Цветение

Он все ждал, когда Суви испугается злобного оскала на портрете, но Суви не уходила. Адам ударил по стене, задев потрет отца, и тот издал вой, пронизывающий душу ведьмы.

Суви выдохнула и легким движением руки покрыла рисунок толстым слоем плюща.

– Тогда и не смотри.

– Как успехи? – резко спросил Адам. – Книга помогает?

– Да. Я даже стала чувствовать много новых ростков под землей. Сколько спит в ней чудес. – Суви улыбнулась, – я стану сильнее, и ши мне помогут. Еще прочтешь обо мне книгу, – Суви внимательно посмотрела на Адама, – быть может, я пойму, как помочь…

– Не выйдет, – лицо Адама стало печальным, – Наши проблемы имеют разный источник. Я думал, это подсказки мне, значит, я ошибся… ты оказалась права… – Адам осекся, увидев, куда смотрит Суви.

Адам, побледнев, протянул Суви заинтересовавший ее рисунок. Углем на пергаменте Адам нарисовал ее потрет. Суви еще никогда не рисовали. С бумаги она солнечно улыбалась самой себе. Цветок на голове нарисованной Суви зашевелился от ветра, и нарисованная Суви радостно улыбнулась.

– Как красиво, – восхитилась Суви, – можно забрать?

– К-кончено, это ведь подарок тебе на прошедшие праздники. Я рад, что тебе понравился рисунок. – покрывшись краской, ответил Адам.

Суви достала из рюкзака дневник матери. Трусящимися руками она протянула его Адаму. Он молча взял дневник и открыл. Там ничего не было, но Адам почувствовал скрывающие чары.

– Это мамин дневник. Я прочитала его от корки до корки, – призналась с горечью Суви, – там ничего нет, что могло бы быть полезно.

Суви отложила дневник и села на кровать Адама.

– Я не знаю, на что я рассчитывала. Что мама все расскажет мне в этом дневнике? Объяснит, почему так поступила? Но там не было даже оправданий… – на время Суви замолчала. Адам сел рядом и обнял ее, еще больше покраснев, – Или она расскажет, как справиться с обращением. Но она не могла знать, иначе бы не умерла.

– Мы найдем ответы, – уверенно сообщил Адам.

Зимнее утро выдалось туманным. Астрид, как и прочие ведьмы, рассказывала маленькой дочери сказки, будто туман – это дыхание дракона. И чем плотнее туман, тем ближе к тебе дракон. Если тебе повезет, можно увидеть в тумане его золотые глаза, огромные, наполненные вековой мудростью. Это к удаче.

Суви всегда мечтала найти хотя бы след дракона.

Лес поднимался в горы. Суви и Давид шли по небольшой дорожке. Цветы на их форме сжались, укрываясь от ветра. Суви могла поклясться, что она чувствовала присутствие горных духов. Позади них шли Хитер, Смаури и Гилл. Грифон весело прыгал вокруг виверны. Хитер и Смаури с нисхождением и умилением смотрели на него.

– Когда ты это решила?

– Когда смотрела как вы тренировались после каникул, – Суви остановилась, оглядывая серое небо. – Я поняла, что это точно не мое. То есть, я люблю стрелять, – поправила себя Суви, – просто я не чувствую желания бороться. Получать первые места в соревнованиях. Я так хотела быть как мама, как тетя Тильда. Быть сильной. Они не поймут.

– Я мало провел с твоей семьей, но, думаю, они поддержат тебя. Не стоит изводить себя напрасно.

Суви слабо улыбнулась Давиду. Она чувствовала, как под землей пробуждается жизнь. Скоро взойдут первые ростки. И она могла бы им помочь. И этого она точно хотела.

– Я не знаю.

После травологии Инна отправилась в лес. Ей срочно понадобилась кора ольхи. Она была уверена, что для зелья нужна именно ольха, а не бук. Бук, конечно, был хорош. И с ним зелье выходило, правда, но Инна откуда-то знала, что лучший вариант будет с ольхой.

А еще лучше подходила зимняя кора.

Инна вышла в поле, где свободно наслаждались холодом несколько виверн. А рядом с ними спокойно гуляли олени. Незримо кто-то присматривал за ними.

У первой попавшейся Инне ольхи сидел ши. Ши редко показывались людям, но этот не успел уйти. Ши обладал длинными острыми ушами и темно-коричневыми длинными волосами. Его лицо показалось Суви одновременно и странным, и очень красивым. Вены на руках ши горели легким теплым свечением. Он хотел сыграть на флейте, но передумал. На вид он был чуть старше Инны, но был сам подростком.

Осторожно, как кот, ши приоткрыл один глаз золотого цвета.

– Любите вы нарушать мой покой, чародеи, – заметил ши.

– Так не обращай внимания, – Инна обошла дерево, чтобы ши не видел, что она делает.

– Я думал, ведьмы стали умнее, – раздосадовался ши.

– А я думала, ши у Академии быть не должно. Как только профессор Вальден вам разрешил?

– Разрешить ши? – он залился прекрасным смехом, в котором слышался перелив горного ручейка, – даже великий Винцент Вальден этого не может!

Инна подошла к ши и с напущенным равнодушием оглядела его. Ведьму завораживал вид ши, от черт лица до ниточек на одежде. Безупречно. И в каждом его движении, в каждой частичке пульсировала древняя магия.

– И как тебя зовут? – спросила Инна.

– Адар, – представился ши. – Мое родное имя ты не выговоришь. По аналогии взял – Адар. Красиво, да?

Адар криво усмехнулся. Инна хоть и нашла его имя красивым, но решила не соглашаться с ши.

– Какое же твое имя, ведьма?

– Имен ведьм лучше не знать, ши Адар, – с этими словами Инна развернулась, чтобы уйти.

Адар просто посмотрел на снежинки, и они остановились. Ухмыляясь, не двигая руками, он заставлял снежинки танцевать вокруг ведьмы. Инне захотелось узнать, каково это – брать магию из себя. Быть ей. Даже обладая способностью, она не могла этого понять. Инна коснулась снежинок и улыбнулась Адару, а оптом фыркнула.

– Тоже мне, удивил!

Адар выдохнул, и Инну окутало холодным ветром из самых глубин фьордов. Ветер принес напевы и голоса давно ушедших викингов, тревогу самой холодной ночи и запах свободы. Сердце Инны сжалось от тоски по берегам, которых она никогда не видела, по людям, которые никогда не улыбались ей.

Из сумки Инны выпало несколько пузырьков. Адар взял один из них, темно-зеленый, пахнущий хвоей. Жидкость забавно перелавливалось, поймав в себе солнце. Адар поднес пузырек к губам.

– Что ты делаешь? – Инна кинулась к ши, – оно может убить тебя! Зелья ведьм смертельны для ши, дурак!

– Убить меня? Зелье ведьмы? Ну поболит живот! – И Адар залпом выпил все лечебное зелье, которое задала приготовить профессор Ланская, – видишь?

– Глупый ты, ши!

Адара затрясло. Золотые глаза практически полностью закатились. Грудная клетка неестественно поднималась и опускалась. Вцепившись ослабевшими пальцами в корни ольхи, Адар безуспешно пытался уменьшить дрожь. Его губы покрылись пеной со следами крови.

Инна замерла от ужаса. Она кинулась к Адару. Инна, не думая, перевернула его на бок и положила под его голову, казавшуюся на вес легче пера, сумку и погладила по волосам.

– Нужно позвать на помощь. Ты меня слышишь? – не успела Инна сделать хоть что-то, как перед ней появились прекрасные дриады.

Дриады казались такими неестественными со своей божественной красотой, тонкими платьями до земли и длинными волосами, в которых запутались уснувшие до лета цветы. В их золотых глазах блестело спокойствие.

Обычно они не появлялись зимой.

– Не бойся, ведьма, ему помогут. – практически пропела Антея.

В ее голосе слышался шелест листьев, хруст веток, пение лесных птиц, шуршание грызунов в осенней листве. Она смотрела ласково, но во взгляде читалась безжалостность, способность хладнокровно мстить. Антея взглянула на Инну и чуть поклонилась ей.

Адара покрыли корни, пробившиеся сквозь землю, и унесли за собой.

– Идем. – приказала Антея.

Внутри плакучей ивы в самой глубине леса находился проход, после которого открывалось огромное пространство: поле, покрытое свежей летней травой, хотя на улице только заканчивался февраль. В нос мягко ударил запах лесных трав и ягод. В центре, знавший о гостях, стоял Хозяин леса.

– Хозяин, – дриада поклонилась, за ней повторила Инна.

Леший, как и все его собратья, был два метра ростом. Его зеленая кожа покрылась корой, а там, где у людей росли волосы, у лешего рос мох. По большому лбу пробежало насекомое. Амарант, как его назвал Винцент, широко улыбнулся, обнажая ровные, слегка острые зубы. Но выглядело это так солнечно, что у глаз появились морщинки.

Амарант посмотрел на ши и в огромных грустных глазах цвета золота появился страх.

– Юный Адар, – с сожалением произнес Амарант.

У Амарант голос был хриплый, глубокий, проникающий в суть каждого, кто его слышал. В этом голосе затерялись скрип сухих ветвей, журчание лесного ручья, одинокие капли после дождя, застрявшие на ветках, сладость лесных ягод и летние сумерки.

– Ему можно помочь, хозяин? – взволнованно спросила Инна.

От прикосновений длинных пальцев Хозяина леса, корни, все еще оплетающие Адара, исчезли. Амарант положил руку на его грудь. Из ладони Амаранта появились прутья, обхватившие ши.

Адар заскулил.

– Адар останется со мной, ведьма. – Амарант, почувствовав сильное волнение присутствующих, мягко улыбнулся им, – он поправится. – А потом строго посмотрел на ведьму, – будь внимательнее, ладно?

– Я не могла остановить, я пыталась помочь…

– Главное, что ты не сделала хуже, – улыбался Амарант.

Рассказывать о случившемся подругам Инна не решилась. Не сегодня. Казалось, хоть одно слово, сказанное о том, что она видел Амаранта, может разрушить это навсегда. Стереть воспоминания, сделать все иллюзией. Видением.

Ночью она написала письмо бабушке и сожгла его. Призвав фамильяра, Инна сидела на полу комнаты. Рейнир, шустрый и теплый хорек, прижался к своей ведьме, укрыв ее собой, как пледом, согревая, пока она не заснула.

Глава 8. Белых лилий цветы серебристые

Ночью Гаспара разбудил Лютик. Домовой носился по комнате взад-вперед, бормоча себе что-то под нос. Гаспар слабо различил «славное имя Академии». Профессор резко остановил домового, схватив его за ворот красного кафтана.

– Что случилось, хозяин? – Сонно спросил Гаспар.

– Беда. Такие несносные дети. Мы славимся дисциплиной, а тут… – казалось, Лютик и стоит на ногах только потому, что его держит Гаспар. – Вам срочно нужно в кабинет директора. Ваши дети натворили ужасное безобразие! – Повторял и повторял домовой.

– Что случилось? – Слишком спокойно поинтересовался Гаспар.

Выслушав Лютика, профессор Дюбуа ударил кулаком стену, оставив в ней след. Из его горла вырвался рык. Его жена, Джасмин Блэр, не проснулась, лишь сказала что-то невнятное.

– Хорошо, что не разбудил ее, – прошептал Гаспар, погладив Джасмин по голове.

Гаспар вздохнул, упал на кровать, закрыв сонное лицо руками. Потом спокойно встал, пока под ногами носился Лютик, оделся, впустил прилетевшего ворона. На лапке у фамильяра Винцента висела записка.

Когда Гаспар подошел к кабинету директора, все уже собрались у дверей. На стульях сидели Давид и Инна, а также их одногруппники – Хортензия, Мелисса и Виде. Они были чистыми, хотя еще недавно пахли сажей и противным зельем. Руки Виде и Давида были связанны серебренными бусинкам, мешающими колдовать. Виде старался сесть как можно дальше от Давида, насколько позволяли бусинки. Волосы его растрепались, а на распухшей губе засыхала кровь.

Перед ними ходила из стороны в сторону Оливия Ульвен. На ее плече, будто заснув, сидела лягушка.

– Все знают, что нельзя класть в зелье слюну дракона, тем более еще юного! – раздраженно напоминал профессор Ульвен, посмотрев на Инну.

Остальные также посмотрели на Инну, но та лишь пожала плечами, а потом, ехидно улыбнувшись, сказала:

– И у гениев бывают промахи!

Виде закатил глаза и хотел было что-то сказать, но Давид сжал пальцы и посмотрел на него в упор, от чего Виде поежился и повернулся к Хортензии. Если бы его не удерживали серебряные бусинки он давно бы отбежал от Давида.

– Зато у нас не будет зелий ближайшее время, – прошептала Инна Мелиссе, – отдыхай.

Трясущаяся от страха Мелисса крепко схватила Давида за руку, сжав до боли. Давид улыбнулся ей, но старался не сводить с Виде взгляд.

Гаспар подошел к ним. Ученики опустили взгляд в пол. Все, и даже Инна Ортега, покрылись краской.

– Оливия, что случилось? – Гаспар указал рукой на мальчиков.

– О! – взвинчено воскликнула профессор Ульвен. – Вот пусть сами тебе и расскажут. А то больно взрослыми себя возомнили!

Гаспар окинул отстраненным взглядом Виде и Давида, с рук которых тут же исчезли серебряные бусинки.

– Этот чокнутый ударил меня, профессор! – Вскочил Виде, но под напором взгляда Гаспара Дюбуа сел на место, покраснев еще гуще.

– Было за что, – напоминал Мелисса, на всякий случай сильнее сжав руку Давида.

Таким ученики еще не видели профессора: жаркое солнце Франции исчезло из его улыбки, оставив место медвежьему оскалу. В карих глазах тлело тепло.

Гаспар хотел высказать им так много, но, к счастью, Оливия обратился к нему:

– Директор ждет тебя, Гаспар. – Строго сообщила Оливия Ульвен, вдруг ее голос смягчился, – Но я очень настаивала, чтобы присутствовал Парцифаль, вы же знаете…

– Спасибо, Оливия.

После того, как Гаспар обошелся с директором два года назад, наплевав на субординацию, рассчитывать на теплый прием не приходилось. Иногда Гаспару казалось, что Винцент Вальден терпел его только потому, что он умеет обращаться в медведя.

Войдя в кабинет, профессор Дюбуа тут же ощутил запах кедра, из которого была изготовлена мебель. Точно в кабинете росли живые деревья.

Кабинет директора напоминал библиотеку с редкими книгами, картами и манускриптами. Несмотря на полный бардак, стол оставался практически не заставленным. Время остановилось здесь.

На столе будто бы спал Ахон. Фамильяр нервно подергивал крыльями.

– Вы знаете, что я поощряю страсть к знаниям, профессор Дюбуа? – Винцент устало улыбнулся. За эту ночь он растратил всю свою энергию на общение.

Гаспар сжал и так больные кулаки, от чего побледнел. Винцент спокойно наблюдал за ним.

– Вы видели Лютика? Он в истерике! Он впустил людей в свой дом, заботиться о крыше, тепле и уюте. И они уничтожают часть его дома, вот так вот просто, наплевав на гостеприимство, уважение к хозяевам, тем более к духам. Инна Ортега уже проявила неуважение на втором курсе, поставив под угрозу жизнь нескольких виверн, случайно, кончено, но… я защитил ее от гнева вашей жены. Понимаю, Ортега не хотела и не желала никому вреда, но наказание, профессор Дюбуа, на этот раз вы не будете выбирать.

Гаспар Дюбуа не стал спорить. Винцент продолжил:

– Вы ведь и сами забывали, мой дорогой друг, что имущество домового это все, что вы видите в Академии. Он все это считает своим домом и чтит его. Я привел сюда Лютика, я убедил его быть домовым в храме знаний, а не в жилище чародеев. Вы знаете, как долго другие домовые в него не верили?

– Могу понять, – только и сказал Гаспар.

– Извольте понять, мне не по душе, что его обижают. Наказание будет соответствующим.

Гаспар недоверчиво посмотрел на директора. От перспективы участи учеников на теле Гаспара проступила шерсть. Винцент мягко улыбнулся, но в его темно-карих глазах блестела холодная сталь.

– Что вы думаете, я заставлю их делать? Вы считаете, что я какой-то изверг? Выгоню их? Вызову родителей? Изобью? Лишу магии? Нынче все меня сводят с ума…

– Ч-что вы… я просто… не знаю, что ждать. Но я могу просто поговорить с ними, не нужно их трогать и все… это же дети. Я куратор, ответственность моя, мне и нести наказание.

– Разве я вас наказывал жесткого? Или кого-то за все время, что вы были в Академии, как ученик или преподаватель?

– Нет.

– Великолепно! Тогда почему вы смотрите так, точно я веду ваших детей на смерть? Оливия туда же: все Парцифаля хотела разбудить… пускай спит, право, зачем его волновать пустяками?

Гаспар не отводил от случайной книги смущенного взгляда.

– Домовые милые существа, но обидчивые. Впрочем, их очень легко задобрить.

Гаспару показалось, что он снова мальчик, сидящий в кабинете директора за очередную провинность. Дрожь пробила его тело.

– Дети поступили плохо, но не хотели ничего дурного, – заверил Гаспар. – Оскорбление домового, это ужаснейший проступок. Но они дети, только учатся.

– Раз вы так беспокоитесь, подумайте вот о чем: они могли навредить и себе. Удача пленительна, мой друг. С ней нужно быть осторожнее.

– В следующий раз будут, – вежливо ответил Гаспар.

– Следующий? – в его чарующем голосе послышались отзвуки грома.

Винцент Вальден резко развернулся. Ахон остался недвижим. Энергия его магии пропитала кабинет, ощущалась в каждой пылинке. И сейчас она отражалась в его взгляде.

– Я повторяю еще раз: наказание будет легче проступка, – профессор взял в руки первую попавшуюся книгу и устало посмотрел на нее, – Извольте передать своим ученикам то, что я верю, они выучили: у всего есть границы. – Гаспар хотел ответить, но Винцент строго добавил, – Вы можете идти.

Инна Ортега, Давид Олсон, Виде Бьйорк, Мелисса Садовская и Хортензия Клее все еще сидели у кабинета директора, ожидая своей участи, оживленно споря. Когда Гаспар вышел, все резко замолчали.

– Каждый заходит по одному, Инна, ты первая. – Растерянно скомандовал Гаспар.

– Это не должно было выйти так масштабно: пострадал бы максимум стол, – прошептала профессору Инна.

– Иди и веди себя прилично. – Гаспар положил руку Инне на плечо. Ему ли не знать, как проделки в Академии иногда выходили боком.

Инне просто хотелось попробовать найденный в книге рецепт зелья. Самое сильное зелье удачи, которое имеет серьезные последствия, из-за чего являлось опасным и трудным. Кто же знал, что котел может взорваться так, что серьезно пострадают все стены и парты кабинета? Да и ее не интересовало, может ли это произойти, все, что она хотела, это попробовать его сделать. Тем более – ночью. Впрочем, мало у кого зелье могло получиться. Инна решила, что рецепт был неправильный, раз у нее ничего не вышло.

Гаспар Дюбуа совершенно не имел понятия, отыграется ли за него профессор Вальден на учениках или нет. Мало ли, в конце концов, что может быть в голове, когда она работает триста с лишним лет.

Когда Инна ушла, Гаспар обратился к Давиду.

– За что ты его ударил?

– Он оскорблял Инну, говорил, что она… она…

– Ей здесь не место, пускай учится в Испании или России, там много школ, чего сюда лезть, тем более такой, как она, – равнодушно закончила Хортензия.

Гаспар кивнул.

– Защищать друзей, это похвально, Давид, но бить других – плохо, – строго сказал профессор Дюбуа. – Ладно. Зачем было делать это ночью?

– Потому что завтра хотели приготовить лучше всех, раз уж нас поставили в группу. Профессор Ульвен дала свободное задание: приготовить любое сложное зелье. Мы выбрали самое сложное из учебника. – Ответил Давид.

– Только вот в нашем учебнике его нет, – заметил Виде.

– Это все Инна хотела. Мне лично все равно, но раз определили в ее группу… – сказала хором с ним Хортензия.

– А я бы хотела хоть раз сделала хорошее зелье… что я вообще делаю среди вас? – смущенно сказала Мелисса.

Виде решил промолчать, поглядывая на Давида.

– А я не собирался бросать Инну, – Давид пожал плечами. – Мы не хотели ничего плохого, профессор.

– Ну что ж… – Гаспар вздохнул. – Мне даже отчитывать вас не хочется. Вы нарушили несколько правил сразу: ходили по Академии ночью, готовили сложно зелье без присутствия профессора, разозлили духа-хранителя и испортили школьное имущество.

Вдруг Гаспар рассмеялся и солнечно улыбнулся. Ученики выдохнули.

Выйдя из кабинета, Инна сообщила:

– Директор больше не хочет никого видеть. Наказание он скажет завтра.

Больше всего Гаспару хотелось просто лечь спать, да и детям, он был уверен, тоже. Но оставалось еще одно дело.

– Раз у вас теперь столько свободного времени, я позову Лютика, и вы все извинитесь перед ним. – Мягко сообщил профессор.

– За что это? – Усмехнулся Виде.

Хортензия ударила его локтем в бок.

– Нашел о ком так говорить, домового лучше не злить, уйдет еще…

– Ну да, конечно!

– Хортензия права, – мягко сказал профессор Дюбуа.

– Ла-адно. – Сдался Виде.

К извинениям Лютик ждал и подношения: печенья, безделушки – все сойдет.

Утром Гаспар сидел в кабинете Рене, свесив ноги с подоконника. В его руках была горячая кружка ромашкового чая с рутой. Он залпам проглатывал кипяток, вызывая на лице Рене недоумение и ужас.

– Ты слишком перенервничал. – Заметил Рене.

Гаспар усмехнулся. Его усталое лицо наполнилось печалью.

– А у тебя как прошла ночь? – Сменил тему Гаспар.

– До меня дошли слухи, но я не знаю, верить ли им, – начал Рене и запнулся. Гаспар в нетерпении рыкнул, и Рене продолжил, – помнишь, год назад у учеников часто начали пропадать различные безделушки? Браслеты, склянки, все такое. Ванда и Оливия тоже жаловались.

Гаспар кивнул. Рене подошел к Гаспару, голос его был тихим и спокойным.

– Ко мне подходит много учеников рассказать об этом, лично и через старост. Почему-то они считают, что я могу помочь…

– Ты не думаешь, что их просто теряют?

– Я хотел бы так думать.

– О чем ты? – Гаспар напрягся, увидев взволнованный взгляд друга. Он отставил чашку и сжал пальцы в кулаки. От боли в руке по телу прошла дрожь.

Рене будто стоял у обрыва, решая прыгнуть или нет. Прыгая, он рискует разбиться. Но, если он решит остаться на месте, шквальный ветер все равно снесет его.

– Должен ли я поступить правильно?

– Я не тот человек, которого стоит о таком спрашивать, – добродушно улыбнулся Гаспар.

Взгляд Рене остался серьезным.

– Ты единственный, кого стоит спрашивать.

Гаспар посмотрел в окно. По саду гуляли студенты, кто-то шел в астрономическую башню, кто-то в теплицу. Они шептались, обсуждая ночное происшествие. И никто не поднял взгляд, чтобы увидеть взволнованное лицо профессора и понять, что-то не так.

– Ты знаешь, кто это?

– Да, – выдохнул Рене. В этом вздохе Гаспар уловил боль.

Гаспар повернулся к Рене и посмотрел в его встревоженные, светлые глаза. Тонкие губы Рене сжались сильнее, а белая кожа превратилась в мел. И тогда в голосе Гаспара прозвучала надломленность:

– Кто-то из моих?

– Более того, – прошептал Рене.

Гаспар рыкнул и рассмеялся. От этого смеха по позвоночнику Рене пробежал холод.

В библиотеке, разгребая старые завалы без магии, в качестве наказания, Инна и Давид нашли газету тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. На главной странице все еще кричала яркая надпись. Давид начал читать небольшой текст под фотографией Парцифаля Регена, со злобой смотрящего на фотографа с высокой трибуны.

– «Обвиняемый по нашумевшему делу, член Высшего Совета Парцифаль Реген принят на должность учителя. Многие чародеи считали, что единственный свидетель и обвиняемый по делу Маделиф Бугаард, являясь известным темным магом, убил юную ведьму. Дело расследовала специальный корреспондент Высшего Совета Георгина Адельхейд.»

Инна бросила беглый взгляд на газету.

– Да, бабушка говорил об этом суде. Это дело прославило Георгину Адельхейд.

– Вы уже закончили? – Суви взяла газету и устало вздохнула.

Давид и Инна дернулись, увидев Суви.

– Ты с ума сошла? Тебя же не наказали! – Возмутилась Инна.

Суви усмехнулась.

– Наказали бы, если бы вы соизволили меня позвать с собой. – Суви посмотрела на Давида. – Не ожидала от тебя.

Давид смущенно улыбнулся.

Суви посмотрела на фотографию учителя. Тут ему было еще пятьдесят. Парцифаль Реген был все так же статен, только молод, а черные волосы, казалось, совсем не отражали свет. Пронзительные глаза смотрели прямо вглубь души Суви, сквозь время и пространство. Суви бы не удивились, если бы профессор Реген теперь знал о ней абсолютно все.

– Мама писала в дневнике, что восхищалась Георгиной, и гордилась быть ее племянницей, хотела быть такой же. Говорила, они похожи, но не упоминала, чем.

– Забудь ты об этом, выкинь газету и все, ничего интересного. – Посоветовала Инна.

Суви нахмурилась и положила газету в рюкзак.

– Нужна помощь? – Раздался голос Лауры.

– Что ты-то тут делаешь? – Вздохнула Инна. – У вас приступ благородства?

– Нет, но…

– Я думаю, вы молодцы, – Давид приобнял Суви и Лауру.

– А я? – Спросила за их спинами Прия.

Ребята потеряли дар речи, увидев Прию. Прия спокойно подошла к одной из стопок книг, начав ее разбирать.

– Не могу же я оставить вас одних, – сказала она под напором их глаз, – кто-то должен проверить, чтобы все было идеально и скоординировано! И чтобы вы не натворили еще дел…

– Фрида бы так поступила, верно? – прошептал ей Давид.

Прия покрылась краской.

Впятером ребята перебирали книги до вечера. Остальные провинившиеся трудились в другой части библиотеки. Впереди было еще шесть таких дней. За драку Давиду и Виде придется приходить месяц, так решила профессор Ульвен.

Придя ужинать, Суви услышала разговор Иоланды и ее соседки Рамуне Эгле. Черные волосы Рамуне беспорядочно спускались на острые плечи. Постоянно о чем-то думая, Рамуне то и дело щурила карие глаза. Раньше это раздражало Суви, а теперь казалось даже милым.

Рамуне была лучшей подругой Иоланды и одногруппницей Адама. А также приходилась близняшкой одногруппнику Суви.

Рамуне и Иоланда обсуждали задание, которое всем дал профессор Дюбуа. В качестве подведения итогов изученной темы нужно было приготовить доклад об одном из Верховных Чародеев. В роду Адельхейд их было ровно девять, это самое большое количество Верховных Чародеев из одного рода за всю историю.

Первым Верховным Чародеем из рода Адельхейд стал Фрейр, добившийся поста подкупами, уловками и интригами, именно он сформировал Совет таким, какой он есть до сих пор.

После отца пост заняла Летиция Адельхейд, также занимающаяся разработкой структур в Совете.

Утвердив роль практически королевской династии после матери должность принял Амброус Адельхейд, ее единственный сын.

До Фриды самым молодым считался Линус Адельхейд, ставший Верховным Чародеем в тридцать лет. Для начала девятнадцатого века это было крайне шумное и сенсационное событие. И что было более сенсационно – он, любимец народа, добродушный и до безумия открытый, отказался от титула, без объяснения причин. Он был женат на Мальве Адельхейд.

Следующим Верховным Чародеем стал Хёнд Адельхейд, муж сестры Мальвы. Он прославился тем, что боролся с преступниками и ужесточил законы. Так же он открыл первые лазареты для тех чародеев, которые были психически больны.

После Хёнда Верховной Чародейкой стала сама Мальва. Больше всего внимания она уделяла школам, академиям и сиротским домам.

Вскоре Верховной Чародейкой стала Эрика Адельхейд, правнучка Мальвы. К сожалению, ее правление длилось всего лишь год, ровно до ее смерти.

Внук Эрики, Флориан Адельхейд, отец Терезы и Георгины, стал новым верховным чародеем из рода Адельхейд.

– Адельхейд, – раздался голос Иоланды, – мы как раз думали написать о твоих родственниках.

– О всех десяти Верховных Чародеях, – дополнила Рамуне Эгле.

– Их было девять, – поправила Суви. Она уже жалела, что ответила, ведь знала, какой диалог будет дальше.

– Да ладно, – усмехнулась Рамуне, – сколько вы будите скрывать, что Георгина Адельхейд тайно была Верховной Чародейкой, заменяя своего отца? Это же всем понятно. Вся ее карьера построена на этом.

– И зачем ей это скрывать? – устало спросила Суви.

– Вот об этом я и напишу! – Рамуне обворожительно улыбнулась.

– Если останется место, можно про профессора Регена написать, что его подменили, он так и не вышел из Совета, а нас учит другой чародей. – Вдруг вырвалось у Суви.

– То-очно, непременно напишу!

Как только Суви села к друзьям, Прия сразу же сказала:

– Жаль, что профессор Дюбуа поощряет ее подобные сочинения «развивающие воображение и широту мысли»! Никаких фактов.

– Да, но Адам говорит, что над ней стали меньше смеяться в ее группе, – заметила Суви, когда перед ней появился салат из мальвы с орехами и лазанья с корнем мандрагоры, сныти и бузины.

Прия только фыркнула в ответ, поправив не съехавшие очки. Разговор с Рамуне про чародеев рода Адельхейд, заставил Суви снова задуматься о двоюродной бабушке. Поужинав, она оставила друзей и направилась в астрономическую башню.

Кабинет профессора был выполнен в строгом, минималистичном стиле. Дверь оставалась открытой, но Суви все равно постучала.

– Суви Адельхейд? Прошу, проходи, – движением руки Парцифаль Реген закрыл за ученицей дверь, – что-то случилось в классе или с заданием?

Суви глубоко вздохнула, набираясь сил.

– Это личное, профессор.

– Личное? – Парцифаль указал на диван, – этим вопросом не может занятья ваш куратор?

– Не может, – Суви села на указанное место и крепко сжала рюкзак.

Суви вытащила газету и протянула ее профессору. Парцифаль внимательно рассмотрел ее, точно видел впервые. Его строгий взгляд потеплел, когда остановился на имени Георгины.

– Тетя Тильда говорила, что ее тетя и вы были женаты. Есть даже генеалогическое дерево. Я не очень хотела говорить об этом, но газета…

– Понимаю. Сложно все, да? Так что официально можешь назвать меня двоюродным дедушкой. – Парцифаль горько улыбнулся, – мы с Георгиной не были разведены, она хотела, чтобы наш сын и его дети получили мое наследство. Только я все еще жив. Что же ты хочешь?

– Понимаете, тетя Тильда говорила мне совершенно другие вещи, не те, что написала Георгина в статье.

– Так у всех, – Парцифаль усмехнулся, – я из чистокровной богатой семьи, но рос в обычном сиротском приюте, так что мне поменять факты никто не мог. Но и сказать многое не могли.

Суви заерзала на месте. Парцифаль с интересом отметил огонь в ее глазах.

– Расскажите мне о Георгине. Какой она была и почему написала о вас эту статью. Почему вы работаете тут?

– Сколько вопросов! Этим ты похожа на Астрид, – Парцифаль вышел из-за стола и сел рядом с Суви. От него пахло терпкой корицей, алиссумом и звездами, – Мы с Георгиной познакомились, когда она устроилась на работу в отдел связи с общественностью, а я был уже членом Высшего Совета. Не думаю, что для тебя секрет, что браки в те времена часто создавались по расчету. Таким стал и наш. Георгина просила меня не поступать плохо, она видела в моей тьме что-то прекрасное, а я сделал свой выбор. А она сделала свой, отомстила мне. Почему пошел работать в Академию? Решил измениться. Никогда не поздно, верно? Но я не злюсь на мою Георгину. Я понял, что люблю ее и всегда буду любить…

– Но Георгина давно умерла…

– Все, ведь, сложно, – перебил ее Парцифаль. Его пальцы обводили ее имя на кольце. Голос профессора стал мягким, – Я все равно рядом с ней. Я учил твою маму и Фриду темной магии, и этого мне хватало, точно я становился ближе к Георгине и сыну. Но Георгина бы меня убила за это, – рассмеялся Парцифаль.

– Мама знала темную магию? – Суви чуть не подавилась воздухом.

– А не могла? Астрид Адельхейд всегда хотела быть другой, доказать что-то, как и Георгина, – Парцифаль встал, переместил из другой комнаты чайник и налил Суви уже заваренный лавандовый чай. Все это время они молчали, – как ты уже поняла, она хотела стать оборотнем, я из тех немногих, кто знал это с самого начала. Фрида… она решила, что должна уметь все. А Георгина и Астрид считали, что мир можно изменить лишь самостоятельно, пропустив через себя. И они хотели сделать его лучше, даже поверить во тьму. Но сделали это по-разному и обе обожглись. – Он тихо добавил, – но у одного чародея вышло…