Кара Булганака. Роман

– Эпохи Камня и Железа? – улыбается Галина, – А Цветы не живут в пламени… Они гибнут сразу!

– В огне рождаются Новые Цветы, – вдохновенно декламирует Гагуа, – только их надо увидеть! Они как звезды на небе, освещающие путь всем обездоленным и заблудшим! И они не сравняться ни с чем!

– Мне кажется, в непрекращающихся войнах, – печально произносит Макогон, – мы все дальше уходим от своей истинной природы. Все больше запутываемся и теряем присущие нам силы. И летим вслепую… В коварную пропасть!

– Впервые в Истории мы вознесли простых рабочих людей… – гордо вещает Кагин, – Поставили на пьедестал Славы! На которых плевали веками, держа за «чернь» и холопов. Относились как к домашнему скоту! А мы с этим покончили! Вот настоящее сострадание! И подняли знамя Справедливости!

Мир только начинает прозревать под лучами нашего социалистического Солнца! И мы больше на блуждаем в потемках, а идет уверенной победной поступью… К Счастью для всех народов! Когда не будет границ и государств, а будет Большая Дружная Семья Человечества!

– У всех есть семья, – мечтательно тепло улыбается Гагуа, – самое святое, что есть! Это основа всего… Так почему не сделать одну Огромную семью?

В принципе все так просто… А мы все кровь льем! Веками…

– Спесь всему виной, эгоизм и пренебрежение ближним, – негодует Галина, – если бы уважали и трепетно относились ко всем, все было бы иначе! Каждый считает себя лучше другого, еще и свою национальность тоже…

Все хотят превосходства над себе подобными и еще и жить за счет них! Вот и вся формула.

– Если внимательно присмотреться, Человек – странное существо, – как то отрешенно говорит Макогон, – он способен на все, на все немыслимые действия и поступки. Такое ощущение, что мы только врата или площадка, пристань, или своеобразный радиоприемник, и через нас постоянно что-то транслируется до конца неведомое нам…

– Это уже сумасшествие какое-то, достопочтенный Олег Андрианович! – усмехается комиссар, – У нас есть разум и воля! И они отфильтровывают все стихийно-психические реакции. Вам ли это не знать?

– Человек гораздо глубже простой физиологии, – возражает Макогон, – в нас еще много такого, чего мы и не представляем.

– Когда-нибудь все узнаем, – бодро говорит Гагуа, – все поймем! Мы твердо идем Вперед! Развиваемся… Становимся сильнее и лучше! И никаких пределов нам нет.

– Только так и не научились за века, – мрачно иронизирует Галина, – жить вместе и не уничтожать друг друга! Еще считаем себя цивилизованными…

– Передовая часть человечества осознала это, – пылко заявляет Кагин, – а с тьмой и невежеством мы успешно боремся. Не все сразу дается! Счастье надо завоевать… В любом случае прогресс идет полным ходом.

– Прогресс больше технический, – не соглашается Макогон, – а в нравственном плане мы такие же дикари как и тысячи лет назад… Те же желания и устремления. Ничего не изменилось!

– Да что Вы сегодня такой мрачный, Олег Андрианович! – подмигивает Гагуа, – Как на похоронах! Жизнь прекрасна, чтобы не происходило! Мы – живем, это уже великий дар! Мы полны сил и способные на многое…

– Я, Капитон, предпочитаю понимать реальность, как она есть, – поясняет Макогон, – объективно, без розовых очков! И она, наша окружающая действительность, сложна и сурова, при кажущейся внешней дружелюбности и простоте, если не сказать – Жестока! И не всегда мы можем понять, что на самом деле происходит. Мир носит маски, почти непроницаемые, за которыми увидеть суть и истинное лицо почти невозможно….

– Нам и в самих себе бывает трудно разобраться, – добавляет Галина, – как головоломка внутри, не говоря уже о необъятном мире вокруг!

– Ну как бы там ни было… – деловито говорит политрук, – Нам здесь придется разбираться со всем – без всякой мистики! И с собой, и с каменоломнями этими бездонными, и с фрицами наверху… Капитон, насколько продуктов точно хватит?

– Недели на две, – хмуро выдыхает повар, – максимум на три, может, протянем! А там все…

– Мысли есть? – спрашивает Кагин, – Как и где можно харчами разжиться?

– Будем растягивать из того, что есть, – поясняет Гагуа, – урезать паек насколько возможно. Село рядом! Там скот пасется, иногда сюда забродит к каменоломням, я сам видел. Да и лучше с местными контакт наладить, постоянную связь установить. Это нам сильно поможет, если не сказать спасет от голодной смерти. На крайний случай на поверхности у катакомб много травы растет, разной… Повезло, что сейчас весна и уже лето наступает! Из травы варить тоже можно что-то вроде супа… Попробуем.

– Неплохо, – задумывается политрук, – Будем прорабатывать все варианты. Связь нам нужна, как воздух – и с местным населением и с Большой землей. Без нее мы как в густом тумане…

– А что с водой? – спрашивает Макогон, – Как мне известно, запасы на исходе, а в каменоломнях этих диких, колодцев нет. Что будем делать? Без еды мы еще можем как-то протелепаться, а вот без воды – пару суток и все… Ни один живой организм не протянет… А у нас еще раненых сколько!

– С водой плохо, – тяжело вздыхает Гагуа, – На несколько дней осталось… А там неизвестно что.

– Эту проблему решим, – уверенно говорит Кагин, – Есть кое-какие наметки и предложения. Выход найдем. Если мы под землей сумели оборону организовать, то хозяйственные нужды решим и подавно!

– Без воды мы все быстро погибнем, – констатирует Галина, – тут простая арифметика природы – «или-или»… Ничего не сделаешь, против монолитных законов этого мира!

– Не хорони нас раньше времени, Галя! – смеется Кагин, – Никто не умрет! Красная Армия не из таких ситуаций может выйти! Не обстоятельства и условия подчиняют нас, а мы их! Так было и будет!

Мы и в этой Тьме, будем гореть неодолимым алым пламенем!

Глава 5. Встреча во Тьме…

28 мая 1942 года в Булганакских каменоломнях, в штабе отряда собрались старшие командиры. За столом из ящиков от снарядов, в свете фонарей «летучая мышь», склонились над картой старший лейтенант Михаил Светлосанов, комиссар Валериан Гогитидзе и младший лейтенант Елкин. Чуть поодаль, в углу, радист сержант Дементий Гегечкори настраивает рацию.

– Немцы, похоже, поняли наши серьезные намерения, – докладывает обстановку Елкин, – и тоже обстоятельно взялись за дело.

Нас окружили плотным кольцом армейских частей и мертвой зоной в 200—300 метров, в зависимости от характера местности.

– Насколько сильная линия обороны? – спрашивает Светлосанов, – Бреши есть?

– По данным разведки, достаточно мощная и продуманная, – отвечает Елкин, – Минные поля, колючая проволока, окопы в несколько рядов, пулеметные точки, много пехотных подразделений, саперные части и минометные батареи… разнокалиберные – от легких, до тяжелых новых шестиствольных! У них убойная сила, как у полевых пушек. Снайперы еще появились – проверяли на приманках – бьют безупречно. Начинают возводить дзоты. Наши секретные лазы пока не обнаружили.

– Значит, мы блокированы, – задумчиво произносит Светлосанов, – Собственно этого и стоило ожидать… Немец тоже далеко не дурак! Сети плести они умеют…

Наши каменоломни достаточно протяженные, может, есть выходы за полосой обороны фашистов? Это бы нам здорово помогло…

– Пока не обнаружили, – говорит Гогитидзе, – исследуем, будем искать! Мы едва на своем участке с обустройством разобрались, да охрану у известных входов выставили, а тут вокруг – настоящее море камня! Бескрайнее… Заблудиться в два счета… При невероятно запутанном лабиринте глубина до 30 метров доходит, это не шутки! Система очень сложная, месяцами, если не годами нужно изучать. Все очень непросто и непонятно.

– Нет у нас никаких месяцев, Валериан Сафронович! – строго отрезает Светлосанов, – Нам надо знать территорию базирования как свои пять пальцев! Иначе жди гостей… Враг тоже не дремлет! Если мы фашистов пару раз отпугнули в тоннелях, это еще не значит, что они в другом месте не полезут! Будем ходить и изучать, методично, шаг за шагом, каждый поворот, каждый камень… Это вопрос жизни и смерти! Создадим дежурные команды и все по очереди пойдем в дальнюю разведку катакомб. Будем составлять подробную карту. Это необходимо. Может, откроется что-то интересное. Что со связью, Дементий?

– Пока ничего, – отвечает Гегечкори, – эфир забит немецкой речью… На наши позывные никто не откликается! Слой камня очень внушительный, большие помехи… Надо антенну вытягивать наружу, может тогда дело лучше пойдет.

– Тяните, – сурово чеканит Светлосанов, – не медлите! Нам связь нужна как воздух. Надо узнать обстановку вокруг нас и соответственно принимать решения. Боевые действия лучше координировать с операциями на фронте, а не идти вслепую…

– Даже если наш услышат, – замечает радист, – вряд ли будут с нами говорить!

– Это еще почему? – восклицает Гогитидзе, – Чем мы провинились?

– Не провинились, товарищ комиссар! Дело совершенно в другом, – поясняет Гегечкори, – при отступлении или крупной передислокации меняются коды и шифры… Обычная практика. Наши призывы могут принять за провокацию немцев. Так что все это очень ненадежно.

– Что ты предлагаешь? – пристально смотрит Светлосанов, – Бросить совсем рацию?

– Нет, – улыбается Дементий, – Внимательно слушать и немцев, и наши сводки, когда сумеем перехватить… На основании всей информации выстроить общую картину происходящего в нашем районе.

– Толково! – одобряет Светлосанов, – Хоть что-то будем знать. Как с внешним наблюдением? Известно еще что-то помимо фашистской блокады?

– Да, кое-что есть, – сообщает Гогитидзе, – в юго-восточном направлении идут сильные бои и днем и ночью. Похоже, там сражается крупная группировка наших войск… Это тоже район старых выработок – каменоломен. Может, там еще линия фронта проходит.

– Будем производить разведку, – твердо заявляет Светлосанов, – и лучше – подземную! На поверхности сейчас любое появление чревато большими жертвами. Поэтому наш козырь – это подземелье и темнота! Будем привыкать, и обживаться в новых условиях.

– Место нам досталось, конечно, очень необычное, – задумывается Елкин, – в плане скрытности понятно и все надежно. И снаряды не пробивают, и нас не разглядишь и не найдешь, как ни старайся…

Но сами условия обитания здесь… Холод, пронизывающий до костей, в шинелях мерзнем! Тьма как болото утягивающее, брошенные подземные выработки, растянутые на десятки километров! Как будем контролировать такую громадную площадь? Нас не так много…

– Страхом… – улыбается Светлосанов, – Фашисты не знают, сколько нас и где мы конкретно находимся. Тьма и каменный лабиринт наши союзники, а не враги!

Мы как призраки, будем появляться, и растворяться во мраке. И где мы возникнем в следующий раз, предугадать невозможно. А по площади катакомб поставим посты на пересечении главных узлов галерей… И пусть попробуют нас взять! Мы везде – за каждым неприметным камнем, в каждой скользящей тени, в каждом темном углу… Им никаких сил не хватит! Простое оружие здесь уже бесполезно. Тут другая схватка разворачивается…

– Лейтенант прав, Михаил Викентьевич! – замечает Гогитидзе, – Людям непросто будет в таких подземных условиях. Это не казарма и не окоп, где вся привычно и понятно. Солнца нет. Воздух спертый, тяжелый… Холод опять же, постоянная темнота. Здесь особый подход нужен. Не каждый к этому готов! Я буду с солдатами лично беседовать. Укреплять и оттачивать их дух и волю! Чтоб выдержали все подземные испытания.

– Все правильно. Дело говоришь, Валериан Сафронович! – поддерживает Светлосанов, – Без внутренней силы и убежденности любое оружие – хлипкая деревяшка или железка. Сердца надо зажигать, чтоб полыхали как ночной пожар!

– Не сомневайся, командир! – воодушевляется Гогитидзе, – Зажжем… Будут так гореть, что в этой тьме катакомб станет светло как днем! Кровь в жилах будет огнем неистовым полыхать, глаза молниями сверкать, воля как горы к небесам поднимется! Победа будет за нами!

– Мы все ушли сюда, – добавляет Гегечкори, – в каменную пропасть осознанно… Сделав свой выбор! И других вариантов для нас больше нет. Кто хотел – тот сбежал к проливу, как трусливый шакал… А мы будем сражаться, сколько сил хватит!

– Я уверен в нашем дивизионе, – заключает Гогитидзе, – но свою комиссарскую работу буду проводить еще интенсивней и глубже… Каждый может оступиться или поддаться слабости. Наш бой непростой и тяжелый. Я должен быть рядом.

– А насчет огня… – усмехается Елкин, – Мы тут уже пошалили слегка! Ночью, ближе к утру, когда немец дрыхнет, выкатили наших красавиц спаренных пулеметных, добавили ракет, сигналок – их целые ящики остались и задали жару! Пулеметные очереди как змеи прошивают всю степь… Ракеты вспыхивают везде – небо полыхает, как будто целый полк в тылу у фрицев высадился! Мы еще сирены – с десяток ручных «ревунов» включили, вот так потеха началась! Акустика в скалах знатная. Натурально атака с воздуха! Вот получился праздник и фантастическая иллюминация! Нашим бывшим царицам такое и не снилось! Фейерверк неописуемый! Фашист в окопах аж подпрыгнул… Ополоумел! Понять не может, что к чему. Умора! Настоящее Светопредставление… Пока они челюстями щелкали, наблюдая воздушные узоры, и выискивая в темноте неба наши самолеты, мы с флангов зашли и знатно их потрепали! Пока мы в окопах пехоту долбили, их прожектора небо режут туда-сюда, зенитки просто захлебывались, расстреливая пустое пространство. А мы их во мраке ночном тихо давим, как паразитов несносных. Славно прогулялись!

А потом, только мы скрылись, они вдогонку свою какофонию минометную включили! Будто землетрясение началось! А нас уже не достать. Они только вход обвалили и все…

– Кончились у них спокойные дни! – довольно сияет Гогитидзе, – Спать мы им теперь точно не дадим! Они это уже уяснили – сами уже на взводе… По ночам палят с перепугу от каждого шороха или просто от нервов. Знают, псы нацистские, чем для них южная ночь может обернуться!

– Что ж, отлично! – резюмирует Светлосанов, – То, о чем я и говорил, они уже нас боятся! Дальше – больше. Стянут войска. Пойдут еще раз на штурм, понесут потери. Что нам и нужно!

Каждый бой здесь – это облегчение положение на фронте. Фашистских сволочей надо бить везде, во всех уголках земли, в лоб, в спину – куда угодно, главное бить!

Тогда и общее дело быстрей пойдет и Победа не за горами будет!

– Вроде европейцы, претендуют на культурную нацию, -усмехается Гегечкори, – а элементарных вещей не понимают. Бесполезно с нами воевать! Как можно победить горы и Солнце? А мы сейчас, как и они, за Жизнь боремся! Как предки наши! И Правда на нашей стороне!

А все лживое и темное, хищное и алчное обречено на позорную Смерть!

– Мы этой войны не хотели, – гневно произносит Елкин, – гансы сами напросились, все здесь и останутся! У них другой дороги, кроме черной пропасти, нет!

– Вот мы ее здесь и организуем, – подмигивает Светлосанов, – в лучшем виде! Так нам нужно еще подумать…

В коридоре внезапно раздается шум. Инстинктивно, все тянутся к оружию. Из густой темноты выныривает сержант Егоркин, весь неузнаваемо в белой известковой пыли.

– Ты откуда такой взъерошенный, Алексей? – спрашивает Гогитидзе.

– Типа шухер, товарищи, – сержант прислоняется к выступу, тяжело отдышавшись, – в смысле тревога!

– Что стряслось? – внимательно смотрит Светлосанов, – Говори скорей…

– Похоже, фрицы в штольнях…

– Вот те на! – восклицает Елкин, – Каким образом? У нас все блокировано! Сквозь стены прошли что ли?

– Хрен их знает… – сплевывает известковую крошку Алексей, – Но сидят над нами, на верхнем ярусе.

– Вот это поворот событий! На все девяносто градусов, – изумляется Гегечкори, – Это как мы их проморгали?

– Видимо, недооценили мы врага, хотя были предельно внимательны и осторожны! – хмурится Светлосанов, – Слишком самонадеянны были. Но если все-таки противник нас перехитрил, но каким образом, мы же как в коробке сидим, с закрытой крышкой? Как они могли появиться у нас незаметно после всех атак и пройти посты? Что-то тут не то…

– Каменоломни большие, – замечает комиссар, – наверняка лазы еще где-то есть… Может из местных кто скурвился, помог! Есть такие – за банку немецкой тушенки мать родную продадут, не то что, Родину! Вот и нашлись проводники, привели псов прямо к нам!

– Ты уверен, что это немцы? – Светлосанов пристально смотрит на сержанта, – Хорошо разглядел?

– Ну… не глаза в глаза конечно, – рассказывает Егоркин, – но с близкого расстояния, видел в щель… Сидят у костра, причем костер у них почти незаметный, по всем правилам разведки сделан, прикрыт, сразу и не заметишь! И с фонариками по тоннелям ходят, все что-то ищут, факелов нет, а фонарей много, что не характерно для наших отступающих частей, и лучи у них не как наши с желтизной, а белые немецкого производства. И самое главное, тут уж никаких сомнений – балакают не по-нашему! Речь чужая, это я точно разобрал! Точно они!

– Тебя не заметили? – напряженно спрашивает Елкин.

– Нет. Я осторожно, аки мышь! – улыбается сержант.

– Сколько их? – снимает со стены висящий автомат, Светлосанов, – посчитать успел?

– Темно было… Но судя по голосам, лучам фонарей и прочим приметам около 10—15 человек точно, не больше…

– Как раз количество для опытной диверсионной группы, – констатирует Гогитидзе, – надо их резать по-тихому! Пока не расползлись по каменоломням по 2—3 человека для выполнения подрывной работы любого профиля – от взрывов до устранения командного состава. У них это отлажено, как конвейер работает. Поди, еще в нашу форму одеты. Медлить нельзя, их надо давить, чем быстрее, тем лучше. Изучить местность и засаду устроить для других вражеских групп.

– Комиссар как всегда прав! – оглядывает всех Светлосанов, – Поднимайте 2 взвода – Азарова и Кобы и все туда… Далеко это?

– Нет! – оживляется Егоркин, – Самое тревожное, что совсем рядом… Не на окраине, а в расположении нашего гарнизона!

– Ничего! – успокаивает Гогитидзе, – Фриц дурак, сам пришел! Смерть уже нашел! В путь, товарищи!

На запутанно-изломанной границе между верхним и нижним ярусами катакомб, пробивается тусклый призрачный свет из одного из узких проходов… Недалеко, слившись со скалами, затаились красноармейцы Светлосанова.

– Ну, что, когда пойдем? – шепчет Гогитидзе, – А то руки настоящего дела просят… Святого Возмездия! Мы уже на одном уровне с ними. Пора, момент самый удачный, а то уйдут…

– Сейчас присмотримся, – почти оцепенело, не отводит взор от группы противника Светлосанов, – бить надо наверняка, в самый подходящее время и в десятку! Чтобы враг и понять не успел, что происходит…

– Мутно все, – чуть опускает ствол автомата Елкин, – ни черта не видно. Маячат как привидения!

– Странные они какие-то, – недоумевает Гегечкори, – на военных не очень похожи…

– С чего ты взял? – приглядывается Елкин, – Фигуры обычные и весьма увесистые!

– Осанка у них не тянет на разведку, – говорит радист, – и штурмовиков, да и вообще на какое-либо спецподразделение! Движения бестолковые, очень безалаберные, развязанные, суетливые, почти гражданские. Диверсант скользит как тень, крадется как кошка, ступает как мышь, проносится как дуновение ветра. Его захочешь – не заметишь! А эти, гляньте – увальни… шатаются как пьяные медведи!

– А ведь Дементий прав, – поворачивается к подчиненным Светлосанов, – Какие-то они не такие! Надо бы их прощупать как-то…

– А может шмальнуть по ним всем нашим народным хором, – выдвигается вперед сержант Егоркин, – и дело с концом, и никаких сомнений! Отсюда удобно… А там разберемся, кто они – «СС», «СД» или еще какая холера, но что не наши – факт! Позиция у нас, как раз что надо… В минуты всех положим до одного! Пискнуть не успеют…

– Расстрелять их всегда успеем, – размышляет Светлосанов, – наше положение действительно выгодное – они почти в тупике. Тут все-таки понять надо. Зачем они здесь. Как попали и главное кто они. Уж и вправду, больно подозрительные. В смысле не типичные военные…

– Да что там понимать, командир! – горячится Елкин, – По мне так пару гранат для начала, потом магазин разрядить от души, и повязать тех, кто останется… Лешка прав, речь то не наша!

– Ну, правда, что ждем, Михаил? – теряет терпение Гогитидзе, – Пока разбегутся по щелям, как тараканы, ищи их потом в этой беспредельной каменной бездне… Атаковать надо и прямо сейчас!

– Может вы и правы! – колеблется Светлосанов, – Ладно, всем приготовиться! Огонь по моей команде. И сильно не увлекайтесь, нам пленные нужны! Работаем аккуратно!

– Все будет как на хирургическом столе… – улыбается Елкин, поглаживая корпус оружия, – Уж что-что, а стрелять мы умеем, хошь из зенитки, хошь из автомата!

Немецкие прославленные асы, что в степи валяются, в сгоревшем железе, красноречиво подтвердят…

– Вон там в углу, в темноте, – указывает комиссар, – еще группа сидит. Возьмите на прицел! Чтоб не ушли…

– Есть! – вскидывает автомат Егоркин, – Сейчас мы их…

– Стоп! – неожиданно рубит на полуслове Гегечкори, – Товарищи… Это не немцы!

– А кто ж это, по-твоему, французы? – саркастически бросает Елкин, – Арабы или индусы что ли? Кто здесь еще может быть?

– Откуда такие выводы? – поворачивается Светлосанов.

– Речь не немецкая! – твердо резюмирует Дементий.

– Ты как разобрал? – удивляется Егоркин, – Тут особо не слыхать ничего…

– Я радист! – объясняет Гегечкори, – У меня ухо уже как антенна работает… Я скоро летучих мышей местных понимать начну! Так вот не немецкий это язык…

– Может румыны или итальянцы? – предполагает Светлосанов, – Их тут навалом наступало вместе с фрицами. Всю культурную Европу собрали, мать их…

Ну, так что слышишь, Дементий?

– Что-то очень знакомое… – замирает Гегечкори, вслушиваюсь в тишину подземелья, – Сейчас!

– Вах! Я теперь тоже разбираю, слышу, – улыбается Гогитидзе, – я все понял… Кто бы мог подумать!

Комиссар встает в полный рост и идет к проему, высовывает туда голову…

– Ты куда? – почти полусвистом змеиным шипит Светлосанов, – Совсем сбрендил, комиссар? А ну назад!

– Все нормально командир! – уже в голос басит Гогитидзе, – Расслабьтесь все… Это не то, что вы думаете.

И далее гремит в густую темноту по-азербайджански:

– Salam yoldaşlar! Sizi necə, buraya düşüb? Haradan?

(– Привет товарищи! Как вас сюда занесло? Откуда вы?)

– Ты с кем там болтаешь, Валериан? – ошалело хрипит, вцепившись в трофейный МП-40 Елкин, вжимаясь в скалу, – Ты же всю группу раскроешь! Что за…

– Uzun danışmaq! – раздается в ответ голос по-азербайджански, – Bəs siz kimsiniz?

(– Долго рассказывать! – А вы кто?)

– Так, если там наши советские, – выкрикивает Светлосанов, не снимая палец с курка, – давайте перейдем на язык понятный всем!

– Как скажешь дорогой! – летит эхом с акцентом, по каменным залам в ответ, – Так кто вы?

– Это наши азербайджанские части… – шепчет Гогитидзе, – все в порядке! Я их разговор понял, они не диверсанты!

– Вы на мушке! – Светлосанов на всякий случай отодвигает комиссара от проема, – И давайте-ка вы нам представитесь, как положено, чтоб не было никаких недоразумений.

– Хорошо… – парит эхо над изломанными сводами, – Будь по-вашему!

Из мрака выходит крупный человек в грязной, потрепанной советской форме, осунувшийся и закопченный.

– Начальник госпиталя медико-санитарного батальона 396-й горно-стрелковой дивизии 51-й армии, военврач 3 ранга Гусейнов Мехбала Нуралиевич! – представляется он, – Со мной медперсонал и раненые… Мы здесь почти неделю скитаемся.

– Документы есть? – выходит вперед Светлосанов, одной рукой держа на ремне автомат у пояса в боевом положении, – Да, вид у вас, прямо как у нас, все прелести подземелья на лице отпечатаны!

– Конечно, все как полагается! – Гусейнов достает из кармана помятые бумаги, – Можете посмотреть…

– А ты откуда, Валериан Сафронович, азербайджанский знаешь? – интересуется Елкин, – Ты же грузин, насколько я еще что-то понимаю в нациях.

– Я все наречия кавказские знаю, – отвечает Гогитидзе, – я, когда услышал, ушам не поверил, потом догадался.

– Значит, дружба народов спасла всех… – восклицает Елкин, – Хорошо, обошлось! А то бы своих постреляли… Ну а ты, Егоркин, артист! Не наша речь! Вот тебе и немцы, перед тобой стоят!

– Дак, я же что… – слегка конфузится сержант, – Не по-русски же шептались! Поди тут разбери на войне, чей язык, за фашистов целая орда сражается! А у нас в Красной Армии все только по-русски изъясняются…

– Все верно, – поддерживает Светлосанов, – Алексей молодец! Группу обнаружил и был крайне осторожен. Объявляю благодарность! Так держать!

– Служу трудовому народу! – бодро отзывается Егоркин, – Спасибо товарищ командир!

– А Вы товарищ Гусейнов, присаживайтесь, – продолжает Светлосанов, – да поведайте нам, как вы очутились в наших подземных краях…