– Даже ши плохо справляются с ней, да и для них такая сила тоже редкость, а ты видишь. Ты видишь больше.
– Я вижу, что было, есть и могло бы быть. Это не та сила, которая должна быть у ведьмака, да даже у ши. Непомерный дар, – Сильвестр истерично улыбнулся потрескавшимися губами, – и он достался мне. В тринадцать я проснулся слепым, как думаешь, каково это, Парцифаль? – выплюнул последнее слово Сили. – Твой старый друг приходил ко мне, просил совета. Я никогда не отвечал. – Сильвестр сдвинул рыжие брови, – но я жалею, что не дал один. Передай моей бедной племяннице, что я мог помочь, но не стал. Раз уж убрали с родословной его, то и меня должны. И я, признаться, я не лучше тебя, как человек… Но моей доле слишком много всего. Я бегу от кары нести крест за людей. Но я лучше тебя, как отец. Я не бросил сына, даже будучи слепым. Так зачем тебе прощение? – Сили нервно вздохнул, – Я не дам его.
– Мне не нужно твое прощение, – ответил Парцифаль.
– Я знаю, – чуть слышно сказал Сили, – но мне больно.
– Я все равно люблю тебя, мой маленький Сили, – Парцифаль поцеловал сына в исцарапанный морщинами в лоб, – я вернусь на выходных, ты не против?
Сильвестр ничего не ответил. Но он будет ждать, не решившись увидеть, придет отец или нет.
Утро выдалось туманным. Винцент Вальден зашел во двор на краю небольшого городка. Мир погрузился в еле заметную, сладкую тишину. Винцент остановился у двери и постучал. Стук глухим эхом разнесся по сонной улице.
Профессору открыла дверь Линнея Риис. Она только включила радио и поставила чайник.
– Профессор? – Линнея растерялась, – так рано?
– Можно войти? – мягко спросил Винцент.
– Да-да, конечно! Пора пить чай! Я ждала не вас… или вас?
Винцент сел за стол и чуть распустил галстук. Линнея не могла не заметить, как красиво Винцент выглядел. Он постарел, точно вернув назад все свои триста лет. Линнея подумала, что такой возраст очень идет Винценту.
В его темно-карих глазах отразился белый туман за окном.
– Вы могли себя омолодить, но не стали, – заметила Линнея, наливая чай – Все не решалась спросить, почему? Но раз вы так бесцеремонно пришли рано утром…
– Мне не нужно это, – сообщил Винцент, благосклонно улыбнувшись, – мне даже идет. Верно?
Линнея нервно рассмеялась. Винцент рассмеялся в ответ. Его баритон мягко разнесся по кухне, заполняя все пространство: щели, трещины, просветы между вещами. Линнея поняла, что эхо его голоса навсегда будет бродить на кухне, отскакивая от штор, стенок шкафов и посуды.
– Что вы хотели, профессор? – серьезно спросила Линнея.
– Передай кое-что Суви, – грустно улыбнулся Винцент, – выполнишь мою небольшую просьбу?
– Конечно!
Линнея Риис пила чай, спокойно слушая просьбы Винцента. Винцент тоже пил свой чай, в нем были шиповник, иссоп и бузина. Особый чай, который Линнея заваривала своим гостям, выходящим из тумана.
Винцент посмотрел в окно. Окутанная туманом, его ждала молодая прекрасная девушка с коричневыми волосами. Она с теплотой улыбалась Винценту. И взгляд ее говорил: «я так долго ждала тебя». Винцент выдохнул, коснулся обручального кольца, последние сомнения ушли с появившейся нежностью в ее взгляде.
Перейдя за калитку и взяв Невену за руку, Винцент Вальден растворился в белой дымке.
Глава 19. Там, где калина цветет
Каждый шаг по промерзшей земле отзывался в ней болью. Ученики, выстроившись у стен Академии, смотрели, как на камне цверги несут небольшое тело. Медленно, шаг за шагом, процессия продвигалась.
Юные чародеи никогда не видели хозяйку гор. Анемон давно перестала приглашать к себе на пиры редких ведьм, никто не мог заменить ей полюбившуюся Инну Ортега. Теперь же чародеи провожали ее в последний путь.
Цверги никуда не смотрели, уперев взгляд в пустоту. Лишь тихо, но раскатисто и глубоко, они напевали незнакомые чародеям мотивы. Заиграла музыка с печалью и отчаянием. Цверги шли, не поднимая голов. Их вела земля.
За ними шли директриса Академии Ванда Ланская, приступившая к должности два года назад, ее заместитель Рене Моен, приглашенные Инна Ортега, Суви Адельхейд, Верховная Чародейка Фрида Адельхейд и учителя, среди них оказался Иво Тамме. Иво недавно начал работать учителем в Академии. Анемон нравилась его любовь к камням. Среди учителей шла и мама Виде, Блумма Бьйорк. Суви покрылась дрожью, встретившись с ней взглядом.
Рядом брел Лютик в белом кафтане. Это был его лучший белый кафтан, Лютик готовил его для похорон Винцента. Но Анемон тоже заслуживала лучших почестей.
На Инне блестели украшения с камнями из личной сокровищницы королевы цвергов. Инна то и дело касалась их, вспоминая громкий голос хозяйки гор.
Суви стало дурно. Она закрывала глаза, не веря, что откроет их не на похоронах Адама. Инна взяла подругу за руку и ободряюще улыбнулась, но вышло тоскливо и беспомощно.
Когда процессия зашла в лес, скрываясь от учеников, к ним присоединились ориады, дриады, ши и Амарант. Суви никогда еще не видела столько ши. Они шли, словно держа огоньки, и шептали древние слова, которые остров не решился переводить. Их голоса сливались с шумом листьев.
Ши точно плыли, слегка касаясь земли. Каждый из них был одет в траурные мантии. Адар находился чуть рядом, искоса смотря на сородичей. Ши были похожи на античные статуи, зачем-то плывущие по земле. Но их золотые глаза горели жизнью вопреки настроению всей процессии.
Когда Анемон несли рядом с деревьями, они кланялись ей, касались могучими листьями ее кожи. Анемон вынесли к пристани. Ши положили свои дары, а цверги драгоценные камни из ее короны.
Фрида встала рядом с хозяином леса. Она видела ни одного хозяина леса, с какими-то даже дружила, но его видела впервые. Амарант был особенным, не таким, как другие лешие. Он всегда отказывался поговорить с Фридой, и теперь она видела его. Амарант повернул голову и взглянул в глаза Верховной Чародейке. Фрида услышала, как бьется сердце острова, почувствовала, как по корням спешит вода, трава прикасается к телу.
Анемон опустили на воду.
– Фрида! – Несколько раз прошептала Ванда. Все было бес толку.
Понимая, что до Фриды не дозваться, Ванда Ланская взяла ее за руку. Через тело Ванды начала циркулировать магия Фриды. Ноги Ванды подкосились от неожиданной мощи, но она устояла. Огнем, забившимся в ее венах, Ванда зажгла свечи.
– Ты осмелела, Ванда, – хищно прошипела Фрида, – давно без проса используешь свою способность на других?
Огонь в свечах зашевелился. Травы рядом с Анемон загорелись, следом загорелся и камень. Огонь плавно перешел на тело Анемон. Ши не отрывали взгляд от королевы гор и без слов читали свои древние заклятия. Когда вода окутала пепел и унесла его с собой, лесные и горные жители начали расходиться. Но чародеи остались на месте.
– Завтра будут отменены занятия, – сообщила профессор Ланская.
– Жаль, профессор Вальден не приехал, – ответил на это Рене Моен, – я никак не могу поверить, что он пропустил это. Что-то случилось, Ванда, – Рене закрыл глаза и его волосы стали такими же, как у Винцента, темно-рыжими, какими он их помнил, – все же хоть так, Анемон заслуживала этого. Она прославилась прекрасной хозяйкой гор. Достойнейшей из цвергов.
– Это очень мило, Рене. – Ванда улыбнулась ему, решив не сообщать, что он, по ее мнению, перепутал цвет.
Первый раз за все тринадцать лет Ванда смогла назвать его не Гаспаром. Ванда рассмеялась этому. Но смех не казался неуместным, наоборот, горы точно ответили ведьме, ответила сама Анемон, и она была рада, что кто-то смеется на ее похоронах.
Пока Инну успокаивал Адар, а остальные были заняты обсуждением случившегося, Суви ушла. Земля вела ее. Суви оказалась у ухоженной могилы, усыпанной астрами. Суви села рядом и положила руку на землю, провела по ней, гладя ее.
Суви закрыла глаза. Крепко, до боли, зажмурила их и наклонилась, вдыхая аромат цветов. Холодный день стал теплым. Ей казалось самым естественным, что рядом раздался родной голос и теплые руки коснулись шеи:
– Суви, – Адам повернул ведьму к себе, заставив открыть глаза.
– Ты? – Суви крепко обняла его. Адам оказался таким теплым, таким настоящим и таким живым, – ты так вырос.
Адами правда вырос. Он выглядел на тридцать, как и Суви. Его черты стали четче и скулы острее. Подобно ши, он напомнил Суви античную статую. Но только живую, не из мрамора, а из плоти.
В его серых пронзительных глазах отражались белые блики.
Суви обдало волной жара. Сердце застучало в груди так близко к горлу, что захотелось кричать.
– Я скучала по тебе, – еле прошептала Суви.
Адам заправил прядь ее рыжих волос за ухо, и Суви потянулась за лаской. Адам с теплотой улыбнулся.
– Я скучал. Я ждал тебя.
– Сколько тебе лет? – сдерживая жар, Суви попыталась ухватиться за реальность.
– Не знаю. Тридцать три года. Или тридцать три тысячи лет. Разве это так важно?
– Н-нет, наверное… – Суви нахмурилась, потрясла головой и все же прижалась к Адаму. Жар захватил ее. Пряный запах полевых трав и сладкий запах астр.
Суви сделала то, что так часто снилось – поцеловала Адама. Адам замер, потом ответил ей. Внутри Суви нарастало нестерпимое, еле сдерживаемое возмущение, резкое и яркое, как полет выпущенной стрелы.
Суви пробила крупная дрожь. Она еще ближе прижалась к Адаму, впиваясь в его шею пальцами. Его руки казались диким виноградом, затягивающим вглубь мирозданья. Суви не сопротивлялась их аромату древнего вина.
Но Суви захотелось вырваться их тисков своих костей и мышц, скрыться. Убежать. Покинуть тело, оставив его где-то там, с Адамом, а всей своей сутью унестись прочь. Дрожь увеличивалась и становилась болью. Суви точно знала, что скоро осуществит нестерпимо нужное – покинет тело.
Адам выпустил волчьи клыки, вгрызаясь в губы ведьмы. А потом остановился. С трудом он отстранил от себя Суви. Ведьма выглядела потерянной и разбитой, тепло резко ушло из мира.
– Нет. – Твердо сказал Адам. Серые глаза сильнее отливали белым.
– Я нужна тебе, а ты мне, – собирая мысли в кучу, напомнила Суви. – Я так скучаю по тебе, я… я так хочу обнять тебя, прижаться, и больше ничего не чувствовать. И пускай весь мир разрывается вокруг, пускай! – Суви трясло. Из ее глаз медленно текли слезы. – Мне будет все равно, Адам. Потому что за пределами твоих объятий начнется мир, к которому я не готова. Такой жестокий мир. Я не смогла тебя заменить. Не смогла. И, черт, даже не пыталась! Посмотри на меня, – Суви в упор посмотрела в его бездонные глаза. Сердце замерло. – Посмотри и скажи, что все это имело хоть какой-то смысл!
Адам печально улыбнулся.
– Туле будет вечно. Пока остров есть, буду я. Хозяин Леса не хотел принимать меня, а теперь я навечно часть Туле. – Адам усмехнулся. – А тебя ждут великие дела и Холли.
– Холли? – озадачилась Суви. Она пыталась вспомнить, что значит это слово и почему оно кажется таким родным. Но безуспешно.
– Твоя дочь, – с улыбкой напомнил Адам, – Холли Адельхейд.
Что-то взорвалось вокруг Суви. Она услышала детский плачь и крик. Тело ответило ноющей тяжестью внизу живота.
– О боже! – Суви согнулась, надрывно заплакав.
Адам спокойно смотрел, как она плачет. Когда Суви успокоилась, он сказал:
– Извини меня, я не должен был приходить, но не мог устоять. Я так и не смог разлюбить, мы этого не можем. Мы лишь чувствуем сильнее.
– Но ты настоящий, а я не медиум и…
– Если похоронить в зачарованном месте, то такое может случиться, – глаза Адама засверкали, как монетки из белого золота. – Я часть острова… его дух.
– Мне жаль, – Суви хотела дотронуться до его руки, но не стала. Боясь ощутить все тот же жар.
– Ты больше не колдуешь свои чудесные цветы, – с горечью заметил Адам.
– Я не могу. Я закончила дело матери и отказалась от дара. – Твердо ответила Суви. – Я больше не умею колдовать цветы и…
– Или боишься? – перебил дух острова. – Пообещай мне, дорогая Суви, никогда не переставать создавать цветы. Ты есть в каждом из них, а они в тебе. «Они напоминают в стужу и мороз, о том, что лето было на земле». – Мягко улыбнулся Адам.
Суви, тяжело вдохнув, все же коснулась его руки. Такой прохладной и одновременно теплой. Лишь слегка покололо на кончиках пальцев. Видя его белые глаза, Суви, наконец, решилась.
– Я отпускаю тебя, Адам Хьюз, но все равно буду помнить, – улыбаясь, пообещала Суви.
Адам мягко поцеловал ее в уголок губ. Суви последний раз обдало запахом астр.
Суви тут же оказалась в объятиях Фриды. Над ними стоял испуганный Иво. Змея Фриды и крыса Иво испуганно бегали вокруг них. Суви перевела взгляд на могилу. «Адам Коннелл Хьюз. 18 февраля 1992 – 23 апреля 2010» и прикоснулась к ней. Только тогда она заметила лианы дикого винограда, обвившего ее тело. Он дотронулась рукой до губ, ощущая пальцами кровь из небольших ранок.
– Амарант сказал, что ты вот-вот умрешь, мы тут же прибежали, – забормотал Иво, не в силах пошевелиться.
Фрида никак не могла найти слова, прижимая к себе племянницу. Она сама напоминала холодный труп. Одарив лоб Суви сотней поцелуев, Фрида отпустила племянницу из объятий.
– Как там Холли? – спросила Суви, – она беспокоится.
Фрида и Иво переглянулись, но решили не задавать вопросов.
Перед отъездом Суви без всякой магии посадила у могилы Адама чудесные фиалки. Они никогда не перестанут расти.
Корабль ждал ведьм. Суви и Инна шли впереди вместе с Иво. Иво и Инна делились своими историями о Анемон, Иво даже обещал отправить Инне немного редких камней для зелий, а Суви молча слушала их. Она думала, что будет ревновать, смотря, как отец и Инна весело беседуют так, как никогда не могли они даже в тех письмах, что присылали друг другу. Но в ее душе удивительно рождалось безразличие.
Однако Суви заметила, что никогда так много не слышала голос отца даже на Рождество, которое он изрядно праздновал с семьей Адельхейд. И никогда не могла заметить, как увлекательна его речь.
Пусть Иво Тамме и не оказался лучшим отцом, но дедушка из него вышел прекрасный. На каникулах он всегда старался увидеть внучку, не слишком баловал ее и трепетно заботился.
Фрида и Рене шли сзади них. Фрида то и дело взволнованно поглядывала на Суви. А Рене на Фриду. Фрида чувствовала это так отчетливо, что ее щеки стали розовыми.
– Никогда не думала, что мне будет пятьдесят, – разрушила их молчание Фрида, – и что тебе тоже.
– Я здесь уже двадцать лет, – глаза Рене блеснули золотым цветом, как у ши, – так что то, что мне… сколько ты говоришь? Нет, я не уверен, что мне, и правда, пятьдесят. Я остановился где-то на четыреста пятом году, не пойми превратно…
Фрида рассмеялась и мягко коснулась его руки. Воспоминания все более явно сплетались с реальностью, задерживаясь где-то на периферии сознания. Фрида поняла, что не хочет останавливаться.
Все эти годы они часто переписывались, и все больше Фрида думала об одном. Она сожалела.
– Мне жаль, что мы… что все так вышло…
– Мы выбрали разный путь, – Рене отвернулся, чуть покрывшись краской. Его волосы стали красными, и Фрида рассмеялась.
– Помнишь, что мы хотели пожениться?
От смущения у Рене стали красными даже глаза.
– Нам тогда не исполнилось и двадцати пяти, знаешь… но все еще, спустя столько лет, никак не могу разлюбить тебя. И как ни пытался, не мог полюбить другую. Даже когда был женат. Я любил ее, правда, но не так… Ты и сама это знаешь, Фрида.
– Знаю. – Серьезно сообщила Фрида. – Я жалею, что бросила тебя. Я жалею, что не сделала ничего раньше. Я никогда не пойму, почему ты так предан нашей любви столько лет… но Рене Моен, ты станешь моим мужем?
Лишь по инерции ноги Рене двигались вперед. Шум листьев затих. Рене казался себе не пятидесятилетним, а все тем же юным парнем, имевшим безумные планы на жизнь.
Ближе к порту волосы Рене снова стали черными, а глаза светло-голубыми. Он остановил Фриду, притянул к себе, уткнувшись носом в ее волосы, вдохнул горький запах померанца с медовой сладостью.
– Слишком много лет назад я уже говорил тебе подобное, и ты ответила «да». Думаю, настыло время для безумных поступков: я согласен, Фрида Адельхейд, – чуть слышно сообщил Рене.
К острову несся филин Парцифаля, рассказать о новой трагичной смерти. Весь волшебный мир ожидал долгий траур.
Суви и Фрида прибыли к Эдварду и Матильде в растерянном расположении духа. Мир бушевал. Ветер стремился снести все вокруг и казался самым холодным в мире. Но Суви не замечала этого. Все ее мысли были направленны на человека, которого она когда-то уважала, потом презирала, потом приняла и даже привязалась. И теперь эта привязанность отвергала новую смерть.
– Ты знала, кто нам профессор Вальден? – спросила Суви, заходя в дом.
Суви долгие годы не решалась заговорить об этом с тетями, но теперь уходить от разговора не осталось смысла. Ей нужно было о нем поговорить.
– О чем ты? – лениво спросила Фрида.
– Мама! – Холли кинулась к Суви.
Суви крепко обняла дочь, уткнувшись в ее темно-рыжие волосы. В первый раз после встречи с Адамом она ощутила покой.
Втроем они зашли в гостиную, где их ждали Эди и Матильда. У Эди появилось еще больше солнечных морщин. А Тильда будто и не изменилась вовсе.
А еще рядом с ними сидел двенадцатилетний мальчик со строгим взглядом, серыми глазами и светло-рыжими волосами. Он улыбнулся Суви, и ей показалось, что веснушек на его щеках стало больше.
Эдвард ласково погладил сына по голове. Ивар Адельхейд рассмеялся.
– Мы с Холли тебе рисовали подарки, – гордо сообщил Ивар, – ты посмотришь?
– Обязательно, – серьезно ответила Суви.
Ивар родился недоношенным, и лучшие лекари пытались ему помочь. Смотря на этого крепкого, активного и любознательного мальчишку, нельзя было поверить, что свой путь он начал болезненным и слабым.
Суви не возвращалась к разговору про Винцента до вечера. Фрида объявила Тильде печальные новости, и тогда Суви заговорила:
– Мы будем распоряжаться похоронами профессора Вальдена, – сообщила Суви, сдерживая нарастающий от мыслей ком в горле. Никто не удивился ее словам, – вы, и правда, не хотите узнать, почему не профессор Реген?
– Кончено, – согласилась Матильда, – мы думали, Винцент так и не рассказал тебе…
– Вы знали? Знали, но молчали? – Суви сжала кулаки и покраснела.
– Как и ты нам, – мягко напомнила Фрида.
Суви кротко кивнула и уперла взгляд в пол.
– Винцент Вальден рассказал мне об этом, когда умер Адам, – Суви произнесла это на удивление спокойно, – Я не могла найти силы заговорить об этом… Однажды он написал, что больше не будет уходить от смерти, но, когда я захочу поговорить с ним, я успею. Он ждал. Когда родилась Холли, я нашла его… – Суви замолчала, собираясь с силами, – он начал часто приходить, играть с Холли. И мы много говорили, переписывались. Я никак не могла сказать, что простила его, все продолжала делать вид, что злюсь… а он смотрел своими пронзительными глазами, читал меня. Он все знал, ждал пока я задам вопросы… а я не решалась задать.
Суви замолчала, и комната погрузилась в тишину. Тильда и Фрида переглянулись. Они согласились молчать, когда Винцент просил ни о чем не говорить малышке. Он хотел, чтобы Суви чувствовала себя в Академии спокойнее.
– Хочешь, чтобы мы вернули его имя в древо? – настороженно спросила Тильда.
Руки Суви задрожали. Эди крепко обнял племянницу, Суви уткнулась лицом в его плечо, набираясь сил.
Тильда сказала:
– Нужно было сделать это при его жизни. Винцент Вальден не был идеальным, и многие его поступки сомнительны, но он достоин быть принятым обратно. Все эти века он оставался рядом с родом, старался помочь и молчал. В память о Розе.
– Прости, что не говорили раньше, – сказал Эди. – Я говорил им, что эта глупая затея, этот ваш Винцент так погряз в тайнах, что создавал их на пустом месте.
Молча Адельхейд поднялись на чердак. Матильда щелкнула пальцами, и на стене появился огромный гобелен, вышитый нитями, дарованными ши. Портреты на нем шевелились, как и узоры. Его можно было двигать, смотреть пришитые рода и изучать каждого.
Суви замерла, увидев под именами Хёнда и Циннии молодого парня, который умер, совсем не дожив до двадцати. Хилюр Адельхейд смотрел болотными глазами на нее сквозь время. Суви показалось, будто он был жив, будто он знал, какая судьба настигла его, и какая сила объединяла его и Суви. Он знал.
Суви остановилась взглядом на Зузанне Адельхейд. Рядом с ней горело много выжженных точек, но главная, самая черная с датой тысяча шестьсот семьдесят второй год шла к одному из ее детей. Суви коснулась этого пятна. Оно было холодным и безжизненным.
– Винцент скрывал свое происхождение. Многие до сих пор верят, что он воспитан ши, и даже наполовину их сын. На самом деле Винцент, по рождению Адельхейд, родился у ведьмы по имени Зузанне. Так же у нее родилась долгожданная дочь Лили.
– Зузанне сделала так, чтобы все думали, что у Лили родилась Роза, продолжившая род Адельхейд. А ее сын, чье имя уничтожено, не оставил потомков. Но это было не так… – Закончила за нее Матильда.
Фрида продолжила:
– Всю жизнь Винцент Вальден боялся, что, узнав, мы – все Адельхейд, осудим его и опорочим память Лили. До тебя, последний, кому Винцент рассказал правду, был дедушка Флориан, тетя Георгина и мама поняли все сами из его разговоров. Ну а мы выпытали все у мамы. – Фрида тепло улыбнулась.
– Но он ошибся, – выдохнула Тильда, – никто его не осуждал. Не думаю, что за все триста лет нашелся кто-либо, кроме Зузанне, кто осудил бы его.
В глазах Суви блестели слезы. Она крепко держала дочь за руку, представляя на месте Розы и Винцента себя и Холли.
– Я хочу вернуть его на гобелен. – Строго сказала Суви.
Фрида призвала Люпина. Домовой, одетый в белый кафтан, удивленно взглянул на ведьму, перевел взгляд на гобелен и побледнел. Его взгляд метался от одной выжженной точки к другой. С того дня, как матушка привела его в семью Адельхейд, Люпин помнил каждого чародея и скорбел обо всех. И молчал об их тайнах.
А потом Люпин понял, что происходит, и легкая улыбка тронула его морщинистое лицо.
Все члены рода Адельхейд взялись за руки. Маленькая Холли весело запрыгала, сжимая руку Суви, А Ивар, стоявший между Суви и мамой, гордо выпрямился. Фрида вышла вперед. Еще юной она была счастлива узнать, что в их роду есть еще один восхитительный чародей, но никогда не думала, что наступит этот момент.
Фрида положила руку на гобелен. Линии, соединяющие портреты, засветились. Фрида закрыла глаза. Ей нужно было лишь только очень сильно захотеть и попросить. Всем сердцем, всей душой.
Фрида шептала имена предков и умерших близких. Голос дрожал на именах родителей и сестры.
Матильда, Суви, Холли и Ивар ощутили покалывание в руках и теплоту. Эдвард, державший Холли за руку, вздрогнул, магия прошлась сквозь него. Он узнал ее восторг и власть, ее пленительную сладость. Но Эдвард не расстроился от того, что потерял. Ведь главного, своей любви, он не терял никогда.
Гобелен задрожал. Переплетаясь, линии меняли свое положение. Фрида, поддерживаемая силами Тильды и Суви, захотела так сильно, что начал затягиваться и обретать прежние черты не только портрет Винцента, но и портреты всех других, стертых с лица гобелена.
Холли со смехом наблюдала за происходящим, а Ивар с трудом дышал от восторга. Вдруг у них засветились руки теплым, серебристым свечением. Такими же стали руки Тильды, Суви и даже Хорста и Сильвестра. У всех далеких родственников руки покрылись искрами.
Линия Розы оторвалась от Лили и встала рядом с портретами Винцента и появившейся на гобелене Невены. Внизу высветились имя и даты жизни. Винцент счастливый улыбался им. Теперь он был рядом с Розой и Невеной, и бежать уже не хотелось.
Хотя Винцент ушел, Суви казалось, что он стоит рядом. Весь величественный, переполненный магией и уставший. Всю жизнь бежавший за знаниями, бежавший к себе и от смерти, он принял ее, как друг. И духи приняли его как равного себе.
– Добро пожаловать домой, – сказала Адалина, приветствуя своего потомка с гордостью в глазах.
Ведьмы не могли видеть призраков, но чувствовали, как они становятся рядом. Те, кто был до Адалины и те, кто был после. Суви была уверена, что это покалывание на руке от маминых пальцев. Она тихо прошептала, не сдерживая слез:
– Ты пришла ко мне, мама.
Люпин неустанно заливал слезами белый кафтан. Его уши подрагивали над рыжей копной.
– Я б-был еще подростком… я п-просил ее не д-делать, я всегда д-держал его п-потрет в ч-часах, чтобы за у… ужинами он был с нами, В-винни так любил рябиновое варенье…, – еле слышалось за всхлипами.
Холли кинулась к домовому и крепко обняла его. Люпин уткнулся в плечо Холли, продолжая бормотать сквозь слезы. Ивар последовал ее примеру.
Остальные остались стоять, наблюдая за появляющимися именами. Иногда их охватывал ужас от того, кто был в их роду, иногда они не понимали, за что человек был лишен своего места.
Вечером Суви уложила дочь спать. Холли лежала на бывшей кровати Суви, мечтательно смотря на украшенный звездами потолок.
– Значит, дедушка Винцент больше не придет? – с грустью спросила Холли.
– Нет, милая, но он всегда рядом, – Суви растрепала волосы дочери и печально улыбнулась.
– А ты приедешь?
– Кончено, Холли, я обязательно вернусь, – Суви поцеловала Холли в лоб, – в каждом цветке я буду возвращаться, пока не вернусь сама. А теперь закрывай глаза.
Холли поворчала что-то во сне и заснула. Суви укрыла ее одеялом, отложив «Сказани про драконов для юных чародеев» Хлои Даль и зажгла звезды под потолком. Холли сладко спала.
Суви закрыла дверь и зашла к Фриде. Ее всегда светлая комната наполнилась полумраком.
– Ты все решила? – Фрида выглядела озадаченной.
– Да, я хочу этого! – твердо заявила Суви.
Фрида ободряюще улыбнулась племяннице и обняла ее. Теперь она боялась отпускать Суви, будто той было шесть лет, а не тридцать. Но раз ей так хотелось, Фрида решила не мешать.
– Будь осторожнее, дорогая. Возьмешь с собой Холли?
– Пока не закончиться лето, потом отвезу ее к отцу в Девоншир. – Иногда Суви думала, что случилось бы, останься она с Гленном Торндайком, но эти мысли казались чем-то неправильным, пусть он и был хорошим, и даже замечательным, но он, как и все, казался слишком непохожим на Адама, – Холли поучиться в местной школе год, потом приеду и заберу ее. Пойми, тетя, я должна найти себя. Так же, как Винцент.
– Я понимаю, – Фрида снова обняла Суви.
Суви подумала о Гленне и Адаме, и о других мужчинах, которые были, пусть и не долго, в ее жизни. Но вдруг она осознала, что больше не хочет искать в других черты Адама. Пришло время распустись и новым цветам.
Осталось сообщить Тильде и Эди.
Эди учил Матильду готовить ее любимый тыквенный пирог с лепестками тимьяна. Они смеялись, о чем-то шутя, и бросали друг на друга нежные взгляды. Суви прижалась к стене и мечтательно улыбнулась.
– Хочу так же, – прошептала Суви.
Скоро придется ехать на похороны, потом долго прощаться с дочерью и идти в путь. Смотря на освещенных теплым светом Тильду и Эди, Суви окончательно поняла, что должна это сделать. Дорога звала ее.
Перед отъездом Суви оставалось сделать еще одно дело. Долгие годы она откладывала поход к могиле метрии и вот, наконец-то, собралась с силами.
На кладбище стоял величественный склеп, уютно спрятавшийся под сенью огромной пихты. Склеп и цветы вокруг него были ухожены, так как Люпин каждый день заботился о состоянии склепа семьи Адельхейд.
Суви была здесь лишь один раз, когда Астрид хоронили. Она шла, ведомая под руку Прией, не чувствуя ног. Силы покидали ее с каждым новым шагом.
Внутри склеп был намного больше, чем снаружи. Внутри он напоминал целый дом, с искусно украшенными комнатами и коридорами, где поились члены великого рода. В одной из основных частей, где, по поверьям, хранился и прах самой Адалины, были ее дочь Нельке и пока единственный простой человек во всем склепе – советник по допросу свидетелей Лоренц Форст. Там вечно горели свечи.
Рядом с Розой и Лили Адельхейд поместят и Винцента, когда его тело прибудет для похорон.
Суви остановилась у ближайшей комнаты, там были Верховный Чародей Флориан, его жена Туоми и их дочь Тереза с мужем. Там была похоронена даже сестра Весы, Киело. Илари было десять лет, когда он потерял свою мать. Рядом было и место для Георгины, Хорста, Сильвестра и Кроссандры, покойной жены провидца, куда их могилы перенесут после смерти Сили. Тут же будет похоронен и Парцифаль.
Суви долго стояла, думая об их судьбах. Тяжело вздохнув, она направилась дальше. В соседней комнате, пока в полном одиночестве, покоилась Астрид Адельхейд.
У могилы Астрид сидел мужчина. Он развернулся и отрешенно посмотрел на Суви. Его лицо было покрыто мириадами морщин, но оставалось все таким же красивым, сотканным из самых потусторонних тайн. Его лицо было мягким, но все еще сильным. Его голубые глаза были холодны и пронзительны, но за мерным отблеском будущей луны скрывалась печаль. Суви видела, как в его голове несутся мысли, собираясь в тяжелую правду. Тогда взгляд его стал теплым.
Он убрал пряди черных волос, тронутых сединой, от лица и улыбнулся.
– Рад снова видеть тебя, Суви.
Суви узнала его. Илари минуло за пятьдесят. Суви вдруг показалось, что она провела с Илари всю жизнь. Яркую, смешную и полную приключений, в тайне от горя и забот. Жизнь, которую он избрал, убегая от прошлого.
– Вы раньше избегали встречи со мной, – напомнила Суви.
Илари покраснел под напором ее строгого взгляда.
– Когда я начал помогать твоей маме, я отдалился от остальных Адельхейд, а после ее смерти и вовсе… нет, я писал иногда письма, все такое, – Илари грустно улыбнулся, – я оправдывал себя тем, что связан чарами. Но не было условия не быть рядом с людьми, которые приняли меня и стали мне домом, когда мои родственники отвернулись от меня. Я был связан чувством вины.
Суви села рядом и взяла его за руку. Теплые пальцы оборотня ласково сжали ее руку. Суви хотела сказать так много. Но слушая горькие речи Илари, смотря в его глаза, Суви ощущала лишь желание обнять.
– Спасибо, что были рядом с мамой.
Илари наклонился и осторожно поцеловал Суви в лоб. Суви вспомнила себя в пять лет. Из тех времен, которые она старалась не воспоминать. Это был летний вечер, она гуляла в парке с мамой и каким-то мужчиной с длинными черными волосами, и он так же наклонился к ней и поцеловал в лоб. И улыбнулся так, словно владел самой сокровенной тайной.
Илари Койвисто рассказал ей, что встретил прекрасную девушку, ставшую его женой. Что они счастливо живут в Финляндии и растят дочь Орвокки. Но жизнь Илари омрачало лишь давяще чувство вины, обида за жизнь родного человека, которую он не смог спасти, не смог пойти наперекор ее разрушающей силе.
Суви слушала голос Илари, и ей казалось, что мама сидит рядом с ними.