Книга отзывов и предисловий

Критика и эссеистика

ЛЕВ ОБОРИН

КНИГА ОТЗЫВОВ И ПРЕДИСЛОВИЙ

Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 821.161.1(091)-1

ББК 83.3(2=411.2)64-5

О-22

Лев Оборин

Книга отзывов и предисловий / Лев Оборин. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – (Серия «Критика и эссеистика»).

Первые десятилетия XXI века были для русской поэзии уникальным периодом: в нем одновременно работали и читали друг друга несколько поэтических поколений. В книге Льва Оборина собраны его рецензии и статьи, посвященные новейшей русскоязычной поэзии и ее ключевым фигурам – от Льва Рубинштейна, Марии Степановой и Михаила Айзенберга до Михаила Гронаса и Евгении Сусловой. Эти тексты можно рассматривать как путеводитель по завершившейся эпохе, в которой множество способов высказывания существовали на равных. Короткие заметки и обстоятельные отзывы, предисловия и некрологи – тексты разных жанров складываются в стереоскопическую картину поэзии на русском языке последних двух десятилетий. Лев Оборин – поэт, критик, редактор серии «НЛО» «Культура повседневности» и проекта «Полка», посвященного русской литературе. Лауреат Премии Андрея Белого (2021, номинация «Критика»).

В оформлении обложки использован шрифт Defectica, разработанный Алиной Молчановой в Школе дизайна НИУ ВШЭ.

ISBN 978-5-4448-2412-2

© Л. Оборин, 2024

© С. Тихонов, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

Что это за книга

Перед вами собрание в первую очередь кратких и развернутых отзывов на поэтические книги, написанные по-русски в 2007–2023 годах. Эти шестнадцать лет – конец одной большой поэтической эпохи и, видимо, начало другой.

Та первая эпоха на наших глазах завершилась. Она была прекрасна, но и обманчива своим многоязычием, которое в продуктивной наивности принималось за общность, симфонию тысячи цветов, у которых нет друг к другу никаких претензий. За разницей поэтического не всегда чувствовалась разница этического. 2022 год обозначил эту разницу окончательно – и во многих поэтических книгах, написанных и изданных после 24 февраля 2022 года, этот рубеж осознан и проговорен.

Ясно, что к завершению эпохи причастны и те причины, по каким все завершается и меняется. Кого-то больше нет с нами. Кто-то замолчал. Кто-то из «молодого поэта» превратился в мэтра средних лет. Кто-то эмигрировал и занимается антивоенным активизмом. Кто-то, наоборот, зиганулся. На кого-то повесили «иноагента»¹. О ком-то вообще не хочется больше никогда говорить.

Это перечисление местоимений показывает, что русская поэзия состоит из имен – в той же мере, что из текстов; перекличка авторов образует поле, которое постоянно реконфигурируется. Сейчас это поле – в состоянии кризиса. Есть популярная точка зрения, согласно которой оно в этом само виновато – как и во многом другом. Я не думаю, что это справедливо; во всяком случае, справедливо не до конца. Если продолжать сравнивать поэзию с экосистемой, то на протяжении лет русская поэзия сигнализировала о том, что происходит что-то плохое, надвигается катастрофа, – и эти сигналы можно было считать, как эколог или ботаник по внешним признакам растений судит об ухудшении окружающей среды. Иногда я думаю, что как критик не всегда мог эти сигналы замечать, мог относиться к ним легкомысленно; если это так, я прошу прощения у книг. Но мне кажется, тенденция была достаточно очевидной – а русская поэзия оказалась, кроме того, хорошей диагностикой.

В 2012 году я напечатал в «Новом мире» статью «Современная поэзия и космологическая метафора» (в эту книгу она не включена). Основным ее предметом было поразительное расхождение поэтических языков в постсоветские десятилетия, экспансивное увеличение способов говорить стихи. Я сравнивал эту ситуацию с положениями современной космологии: после Большого взрыва галактики разлетаются в разные стороны, в какой-то момент наступит ситуация, когда они не будут наблюдаемы друг для друга; задача критика – пытаться сохранять видимость и связность сколько возможно (я и теперь так думаю). Спустя несколько лет стало ясно, что аналогия была неточной: наметились новые кластеры, объединения авторов и поэтик; на передний план вышла политическая, социальная поэзия; с другой стороны, оформилась «бессубъектная» лирика, наследующая открытиям русского метареализма и американской «языковой школы». А после 2022 года понятно, что и эта схема больше не работает: общая проблематика так или иначе прошивает тексты, написанные на самых разных поэтических языках, и в этом смысле связность сохраняется. На смену релятивистским законам приходят еще не вполне ясные квантовые – в сложившейся ситуации это, может быть, единственное утешение.

Об этом поэтическом разнообразии, которое складывалось из имен, стихотворений и книг, я и писал в последние пятнадцать с небольшим лет. Разумеется, я не мог прочитать и оценить всех интересных авторов и тем более все важные книги – но, кажется, получилась достаточно внятная выборка. Рецензии, вошедшие в книгу, публиковались в разных изданиях – я благодарен им всем и, конечно, очень благодарен «НЛО», в котором выходит эта книга. Основными моими площадками были журнал «Воздух» и портал «Горький»: тексты для первого – несколько «филологичнее», тексты для второго – несколько популярнее.

Собственно, эта книга сначала и должна была называться «Горький Воздух». Три обстоятельства меня остановили. Во-первых, шутка сразу не считывается, а без этого название получается неприятно манерным. Во-вторых, как раз когда я обдумывал вопрос, мой взгляд зацепился за книжную полку, где стояла книга «The Bitter Air of Exile» – составленная Саймоном Карлинским и Альфредом Аппелем антология русской литературы в эмиграции; зачем же, рассудил я, повторяться. А в-третьих, несмотря на трагизм очень многих стихотворений и книг, несмотря на сгущавшееся в последние годы предощущение катастрофы в русской поэзии, ее воздух не был горьким. Он был волнующим, дышать им было счастьем.

Январь 2024

Коротко

Надя Делаланд. На правах рукописи. Киев, 2009

Воздух

Экспериментальное, ироничное и одновременно уверенное языкотворчество у Нади Делаланд сочетается с камерной, личностной тематикой. Такое соединение превращает ее поэтический язык в инструмент, помогающий увидеть место малого в большом. Делаланд владеет разными техниками письма, от фольклорных стилизаций до коллажей с компьютерными терминами; лучше всего ей удаются стихи, в которых слово становится в ряд других, схожих с ним по созвучию и перенимающих его смысл. В своей девятой книге стихов Надя Делаланд собрала новые тексты и публиковавшиеся в предыдущих сборниках, – впрочем, разместила она их не в хронологическом порядке, поэтому перед нами не отчет о творческой эволюции поэта, а скорее калейдоскоп стихотворений, которые то и дело перекликаются между собой.

 
Даже дверь заложили, в которую Вы
вышли (где Вы?), где «вы» не приставка, а за —
заиканье и – местоименье.
Дверь же замуровали, замазали, за —
так нелепо – лепили, и Вас там нельзя
разглядеть, и до дна напрягая глаза,
потому что Вы сделались тенью.
 

Евгений Бунимович. Линия отрыва. М.: Новая газета, 2009

Воздух

Бывает, что по прочтении сборника стихов чувствуешь, что натолкнулся на некоторый предел. Бунимович по-разному, но всякий раз со смелостью и обреченностью вырывает поэзию из языкового клише, которое остаточным наслоением остается на ней, извлеченной, только тем и позволяя нам оценить языковое чутье автора: штамп как консервант живого и обычно горького смысла. В книге собраны самые известные стихотворения Бунимовича, и, перелистывая ее, удивляешься, как много его находок, оказывается, укоренено в твоем сознании, наслышано и начитано туда в разные годы. Также в «Линию отрыва» вошли новые стихи. Интересно и оформление книги, где каждая страница иллюстрирует название – то есть снабжена перфорацией: так читателю, в полном соответствии с иронической позицией поэтики Бунимовича, предлагается сделать из книги множество календарных листов, оставленных на столе записок, наблюдений, замет.

 
– Кто последний в жертву богу Ра?
Надо было занимать с утра!
 
 
– Кто последний выплатить оброк?
– Стенька был последним, да убег…
 
 
– Кто последний в полковой бордель?
– Здесь по записи. Не меньше двух недель.
 
 
– Кто последний на контакт с внеземной
цивилизацией?
– Вы за мной.
 

Анастасия Векшина. Море рядом: Первая книга стихов и прозы. М.: ООО «НИПКЦ Восход-А», 2009

Воздух

Небольшая книга Анастасии Векшиной включает стихи и прозу, написанные за последние несколько лет. Стихи – в основном верлибры, конструкции из сверхпрочного и очень легкого материала. Эти стихи заставляют говорить о «женской поэзии» в самом безоценочном, констатирующем значении: тут есть какая-то тайна, мужчине недоступная, и поэтому мужчина бы так не написал. Кажется, будто текст всей размеренной нежностью и точностью зрения чему-то противостоит и это побеждает. Прозаические опыты Анастасии Векшиной нельзя резко отграничить от ее лирики – в основе этих текстов, как и в случае многих стихотворений, лежат детализованные воспоминания, выбирающие из времени безусловно лиричный момент, и есть интригующая вероятность, что это – сам момент наблюдения.

 
Мне снится иногда, что все еще брожу
в лесах многоэтажек,
ищу метро в районе незнакомом,
автобус жду, и пыль отечества клубится на ударной стройке.
…строка же убежит из сна под горку
по коже мостовой и мимо кирхи,
и холодно пищат какие-то чижи,
и вороны огромные в штанах
каштанами в футбол играют.
 

Андрей Сен-Сеньков. Бог, страдающий астрофилией / Предисл. А. Цветкова-мл. М.: Новое литературное обозрение, 2010

Воздух

Один из самых смелых новаторов в новейшей русской поэзии Андрей Сен-Сеньков выпустил свою девятую книгу в серии «Новая поэзия», к которой можно по праву применить определение «престижная». Стихи и прозу Сен-Сенькова сравнивают с акупунктурой и УЗИ – ими автор занимался и занимается профессионально; нам же хотелось бы сравнить его поэзию с серьезной игрой-моделированием из деталей разных конструкторов – эти детали сращиваются силой притяжения смыслов, и собранное уже не может распасться. В результате получаются как отдельные объекты, так и панорамы: важная особенность поэтики Сен-Сенькова – тяготение к письму циклами, и книгу завершает цикл «Созвездия: Астрофилия неизлечима», где 88 созвездий Северного полушария становятся в очередь для оживления-перекомпоновки. Воображаемые линии, соединяющие звезды в двухмерном пространстве, обретают перпендикуляры в пространствах трех- и четырехмерном, протягиваются от звезд до того, что живет в предметах и существах, намеченных и выбранных глазом и интуицией поэта.

 
птичья женщина
та что живет
в домике настенных часов
сломалась безостановочно хрипит
хочу деток хочу птенцов я их никому не отдам я хорошая
                 я ненастоящая кукушка
 

Наталья Горбаневская. Круги по воде. Январь 2006 – август 2008. М.: Новое издательство, 2010

Воздух

Сборник стихотворений 2006–2008 годов, как ни странно, вышел после «Развилок», где были собраны тексты 2008–2009 годов. Однако это ничуть не мешает восприятию поэзии Горбаневской, выработавшей сразу узнаваемую поэтику: ее характеризуют тяготение к небольшим формам (Наталья Евгеньевна – один из авторов, утверждающих в качестве самодостаточной формы восьмистишие), первоочередная важность фонетики (звук и смысл тесно связаны), острейшее чувство фольклорной, «говорной» речи; этой поэзии свойственны умудренность, достойнейшая легкость и – самоирония? смирение? —пожалуй, здесь можно еще раз повторить слово «достоинство».

 
Господи, услыши мя,
я тебе не лишняя.
– Слышу, доню.
Не прошу переменить
эту дерганую нить,
мою долю.
 
 
Что захочешь – Сам подашь,
как подал мне карандаш
и тетрадку.
Господи, услыши мя,
чтоб не вышло из меня
беспорядку.
 

И еще:

 
Что бы ни лилось
без рифмы, на авось,
из динамиков что бы ни звучало,
этот дым, этот прах,
эти строфы на кострах,
начинайте сказочку сначала.
 

Анна Цветкова. Случайное родство: Сборник стихотворений. М.: Арт Хаус медиа, 2011

Воздух

В новый сборник вошла только небольшая часть стихов, написанных Анной Цветковой с 2005 по 2009 год, – эта часть дает представление о ее таланте, хотя и не отражает всех достоинств ее поэзии. То, как и о чем говорит Анна Цветкова, отмечено честностью, которая мало кому под силу. Помня об этом – равно как и об устойчивой системе образов, где доминирует родное природное пространство (так случилось, что в нем оказалась говорящая, – не от этого ли «случайность» родства, тем больше и страстнее ценимого?), – мы можем увидеть путь, на котором условности отбрасываются в стремлении к сохранению своего мира, к выговариванию главного. Любовь здесь неотделима от боли, благодарность за жизнь неотделима от горечи осознания того, что жизнь конечна; и потому стихи – незаменимы, иногда страшны и часто целебны.

 
жизнь отвернется не успеешь даже
одеться в лучшее тем более духи
так дерево становится не старше
а разлагается на щепки от трухи
 
 
пока весь мир живой и тихо греет
сойтись на первой праздничной звезде
мы прорастаем в небо как деревья
и замолкаем неизвестно где
 

Дмитрий Авалиани. Дивносинее сновидение / Сост., справочн. тексты С. Федина, И. Бернштейна. М.: Самокат, 2011

Воздух

Свою новую серию издательство «Самокат» открыло собранием текстов и визуальной поэзии Дмитрия Авалиани (1938–2003), одного из виртуознейших мастеров русской комбинаторики. Книга разделена на три части: «Линии», «Буквы» и «Рифмы», и в каждую из них вошли избранные опыты Авалиани – лишь небольшая доля его наследия. Составители поставили перед собой задачу создать антологию жанров комбинаторной поэзии из произведений только одного автора – и преуспели в этом, благо почти во всех этих жанрах Авалиани что-то оставил; большинство его текстов отмечено не просто поразительной техничностью, но и глубокой работой со смыслом, вырывающимся из слов при перестроении, переворачивании, перетряхивании. С. Федин и И. Бернштейн называют книгу «малой энциклопедией», поскольку тексты снабжены комментариями, раскрывающими историю жанров и технику приемов – как широко известных, так и изобретенных самим Авалиани: это листовертни, ортогоналы, двоевзоры, зазеркалы; анаграммы, равнобуквицы, палиндромы, миниграммы, логогрифы, волноходы, разносмыслы, абецедарии, разнобуквицы, тавтограммы, метаграммы. В последний раздел входят «обыкновенные» стихи Авалиани и «историфмы», основанные на листовертнях и нумерологии, которая отсылает к работам Хлебникова.

…В начале декабря я купил эту книгу на «Нон-фикшне», а после этого заехал по делам в один дом возле станции метро «Аэропорт». Хозяйка заинтересовалась моими покупками и, когда я стал показывать ей книги, удивленно воскликнула: «О! Митя Авалиани? Я знаю его! Он работал в этом самом доме лифтером. Как хорошо, что у него вышла книга. Что он сейчас делает – пишет?»

 
Была бы подлиннее жизнь —
была бы подлиннее жизнь.
 
 
Икару дети верили… Ревите, дураки!
 
 
Радость – содрать
у Зевса завесу!
 
 
Но не хочу быть мухой
в будущем янтаре.
Лучше быть дятлом, глухо
тукающим по коре.
 
 
Мощи в ларце целуя,
шепота не слыхать.
Лучше к лицу прижму я
шаткую губ печать.
 
 
Бьющийся из ущелья,
вот он источник мой,
быстрый набросков пчельник,
пока еще черновой.
 

Александр Бренер. Проделка в Эрмитаже. М.: Гилея, 2011

Воздух

Новый сборник стихотворений знаменитого перформера. В центре стоит лирическое «я», одновременно по-футуристски героизированное и остраненное смехом. Частично Бренер описывает здесь свой художественный метод провокации, неизменно выставляющей жертву в идиотском свете («Происшествие на вернисаже художника Тишкова в Париже», «На выставке старых эротических японских эстампов в Милане»), – явный и поддразнивающий намек на это виден уже в заглавии книги. Вторичность поэтической формы и образности («Вы мне предлагаете студень / Из ваших улыбчивых губ») Бренера не смущает и смущать не должна: его тексты подчеркнуто отстоят от траекторий «корпуса поэзии» и обращаются к нему лишь пародически. Это, конечно, романтическая книга. Поэтическое продолжение «Обоссанного пистолета».

 
Поэты знают, что поэты
Стихи читают в полный зал,
А я стыжусь, что в морду эту
Или вон в ту не наплевал.
 
 
Поэты – куры на яичках —
Высиживают свой успех,
А я – летающая птичка
И какаю на них на всех.
 
 
Поэты верят безусловно
В Истории присяжный суд,
А я – что судьи поголовно
Хамят, холопствуют и врут.
 

Александр Тимофеевский. Ответ римского друга. М.: Время, 2011

Воздух

В новый сборник Александра Тимофеевского входит избранная лирика, в основном любовная и гражданская (в случае Тимофеевского возможна чистота эпитетов). Хронология книги охватывает более 60 лет. Стихотворения и поэмы Тимофеевского отличает подчеркнутая неусложненность просодии и образного строя, уместная при прямом выражении горечи, раскаяния, ностальгии, неутоленного любовного чувства; вместе с тем интонация, колеблющаяся в диапазоне от сдержанной иронии до страсти религиозного сомнения, гарантирует стихам независимое звучание. Отсылка к Бродскому в названии сборника и трех стихотворениях не имеет непосредственного отношения к поэтике Тимофеевского, свободной от влияния И. Б. Скорее это ожидание диалога, который может быть только ретроспективным и умозрительным. Тимофеевский вообще открыт к диалогу: см., например, посвященное Марии Степановой «Воскресение», отвечающее, видимо, на ее балладу «Гостья». К сожалению, в книгу не попали некоторые лучшие стихотворения Тимофеевского. Впрочем, они напечатаны в относительно недавних сборниках.

 
От встречного не надо пятиться,
Раз настроение весеннее.
Я говорю, сегодня пятница?
Мне отвечают – воскресение!
Вдруг я вижу, что у дверочки,
Ведущего в неясность входа
Стоят мои друзья и девочки
Из пятьдесят восьмого года.
 

Анна Альчук. Собрание стихотворений / Предисл. М. Рыклина; сост. и коммент. Н. Азаровой и М. Рыклина. М.: Новое литературное обозрение, 2011

Воздух

Насколько я понимаю, полное собрание стихотворных текстов Анны Альчук: здесь представлен путь поэта от, как уже отмечала критика, продолжения «тихих» традиций модернизма («Мы начинали зыбкие почвы, / Пение в зарослях птиц длинноперых, / Рыб колебание в воздухе пестром») к радикальным опытам (цикл «Простейшие», фокусирующийся на графической эстетике буквенного ряда) и стихотворениям, где работа с тканью слов ведется на микроуровне, а фонетика и графика открывают возможности для присоединения новых смысловых слоев. Известны поэты, доводящие этот метод до экстремума (Александр Горнон, прежде всего), но в относительной умеренности Альчук есть безусловный плюс: ее эксперименты не заслоняют изначально рожденного лирического движения. Проще говоря, тихий, всегда немного удивленный, ищущий голос остается с поэтом до самого конца. В книге напечатаны примечания, биографические данные и статьи о поэзии Анны Альчук – в том числе тексты Всеволода Некрасова, Сергея Бирюкова и Кети Чухров; хочется также порекомендовать недавнюю рецензию Кирилла Корчагина на сайте OpenSpace.ru.²

 
В свободном ПА
ДЕНЬ ИлИ ночь
о дно все
 
 
дни-ща-лодок
зарывшихся в песок…
 
 
косе присуща ширь
река шары волны?
раскатит…
 
 
мы вольны
прощать-ся
навсег(да ль)?
 

Андрей Василевский. Плохая физика. М.: Воймега, 2011

Воздух

Андрей Василевский продолжает работу с концептуалистским наследием, прививая к нему личную интонацию: в результате собственная его мрачная ирония смыкается с ироническим потенциалом выбранной методики. Приметы современности здесь увязываются с ощущением надвигающейся всеобщей катастрофы – эсхатологической или коммуникативной, – а штампы, даже и совпадающие с этим ощущением, моментально разрушаются (много раз уже процитированное стихотворение 2004 года: «Россия это ледяная пустыня / по которой ходит лихой человек / ходит ходит да и обернется / боится падла / потому что Россия это»).

 
очевидного нынче мало
раньше больше бывало
 
 
а теперь и очами видное
недостаточно очевидное
 
 
а заочное
вроде как подзамочное
 
 
или для групп друзей
 
 
вы не можете видеть эту запись
 
 
а эту
 
 
эту пожалуйста
 

Анастасия Зеленова. Тетрадь стихов жительницы. N. Y.: Ailuros Publishing, 2011

Воздух

Книга нижегородской поэтессы, в которую входят стихотворения последних лет, удивляет тонкостью работы с «квазидетским» письмом. Прием этот, судя по всему, осознанный – он подчеркивается оформлением книги (обложка как у зеленой школьной тетради) и открывающим стихотворением, написанным явно детской рукой: «Помню детство свое, / Вспоминаю его, / И хотелось бы мне / Обратиться в него»). Для поэта с такой позицией естественно обращение к опыту обэриутов – и это опять-таки, со всей честностью, проговаривается: «тебе, Яков Семенович Друскин, / щеку подставляет слеза». Сплавленные детство и обэриутство для Зеленовой – не поэтическая маска, а одно из естественных состояний; другое, впрочем связанное с первым / не мешающее первому, – размышление-медитация.

 
Мы были смешными богами
и болтали ногами,
сидя на облачках.
А такие же, как мы сами,
с обгоревшими волосами
посылали нам оригами —
журавлей на бумажных клочках
 

Еще, давно любимое:

 
так мы читаем лист куста,
на цыпочки над ним привстав,
как ежегодный палимпсест,
иной неопалимый текст,
и анонимного писца
весь выдает его устав
и с нами общие места,
ведь мы читаем лист куста