Н+П=??? «Будьте внимательны…»

Tekst
1
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Н+П=??? «Будьте внимательны…»
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

© Лана Муар, 2020

ISBN 978-5-0051-6960-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

– П-с-с-с… Половинкина! Половинкина, блин!

– Неделя, отвали! Не мешай!

– Тебе жалко что-ли?

– Меньше надо было по клубам шляться.

– Слушай, разве я виноват, что тебя Глызина не позвала?

– Больно надо. Не очень-то и хотелось.

– Ну, Ась, будь человеком. Я за тебя черчение сделаю. А? Ась?

– Ниделин! Я все вижу, – поблескивая толстыми линзами очков, русичка грозно посмотрела на парня и, когда он уткнулся в абсолютно пустой бланк, снова начала мерно вышагивать между рядами парт.

Изредка останавливалась, заглядывая через плечо корпящему над тестом – излюбленное занятие перед контрольной, – и шла дальше. Дойти до доски, покачать головой и медленно перейти в следующий проход, чтобы ещё раз убедиться, что все в классе те еще бестолочи кроме пары любимчиков, которым оценки всегда будут на балл выше. А вот Ниделину даже трояк из жалости не светил, в чем Егор убедился лично – русичка довольно хмыкнула, посмотрев на пустой лист и высокомерно выплюнула, а по-другому она говорила крайне редко и, если и говорила, то явно не с тем, кто попадал в категорию вышеозначенных бестолочей на самое первое место в списке:

– М-да, Ниделин. Мне жаль твоих родителей – в твоём случае и репетитор не поможет.

И в этом, как бы прискорбно не звучало, русичка была права. Тот же репетитор, нанятый родителями Егора за конские деньги, только развел руками и нашел единственное оправдание отсутствию каких-либо подвижек в сторону улучшения у подопечного – парень не гуманитарий. Вообще ни разу. Клиническая форма технаря.

– Извините, но мне совесть не позволяет брать с вас деньги, – виновато улыбнулся он напоследок и отчалил репетиторствовать с теми, кто был не на столько туп.

И вроде сказал не на прямую, а витиевато распылялся минут двадцать, только стало обиднее в тысячу раз сильнее, чем если бы запулил предкам в лоб, что их сын бревно. Тупое, неотесанное и кривое до кучи. Мамка тогда проревелась, батя хлопнул стопарь и, крякнув, подмигнул:

– Не ссы, Егорка. Батя все порешает. На трояк твою Лисверову я уломаю. У тебя же Лисверова русский ведёт?

Тогда-то только-только забрезжившая надежда Недели и рухнула окончательно – бабуля Карина Марсовна Лисверова отчалила на пенсию ещё в сентябре, а за нее поставили проклятие примерно того же возраста, с теми же толстыми линзами в роговой оправе, будто другие варианты не рассматривались (даже шиньоны на макушке у русичек были похожи, словно их содрали с одного бобра), но звали ее Альбина Карловна Люфтернштадт.

Вздохнув, парень обвел по третьему разу единственную строку – собственные фамилию и имя, – и попытался вникнуть в суть первого вопроса: «Расставьте знаки препинания и подчеркните деепричастный оборот.» Если это было самым простешим заданием, то последнее вообще не стоило читать. Лучше не станет. И проще тоже. Сколько бы не заучивал – в голове пустота. Не то что с черчением или той же математикой. Там все шло без сучка, без задоринки – бревно резко умнело, чертило чуть ли не от руки идеальные прямые и линии соединения сложных трехмерных фигур, решало с полпинка задачи под звёздочкой и посмеивалось над одноклассниками, у которых банальщина в виде расстояний между столбцами в рамке вызывала тихий ужас, а алгебра так вообще считалась тем ещё отстоем с кучей тупых формул.

– Неделя… Держи… – Половинкина, сидящая за партой перед Егором, вывернула руку под неестественным углом, вроде как почесать спину, а по факту передать крохотный листочек бумаги, зажатый между пальцев. – Все под копирку только не слизывай! Спалят.

– Аська! Ты мегачеловечище! – восторженно прошептал парень, пряча заветный кусочек бумаги с ответами в рукав.

– Пять минут и откладываем ручки! – напомнила о своем существовании садистка Люфтваффовна.

Прошагала к доске и наконец-то опустилась на свой древний стул, поставленный ровно по центру пятачка, на котором каждый вызванный отвечать домашку чувствовал себя ни больше ни меньше партизаном перед расстрелом на рассвете. Опять же с оговоркой – все, кроме двух любимчиков. Эти купались в лучах собственной важности и захлебывались от тихой ненависти простых смертных бестолочей.

– Ну что? Вечером начнем у меня, как обычно, а потом на дискач рванем? – дылда Ящер красноречиво щелкнул пальцем по горлу, пряча переданную ему сигарету в ладонь, чтобы не спалиться перед физруком, решившем тоже выйти покурить без свидетелей. – Здравствуйте, Сергей Палыч.

– Здорово, демоны. Вы чего не на уроке?

– А у нас на сегодня все закончилось, Сергей Палыч, – Егор двинулся вперёд и влево, закрывая спиной закашлявшего Ящера.

– Ясно, – протянул физрук, хрустнул костяшками пальцев и недвусмысленно посмотрел на компанию парней. – И чего тогда тут третесь?

– Тенек.

– Ну да, тенек… – подождал секунд тридцать и уже прямым текстом добавил, – Давайте шуруйте домой. Не вам одним в теньке постоять хочется. И вообще, умные люди из Минздрава предупреждают, что от стояния в теньке может наступить нестояние кой-чего. Ещё раз увижу тут, теневики, будете у меня нормативы пересдавать. Особенно стометровку.

– Сергей Палыч…

– Давайте, давайте. Раз-два, ножками-ножками и в сторону забора, демоны. Ниделин, завтра только попробуй на тренировке пожаловаться, что дыхалки не хватает. Я тебя просто так отмазываю что ли?

– Да поняли мы все, Сергей Палыч. Пацаны, пошли.

Отойдя подальше Ящер зло сплюнул под ноги – сигарета окончательно дотлела до фильтра, а другой не предвиделось. Последнюю из пачки как могли растянули на четверых, и то, что физрук своим появлением обломал сделать пару затяжек, уже по-другому, как не фортануло, не назовешь.

– Короче, как мои на смену свалят, я вам брякну.

– А пожрать будет что? – спросил у Ящера парень больше похожий на богомола.

– Гриня, тебе жратва не поможет. Только продукты переводить, – усмехнулся Егор, посмотрел в сторону школьного крыльца и чертыхнулся. – Вот же… Ящер, я может подзадержусь. Сиги купите.

Махнул рукой на прощание и ничего не объясняя резво сорвался в сторону одинокой фигурки, прохаживающейся в расстегнутой ядерно красной куртке перед ступеньками. Замедлившись перед девушкой буквально за два шага, он виновато улыбнулся и кивнул в сторону распахнутых ворот:

– Не, ты не подумай. Я изначально планировал расплачиваться по полной, Ась. Короч, провожу до дома, чтобы все вообще в ажуре было.

– Глызину свою провожай, – фыркнула девушка, тряхнув головой так, что кончик длинной косы подпрыгнул и несколько раз чиркнул, словно маятник, по упругим ягодицам, обтянутых джинсой. Поправила сползающую с плеча лямку рюкзака и пошла вперёд.

– Половинка, блин! Я же сказал, что черчение за тебя сделаю, значит сделаю, а ты сразу Глызина, Глызина, – догнав Асю в три шага, парень пристроился рядом и едва поймал рюкзак, окончательно слетевший с плеча девушки. – Держи.

– Сказал, что все в ажуре будет? – спросила она и не дожидаясь ответа, а уж тем более не забирая протянутый рюкзак, пошла дальше. – Раз сказал, значит и нести тебе.

– Думаешь обломаюсь что ли?

– Думаю, что Глызина тебя обломает, когда увидит с моим рюкзаком. И со мной.

– П-ф-ф-ф… Кто кого ещё обломает.

– Неделькин, – Ася резко обернулась и посмотрела Егору в глаза, – Ты слишком много времени думаешь, что все только и мечтают с тобой встречаться. Прямо мечта, а не обычный кобель.

– А разве нет? – улыбнулся он, согнул руку, демонстрируя бицепс, отчётливо натянувший ткань куртки. – То что ты не хочешь со мной мутить, не означает, что другие не хотят. Да я бы и сам с тобой мутить не стал.

– Ой. Спасибо тебе огромное. А я-то уже планы на тебя строить начала и не знала, как подкатить. Думала, помогу с русским, заманю к себе и втихаря сфоткаю такого мачо-красавчика у себя дома, чтобы в Инсту выложить и Глызину пробесить твоей непостоянностью. А потом вспомнила, что я там не регистрировалась и мне на твою Глызину плевать с высокой колокольни.

– Что, прям уж и красавчик? – усмехнулся Егор, проигноривав акцент на слове «твою» и закидывая лямку рюкзака на плечо.

– Вилку дать, чтобы лапшу с ушей смахивать или дождешься, когда она сама свалится? – засмеялась девушка. Перекинула косу вперёд и махнула ладошкой, – Пошли уже, Неделя. Я ему обед готовлю, спасаю, а он… Глызина тебя хоть раз чем-то угощала кроме себя?

– Ась, вот поэтому я с тобой и не мутил.

– Из-за того, что я одна с тобой не трахаюсь?

– Потому что ты одна, кто мне обед готовит. Ну кроме мамки, – пояснил Егор и решил уточнить, – Значит трахаться не будем, Половинка?

– С тобой?

– Ага.

– С тобой точно нет. Во-первых, мама дома, а во-вторых, мне Глызину жалко.

Сказано это было с такой интонацией, что сразу было ясно – ни о какой жалости речи не идёт. Да и разговоры, похожие на этот, повторялись чаще, чем осенью идут дожди. Вот только фамилии девушек в них менялись чуть реже. С кем-то Ниделин встречался чуть больше двух недель, кто-то крайне редко дотягивал до рубежа в месяц, но каждую из его новых пассий ждала одна и та же участь. Психовать, когда Егор начинал «мутить» с другой и беситься, что одна девушка – Ася Половинкина, – стабильно никуда не исчезает. И если бы Асе предложили сдать весь яд, которым брызгали брошенки в ее адрес, шушукаясь за спиной, то она уже давно попала бы в список Форбс. Может, не в первую десятку, но точно не в последнюю. Егор Ниделин стабильно пополнял копилку своих похождений и так же стабильно среди участниц этих самых похождений отсутствовала обладательница длинной русой косы и забавной фамилии.

– Егорка, обедать будешь с нами?

– Обязательно, тетя Таня. Только сперва Аське с чертежами помогу.

Егор скинул кроссовки в угол и, как у себя дома, потопал в комнату по правую руку. Асин рюкзак осторожно поставил у двери, а свой метнул на кресло, едва не придавив спящего на нем кошака Ясю. Мявкнувшая от такой подлости животинка, спросонья рванула в сторону стола, но то ли от возраста у котяры стало сдавать зрение, то ли сон был крепче, чем казалось. Яська брякнулся головой о стакан с ручками, размохнатился, превращаясь в воющее мохнатое чудовище, резко подпрыгнул вверх, разворачиваясь в воздухе на сто восемьдесят градусов и, сшибая на пол все, что попало под лапы, понесся на диван. Оттуда одним махом запрыгнул на шкаф и окончательно затих, спрятавшись за совдеповским чемоданом.

 

– Страйк!

– Дебил! – звонкий подзатыльник заставил Егора ойкнуть, а Ася стала кыскать котейку, встав на цыпочки перед шкафом, – Кис-кис-кис. Ясь…

– Рыба моей мечты, – хохотнул парень, ловко уворачиваясь от новой затрещины. – Да ладно тебе. Где там твои нечертимые чертежи?

– На столе у лампы.

– И это сложно? – хмыкнул Егор, мельком взглянув на листочек с заданием. – Половинкина, ты цилинд с конусом не можешь состыковать в воображении?

– Слушай, если ты такой гений, то зачем каждый раз стонешь и просишь дать списать на русском? А? А на биологии? А на литре?

– Понял, заглох. Нет, так нет. Циркуль где?

– В столе, верхний ящик. Не поворачивайся.

– Это не циркуль, а козья нога! Половинка, я как тебе чертить буду с таким убожеством? – Егор воровато покосился в сторону открытой дверцы, из-за которой показалась голова девушки:

– Я тебе сказала не поворачиваться вроде!

– Да? А мне показалось, что это приглашение, – расплылся он в довольной улыбке. – Может покажешься? Ты стринги надеваешь или бабкины панталоны?

– Губу закатай и черти!

– Значит панталоны. Ещё один минус, – парень быстро достал из своего рюкзака древнюю, но от этого не ставшую плохой, готовальню и снова переключился на ватман. – Я тебе совет дам. Если хочешь с кем-нибудь замутить, то панталоны – так себе вариант. Я бы сказал, что вообще не вариант, но тебе же плевать на советы с высокой колокольни. Да?

– Слушай, советчик, Глызину свою разводи на стриптиз и советы давай. Например, намекни, что ее поясок сложно назвать юбкой. Если она, конечно, не задалась целью продемонстрировать всем свои трусы.

– У нее эти, как их… – пару раз щёлкнув пальцами, Егор посмотрел в потолок и кивнул, – Танги. Во. Ничего такие. Правда я так и не понял чем они от стрингов отличаются, но тоже прикольные. Считай, снимать практически не надо.

– Вот и ставь свои плюсики ей, а мне до этих твоих плюсиков-минусиков фиолетово, – захлопнув дверцу шкафа, Ася туже затянула поясок халата и с ногами забралась в кресло. – А рамка где, чертилище?

– Сама нарисуешь.

– Егор!

– Да не кипишуй ты так. Будет тебе и рамка и подпись. Все будет. Лучше запоминай что и откуда берется.

– Я и так знаю, – усмехнулась девушка. – Помощь в тесте по русскому равно чертеж. Бартер. Простейшая экономическая система.

– Зашибись логика, но тут ты права. Кстати, спасибо.

– Что помогла или что ждала тебя, как дура последняя?

– И то и это.

– Неделя!

– Да ладно тебе. Ты не дура и уж тем более не последняя. Карандаш твердый дай и ластик. И можешь идти обед греть. Я минут так через десять тебе все тоненько накидаю, а обведу потом. Жирное только после жирного заходит.

– Это ты сейчас про Кокорину или, как ее там, Сигряеву?

– Эй! Не напоминай! Я просто хотел убедиться, что у них в лифонах сисяндры, а не вата.

– Убедился?

– Да ну их, – брезгливо поморщился парень, смахнул ребром ладони с листа катышки от ластика, и пробурчал, – Не люблю желе. Но сиськи у них зачётные.

2

– Ну, Егор. Ну, скажи!

– Отвянь, а?

– Ну, Егорушка…

– Слушай, Синицына, отковыряйся уже или шуруй к Ящеру со своими допросами.

– А я не хочу идти с ним на выпускной. Может, я хочу идти с тобой. Ну, Егор.

– Синицына, ты перебухала что-ли? Какой выпускной? Меня со справкой выпихнут, а на следующий день уже дядя с военкомата придет с волшебной бумажкой. Пальчиком поманит ехать к нему в гости, а я сумочку быстренько соберу и, прикинь, поеду. На годик так, а то и на два, если дядя этот больше жизни любит морюшко.

– А как же дача? Я зря что ли договаривалась с родителями?

– Ау, голову включи, Синица. У меня уже все заранее решено. Справка, повестка и поеду строем ходить. Вы даже набухаться до соплей не успеете, а я уже буду лысый, в форме и кирзачах где-нибудь в жопе мира.

– Так ты придумай что-нибудь.

– Думал уже. Не придумывается ничего.

Столкнув с колен на диван пьяную девушку, Егор отмахнулся на пошедшие уже на пятый круг стонотства и с бутылкой пива побрел на кухню. Раскрыл настежь окно, сел на подоконник и щелчком пальца выбил из полупустой пачки сигарету. Получилось не очень. Штуки три выскочили и, еле слышно брякнувшись о карниз, полетели вниз согласно всемирному закону тяготения. С тем самым ускорением, которое в девять целых и восемь десятых.

– Не прикольно.

А что могло быть прикольного в этой ситуации? Быть на год старше всех в классе прикольно только до одиннадцатого, а дальше варианта два: либо каким-то чудом успевать поступать, либо готовиться топтать плац. Строем ходить не хотелось. Вообще не улыбало, ни капли. А поступить… Обязательный экзамен по русскому, и приговор-диагноз – технарь. Значит, готовимся к новому этапу в жизни, будущий рядовой Ниделин. Годик оттрубишь, там может на контракт останешься, если понравится конечно, но что-то подсказывало, что нет, не понравится. Ящеру хорошо – предки белый билет по дистрофии намутили, Гриня поступит – батя ему уже и универ выбрал, и с ректором перетер, и денюжку нужную занес. Ещё и Синицына со своим выпускным по больной мозоли. Не прикольно.

– Ниделин, ну ты чего? – обиженно спросила Егора Ирка. Пьяно икнула и кулем опала на табуретку.

– Ничего. С пивом завязывай, родаки тебе башку отвернут, когда в таком состоянии увидят.

– А они не увидят. Они на дачу уехали. Может ко мне пойдем, а?

– Не хочу.

– Ну и дурак, – Синицына надула губы и нелепо щёлкнула пальцами, – Дай сигарету.

– Обойдешься.

– Тебе жалко что ли? Сигареты жалко, на выпускной пойти жалко… Тебе на меня плевать, да? Чем Машка лучше, а? Она же крашеная, а я натуральная блондинка. Хочешь докажу? Вот прямо сейчас, хочешь?

– Да сядь ты и успокойся, Синица! Доказывать она решила.

Егор без каких-либо усилий вернул поднявшуюся было девушку обратно, а сам прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. От выпитого в голове не было ни намека на веселье. Наоборот, накатила какая-то тянущая безысходность, которую ни пиво, ни сигареты не приглушали. Да даже Синицына со своими намеками как-то встала поперек горла так, что не вздохнуть.

– А хочешь, я с папой поговорю?

– По поводу? – спросил Егор, приоткрывая глаза.

– Ну, чтобы тебя отмазали. Ящерову же сделали справку и тебе сделают.

– Да? Давай ещё тогда тоже дистрофию. Чтобы военком совсем уржался. Я и дистрофия. Совсем башкой не думаешь?

– Можно ведь что-то другое, наверное, – обиделась Ирка.

– Какой у тебя добрый папашка оказывается. И дачу на выпускной, и, если доча придет, попросит, то он сразу полетит связями трясти, чтобы отмазать от армейки ее одноклассника. Не смеши, Синица. Я в такое не верю, – фыркнул Егор. – Особенно, когда ты бухая и несёшь фигню.

– Ну и дурак. Дай сигарету.

– Ай, да бери ты уже, только помолчи.

Брошенная пачка приземлилась на дальний от девушки край стола, и она кое-как до нее дотянулась. Выудила одну, подкуривалась, долго щёлкая зажигалкой, явно неумело, и тут же закашлялась.

– Кому пытаешься доказать, что ты крутая? – зло процедил Егор, забирая сигарету и протягивая однокласснице открытую бутылку, – На, запей.

– Спасибо.

Синицына сделала жадный глоток, поперхнулась, и пиво пеной пошло у нее через нос, заливая платье.

– Да твою ж…

Схватив первое попавшееся под руку полотенце, Егор начал вытирать лицо девушки, костеря ее и себя на чем свет стоит.

– Синица, ты только не вздумай блевать, лады? Давай как-нибудь к дому ближе, а? Платье пожалей. Мамке потом отстирывать придется.

– Я в стиралку закину. Проводишь меня? – жалобно просипела она, поднимая лицо. – Можешь даже не оставаться. Просто проводи хотя бы, ладно?

– Черт с тобой. Где твоя куртка?

– На диване где-то. Такая синяя, с пёрышками.

– Да знаю я твою куртку, Синица. Пошли уже, пока окончательно не развезло.

Подхватив девушку под грудь, Егор скривился от замешанного амбре пива, тоника и терпкого запаха каких-то неперивариваемо приторных духов. «По-любой, у мамки сперла. Ещё и здесь выпендриться решила, идиотка,» – пронеслось у него в голове. Зайдя в комнату, где в одну кучу были свалены на постель куртки, он прислонил опасно покачивающееся тело к стене, придерживая одной рукой, а второй, на ощупь, выкопал из вороха курток свою и Синицынскую.

– Надевай, синька.

– Муне что э муа, – Ирка стала хватать воздух ртом, испуганно прикрывая его ладонью.

– Да твою ж…

Сграбастав в охапку это чудо дорвавшееся до алкоголя, Егор олимпийским спринтером рванул к туалету. Бег с препятствиями, блин. Одной рукой рванул дверь, лбом щёлкнул выключатель, а ногой поднял крышку унитаза и после пролетевшей секунды предусмотрительно отошёл на шаг назад, намотав волосы девушки на кулак.

– Синица, ты это давай, не стесняйся. В первый раз всегда стрёмно, потом привыкнешь, но лучше бы тебе вообще не бухать, если так карает…

Ниделин нес полнейшую ахинею с одной единственной целью – заглушить издаваемые девушкой звуки. Стоять рядом в такой пикантный момент вообще приятного мало, но если уж так легла карта, то истинный джентльмен, вроде как обязан…

– Да ты там сколько выжрала-то? – откровенно психанул Егор, после того как уже притихшая Ирка пошла на новый круг. – Желудок у котенка меньше наперстка, но гадит эта сволочь, как хорошая корова?

– Заткнись, – вяло отозвалась девушка, отмотала небольшой кусочек от рулона туалетной бумаги и вытерла рот. – Сам ты корова, Неделя! Выйди ты уже, и так стыдно, так ты ещё тут со своими подколками. Давай, топай!

Хлипкая Синицына неожиданно сильно толкнула парня в грудь, хлопнула перед его носом дверью и защелкнула замок.

– Ирка, ты бы лучше не закрывалась. Мало ли что. В обморок там долбанешься если, то башкой об край унитаза шарахнешься, а я двери ломать быстро не умею.

– Иди в… – огрызнулись из-за двери, но через мгновение замок лязгнул обратно и зашумела вода.

И шумела она примерно полчаса. Егор уже подумал, что Синицына от стыда решила утопиться или ещё чего хуже, но фырканье и приглушенный мат, крайне нелепый в Иркином исполнении, явно намекали, что пьяница-неудачница жива и здорова. Может не совсем полностью, но уже может совершать основные двигательные функции самостоятельно.

– Эй, заплывающие за буйки, может тогда, как выплывешь, сама дотопаешь?

Вода тут же стихла, а дверь распахнулась, едва ли не слетев с петель.

– В смысле сама? – захлопала ресницами Синица. – Ты же сказал, что проводишь.

– Тебя вроде как попустило…

– Нет! Меня ещё мутит!

– Ага. Вижу, – недоверчиво хмыкнул Егор. – Короче, Синица. Я, может быть, и вызвался тебя провожать, но, сама понимаешь, ситуация в стране, кризис, дети бастуют…

– Какие дети? – вылупилась Синицына.

– Которые бастуют.

– Ага.

– И тут дело такое. Что такое бартер знаешь?

– Ну-у-у…

– Ясно. Не мне одному сегодня уровень образования подтянули. Бартер – это простейшая форма цивилизованных отношений, Синица. Ты мне, я тебе. Поняла?

– Нет.

– Ясно. Тогда попробуем по-русски. Я тебя провожаю, а ты мне такси до дома оплачиваешь? Ферштейн?

– А сразу нельзя на такси или обязательно до меня пешком?

– Можно. Но оплачиваешь все равно ты. Я свои кровные на этот праздник жизни…

– Хоть кому-нибудь расскажешь про это, Неделя, и я тебя…

– Ага. Кому? Этим? – Егор махнул рукой в сторону комнаты, где вечеринка только набирала обороты, – Они утром сами не вспомнят что творили. Так что держи язык за зубами и кошелек шире. Тогда все будет по высшему разряду. Зер гуд, фройлян?

– А ты чего по-немецки?

– Я ж говорю, ситуация в стране, кризис…

– И дети бастуют, – закончила Синицына. Кивнула сама себе, напялила куртку и потопала к дверям, стараясь прошмыгнуть незамеченной оставшимися в комнате.

– Ящер, на созвоне! – перекрикивая музыку, гаркнул Егор и, расхохотавшись от того, как Синица молнией сквозанула за порог, сам вышел следом.

Поплевав на ладони, Егор резко выдохнул и уже привычно разбежался. Пять шагов по изрезанной трещинами асфальтовой дорожке, правая стопа опускается в светлое пятно бортика на стене дома, под левой жалобно громыхает крышка мусорного бака, а руки после прыжка сжимают покрытую ржавчиной перекладину-ступеньку пожарной лестницы. Подтянувшись, правая перехватывается за следующую, левая ещё на одну выше, снова правая, и вот уже под ногой есть опора. Дальше – проще. Сколько раз ползал на четвертый этаж, не вспомнить. Три коротких удара костяшками в стекло окна, за которым горит свет, и затем минута затишья. Половинка всегда долго возится с залипающими от времени и краски шпингалетами, но на то в кармане и лежит отвёртка и два блестящих, почти новых, которые Неделя скрутил в новостройке по соседству. Перегнувшись через подоконник, Егор окончательно повеселел: Синица таксисту заплатила столько, что хватило купить пачку «Кэмэла» на сдачу, да и тут – хмурит брови Аська, а сама улыбается:

 

– Через двери, как нормальные люди, ты ходишь только днём?

– Ага. Я вроде этого… – пощелкал пальцами Неделя, – Вампир. Через двери, когда зовут только. А вообще, сейчас я рыцарь. С мечом и щитом.

Выудив из кармана шпингалеты, Егор по-хозяйски окинул взглядом старые и отвёрткой начал колупать краску, закрывающую прорезь шлицов у шурупов.

– Слушай, вампир, ничего, что я спать собиралась? – Ася опустилась на край расправленного дивана, наблюдая за тем как Неделя пыхтит у окна.

– Так ты спи. Разве я тебе мешаю? – спросил он. – Сейчас закончу и снова уйду под покровом ночи.

– Есть хочешь, Дракула?

– А есть что?

– Перемолотое мясо девственницы сойдёт?

– Чего? – Егор развернулся и заулыбался, – Чем она тебе не угодила? Вроде ж свои своих не мочат.

– Хрюкала много. И я конкуренцию не люблю, – Аська оттянула халат пониже, чтобы спрятать выступающий из-под него длинный край ночнушки. – Так будешь котлеты или нет?

– Буду, – кивнул Егор. – И ещё. Мамку может попросишь, чтобы она моей позвонила, а?

– Неделя, ты такой простой. Думаешь, вломился ночью, окно раскурочил, котлет пожрешь и тебя ещё спать уложат?

– Ага. Я же на большее не намекаю.

– Кобель, – презрительно фыркнула Аська и шлепая тапочками вышла из комнаты. Скрипнула дверь в соседнюю комнату и потом, уже шепотом, – Мам, ты не спишь? Позвонишь тете Кате?

Новые шпингалеты с лёгкостью закрывались и открывались. Может, только из-за меньшего размера они немного портили вид окна – по краям выступали небольшие пятачки непрокрашенного дерева, но и тут Егор нашел, что сказать:

– Главное, что работают, а краску я притащу, – хмыкнул и снова заработал челюстями, откусывая от котлеты приличные куски.

– Ты жевать не пробовал? – спросила Половинка, повернула голову к двери, когда за ней показалась мама и притихла.

– Нет, Кать, трезвый. Чертили, а теперь сидят, фильм смотрят. Если бы я знала. С этим интернетом теперь… Ой, и не говори, Кать. Не дети, а беда сплошная. Передам. И леща тоже. С этим можешь не переживать. Спокойной ночи, Катя, – тетя Таня покачала головой, глядя на Егора. – Вроде взрослый уже, а… – и махнула рукой. – Что с вас взять. Дети ещё.

– Спасибо, тёть Тань. Котлетосы во! – показал большой палец парень, больше похожий на хомяка.

– Ась, на кресле Егорке постелишь?

– Нет, мам, к себе положу.

– Да ты… Ещё чего удумала! – задохнулась женщина, махая руками, как потерпевшая. – Шуточки у тебя.

– Ага. Делать мне больше нечего. Сплю и вижу, когда мне такое счастье обломится. Этот кобель тут появляется только для того, чтобы пожрать на халяву.

– Угу. Я такой, – кивнул Егор, подчищая вилкой остатки пюре. – Половинкина, тебя что-то не устраивает?

– Меня? Иди посуду мой, вампир. Здесь тебе не ресторан.

В тишине было слышно каждое движение, каждый шорох одеяла по простыне, и Аська долго лежала неподвижно. Смотрела в потолок, слушала как ворочается на кресле Неделя, и думала. Ни о чем конкретном и обо все сразу. Повернувшись на правый бок, она вздохнула и тихонько позвала:

– Егор, спишь?

– Ага.

– А чего не спишь?

– Думаю.

– Тоже? А ты о чем?

– О несправедливости в жизни.

– Не рано?

– Может и рано, но лучше сейчас, чем потом.

– Понятно… – протянула Аська, подбила край подушки и, перевернувшись на живот, снова замолчала.

В полутьме комнаты контур носа с небольшой горбинкой и пухлые губы стали чётче и резче. Словно приглушённый свет Луны, едва пробивающийся сквозь тонкую полоску между шторами, задался целью сделать лицо Ниделина ещё притягательнее. Он провел языком по верхней губе, закинул руки под голову, а у Аськи от этих простых движений внутри застонало, заскребло. Как Яська точил когти о ножку стула, так и здесь непонятная тоска проверяет сердце. Шкрябает, каждый день шкрябает и никак не успокоится, не отпустит. Глызина, Кокорина, Савина, Рублина Кристинка… Все девчонки томно вздыхали, когда по коридору вышагивал этот кобель. Все об этом кобелизме знали, но все равно шушукались и строили глазки, чтобы урвать кусочек внимания. Может, будь он как все старшеклассники – такой же нескладный или тощий, как Ящеров, – никто бы так по нему не сох. Но нет же. Собрали в одном человеке по крупицам все, что магнитом заставляет оборачиваться, вздыхать украдкой и гнать от себя дурные мысли. А как за него болели на городских соревнованиях? С ненавистью смотрели друг на друга, но кричали, срывая голоса, когда на дорожке появлялся Неделя. Вальяжно прохаживался, размахивая руками, перебрасывался шуточками с другими бегунами, так же разогревающимися перед стартом. И, замерев в низком старте, превращался в тугую звенящую струну. Наверное, в этот момент у каждой, кто смотрел на него, пересыхало в горле. На стартовой линии среди обыкновенных людей появлялся леопард.