Loe raamatut: «Шепот греха»

Font:

Я боюсь только одного – оказаться недостойным моих мучений.
Ф. М. Достоевский

The Scent

Lei Mi

Russian translation rights authorized by China Educational Publications Import & Export Corporation Ltd.

Пролог
Признание

«Насколько же чист этот белый…»

Когда он клеил полиэтиленовую пленку на стену ванной, в его голове задержалась только одна мысль: неужели плитка настолько белая?

Сколько раз он чистил здесь зубы, умывался, ходил в туалет – и только сейчас задержал внимание на стенах… Все казалось ему чужим. Но у него была причина чувствовать отстраненность, так как все полотенца, зубная паста со щеткой и остальные уходовые принадлежности уже были сложены в коробку – на раковине совсем ничего не осталось. И даже зеркало было покрыто пленкой.

Время от времени, отвлекаясь от своего занятия, он поднимал голову и смотрел на взмокшее от пота лицо, отражавшееся в полупрозрачном материале. И сразу же отворачивался.

«Это не я».

Заполнить собой такое узкое пространство тоже было нелегким делом. Хорошо, что он уже завершил самую трудную часть поклейки. Ванна скрывалась за двумя слоями обмотанной вокруг нее пленки. Слив был вытащен, в нем торчала новая сточная труба. Все та же пленка была наклеена вокруг него, создавая подобие дренажа.

«Беспроигрышно».

Подняв голову, он смерил взглядом потолочную плитку. Бледный свет плафона отражался от алюминиевых листов и слепил глаза. Мужчина прищурился.

Сильное нервное напряжение приумножило вялость тела и усталость. По той же причине он чувствовал, как исчезает решительность.

«Нет! Хватит!» Он с силой тряхнул головой, вынуждая себя переключиться на другую задачу.

«Интересно… сможет ли она брызгать настолько высоко?»

Он кое-как подтянулся вверх, приподнимаясь на носках, – поясница отдавала ноющей болью – и подтащил пленку к потолку.

Через несколько минут вылез наружу и перевел дух, подумав о том, что словно оказался в мире сновидений – все казалось ненастоящим.

И хорошо. Такая призрачная атмосфера придавала мужества, поскольку то, что он собирался сделать дальше, было совершенно новым опытом.

Подождав, пока дыхание успокоится, он начал раздеваться и вскоре остался только в резиновых перчатках. А затем развернулся и направился в гостиную.

Диван тоже был обмотан пленкой. На нем лежала голая девушка, руки и ноги которой были крепко стянуты скотчем.

Девушка не шевелилась. Почти не дышала.

Он наклонился и дотронулся до ее шеи. Однако не почувствовал ни единой пульсации под пальцами, покрытыми резиновыми перчатками. Снова приблизил свою руку к носу девушки – и наконец ощутил жаркое влажное дыхание.

Он был доволен и полон страха. Доволен потому, что девушка еще была жива – а ему было необходимо выполнить все четко по плану. А страх ощущал потому, что ему ничего не оставалось, кроме как выполнить тот самый последний пункт.

Он склонился, чтобы взять девушку на руки. Она оказалась намного тяжелее, чем можно было ожидать. Неожиданно в его голове всплыло «тяжелая, как корова». Настроение мигом упало до самой низшей точки.

И ровно в этот момент он наконец отчетливо понял, что делает.

* * *

То же место. Та же ночь. Он думал об ощущениях и настроении год назад.

В его руках было неподвижное тело. Не было тепла, сосудов, костей и мышц. Тело уже не было чьей-то дочерью, женой или матерью. Только игрушкой, которую можно использовать как заблагорассудится.

Здесь и сейчас все и произойдет подобным образом – ошибки не было.

* * *

Когда он только клал ее в ванну, уже ощущал себя морально измотанным. Из-за незначительных движений и прикосновений девушка, пребывавшая без сознания, постепенно начала приходить в себя – она прижала к себе ноги, приоткрыла веки…

Он не осмелился посмотреть ей в глаза, только повернулся и взял вантуз, стоящий в углу. Затем раскрыл презерватив и надел на его рукоять.

Эту часть плана необходимо было выполнить – в конце концов, он просто не может не закончить. Сегодняшним вечером пробовал несколько раз – и всё без толку. Остается лишь надеяться на этот способ.

Девушка окончательно проснулась и теперь вырывалась изо всех сил. Но тщетно – она была крепко связана по рукам и ногам.

Стоило ей увидеть его, как она отчаянно замотала головой. Глаза заблестели от слез, а через заклеенный рот просачивалось невнятное мычание.

Крепко держа вантуз, мужчина стоял перед девушкой на коленях. Он немного замешкался – не знал, что делать дальше. Но первое, что пришло в голову, – успокоить доведенную до безумия жертву.

– Извини, – он немного свесил голову и, казалось, больше успокаивал себя, – я сделаю так, чтобы было не очень больно.

Но жертва уже не понимала значения этих слов, лишь пыталась отползти назад. Глухое мычание превратилось в прерывистый визг. Напрягая все силы, чтобы не дать ему приблизиться, она пыталась лягаться.

Девушка была длинноногой и белокожей. На внутренней стороне стоп можно было увидеть бледно-голубые вены.

Он закрыл глаза, попытавшись унять бешено колотящееся сердце. Но височная впадина по-прежнему пульсировала, будто что-то пыталось пробиться сквозь кожу.

Бесчисленные картинки и запахи смешались в неразбериху.

«Извини».

Он распахнул глаза и потянулся к колену девушки.

«Умоляю, прости меня».

* * *

Миновала полночь.

На севере Китая глубокая осень означает увядшую листву, которая рассеивается по ветру; прохладу воздуха; смесь запаха гнили и ароматов еды, запасенной на зиму. И в то же время следы человека на улице становятся редки, особенно в этот отрезок времени.

Он неподвижно сидел в салоне автомобиля и смотрел перед собой. Держал руль так крепко, что были видны костяшки пальцев. По радио шла программа «Хит дня» – играла песня Дэнни Чэня «Люблю только тебя».

Ему было необходимо, чтобы этот тесный салон заполняли какие-то звуки – хотя бы песни. Любая подходила; нужно было лишь, чтобы что-то отвлекало его, било по перепонкам. Иначе он снова будет слышать шорох черного полиэтиленового пакета в багажнике.

А в голове снова будут проигрываться звуки рассечения кожи, фонтаном бьющей крови, хруст распиливания костей…

И последний стон, вырвавшийся из женской глотки.

* * *

Заросли рядом с городским садом. Южное русло реки. Искусственный водоем в парке Бэйху. Разделительная полоса дороги на улице Дунцзян. Мусорный бак на пересечении северной улицы Нанкин и Сыдацяо.

Когда он избавился от черных полиэтиленовых пакетов, было уже четыре утра. Он остановил машину в темном глухом переулке и снова осветил карманным фонарем багажник. Там не осталось и следа крови. Похоже, то, что он наглухо и плотно завязал пакеты, все же имело смысл. Но запах по-прежнему был очень навязчивым.

Мужчина просунул голову в багажник, всматриваясь и принюхиваясь. Внезапно он почувствовал рвотные позывы и, немедленно закрыв рот рукой, поковылял к обочине дороги.

Прошел почти целый день с тех пор, как он что-то ел, поэтому вырвало его остатками вчерашнего завтрака и желудочным соком. Теперь его желудок был совершенно пуст, но он по-прежнему не мог сдерживать непрекращающиеся позывы в горле. И в конце концов в полуприседе скорчился около электрического столба. С уголка губ свисала длинная нить слюны. Он пытался отдышаться, выглядя при этом словно собака с высунутым языком.

Чуть позже он усилием воли заставил себя подняться. Вытер рукавом губы, вернулся к машине и закрыл багажник. Затем обошел машину и сел в нее, заводя мотор.

* * *

Он ехал на восток. На небе все еще не было ни единого всполоха рассвета. Вдали виднелась лишь черная, как смоль, полоса многоэтажек на фоне такого же темного неба.

Вдалеке он увидел одинокий красный фонарь. Его осенило, и он заглушил двигатель.

То была двойная темно-коричневая дверь; в свете фонаря можно было различить надпись «Отделение полиции улицы Хуайхэ». Рядом с дверью – окно, в котором еще горел свет. Стекло было полностью покрыто водяным паром. За столом виднелась едва различимая фигура человека.

…В отделении полиции на улице Хуайхэ дежурный полицейский, наклонившись над столом, клевал носом. Он не знал, что, как только начнет светать, весь город потрясет ужасающее преступление. И тем более не догадывался, что сейчас перед участком стоит автомобиль, а водитель молча смотрит в его окно, беззвучно говоря:

«Арестуйте меня».

Глава 1
Первая встреча

Автобус затрясся и остановился.

Вэй Цзюн открыл глаза и снял наушники, потянувшись за портфелем. Остальные пассажиры начали постепенно раскачиваться: поправлять одежду, потягиваться после дремы. Юноша подождал, пока автобус освободится наполовину, и только тогда вышел наружу.

Все собирались на незанятом пространстве, болтая и оглядываясь по сторонам. Один высокий парень достал из своего портфеля сложенную в несколько раз красную ткань – ей оказалось поперечное полотнище с напечатанными на нем белыми иероглифами «Волонтерская бригада “Красная свеча” педагогического университета города С.».

Девушка с собранными в хвост волосами и камерой в руках позвала их к себе:

– Кучнее, ближе к середине… те, кто пониже, встаньте вперед. Не опускайте плакат на землю… вот, так хорошо. Эй, мальчик! Посмотри сюда, пожалуйста.

Вэй Цзюн залип на трехэтажное здание за спиной фотографа – до того момента, пока парень рядом не пихнул его. И только тогда понял, что обращаются к нему.

Фотограф, кинув на него недовольный взгляд, подняла камеру.

– Раз, два… три!

– Сы-ыр!

* * *

Настало время обеда, и из столовой потянулась смесь запахов. В ней можно было разобрать аромат вареного риса, лука, картофеля и китайской капусты. К тому же определенно было что-то еще, что-то липкое и давящее. Вэй Цзюн не мог распознать, что именно, но ощущал тяжесть и силу этого запаха.

Девушка с хвостиком кормила пожилую женщину. У старушки была болезнь Паркинсона – ее голова постоянно дергалась, а у девушки, очевидно, не было опыта заботы о подобных больных. Она то и дело роняла часть еды на одежду женщины. Поэтому задачей Вэй Цзюна было безостановочно вытирать рот старушки, причем необходимо было делать это быстро. Если парень задумывался хотя бы на минуту, то встречался с недовольством девушки с хвостиком. Когда женщина наконец доела, салфетки его в руках полностью закончились.

Девушка с хвостиком, довольная собой, отодвинула пустую тарелку и сказала старушке (было очевидно, что та не наелась):

– Тёть, попейте воды… Эй, ты чего застыл?

– А? – Эти слова вернули Вэй Цзюна в реальность, и он поспешил набрать стакан воды.

Девушка поднесла стакан ко рту пожилой женщины, а затем, повернув голову, хмуро взглянула на него.

– Давай-ка ты пойдешь к старикам и составишь им компанию…

Вэй Цзюн молча смотрел на то, как по груди старушки ручейком стекают слюни, а голова дергается, будто женщина хочет сбросить что-то с плеча.

* * *

Дом престарелых «Кленовый лист» был трехэтажным зданием на семьдесят с лишним комнат, а стариков в нем жило еще больше – около сотни. Обычно время обеда было самым занятым для местных работников, но так как приехали волонтеры, персонал с огромным удовольствием отдыхал – собирался кучками и болтал о своем. Волонтеры же занимали стариков разговорами, одновременно с этим убираясь в их комнатах.

Вэй Цзюн время от времени останавливался около раскрытых настежь дверей, слушая разговоры. Обсуждалось, холодно ли здесь зимой, хороша ли еда в столовой. Волонтеры также вежливо интересовались возрастом стариков. Вэй Цзюн очень быстро заметил, что разговоры были как под копирку. Оно и понятно: после того как волонтеры обменивались любезностями с пожилыми людьми, им очень сложно было найти подходящую тему. Старики же, наоборот, умели поддерживать любой диалог, поэтому в каждой из комнат было по нескольку оживленно болтающих стариков – и студентов, которые старались делать вид, что слушают.

Вэй Цзюну такая атмосфера немного наскучила. К тому же он наконец понял, что же за тягучее и неприятное чувство царило сегодня за обедом в столовой.

Одиночество.

А вместе с ним и страх смерти.

Он медленно прошел мимо комнат, где звучали смех и громкая болтовня, все больше и больше ощущая тяжесть своих шагов. Он не понимал, в чем вообще смысл подобного волонтерства. Они всеми силами пытаются доказать: память стариков все еще свежа, а сами они полны жизненной энергии; волонтеры же могут наполнить эти минуты любовью, заботой и отзывчивостью. Вот только через несколько часов все вернутся к своему привычному ритму жизни: старики продолжат считать оставшиеся им дни, волонтеры же продолжат проматывать молодость и устремляться к бессмысленному будущему.

В раздумьях Вэй Цзюн даже и не заметил, как дошел до конца коридора. Машинально поднял глаза – и обнаружил единственную закрытую дверь.

«В комнате нет людей?»

Взгляд его упал на курящего рядом санитара. На вид мужчина был довольно холоден: лишь коротко помахал рукой в знак приветствия и указал на дверь.

Все-таки там кто-то есть.

«Хорошо. Значит, внутри мой подопечный».

Вэй Цзюн поднял руку и дважды постучался. Сразу же по ту сторону ему ответили:

– Входите.

* * *

В лицо ударил ослепляющий солнечный свет – и резкий мясной запах.

Убранство одноместной комнаты было простым, но опрятным. Слева у стены стояла кровать, справа – письменный стол. На нем лежала разложенная записная книжка в твердом переплете, рядом находилась электроварка.

Послеполуденное солнце заливало светом все пространство – и в этом сияющем ореоле Вэй Цзюн увидел старика в инвалидной коляске, который медленно повернулся к нему и коротко кивнул, смотря поверх очков.

Юноша все еще держался за дверной проем, какое-то время пребывая в крайней растерянности. При таком свете он не мог рассмотреть выражение на лице старика. К тому же отраженные в линзах очков лучи на секунду укололи его глаза.

Он долго не решался заговорить. Наконец с запинкой произнес:

– Зд-здравствуйте…

– Привет-привет, – с улыбкой произнес старик, снова кивая, и продолжил читать книгу.

Вэй Цзюн, еще немного помешкав, зашел внутрь. Он решил притвориться, будто находится здесь не в первый раз. Сначала увидел висящую около кровати тряпку. Выдохнув, подошел и взял ее, чтобы протереть стол. Несколько раз провел по его поверхности – и только тогда обнаружил, что стол и без его стараний кристально чист. Вэй Цзюн внимательнее осмотрел комнату: пространство сияло чистотой.

Похоже, этот старик не был одинок – и уж тем более не нуждался в помощи волонтера. Вэй Цзюн подумал, что со стороны выглядит очень забавно, но раз уж он здесь, он не мог продолжать молчать, поэтому решил действовать напролом. Подошел и сел рядом со стариком.

– Вы… Вы читаете книгу?

– Да. – Обитатель комнаты даже не поднял головы.

Вэй Цзюн все больше и больше чувствовал себя неловко. Почесав затылок, он тихо произнес:

– Я могу для вас что-нибудь сделать?

– А? – Старик поднял на него взгляд. – Ты думаешь, я в чем-то нуждаюсь?

Его слова заставили Вэй Цзюна запнуться. Он подумал, покачал головой и не смог сдержать глупой улыбки.

Это оказалось заразительным: старик тоже улыбнулся. Он закрыл книгу, бросил ее на кровать, затем снял очки, указав на пылающую жаром электроварку:

– Тогда, паренек, налей мне супа.

Вэй Цзюн, с облегчением вздохнув, поспешно подошел к столу и поднял стеклянную крышку электроварки. Из нее сразу же повалил горячий пар, из-за чего очки Вэй Цзюна мигом запотели. Несмотря на это, в бурлящем бульоне он различил кусочки курицы, брюшко рыбы и шиитаке¹.

– Тарелки в нижнем ящике.

Вэй Цзюн присел и достал сделанную из белого фарфора супницу и ложки.

– Вы еще не обедали?

– М-м-м. – Тон старика был практически равнодушным. – Еду в столовой вряд ли можно назвать «едой».

Вэй Цзюн ловко налил куриный суп в тарелку и аккуратно вручил старику. Тот принял ее двумя руками, но не спешил пить содержимое, будто наслаждался теплотой, исходящей от фарфора.

– Может, ты и себе нальешь тарелочку?

– О? Нет-нет. – Вэй Цзюн, немного опешив, помотал головой. – Спасибо, я не голоден.

– Вкусная еда не обманет твои ожидания. – Выражение лица старика было непроницаемым. Он указал на электроварку: – Попробуй.

Прошло несколько минут – и вот уже молодой парень с пожилым мужчиной в залитой солнечным светом комнате сидели с чашами в руках, понемножку потягивая куриный суп.

– Как на вкус? – Похоже, из-за температуры супа лицо старика зарумянилось, глаза стали влажными, а взгляд смягчился.

– Вкусно… – Лицо Вэй Цзюна тоже покрылось потом, а очки безостановочно съезжали с переносицы. – Вы отлично готовите.

Наконец настал момент, когда Вэй Цзюн смог тщательнее рассмотреть старика: около шестидесяти лет, квадратное лицо с четкими очертаниями, на щеках возрастные пигментные пятна, густые брови и живой взгляд. Седые волосы зачесаны на затылок – сухие и потерявшие свой блеск, немного растрепанные. На старике был надет серый кардиган из овечьей шерсти, а под ним – черная рубашка с круглым воротником. Ноги скрывал коричевый шерстяной плед.

– Курица некачественная. Очевидно, что дело в ней. – Он кивнул и указал на дверь. – Чжан Хайшэн, этот старый хрен… дал ему деньги на домашнюю курицу, а он взял и купил какую-то дрянь.

– Здесь можно готовить самому?

– Заплати – и делай что хочешь. – Старик поставил чашку и указал на свою кровать: – Под подушкой.

Вэй Цзюн быстро повиновался. Когда он поднял подушку, то немного растерялся – под ней лежала пачка сигарет.

– А здесь… разрешено курить?

– Я же в своей собственной комнате, никому это не помешает. – Старик сноровисто достал одну сигарету, зажег и снова взял пачку, показывая на нее: – Будешь?

Парень торопливо замахал руками:

– Спасибо, я не курю.

В этот раз старик не стал настаивать и увлеченно закурил. А когда сигарета дотлела до конца, выбросил ее в жестяную банку на подоконнике.

– Как тебя зовут?

– Вэй Цзюн.

– Из какого университета?

– Педагогического… третий курс.

– Какая специальность?

– Юриспруденция.

– О? – Старик вскинул брови. – Изучал уголовный кодекс?

– Изучал. – Парень почувствовал, что начинает нервничать. – На первом курсе.

Старик покачал головой, на мгновение задумался, а затем выдал:

– Можешь объяснить мне, что такое срок давности?

– Срок давности? – Вэй Цзюн окончательно опешил. – Почему вы спрашиваете?

– Не бойся, я не проверяю твои знания, – старик засмеялся, – лишь интересуюсь.

Вэй Цзюн хорошенько напрягся, чтобы припомнить. В самом деле, рассказать наизусть весь уголовный кодекс невозможно, но в общих чертах познакомить старика с понятием «срок давности преступления» гораздо легче.

Старик слушал крайне сосредоточенно, будто боялся упустить что-то важное. Вэй Цзюн непроизвольно почувствовал себя на паре, когда под конец семестра учитель дает список тем, которые будут на финальном экзамене.

После окончания рассказа настроение старика упало, а взгляд помрачнел. Он посидел молча какое-то время и снова закурил.

– Говоришь, если убил человека, – он задумчиво смотрел на струю дыма перед его глазами, – преступление имеет срок давности двадцать лет?

– Нет-нет! Возможно, могут продолжить расследование… кто же этим занимается? Верховный народный суд или Народная прокуратура…

– А-а-а… – Выражение лица старика немного смягчилось. – Что же ты, парень, не выучил это крепко-накрепко?

Вэй Цзюн покраснел. Старик, заметив его смущение, рассмеялся.

– Не воспринимай всерьез, что ты… – Он закашлялся. – Расскажешь мне в другой раз. – Затем, будто что-то вспомнив, спросил: – А ты зачем здесь? Волонтерство?

– Да, – Вэй Цзюн немного поколебался, – а еще это часть работы по предмету «Общественная практика». Мне нужно набрать десять часов.

Старик посмотрел на часы:

– В этот раз…

– Мы здесь примерно на три часа. Мне еще нужно будет приехать не менее двух раз.

– Хорошо. – Старик улыбнулся. – Когда приедешь в следующий раз, можешь кое-что для меня сделать?

– А что?

Старик не торопился отвечать. Он достал из кармана пачку с купюрами в сто юаней, отсчитал триста и отдал Вэй Цзюну:

– Купи мне сигарет. – Он подмигнул. – Деньги положи в портфель да смотри, чтобы санитары не увидели.

– А какие именно сигареты?

– Марка «Кент», белая упаковка. – Старик покрутил в руках пачку. – «Хунташань» я курить не привык.

– Хорошо… – Вэй Цзюн засунул деньги в карман портфеля. – Сдачу я вам верну.

– Не нужно. – Старик махнул рукой. – Я и не знаю, в какую цену сейчас «Кент»… Если что-то останется, пусть это будет твоей платой за старания.