Посвящается Музам, которые терпели, терпят и будут терпеть капризы своих подопечных…

А также самим подопечным, которые страдали, страдают и будут страдать от вдохновительниц.

Служенье муз не терпит суеты;

Прекрасное должно быть величаво:

Но юность нам советует лукаво,

И шумные нас радуют мечты…

А. Пушкин

ПРИБЛИЖЕНИЕ ПЕРВОЕ
АОЙДА – ГОЛОС

…Когда-то мать-Мнемосина обходилась без чужой помощи.

Вы спросите, как ей это удавалось?

Отвечу – вдохновение для всех одно, кифаред ты, гончар, философ или гетера. Без него ни песню сложить, ни амфору сделать, ни законы мира постичь… ни утешить того, кто их постиг. А если получится без вдохновения – лучше забыть и сызнова начать.

Мы, три сестры, росли гораздыми на выдумки непоседами. Отцу-Могучегремящему было не до нас, не мешаем – и ладно. Иногда заглядывал брат Феб, тот ещё затейник. Только где ему сладить с тремя проказницами! Когда он уставал, мать давала нам поручения. Сначала небольшие, много ли с малявок проку?

А мы, познав радость творения, вошли во вкус. То аэду, заплутавшему в образах, слово подскажем. То вышивальщице с узором подсобим – таким, что и Зевсу хитон украсить не зазорно. То астроному, который зоркость утратил, новую звезду укажем. Бывало, и вазописцу дрожь рук уймём, чтобы не опозорился после возлияний…

Эх, чудное было время!

А потом эти лоботрясы, От и Эфиальт, проведали о наших забавах. Наверно, Гесиод похвастал, кем на песни вдохновлён. Или Гомер проговорился, кто ему «Илиаду» нашептал. Разве из циклопов правду вытянешь?

Язык немеет, и слова на губах стынут, едва вспомню, как одноглазые выслужились! На горе Геликон, на пажитях Пегаса, они возвели святилище…

Да-да, вы не ослышались.

Святилище для трёх сестёр. Трёх муз. Для Мнемы, Мелеты и меня, Аойды.

И с той поры нам не то что присесть – вздохнуть некогда. Денно и нощно к нам взывают, вдохновение и талант просят. Даже не просят, требуют! Побольше, и можно без нектара…

Ракурс первый

Строга классическая муза – для дураков она… обуза.

В. Казанжанц

– Владечка-а-а!

Рука Влада дрогнула, и выделенный абзац исчез с экрана ноутбука. Влад торопливо нажал Ctrl+Z, но, перечитав фрагмент, удалил его. Невелика потеря.

Сделав такой вывод, Владимир Любимцев залпом допил кофе с коньяком.

Будучи молодым и амбициозным, он твёрдо знал, что писать просто. Когда озаряет вдохновение, ты берёшь белый лист и оставляешь на нём свою тень.

Молодость поблёкла, амбиции выросли, но он так и не понял, что делать, если озарение погасло. Если белизна текстового редактора или бумажного листа вызывает не предвкушение, а панику.

Взгляд писателя уткнулся в стену. Там лоснилась афиша к фильму по его третьему роману – «Тысяча и одно проклятие». Роману, который сделал его знаменитым.

Слева от афиши блестела глянцевыми томами книжная полка. Один-единственный просвет на ней изводил, как вырванный зуб. Ещё месяц назад здесь должен был стоять четвёртый роман Влада. Роман, который никак не облекался словесной вязью. Более того, который все ещё не имел названия!

– Владечка! Сколько тебя ещё ждать?

Ну ведь тысячу и один раз просил Ляльку не лезть с ерундой, когда он работает! Телефоны она отключает – чтобы не отвлекали, окаянные! – а сама не мешать не может.

То, что ждала ерунда – это к оракулу не ходи.

Лялька, златокудрая муза, вертелась в прихожей перед зеркалом, по фэншуй расправляя складки нового платья и надувая жевательную резинку.

Фавориткой среди жвачек была «Love is…», самая приторная, клубнично-банановая. За два года Влад так и не понял, зачем Ляльке эта отрава – успокоиться, или позлить его, любимого. Что девушка без ума от «клубнично-банального» извращения, он не рассматривал.

– Котечка! – На губах музы вспух и опал розовый пузырь. – Ты ещё не брился? Нам же выходить!

– Куда? – невинно спросил Влад и ловко поймал брошенную в него расчёску.

Выходить не хотелось.

Месяца три назад он неосмотрительно пообещал отметить Новый год в арт-кафе «Люмьер» с Лялькиными друзьями. Тогда взятый правдами и неправдами полугодовой отпуск казался бесконечным. Окрылённый Влад верил, что сдаст книгу в срок, и смотрел в будущее с оптимизмом.

Не проходило дня, чтобы Лялька десяток раз не напомнила ему о предстоящем. Влад уже начал придумывать повод, как избежать вечеринки. Время «Ч» было всё ближе, а повод так и не появился.

– Надеюсь, что я пьяный, никого не смутит? – уточнил он.

– Ты не пьяный. Ты навеселе, – оправдала Лялька своё помятое и небритое сокровище. – Мужчине легкая нетрезвость к лицу. Для имиджа и апанажа.

Ляля – в чём-то наивная, но не глупая – любила жонглировать смыслами и созвучиями.

– Ага! – Влад подхватил эстафету. – А также для арбитража и антуража…

– Именно! – Златокудрая муза хлюпнула очередным пузырём и затрепетала ресницами.

Влад понял – сейчас или никогда. И пошёл напролом.

– Солнышко, ты же знаешь… Я, когда работаю, совсем бестолковый. Сяду между вами бирюком, испорчу праздник… Может, без меня пойдёшь, а?

Ресницы Ляльки дрогнули и застыли.

– Как это – без тебя? А девчонки? Им я что скажу?..

Почуяв слабину, Влад обнял девушку и нежно поцеловал обнажённое плечо.

– Ну… ты ведь что-нибудь придумаёшь? Ты же у меня умница! Ты же всё-всё понимаешь!

– А может, мне надоело всё-всё понимать? – Лялька повела плечом. – Может, я хочу, чтобы ты меня понял! Для разнообразия!

– Ляль, ну будь человеком! – взмолился Влад. – Я готов понимать тебя с утра до вечера. Или с вечера до утра. А прямо сейчас – не могу. Понималка барахлит.

Как объяснить музе, что с книгой проблема на проблеме? Что сюжетные линии расползлись змеями из открытого террариума? Что идея лопнула по швам? Что главный герой оказался тряпкой? Что его антагонист, похоже, сошёл с ума, дав убить себя в середине книги? Что, чёрт всё побери, ещё три месяца – и отпуску конец, а работа протезиста не способствует вдохновению?

Ну какой тут Новый год!

– Ляль, давай к этим твоим люмьерам в другой раз, а?..

Девушка вывернулась из объятий.

– Ну в какой другой? Через год, что ли? Там же новое кино с Аль Пачино!

– Ляль, кино мы и дома посмотрим…

– Но это мой тебе подарок! Ты же обеща-а-ал!

– Ну, обещал… – Влад пытался свести разговор к шутке, но копившаяся с утра досада пересилила. – Я же не хозяин вдохновению! Оно приходит, когда захочет.

– Не знаю, как с вдохновением, но своим словам ты точно не хозяин! Вот Наташка с очередным бизнесменом покажется. Маринка – та своего футболиста притащит. А я? Вот что мне им говорить, а?

Девушка отступила, теребя браслет с десятком подвесок – новогодний подарок, который, как Влад его ни прятал, она ухитрилась найти заранее. Впрочем, как всегда.

В пятнадцатом году, на Евроконе, перспективного писателя Владимира Любимцева с первого взгляда очаровала златокудрая Леночка, умница и красавица. Его муза, его Елена Прекрасная.

Но сейчас перспективы день ото дня становились всё туманнее. До красавиц ли?

А уж что о нём подумают подруги Ляльки, на паях с которыми она держала салон красоты, его тем более не волновало.

– Что сказать? – уточнил он. – Скажи, как есть. Что я у тебя такой, слов не держащий. Что книгу пишу. Что вдохновение мне дороже дурацкой компании…

Сказал и прикусил язык.

Браслет лопнул, подвески запрыгали по полу. Лялька швырнула на подзеркальник порванную цепочку. Дрожащей рукой вынула жвачку изо рта и огляделась в поисках салфетки.

Влад судорожно подбирал нужные слова. Те, что повернут время вспять. Но, творя чудеса на бумаге, в речевом жанре он не преуспел.

– Ляль, я не то хотел…

Он потянулся обнять любимую, но она отпрянула. Затем налепила жвачку на зеркало. Влад заподозрил, что на его небритое отражение.

– То, котечка, всё то. И компания у тебя дурацкая. И я дура. Была бы умная, Новый год бы в Альпах встречала! И альпак с рук кормила!

– Ну да! – Влад ухватился за соломинку. – Вместе с Аль Пачино!

– А хоть бы и с ним!

Накинув на плечи шубку, девушка развернулась на каблуках и хлопнула входной дверью.

Влад кинулся вдогонку, но поскользнулся на бусине и еле устоял на ногах.

– В кафе, значит! – крикнул он урчащему лифту. – Аль Пачино с рук кормить! Ну и скатертью дорога!

Он прислушался. Вдруг вернётся. Должна вернуться!

– Такси на Шевченко, к девятиэтажке, пожалуйста… – услышал он из-за двери.

Нет, не может она взять и уйти!

Собственно, почему нет? Кто он, Влад, такой?..

Разбавленный коньяком здравый смысл резюмировал неутешительное. Он – ничто. Совершенное Архинесовершенство. Ноль без палочки. Даже не отрицательная величина, ведь ноль – всегда ноль. А с отрицательными величинами можно чудеса творить…

Как человек, пишущий про всякие чудеса, Влад в них не верил.

Но что ещё позволит сдать в срок разрекламированное продолжение «Тысячи и одного проклятия»?

Упорство, упорство, и ещё раз упорство!

Подбодрив себя, Влад вернулся к роману – писать и править, править и стирать…

Время летело незаметно. Лишь когда на улице засверкали фейерверки, Влад посмотрел правде в глаза – нужно было идти в кафе. Пара вымученных фраз не стоила испорченного вечера и Лялькиной обиды.

Полный мрачных мыслей, Влад выдрал из новогодней икебаны свечу, щёлкнул зажигалкой. Откупорил шампанское, принёс мясную нарезку, мандарины и плитку шоколада. Нашёл на ютубе новогоднее поздравление президента. И, когда главные часы страны начали отсчёт секунд уходящего года, поднял бокал.

– За Новый год! – провозгласил он. – За муз, вдохновение приносящих!

Эх, а действительно…

Влад до боли стиснул ножку бокала, раздосадованный несбыточным желанием.

Вот если бы самая плохонькая муза чисто по-человечески заглянула к нему! Нет, муза – существо высшего порядка. Чисто по-музному? По-музиному? По-музейному? В общем, взяла бы под своё крыло… Или под руку?

Казалось, небо над Феодосией разлетелось на осколки. Вспышка молнии ослепила ветвистыми сполохами. От грохота заложило уши. Зашлись в истерике сигнализации машин.

Едва зрение вернулось, Влад выглянул в окно. Будто, в самом деле, надеялся лицезреть на подоконнике музу, привлечённую огоньком его таланта.

Подоконник был пуст. Шутка ли – девятый этаж. Небо над венчающей перспективу Лысой горой заволокло тучами, по стеклу сползли первые, тяжёлые капли.

Вот тебе и Новый год.

Влад задёрнул штору… как раз, чтобы увидеть, как изменяется тень свечи. Вот она отрастила тонкий хвост, прижала уши, упёрлась лапками в стену… и, пискнув, юркнула за напольную вазу.

«Чего только в грозу не померещится!» – хмыкнул писатель.

И, осушив бокал, потянулся к ноутбуку.

Ракурс второй

Поцеловала муза – появилась фраза.

Т. Семирджян

Влад проснулся в начале десятого утра. По давней праздничной традиции, лицом в остатках ужина. Подняв голову, он обвёл кабинет мутным взглядом.

Было тихо и прозрачно, как бывает лишь утром нового года. Свеча оплавилась; потёки парафина застыли на столе.

«Хорошо, что Лялька салатов не настрогала!» – порадовался Влад, сдирая со щеки мандариновый серпантин.

Хорошо-то хорошо, но… По утрам солнышко потчевало его горячим кофе и тающим во рту печеньем. После такого завтрака хотелось жить и творить. Вот подайте ему печенье с шоколадной крошкой, и он прямо сейчас оживёт… и натворит. Только, собственно, где?..

В подробностях вспомнилась вчерашняя ссора. Вновь хлопнула дверь, дробно застучали каблучки, чавкнули двери лифта…

Щёки зачинщика ссоры опалил стыд.

Неужели его златокудрая муза до сих пор не вернулась?

О! Что это? Звон посуды?

Влад привстал, охнул от боли в затёкшей пояснице и прислушался.

На кухне опять приглушённо звякнуло. То, что Лялька, прогуляв до утра, сразу кинулась наколдовывать завтрак, грело сердце. Значит, не сердится. Простила.

Залпом допив выдохшееся шампанское, Влад зацепил себя в чёрном экране ноута – обрюзгшего и небритого. Такая рожа не то что муз, мышей распугает!

М-м-м… Стоп. Мыши? При чём тут мыши?

Влад пожал плечами. Хотел бы он глянуть на того, кто объяснит все свои мысли, слова и поступки.

Кстати, о поступках…

Влад нехотя включил мобильный – впервые за неделю. Если книга не пишется, какая разница, отвлекут его или нет?

Телефон тут же завибрировал от входящего звонка. Влад глянул на экран и застонал.

Известность, как истинная женщина, не терпит однообразия. Она одаривает публикациями и хвалебными рецензиями. Она приглашает на конвенты, притягивает поклонников и поклонниц, которые жаждут встречи с кумиром.

А ещё известность спускает с цепи ручных демонов.

Демонами Влада были Павел Сиянский, директор ведущего крымского издательства «Гиппокрена»… и, что гораздо хуже, редактор «Гиппокрены», Хатира Нуриева. Если господин Сиянский иногда входил в положение автора, то Хатира Керимовна была тверда, как алмаз. Она презирала оправдания, которыми слабаки и неврастеники прикрывали свою никчёмность.

И первого января она звонила не поболтать о встрече Нового года и не пожаловаться на симферопольскую слякоть. Исключительно узнать, как обстоят дела у Владимира Любимцева.

Углубляться в состояние дел Владу не хотелось.

Время сдавать рукопись было на исходе. Четвёртого тома «Проклятий», судя по всему, «Гиппокрена» не дождётся.

Телефон ёрзал по столу, и Влад принял вызов. Кивая, выслушал дежурные пожелания упрочить в Новом году творческие успехи. Чувствовалось, что Нуриева тоже не верит в чудеса.

Неприятный разговор всегда заставлял Влада вертеть карандаши, раскладывать монетки по ранжиру, равнять бумагу для записей или бездумно кочевать по интернету.

Разбудив ноутбук, он щёлкнул мышкой… и на миг зажмурился.

Наверное, так, исподволь, подкрадывается белая горячка.

Перед ним возник текст. Текст, которого ещё вчера не было.

Позабыв о «Гиппокрене», Влад листал страницы. Определённо, писал он, и никто другой. Он знал свой стиль. Знал словечки-паразиты, которые обильно всходили, а потом нещадно выпалывались. Знал привычку растекаться мыслью там, где с разгону не находил слов. Знал обратную напасть, когда, увлёкшись, забывал, что читатель не всеведущ, и выдавал шедевры лаконичности…

– …наше совместное будущее видится мне далеко не в радужном свете… – донеслось из телефона.

Ещё вчера Влад, презирая себя и ненавидя мир, промямлил бы нечто невразумительное.

Сейчас он вспомнил, как, подхваченный пузырьками шампанского, нырнул в пленительную белую бесконечность. Вспомнил – или примерещилось? – как тень-мышь на стене тёрла мордочку.

Кошки умываются – к гостям. А что намывают мыши?

Ну конечно, вдохновение!

– Вы совершенно правы, Хатира Керимовна! – с готовностью признал Влад.

– В чём именно? – уточнила она.

Холод её тона мог погрузить Африку в вечную зиму.

– Былой успех уже не упрочить. Роман я вам, пожалуй, не пришлю…

– В самом деле?

Вслед за Африкой новый ледниковый период навис над южным полушарием.

– Один роман – как-то несолидно, – Влад поборол смешинку. – Два – звучит лучше, правда?

Ракурс третий

Муза – не всегда женщина, и не всегда человек…

Брюн

– Владя!

Влад не слышал крика. Второй день после разговора с Нуриевой он творил – легко, словно дышал. Белизну текстового редактора заполняло чудо. Буква за буквой, слово за словом, абзац за абзацем, страница за страницей…

– Вла-а-а-дя! – Крик перешёл в ультразвук. – Убей её, убей!!!

Едва не опрокинув кресло, Влад выскочил из кабинета. Что там ещё не слава музе?

На кухне он узрел прекрасное.

Разбитая тарелка и несостоявшийся завтрак украсили пол занятной абстракцией. На табурете посреди абстракции стояла Лялька, подтянув платье до середины бедёр. Картина маслом, сыром и колбасой.

«Сыр вашему дому!» – подумал про себя Влад и хохотнул. К несчастью, вслух.

– Ты ещё и смеёшься? Ты же знаешь, я крыс боюсь!

– Знаю, – согласился он, радуясь, что нашлась управа и на Ляльку. – Но я думал, ты настоящих крыс боишься.

Девушка разжала пальцы, и подол вспенился вокруг точёных ног.

– А какие ещё крысы бывают, котечка? Просветишь?

– Воображаемые? – брякнул Влад. И, встретив убийственный взгляд, развёл руками. – Ляль, ну откуда крысы на девятом этаже? Просочились через канализацию? Влезли в форточку? От соседей? Да у тех тараканов нет! Сама подумай!

Распалившись, он саданул кулаком по холодильнику.

– По лбу себе постучи! – обиделась Лялька. – А вот это что? Там, в углу, а?

Влад нагнулся. Присмотрелся. Хмыкнул.

Из-за осколка тарелки выглядывал клок пепельного меха с верёвочкой хвоста. Не мышь – мышка. Точь-в-точь, какая на Новый год примерещилась.

То, что серохвостая не оказалась плодом воображения, позабавило. Может, даже…

Влад прикусил губу, чтобы не расхохотаться и окончательно не вывести любимую из себя. Но может, благодаря серой проказнице он и начал пятую книгу?

Ошалевшая проказница походила на солдата, залёгшего за углом дома в разгар уличного боя. Сейчас перезарядит автомат, выглянет, даст знак своим – прикройте! – и бросится к новому убежищу.

– Чего смешного? – Любимая вновь подобрала подол. Будто спасалась от стаи длинношеих гусей.

– Ляль, это мышь, – ответил Влад. – Просто маленькая мышь. Чего её бояться?

– Ты больной? – помолчав, спросила Лялька. – Это же МЫШЬ!

– И что?

– И то!

Лялька надула губки. Видимо, устала от позы а-ля Мэрилин Монро. Или Влад опять проштрафился. Не выразил сочувствие. Не поддержал под локоток, облегчив Елене Прекрасной спуск на абстракцию из сыра и колбасы.

– Они заразу разносят! – будто несмышлёнышу, пояснила она. – И вообще!..

Какие ужасы таит это «вообще», Влад не знал. Недосказанность будила воображение, которое он совсем недавно считал если не усопшим, то впавшим в летаргию.

– А в частности?.. – поощрил он.

– Продукты жрут!

– И правильно! Я жру, значит, существую…

Лялька посмотрела – словно камнем запустила.

– Ну и целуйся со своей мышью! – придерживая подол, она с достоинством сошла с табуретки.

Серый хвост дёрнулся. Лялька, отбросив достоинство, с визгом выскочила из кухни.

Поморщившись от хлопка дверью – традиция, однако! – Влад сел на пол.

– Бедная ты, бедная! – пожалел он черепок. – Напугали тебя?

Из-под осколка высунулась мордочка с белёсой чёрточкой на лбу. Не видя опасности, мышь вылезла, принюхалась. Посмотрела на Влада, затем, будто спрашивая разрешения – на кусочек печенья. Вдруг она притронется, а ей прилетит сковородкой? Этой, с красной ручкой.

– Не стесняйся, – вздохнул Влад. – Я угощаю. Что моё – твоё…

«А не сварганить ли кофейку? – спросил он себя. – И – за ноут. Пока мышь… тьфу, пока мысль не убежала».

В дверь поскреблись.

– Котечка! Она ещё там?

Мышь уплетала печенье – любо-дорого посмотреть.

– Она ещё тут, – подтвердил Влад.

– Ну так сделай что-нибудь!

– Бутерброд сгоношить? Салатик? Или просто чаю?

– Владя, с мышью! С мышью что-нибудь сделай!

Влад почесал затылок. Не то чтобы мышь мешала… На кухне она ориентировалась, значит, уже заскакивала в гости. Если бы Ляльке не «повезло», может, они бы серохвостую ещё полгода не засекли. Но житейский опыт подсказывал, что мышь в квартире не сулит ничего хорошего.

– Сделаю, – сказал он. – А пока, может, по бутеру?

ПРИБЛИЖЕНИЕ ВТОРОЕ
МЕЛЕТА – ОПЫТ

…Помню, когда нас, мыслящих, было три сестры. Как в шутке – одна старшая, другая умная, третья – красивая. Но с обязанностями мы справлялись на славу. И не ради песней аэдов или даров на Геликоне. Хотя почитание приятно, что бы ни ворчала Аойда.

Так бы и шло, год за годом, век за веком…

Но нет! Там, куда влезут смертные, всё катится в тартарары. Понаедут всякие, так начудесят, что даже мойры руки опустят. А уж им в разборе хитросплетений равных нет…

О ком я? Конечно, об этом эматийском выскочке. Кто, как не Пиэр, вбил в голову, что нас девять! Мол, разве могут три музы, пусть и дочери Зевса, вдохновить всех страждущих? Разве под силу им уследить за многообразием талантов и предназначений?

Ладно, что с Пиэра взять. Сказано – царь, голова от власти закружилась. Но за ним и подданные девятикратный бред подхватили! Им, видите ли, так удобнее. Узкая специализация. Чтобы знать, с кого спрашивать.

В общем, повеселили нас изрядно. Мать-Мнемосина к отцу-Зевсу с расспросами – откуда у слухов крылья растут? Ну их к Аиду, или надо соответствовать? Что?! Надо?!?

Ну, надо – значит, надо…

Так у нас появилось девять младших сестёр. Считайте, детства у крошек не было. А что было? Были братец Феб за наставника и взмыленный Пегас за домашнего любимца. С малолетства натерпелись сестрёнки от этой узкой специализации.

Звёздное небо и астрономию – Урания под крыло взяла. Сбежала, умница, подальше от суеты. Каллиопе философы и поэты достались. Клио скрижали истории выпали, хоть она и упиралась – разве непьющий разберётся, что смертные наворотили, а пуще того – к чему стремились? Мельпомене и Талии театр подбросили, который, как сама жизнь, полон трагедий и комизма. Священные гимны Полигимния из-под носа сестёр увела – как знала, что чем дальше, тем меньше её тревожить будут. Непоседа-Терпсихора плясуньей заделалась – с танцами жизнь веселее. Эвтерпа ударилась в лирику, Эрато влюблённым венков наплела – на тессераконтере не увезти…

Мельком глянешь – каждая муза на своём месте.

А приглядишься… Ну ведь сборище лентяек!

Попробовали бы они, как мы прежде – в одночасье на гимн и трагедию вдохновить! Да чтобы первый за сердце брал, а вторая слезу выжимала. И посматривать между делом, чтоб летописец историю не переврал, а девица, вопреки воле родителей с любимым сбежавшая, счастье нашла…

12 3 4 Järgmine

Ловушка для музы. Сборник фантастической прозы