился с Ринки. Неловкость быстро улетучилась без следа – собеседницы Севы оказались очень веселыми и остроумными. Они тут же стали пытаться говорить с ним по-русски, правда, акцент у Ринки был в меру чудовищен, а грамматика и словарный запас хромали на все ноги. Сева, временами отвлекаясь на установку программы, с удовольствием общался с хозяйками. Через полчаса он понял, что уже немного влюбился. А когда пришел муж Ринки – коренастый огненно-рыжий парнишка с багровым шрамом на лбу по имени Лестер Шерман, Сева понял, что к себе ему сегодня не попасть. Лес обаял Севу; он был молодым режиссером, занимался съемками своего первого фильма – работы на соискание степени бакалавра, которую Лестер решил посвятить жизни инвалидов в Сэнгамоне. За разговором, прихлебывая пиво, молодые люди просидели полночи. Программа была между делом успешно установлена и отлажена. Лес стал предлагать за работу деньги, но Сева решительно отказался:

– С друзей не беру. В следующий раз пиво за мной.

   Странная чета Шерманов стала первыми настоящими, "не разлей вода", друзьями Севы в Сэнгамоне. Он с интересом выслушал историю Ринки, проживших фактически в затворничестве первые восемнадцать лет своей жизни, узнал и о том, через какие испытания пришлось пройти им с Лесом, чтобы соединить, наконец, свои судьбы. О том, какие хитроумные препятствия чинил им отец Ринки, как Лестера чуть не отлучили от церкви за намерение жениться сразу на двоих. Наконец, о том, что Ринки, отчаявшись переубедить отца, очень богатого человека, психиатра с мировым именем, приняли очень трудное решение – покинули свой дом, где они жили на всем готовом, и вышли в большой мир, решительно наплевав на свою, мягко говоря, нетривиальную внешность. Как они поступили вслед за своим мужем в Грэндтайдский университет.

   Ринки и Лес получили семейную комнату в университетском кампусе. Учеба у девушек шла, как по маслу: фактически, к моменту поступления они уже прошли всю университетскую программу дома. Ринки хотели стать филологами, их всегда привлекали литература и языкознание. Одногруппники, в основном, восприняли появление в своей среде сиамских близнецов вполне адекватно. Ринки вызывали всеобщее удивление и даже белую зависть на занятиях. Особенно яркими были их успехи в спортивной подготовке: они так ловко выписывали головоломные вольты на турнике и брусьях, бегали, играли в футбол и баскетбол, что любая команда с радостью готова была принять их в свои ряды. Лишь два или три раза бывали случаи, когда кто-то выказывал раздражение или неприятие соседства с этим странным существом. Но большинство товарищей по курсу любило Ринки за их веселый, добрый нрав, полнейшую беззлобность и искреннюю готовность помочь и поддержать. Любая критика в адрес близняшек воспринималась студенческой братией в штыки. После этого критику оставалось только прикусить язык, а по прошествии совсем короткого времени он и сам начинал понимать, что в корне неправ. В семейной жизни с Лестером у Ринки было полное счастье и взаимопонимание, к которым молодые люди пришли после долгих мытарств, выпавших на их долю в недалеком прошлом. В Грэндтайде Лес и Ринки осуществили свою давнюю мечту: они организовали студенческую рок-группу, которую назвали "Принцесса". Любительские записи, сделанные в университетском клубе, были представлены на грэндтайдской музыкальной радиостанции "Геликон". Там песни "Принцессы" очень понравились, и вскоре голоса Леса, Ринки и их друга, поэта и певца Алекса Гарнича – четвертого участника "Принцессы" – зазвучали в эфире.

   Ринки очень хотели побывать в России. Однажды они попросили Севу рассказать о его родине, и рассказ затянулся до глубокой ночи. После этого девушки загорелись желанием съездить в Москву и в Киев – посмотреть Лавру. Сева с улыбкой объяснил им, что Киев находится уже не в России, а в независимом государстве – Украине, впрочем, этот факт не повлиял на желание Ринки ни в малейшей степени. Девушки были православными и твердо решили повидать одну из самых почитаемых святынь. Правда, для осуществления этой мечты пришлось немало потрудиться. Ринки занялись переводами с французского, которым они успели овладеть в совершенстве, Лестер, поддержавший Ринки в их начинании, засел за написание сценариев своим нерадивым, но денежным сокурсникам, и в результате, к лету девяносто седьмого года необходимая сумма была собрана.

   У Севы в Киеве жил старинный друг, организовавший в этом прекрасном городе музей одной из самых старинных его улиц – Андреевского спуска. В служебном помещении музея, Сева знал, имелась комната, в которой можно было бы замечательно разместиться. Сам он не был дома уже два с лишним года, а в Киев к друзьям не появлялся и того дольше. Поэтому было решено лететь в Москву, оттуда на поезде добраться до Киева, побыть там недельку – другую, а остаток каникул провести в Москве, у Севы дома. И вот, наконец, третьего июня, Лестер, Ринки и Сева сели на самолет…

   Разбудили Севу неприятные ощущения в ушах: Боинг заходил на посадку в аэропорту Нарита. Ринки проснулись и растормошили своего мужа: Лестер обладал весьма ценным умением спать впрок. Самолет подрулил к терминалу, пассажиров, следовавших в Москву, попросили выйти из салона в зал транзита. Краем глаза Сева отметил, что старушенция с тяжелым взглядом поспешала к выходу, стремясь как можно ближе притереться к их группе. Даже привычные к толкотне японцы с раздражением косились на наглую старушку – жердь, упоенно работавшую локтями.

   Пройдя по длинной кишке – коридору, ребята направились в бар транзитного зала, выпить пива. Ринки дружно возмутились, что пинта "Хайнекена" или “Саппоро” стоит в Токио в четыре раза дороже, чем в Сэнгамоне, но взяли по бокальчику. Сева с Лестером выбрали столик в полутемном углу бара, и вся компания переместилась туда, провожаемая недоуменными взглядами бартендера и официанток: не каждый день в Нарита появляются сиамские близняшки!

   Лес отхлебнул из бокала, заел орешками и сказал:

– Ох, ноги затекли! Вроде бы, и кресло удобное, но сидеть уж больно долго. Хоть разомнемся немного… Ринки, вы как?

– Ничего, пока держимся. Девять часов лета еще, успеем устать – ответила Эрин.

   Сева обернулся и – вновь встретился глазами с чугунным взглядом бабули – соседки, как раз возникшей в дверях.

– Лес, Ринки, вон ту бабулю видите? – вполголоса спросил он.

– Да. – хором ответили молодые люди.

– Как вам взглядец?

– Кошмар. Смотрит, как удав на кролика. – поежилась Морин.

– Может быть, я страдаю паранойей, но мне кажется, у нее к нам некий интерес.

   И точно: оглядевшись для проформы, старушенция пересекла полупустой бар и, ни слова не говоря, опустилась за столик молодых людей.

– Простите, это место занято. – холодно сказал Сева по-английски.

– Я не помешаю, посижу тут… – ответила старушенция по-русски, как ни в чем не бывало, по-лисьи улыбаясь.

– Это место занято. – повторил Сева на родном языке.

– Да бросьте вы, в самом деле, вы же вчетвером путешествуете! Так приятно встретить соотечественников! Я сама уже год дома не была… – пропела старушенция насквозь фальшивым голосом.

– Аналогично. – сухо ответил Сева, пытаясь обрубить разговор.

– Кстати, меня Марией зовут… Марией Васильевной. – произнесла старушенция елейно, правда, очевидно замявшись в середине тирады.

– А меня – Брюс Уиллис. Мария Васильевна, прошу вас, оставьте нас в покое. С вашего позволения, мы бы хотели без всяких новых знакомств по-простому выпить пивка. Тем более что посадка начнется через десять минут.

– Такой культурный молодой человек, а старшим дерзит!.. – с осуждением произнесла Мария Васильевна и нехотя поднялась из-за столика – Что ж, счастливо оставаться, скоро увидимся.

– Ну, это вряд ли. – пробормотал Сева.

   Ринки с грехом пополам поняли, о чем шла речь, а вот Лестер глядел на Севу с недоуменно-любопытным видом.

– Хотела познакомиться. Отшил. – прокомментировал Сева.

– Только познакомиться?

– Вроде бы. Денег не просила, купить бриллиант на двести карат или кокаину не предлагала.

– Слава Богу, что отвязалась. Вокруг нее как будто темный кокон. – зрачки Эрин были расширены, а Ринки, вообще-то, трусостью не отличались.

   Объявили посадку. Молодые люди вновь заняли места в салоне Боинга. Дальнейший путь до Москвы прошел без происшествий. Загрузка была неполная, и старушенция, как успел заметить Лестер, комфортабельно устроилась у окна в самом хвосте. Молодым людям она больше не докучала.

   …Москва, которую Сева помнил полунищим заплеванным городом, едва отвыкшим от горбачевских талонов на сахар и водку, заметно богатела. Повсюду встречались коммерческие ларьки, народ щеголял в ярких китайско-турецких одежках. На выходе из "зеленого коридора" шереметьевской таможни молодых людей перехватил нагловатый лысый тип в кожанке, с золотыми фиксами во рту и с дутой золотой цепочкой на шее:

– Такси, ребята! Недорого!

– Сколько? – спросил Сева.

– Пятьдесять до центра.

– Тысяч рублей? – поднял брови Сева.

– Обижаешь! Долларов, конечно.

– А по счетчику сколько?

– По счетчику будет при коммунизме.

– Тогда дай пройти. – жадностью Сева никогда не страдал, да и денег, правда, не в долларах, а в сэнгах, у него было предостаточно, особенно по московским меркам. Просто ему всегда претило беззастенчивое обирание клиентов таксистами в любом аэропорту, хоть в Москве, хоть в Сити оф Сэнгамон.

   Впрочем, долго ждать автобуса не пришлось, он подкатил, как только Сева, Лес и Ринки вышли на остановку. Доехав до метро, молодые люди отправились к Севе домой.

   Лес и Ринки с открытыми ртами глядели на станции, по мере продвижения к центру города становившиеся все красивее и красивее. А Сева время от времени оглядывался вокруг: в самом начале дороги ему показалось, что в конце вагона мелькнула пестрая цыганская юбка.

   Соседи по вагону бросали на Ринки удивленные взгляды, но прекрасные близняшки, у которых уже давным-давно выработался иммунитет на "синдром белой вороны", не обращали на это никакого внимания. Выйдя из метро на "Белорусской", компания села в троллейбус, и уже через несколько минут молодые люди поднимались к Севиной квартире.

   Сева предупредил маму и сестру о том, что он с друзьями приедет на побывку. Их уже ждали. Севина мама, соскучившаяся по любимому чаду, наготовила, по своему обыкновению, разных вкусностей на роту едоков. Лестер и Ринки поначалу несколько смутились – они не ожидали столь теплого приема на другом конце планеты. Через короткое время все расселись за старым овальным столом в гостиной, а Севины женщины, практически не ощущая языкового барьера, на чудовищной смеси английского и русского общались с Лесом и Ринки. По временам, забываясь, Севина сестра Таня адресовалась к брату с репликами на ломаном английском, а Сева в этих случаях с усмешкой поправлял ее. Таня перешла в одиннадцатый класс школы "с углубленным изучением английского", но, как Сева понял, успехи ее в иностранном языке были более чем скромными.

   Вечером Сева и Лес поехали на Киевский вокзал за билетами. Ринки порывались сопровождать их, но глаза у сестер слипались – долгий перелет вымотал их гораздо сильнее, чем молодых людей. Севина мама уложила близняшек на "гостевом" диване, и Ринки моментально отключились.

   Стоял вечер, сумеречное небо было уже густо-фиолетовым. Не торопясь, Сева с Лестером пешком двинулись в сторону метро. По улице, ярко освещенной желтым светом фонарей, шелестели редкие автомашины. Справа по железнодорожной ветке, соединяющей Белорусский вокзал с Савеловским, прогремела электричка.

   Друзья молчали. Сева окунулся в полузабытые ощущения узнавания родных мест. Но к приятным воспоминаниям примешивалась и горечь – чувство спокойствия от сознания близости к родному дому, к своей маленькой теплой цитадели, такое обычное в прошлом, уступило место подсознательной тревоге. Тревоге за своих близких, их здоровье, благосостояние, будущее. Сева как будто вернулся в другой мир, где внешне почти все осталось, как прежде, но вот сама суть вещей – подменна. Молодой человек поймал себя на мысли о том, что хорошо бы сейчас оказаться в своей уютной комнате в Грэндтайдском университетском кампусе…

   Лестер же впитывал новые впечатления. Все вокруг казалось ему до странности знакомым – молодого сэнгера одолевало чувство дежа-вю. И хотя прохладная Москва ничуть не напоминала тропические Грэндтайд и Мэджик Сити, Лестеру казалось, что он ЗНАЕТ этот, казалось бы, абсолютно чуждый для него город.

– Красиво здесь у вас… – негромко сказал он.

– Да что тут красивого? Заплевано все, замусорено… Все торгашествуют, как с ума посходили. Хотя – что еще людям делать? Выживать надо. Знаешь, Лес, когда я отсюда уезжал, народ был явно беднее, менее пестро одет. Но как ни странно, улыбались люди гораздо чаще. Вера у них еще оставалась в светлое будущее. А сейчас, куда ни кинь – все в себе сидят, как в танке… Печально.

– Тебе есть с чем сравнивать. Но город все равно у вас красивый. И главное – совершенно иной, чем у нас. Мне тут нравится!

– В Киеве, Лес, тебе понравится еще больше. Это с гарантией. У нас тут полно казенщины, а там все гораздо уютнее, много зелени, а уж Днепр один чего стоит! Нью-Хадсон по сравнению с ним имеет бледный вид. Заглядение, короче. Побродяжим вволю.

– Побродяжим… Здорово, что все так удачно сложилось с этой поездкой. Пока ноги ходят, а глаза видят – нужно смотреть мир.

   Сева поглядел на своего друга и улыбнулся.

– Святая правда, Лестер. И еще, неплохо бы, чтобы в кармане что-нибудь шуршало. Помню, возили нас, в школе еще, на экскурсию в Чехословакию – так мы там с нашими скудными деньгами только ходили да смотрели на разные там шпикачки да пиво "Старопрамен", глотая слюнки.

– Давненько же ты начал пивоманить! – расхохотался Лестер.

   Незаметно для себя молодые люди дошли до станции метро. Лес извинился и исчез в дверях обменного пункта. Поразмыслив, Сева последовал за ним: в его кошельке лежали три стосэнговые банкноты и всего десять тысяч рублей, привезенных еще из Грэндтайда.

   Лес с легким недоумением во взгляде пересчитывал кругленькую сумму в рублях, полученную им за пятьдесят сэнгов:

– Как подешевел рубль! Я ведь еще совсем недавно слышал, что на один рубль можно было купить много всего, а тут – пять с полтиной тысяч за сэнг!

– Это все потому, что против Сэнгамона не применили самое страшное и разрушительное оружие.

– Какое? – удивленно спросил Лес.

– Российских экономистов-реформаторов!

   Поменяв деньги, молодые люди спустились в метро. На "Киевской" их подхватила толпа народу, и низкорослого Леса чуть было не оттерли от Севы, но закаленный в московском общественном транспорте русский программист буквально выдернул своего рыжего компаньона из мельтешения сограждан на эскалатор. Лес отдышался:

– Да, а транспорт у вас переполнен… Но подземка очень впечатляет!

   В кассовом зале, в связи с началом школьных каникул и сезона отпусков, было не протолкнуться. Очереди, змеясь, тянулись к десятку работающих касс. Большая же часть окошек была не освещена. Лес не замедлил удивиться вслух этому факту, на что Сева отпарировал:

– Дружище мое, ты приехал в Россию. Это, как ты знаешь из классики, страна таинственная. Так что приготовься ждать. Знаешь что? Ты пока стой в очереди, а я смотаюсь быстренько за пивом. Танька говорила, у нас тут новый сорт объявился, "Балтика" называется. Надо попробовать.

   Выйдя на площадь из кассового зала, Сева купил в киоске – развалюхе, откровенно пованивавшем мочой, две бутылки прохладной девятой "Балтики", прельстившись экзотической ремаркой на этикетке: "Крепкое пиво". Взяв на закуску два пакетика арахиса, молодой человек направился обратно.

   И – остановился как вкопанный у самых дверей кассового зала. В профиль к нему стояла… приснопамятная Марья Васильевна. Да, ошибки быть не могло, но! Теперь длинная жердеобразная фигура с острыми тонкими скобками рук, локти оттопырены в боевое положение, была наряжена в потертые синие джинсы и демисезонную кожанку поносного цвета. Только сейчас Сева понял, что больше всего выглядело диссонансом в ее образе: манера двигаться! Ненатуральные, широкие размахи рук при ходьбе были более свойственны не пожилой даме, а скорее резвому, нагловатому мужичку – бодрячку, в которого нынче и нарядилась их знакомица… Или все же знакомец?

   Войдя в зал, "Марья Васильевна" резко свернул вправо и направился к расписанию поездов дальнего следования. Сева нашел глазами Лестера, и увидел, что его другу что-то усиленно втолковывает невысокий колобкообразный очкастый милицейский сержант в разгрузочном жилете и с коротким "калашом" на боку. Набитые чем-то многочисленные карманы жилета придавали милиционеру дополнительное сходство с хлебобулочным изделием. Сева подошел.

– Добрый вечер, сержант. Мы вдвоем. Какие-то проблемы?

   Сержант повернулся всем корпусом к Севе.

– Документы ваши попрошу.

   Сева предъявил свой паспорт, а затем перевел требование милиционера Лестеру. С трудом вчитавшись в темно-синюю книжицу сэнгамонского паспорта, сержант переминулся с ноги на ногу и сказал:

– Где он живет?

– Он мой гость, живет у меня.

– Он зарегистрировался по месту жительства?

– Мы с ним прилетели только сегодня, а завтра вечером убываем в Киев.

   Дотошно проверив использованные авиабилеты Севы и Лестера, которые предусмотрительный Сева положил к себе в бумажник после высадки в Шереметьево, сержант кратко козырнул и потерял к друзьям всякий интерес. Но Севе в голову пришла оригинальная мысль.

– Сержант! Извините, можно вас на минутку?

   Милиционер недовольно обернулся.

– Что еще?

– У расписания маячит фигура – во-он, долговязый, в кожанке и темных очках. Он сегодня весь вечер за нами шляется, следит. Вас не затруднит проверить у него документы?

   Ни слова не говоря, сержант едва кивнул, развернулся и, рассекая толпу, с барственной небрежностью прошествовал в сторону расписания.

– Хозяин жизни, бл-лин! – зло произнес Сева вслед стражу порядка по-русски.

– Сеуа, а зачем это ваши копы так активно проверяют документы у каждого встречного? – спросил "голуба душа" Лес.

– Видишь ли, в этом городе действует так называемый режим временной регистрации иногородних – по сути, система легализованных взяток государству за право временного проживания в Москве. – начал объяснять Сева, протягивая Лесу обезглавленную бутылку пива и арахис – Если в течение трех дней ты не…

   Севу прервал жуткий переливчатый женский визг и нечленораздельные вопли, раздавшиеся у стенда расписания. Знакомая долговязая фигура "Марьи Васильевны" быстрым шагом направилась к двери на улицу и в доли секунды скрылась в толпе. А вот сержанта нигде не было видно.

   …Милиционер подошел к тощему долговязому мужику, уставившемуся в строчки расписания, и привычным небрежным жестом козырнул:

– Сержант Абрамов. Ваши документы.

   Мужик медленно стал разворачиваться к милиционеру. И вдруг бедный Абрамов начал понимать, что с его клиентом что-то не так… Голова мужика вдруг видоизменилась, как гуттаперчевая, и из человеческой в мгновение трансформировалась в акулью… Абрамов замер, не в силах пошевелиться. "Вот и сошел я с ума!" – мелькнула мысль у бедного сержанта. Человек-акула странно изогнулся, увеличиваясь в размерах, чудовищные челюсти раскрылись, как капкан, несколько рядов треугольных белоснежных зубов тускло блеснули в свете вокзальных ламп… Не успев заорать, Абрамов провалился во тьму…

– Подошел!!! Документы!!! И нет!!! Исчез!!! – надрывалась полноватая транзитница, сидевшая на груде тюков под расписанием, заламывая руки.

   Из дальних концов зала к оравшей тетке со всей возможной скоростью спешили милиционеры в форме и в штатском. Сева присвистнул.

– Туда не смотри. Потом все объясню. Берем билеты – и быстро линяем, дай нам Бог рок-н-ролла! Усек?

– Усек. Кстати, пиво неплохое. – Лес по изменившемуся лицу Севы понял, что произошло нечто экстраординарное, и украдкой глянул в сторону расписания. От кассы их отделяло уже только два человека.

   Сева залпом осушил свою бутылку, даже не почувствовав вкуса, а арахис запихал в карман. Лес последовал его примеру:

– Крепкое. Дает в голову. У нас по жаре с одной бутылки напьешься до сложения риз. – с уважением прокомментировал рыжий сэнгер.

   Сева рассеянно кивнул, думая о своем.

   Усталая кассирша, изучив протянутые ей документы, долго не могла взять в толк, как это один паспорт может быть выписан сразу на двоих человек. Сева целую минуту втолковывал ей, что Ринки – сиамские близнецы, и с юридической точки зрения считаются одной персоной (если бы она знала, скольких трудов и нервов стоило это бюрократическое новшество Лестеру и Ринки!). Обалдев в конец, кассирша потребовала, чтобы на Ринки было взято два билета. Скрепя сердце (или, как он сам бы выразился, скрипя сердцем), Сева согласился, поставив, впрочем, непременное условие, чтобы все четыре места были в одном купе. Схватив билеты, Сева поволок Леса за собой в зал пригородных касс, на ходу запихивая все документы в бумажник. Когда друзья проходили мимо зареванной транзитницы, окруженной "серыми братьями", Сева мельком услышал обрывок фразы:

– …смотрю – а милиционер в воздухе тает…

   Сева провел Леса в метро кружным путем. Прошмыгнув сквозь турникеты на входе, программист быстро огляделся, но "Марью Васильевну" не заметил. На эскалаторе Лестер недоуменно поглядел на друга:

– Сеуа, что это было?

– Это была Марья Васильевна из самолета. Только почему-то переодетая мужчиной. Или это мужик, переодевавшийся бабкой?

– А что за скандал там произошел?

– Я натравил на нее сержанта, чтобы тот документы проверил.

– И?

– Сам я не видел, но по-моему, сержант просто исчез. Растворился в воздухе.

– Когда смеяться?

– После слова "лопата". Никаких шуток, Лестер. Видел зареванную женщину?

– Видел.

– Ну вот, это с ее слов. Она рядом оказалась.

– Да, Сеуа, Россия действительно таинственная страна… С элементами ненаучной фантастики…

– Не смешно, Лес. Похоже, мы серьезно вляпались. Но вот во что?

– А ты не допускаешь, например, что эта наша попутчица – просто сильный экстрасенс, морочащий людям голову ради денег или просто, например, для удовольствия? Или что они с вашим копом просто работают в паре?

– Насчет в паре – что-то мало верится. Тогда и тетку эту нужно брать в долю. Главное – чего ради? А насчет экстрасенса… Ради собственного спокойствия можно, конечно, принять эту версию в качестве рабочей. Если непонятное объяснить понятным – душа сразу на место становится.

   В молчании молодые люди доехали до своей станции и проделали остаток пути на троллейбусе. Желание прогуляться по ночной Москве как-то само собою стаяло…

   Ночь вся компания провела в объятиях Морфея – Ринки отсыпались, компенсируя разницу в часовых поясах, да и Лестер с Севой умотались за пол суток в воздухе. Утром молодых людей растормошила Танюха, жаждавшая общения. Прельстив чету Шерманов запахом пельменей, томленых в сметане, Севина ушлая сестрица живо заставила всю компанию продрать глаза и почувствовать волчий голод. Сева с Лесом по молчаливому согласию решили не рассказывать Ринки о происшествии в кассовом зале. Оба они поймали себя на том, что события вчерашнего вечера потеряли для них остроту, воспринимаясь нынче, как некий зыбкий ирреальный ночной кошмар, который можно просто забыть.

   После завтрака неутомимая сестрица Танечка предложила съездить на Поклонную гору, в новый музей Отечественной войны. План был одобрен, и остаток свободного времени Шерманы и Сева провели без скуки, прогуливаясь по роскошному парку, попивая пиво и осматривая экспозицию. Ринки щебетали без умолку с Таней, Сева отметил, что его младшенькая уже говорит по-английски вполне непринужденно. Лес сделал несколько фотоснимков на авиационной стоянке и скептически хмыкнул:

– Такие интересные машины – и под открытым небом. Жаль.

   К половине девятого компания, сопровождаемая Севиной мамой и Таней, выгрузилась из метро на "Киевской" и неторопливо направилась в сторону перронов. Глаза у мамы были на мокром месте: только сын приехал из прекрасного далека – и уже уезжает… Танюха же исподволь бросала на Лестера влюбленные взгляды.

– Ринки, готовьтесь к шоку. – честно предупредил Сева.

– А что? – спросила Эрин.

– Малая скорость, четырехместное купе, навязчивый сервис.

– Ну, насчет купе у нас все в порядке, не так ли? А что скорость? Насколько малая?

– Шестьдесят – семьдесят километров в час, не больше.

– Н-да… – Ринки и Лес, привыкшие к сэнгамонским поездам – экспрессам, на маршруте поддерживающим двести сорок, причем даже вода из стакана не расплескивалась, пожали плечами.

– Ничего, у нас есть неплохая пословица: "Тише едешь – дальше будешь". – успокоил близняшек Сева.

– Ха, можно подумать, что поезда в Сэнгамоне ездят громко! – парировала Морин.

– Не в смысле "тише", а в смысле – "медленнее"… – Сева осекся, улыбка сползла с его лица. Он повернулся к Лестеру:

– Лес, снова она!

– Кто? – хором спросили все Шерманы.

– Попутчица наша.

   И правда, у столба на открытом перроне, к которому подали их сорок первый киевский, торчала жердеобразная фигура в пестрой юбке.

– Хоть билеты сдавай! – прошипел Лестер себе под нос.