Грустно, одиноко и страшно. А вдруг он не придёт? Мы с ним договорились о встрече по интернету. Там же познакомились. Может быть он и не собирался приходить. Мы договорились встретиться на тринадцатом этаже. Почему на тринадцатом?

Иду бесконечно долго. Он сказал, что тринадцатый этаж подписан, и что я сразу это увижу. Я всё иду и иду. Нужно было считать этажи. Чувствую себя маленькой внутри этой громадины. А когда выходила из своего дома на Верхнем берегу, была смелой, дерзкой.

Трудно было решиться. Но любопытство было сильней. Может быть это авантюризм? Или просто желание нарушить монотонность жизни, в которой всё правильно, всё по – порядку, как положено, так, как требуют родители, учителя.

Что я хочу, никого не интересует. А я уже и не знаю, чего мне хочется, не чувствую ничего. Атрофировались чувства. Собственное желание? Что это? Я уже не помню, а может и не знала никогда.

Где он? Не придёт, наверное. Так тебе и надо, дура. (Я разговариваю сама с собой). Понятно же было, что это подстава. Только не понятно зачем? Может, наблюдает сейчас с друзьями откуда-нибудь и смеётся.

И зачем я только вырядилась так. Нелепо выглядит нарядная одежда в заброшенном здании, на этой свалке. Вонь и грязь, пылища. Споткнулась. Упала. Теперь вся грязная. Так тебе и надо, не будешь делать глупости. Слушалась всегда мамочку, и дальше сидела бы дома.

Стоп. Что это? Музыка? Показалось? Или нет? Он? А вдруг это кто-то другой? Говорят, что на Нижнем берегу в заброшенных зданиях живут люди.

Наш город делит на две части река. Один берег называют Верхним, другой – Нижним. Я живу на Верхнем берегу. У нас очень красиво. Современные технологичные здания. Парки, сады, широкие улицы, удобные многоуровневые развязки. А здесь, на Нижнем берегу, множество разрушенных зданий, как после землетрясения или после войны. Даже те дома, которые не разрушены, пустуют. Мёртвые высотки из бетона, стекол в окнах уже не осталось.

Как тут жить? А может и правда, здесь кто-то живёт? Вон остатки еды, старая кровать. А вдруг он сам здесь живёт? Грязный, наверное. Противно. Но он не виноват, что приходится здесь жить. Здесь нет воды.

Почему дома, когда собиралась сюда такие мысли не приходили в голову. Думала, что всё чистенько и красивенько будет. Не ной. Уже пришла.

– Эй, это ты? – услышала я чей-то голос.

Эхо, эхо, эхо. Или у меня в дурной моей башке это эхо? А может и голос только кажется мне, потому что, очень хочу, чтобы позвал хоть кто-нибудь.

– Не слышишь? В наушниках что ли? – это действительно реальный голос реального человека. И мне это не кажется.

Кто-то спрыгнул сзади. Боюсь оглянуться. Сжалась в комок. Нет, стою я, конечно, прямо. Внутри всё сжалось в комок. Тронул за локоть. Боюсь посмотреть. Зачем я пришла? Повернись уже. Не могу. Заморозило. Он сам обошёл вокруг. Стоит передо мной. Он. Рядом. Живой. Настоящий. Весёлый. А меня колотит озноб. А он улыбается.

Неужели, у меня теперь есть настоящий друг? Мой. Не сын друзей мамы, не дальний родственник. А только мой? Слёзы на глазах. Ну вот, этого не хватало. Срочно отвернуться, посмотреть в сторону, чтобы он не заметил. Заморозило. Не могу. Это всё. Кошмар. Закрыла глаза.

Он уже где-то включил музыку. Не здесь, не рядом. Или не он? Я не слышала его шагов. Но со слухом у меня всё в порядке, в отличие от зрения. Сколько прошло времени? Может он ушёл? Надоело? Тормозная девчонка. Почему я такая тормозная?

– Эй, ты где? Ты ушёл? Подожди. – Я кричу, сейчас разрыдаюсь. А он дышит совсем рядом. Сколько уже он здесь стоит?

– Привет.

Отморозило. Заговорила, наконец-то.

– Знаешь, я так долго шла, свалки, заброшки, дымится что-то, как будто уже сумерки, ведь рано ещё. Здесь всегда так? Когда мы с папой проезжали по улицам Нижнего берега, я такого не видела.

Теперь другая беда – я не могу остановиться. Долго я уже говорю?

– Там стоят фильтры. – ответил он. – Вы всё видите другого цвета и при другом освещении. Как в Изумрудном городе. Читала такую детскую сказку? А заброшек вечером не видно, как в Лондоне не видно новых домов в старых кварталах. Только исторические здания освещены. Поэтому такая иллюзия создаётся.

– Ты здесь живёшь? – спросила я.

– Где здесь? – удивился он.

– В этом доме. – уточнила я.

– Нет. Почему ты так решила? – улыбнулся он.

– Ну… – я не смогла объяснить.

– Ложись – вдруг сказал он.

– Что? Зачем? Ты о чём? Что ты имеешь в виду? – Чуть не задохнулась я.

– Небо! Посмотрим на небо. Ты же наверняка думала, зачем тащиться на 113 этаж без лифта. – Он лёг на какую-то горизонтальную поверхность.

113? Или мне послышалось? Моё пальто. Мама наверняка заметит. Да плевать. Хочу посмотреть с ним на небо.

– Это что? Не звёзды ведь? –спросила я вслух.

Он смеётся. Классно смеётся. Не обидно. Какое у него лицо? Я не помню!!! Я не запомнила!!! Надо срочно на него посмотреть. Он страшный или красивый? Я же не пойму, он ли это, если встречу ещё раз. Узнаю, если только засмеётся. Ну почему у меня такая плохая память на лица? Он что – то спросил?

– Что ты сказал? – решилась уточнить я.

– Устала? – участливо спросил он.

Молчу. Почему? Странно, наверное, то, что я молчу. Надо что-то ответить. Молчу.

– Сколько у тебя времени? – снова задал вопрос он.

Молчу. Я не могу смотреть людям в лицо. Может поэтому, я их не запоминаю. Не во всех странах принято смотреть в лицо во время разговора. Например, в Японии это считается наглостью, грубостью. Мне было бы там комфортнее жить, наверное. Здесь меня фриком считают из-за этой особенности. Особенно учителя злятся, что я не смотрю на них, когда они объясняют. Зачем им это так необходимо, интересно.

А может, на Нижнем берегу тоже не принято смотреть в лицо. Вот было бы здорово.

Мне так хочется на него посмотреть. Он же стоял напротив меня. Почему я не посмотрела? Он что-то рассказывает, а я отключилась, кажется. Вдруг он что-то важное сказал, а я не услышала. Может я опять заснула, как на уроке? Нет. Не может быть.

Хорошо, что мы лежим, а то бы он заметил. На чём мы лежим? Я не посмотрела. Неважно. Хорошо лежать. Плохо, что пальто запачкалось. Что скажет мама? Неважно. Хорошо лежать рядом. Друг. Мой. Настоящий.

2. Он

«Я неправильно всё делаю. Обычно сначала спрашивают имя. Но я же знаю её имя. Нет, то имя, которым она назвалась при переписке, конечно, не настоящее.

Она так странно здесь выглядит. Как инородное тело. Как инопланетянка в нашем мире. Дело даже не во внешнем виде. Я ощущаю её, как нечто необычное и непривычное.

Но как может быть иначе? Она чужая здесь. Хотя я видел много девчонок с Верхнего берега, но никогда не разговаривал с ними.

Она молчит. Не хочет разговаривать со мной? Кто я такой для неё? Все, кто с Верхнего берега, считают себя королевских кровей. Но она зачем-то переписывалась со мной…

Переписывалась, потому что не знала, что я с Нижнего берега.

Но она приехала сюда! Наверняка догадалась, что я живу на Нижнем берегу, тем не менее приехала.

Во время переписки мне казалось, что мы друг друга понимаем. А сейчас она такая чужая. Я думал, что она разговорчивая. А она мочит. Может, у них принято общаться только письмами? Я почти ничего о них не знаю, хоть они и живут рядом – на другом берегу реки. Проносятся на машинах по нашему берегу, заходят в салоны и магазины, которые только для них. Всё, что знаю о людях с Верхнего берега – сплетни, одна другой противоречащие.»

Его размышления прервала мелодия вызова на телефоне.

– Извини, мне звонят. Я должен ответить. – Сказал он.

Он говорит по телефону. Слышно, что ему отвечают.

–Я занят. – Резко сказал он.

–Это срочно. – Ответил ему собеседник.

–Что случилось? – Также резко спросил он.

–Белые напали на наших в районе цирка, – ответили ему.

– Обзванивай третью бригаду. Я буду через 12 минут. На объект А 141 пришли охрану по форме 1. Отбой. – командирским тоном произнес он.

– Извини, у нас ЧП. – Заговорил он совсем другим тоном. Мягко и ласково. – Мне нужно идти. Тебя проводят. Не бойся, – отошёл на несколько шагов, вернулся. – Я очень рад, что ты пришла. Мы здорово помолчали вместе. – Он исчез, как испарился, тихо, бесшумно.

Несколько ребят появились также тихо. Все парни одеты в серое. Самый высокий сказал:

– Пойдём, здесь сейчас не безопасно. Куда тебя проводить? До такси?

– Что случилось? – спросила я

– Ничего особенного, обычная разборка, – ответил высокий парень.

– Я не знала о том, что бывают какие-то разборки. – удивилась я.

– Вы много чего о нас не знаете, там на своём берегу. Вам, милым деткам, не положено знать то, что не положено. Вдруг милота исчезнет. – Со смехом ответил Высокий.

– А он кто у вас? – опять задала вопрос я.

– Кто, он? Ты о ком? – удивился мой собеседник.

– Тот, кто вас сюда отправил? – уточнила вопрос я.

– Пришло сообщение-приказ по системе оповещения, мы и пришли. – Спокойно объяснил парень.

– У вас здесь армия? – усмехнулась я.

– Нет, служба спасения, – засмеялся Высокий. – Знаешь, как в одной из старых книжек. Гайдаровцы. Что, вам и книжки не разрешают читать? –Засмеялись все трое. – Да не бойся. Мы на милашек не нападаем. Пойдём.

Они отвели меня на главную улицу. Сразу всё преобразилось вокруг. Чисто, прилично, современно. Остановилось такси, и я понеслась по красивому городу, через мост на Верхний берег. Трудно даже представить себе, что совсем рядом заброшенные здания без электричества и воды. И там живут люди. Как дурной сон.

3. Война

– В чём дело? Почему нарушена конвенция? – грозно спросил Лёха.

Андрей ответил, вальяжно рассевшись на подоконнике, усыпанном осколками стекла.

–Никто ничего не нарушал.

– По договору нельзя пользоваться никакими пулями кроме резиновых и пулями с краской. А твои бойцы использовали камни. – В Лёхином голосе чувствуется напряжение.

– Камни – это не пули. – С иронией заметил Андрей

– У нас два человека ранены! – разъярился Лёха. – Так и убить можно!

– Война есть война. – чётко и жёстко сказал Саша, помощник Андрея.

– Это дети! И мы играем в войну. И у этой игры есть правила. – Алексей явно терял терпение.

– Слушай, мы же не в верхнебережной школе. Что ты заладил? Правила, правила. – Начал раздражаться Андрей.

– Нужно думать о безопасности. Для этого нас и выбрали. – взял себя в руки Лёха.

– Нужно думать о достижении цели, и нечего розовые сопли разводить. Не девчонки. – Парировал Андрей.

– Одна из раненых – девочка, между прочим. – Мягко сказал Лёша, с болью в голосе.

Андрей и Саша дико заржали. –Ты девчонок в свою армию набираешь? Не удивительно, что неженкой стал.

– Это правилами не запрещено. – Нахохлился Алексей.

– Там нет ничего о девчонках. – хохотнул Андрей

– Не запрещено, значит разрешено – ответил Лёха

– Про камни там тоже ничего не сказано. – сказал Андрей

– Не запрещено, значит разрешено. – опять заржал Саша. – Ты боишься камешков, девчачий командир?

– Я созову общий совет для корректировки правил игры.

– Войны, а не игры. – злобно ответил Андрей.

Мальчишки разошлись в разные стороны и за каждым тенью скользнул отряд охраны. Лёхина охрана в серой одежде – «Серые». А охрана Андрея- разноцветная, кто во что горазд. Ради смеха их называли «Белыми»

Лёша сделал знак своей охране. Ответом был выстрел световым пистолетом. И сразу серые ручейки отрядов потекли в разные стороны бесшумно и почти незаметно. Серые одежды появлялись в проёме окна или подъезда на мгновение и сразу исчезали, будто проваливались в невидимые лазы, щели полуразрушенных домов. Гибкие маленькие тела скользили без задержек по бывшим детским площадкам с вывернутыми качелями и турниками, огибали гигантские свалки, перепрыгивали через выброшенную мебель, просачивались сквозь разбитые окна сваленных в кучи автомобилей. Живой, вибрирующий поток среди мертвенных остатков жилого квартала – дети, серьёзно играющие во взрослые игры – в Войну.

4. Дома

Дома!!! Моя комната, моя кровать! Могу зарыться под одеяло.

– Мама, извини, я хочу побыть одна. Мам, ну, не трогай, пожалуйста. Всё хорошо. Да. Я устала. Я сделаю уроки! Позже! – Не могу сдержаться, почти кричу, злюсь. – Прости, мам.

Одна. Тихо, уютно. Подумать. Осознать, что это было? Кто он? Что там происходит? Всё так странно. Но жутко интересно. Совсем другая жизнь.

Нет, та жизнь не для меня. Со мной в этом спокойном, привычном мире что-то происходит, что я не в силах изменить. Моё тело живёт своей жизнью. Я не могу им управлять. Оно то плачет внезапно, то смеётся дико. Я не справляюсь сама с собой. Никто мне не может помочь. Все только ругают.

Но там со мной ничего такого не случилось. Как же не случилось? То молчала, когда нужно было сказать, то болтала, когда нужно было молчать. Что он обо мне подумал? Интересно, он уже в сети? Нет. Как жаль. У меня столько вопросов. А что я могу у него спросить? Кто ты? Глупо.

– Мама, я не хочу есть, я поем позже. Спасибо.

Почему мальчишки пришли меня провожать? Они подчиняются ему? Какие срочные дела могли у него возникнуть? Бросил меня так внезапно. Неинтересно ему было со мной. Не нужна я ему. Нет, не бросил, а перепоручил. Как вещь. Но он очень интересный. Вот бы ещё раз с ним встретиться. Но я не могу его пригласить к себе. Родители будут в шоке от того, что мальчик с нижнего берега приехал ко мне в гости. Да они его просто не пустят. Хоть они и говорят, что меня хорошо понимают, но этого они не поймут. Люди с того берега для них не люди. Конечно, они этого прямо не говорят. Они уверяют, что это просто другие люди, живут другой жизнью, что им, моим родителям, эти люди и их жизнь неинтересны.

Почему наши берега так отличаются? Как так случилось, что жизнь в нашем, как будто, ушла вперёд, а там остановилась. У нас развивается производство, строят новые дома, люди богато живут, красиво одеваются. А на нижнем берегу нет производства почти никакого, ничего не строится, всё рушится, люди в рванье, голодные. Как устроен их мир?

У нас всё упорядочено, всё распланировано, всё ясно. Всё красиво, всё блестит и сверкает. Высокие технологии – наша гордость. Все люди вежливые и улыбаются.

Но меня никто не понимает. В школе меня никто не любит. Я плачу. Это всех раздражает. Никто больше не плачет, кроме меня. Что со мной не так? Почему так происходит?

Я не улыбаюсь и не смотрю в глаза. Это людям не нравится. Интересно, как он к этому отнесётся? Хочу к нему. Вдруг мы никогда больше не встретимся?

Ой, мне плохо! Душно! Сердце бьётся, как бешенное. Хочется кричать. Нужно включить музыку, громко, чтобы не было слышно, залезть под одеяло. Мои игрушки! Старые милые, детские игрушки, я опять плачу с вами в обнимку. Я никогда никому вас не отдам.

– Да, мама, всё хорошо. Я слушаю музыку. Хорошо, я сделаю тише.

Сообщение!!! Это он!!!

Голова закружилась, сейчас упаду. Некуда падать, лежу в кровати. Итак, читаю. Нет. Вдруг он напишет, что больше не хочет меня видеть. Нет, тогда бы просто ничего не стал писать и всё. Так проще.

Читай!

Он: привет, как добралась?

Я: спасибо, хорошо.

Он: Извини, что так внезапно ушёл.

Я: Ничего

Он: Ты испугалась?

Он почувствовал, что я испугалась? Как? Он не смотрел на моё лицо, я ничего не говорила.

Я: Нет, с чего ты взял?

Он: Я понимаю, что оказаться впервые в нашем мире не просто.

Я: Я была на нижнем берегу и раньше.

Он: Ты наверняка была только в тех местах, которые созданы специально для ваших людей, верхнебережцев. Там вас обслуживают специально обученные для этого люди. Их общение с вами строго контролируется вашими службами охраны. Никаких свободных бесед.

Я: Зачем нужно контролировать беседы?

Я совсем не это хотела спросить. Зачем я тебе? – вот что меня волнует больше всего на свете. И нужна ли я тебе? Но этого я никогда не спрошу

Он. Я думаю, что по какой-то причине вашему правительству не хочется, чтобы ваши люди знали о нас, о том, как мы живём.

Я: А что, разве больше никто не переписывается, так, как мы?

Он. Почти никто. Мы взломали вашу сеть, искали определённых людей.

Я: Не меня?

Он: Нет.

Я: Ты говоришь: мы. Значит кто-то ещё читает то, что я пишу?

Он: Среди наших никто это не читает. И, насколько мне известно, с вашей стороны тоже пока никто не читает. Мы поставили ловушки. Я замечу, если кто-то войдёт в контакт. Но в любой момент нас могут засечь.

Я: И что тогда?

Он: Тогда, чтобы возобновить переписку придётся искать другой способ взлома.

Я. Значит у вас тоже есть программисты? Есть образованные люди? Иначе, как бы вы могли взломать наши сети? У нас все гордятся высочайшими технологиями. А вы запросто нашу сеть взломали.

Он. Не запросто. Долго работали.

Я: Я не поняла, почему именно со мной ты ведёшь переписку? Для чего я нужна вашим людям?

Он. Это нужно только мне. Я случайно вошёл на твою страничку. И мне очень захотелось тебе написать.

Я. Почему?

Он. Вся твоя страничка пропитана грустью. Нет фотографий. У всех остальных всё пафосно, круто, оптимистично. Я подставляю своих ребят, переписываясь с тобой. Но не могу остановиться.

Я. Подставляешь?

Он не может остановиться! Ему нравится моя грусть. Не может такого быть. Все меня за это критикуют вечно, а ему нравится.

Он. Чем больше контактов, тем уязвимей защита.

У меня голова кругом. Я упускаю что-то важное! Да! Что будет если нас засекут?

Он. Я хочу, чтобы у нас была возможность встретиться, если канал связи прервётся.

Да, да. Я именно об этом думала. Он читает мои мысли или думает, как я.

Я: Да

Он: Запомни код 3765290. Сразу удали.

Я. Подожди, я не понимаю, какой код, что с ним делать?

На экране появилось сообщение: Внимание! Всем закрыть страницы! Уничтожить секретную информацию. Опасность 5670.

Я: Что это значит?

Он: Уничтожь!

Он отключился. Уничтожить. Что? Всю переписку? Это всё, что меня с ним связывает. Что это за звуки? Сирена? Полиция? Около дома? Что это значит? Мне опять хочется поплакать под одеялом. Нет. Сначала всё уничтожить. Нет, не то, я что-то забыла! Код! Запомнить код!

– Папа? Нет, ко мне нельзя. Я переодеваюсь. Да, минуту, я сейчас открою.

Перезагрузить комп. Чтобы не осталось следов.

– Да, папа, входи. Ты не один? А с кем?

Дверь распахнулась. Вошли полицейские.

Папа говорит с ними.

– Моя дочь? О чём вы говорите? Это ошибка! Доченька, дай им, пожалуйста, твой…

– Нет, я не могу отдать! Это Мой компьютер! Это моя собственность. – Я кричу, задыхаясь, я плачу, не могу остановиться.

Они взяли мой комп, вскрыли, вставили чип, закрыли, отдали, извинились, ушли.

Я почти ничего не вижу, всё в тумане. Это какой-то бред. Мама успокаивает. Папа объясняет законодательство. Они уверенны, что это была ошибка.

А вдруг что-то выяснится? Что может случиться? Я не знаю. Я никогда не сталкивалась с подобными проблемами. Первый раз полицейские зашли к нам в дом. Неужели это из-за переписки? Что в этом такого?

Я ни от кого никогда не слышала, чтобы наши люди переписывались с нижнебережцами. Я даже не задумывалась об этом никогда. Все воспринимают это как должное, и я тоже. А ведь это странно, очень странно! Нужно взять себя в руки, сделать вид, что я ничего не понимаю.

– Папа, что происходит, мне страшно. Обычная проверка? Поверка чего? Что за чип они установили?

Папа мне врёт? Папа говорит, что это обычная проверка. Обычно никаких проверок не бывает. Что бы они ему ни сказали, он мне этого не говорит. Папа врёт? Если уж папа мне врёт, значит и остальные тоже могут это делать?

Это не тот мир, который я видела раньше. Он не изменился. Но я смотрю на него иначе, через призму новой информации. И всё становится другим. Кружится голова, я падаю, меня провожают в постель.

Моя комната, моя постель. Я не хочу ничего видеть. Это ужасно. Это не мой мир. Всё рушится.

Кто-то стучится в мою комнату! Опять? Они? Сколько прошло времени? Я спала?

– Мама, это ты?

– Да, доченька. Открой, пожалуйста. Не закрывай дверь. Я волнуюсь за тебя. Успокойся, всё хорошо. Я думаю, они просто ошиблись.

– Мама, давай поговорим о чём-нибудь другом, я не хочу об этом.

– Хорошо, доченька. Расскажи, как дела в школе? У вас сегодня был спектакль? Что за пьеса?

– Знаешь, древняя история по книге Астрид Линдгрен «Пеппи Длинныйчулок».

– Конечно, знаю. Это классика. Тебе понравилось?

– Странная история. Отец бросил свою маленькую дочь на произвол судьбы, явился через год или больше, как ни в чём ни бывало. Радостный и довольный. Бедная сирота выживала одна. Верила, что папочка вернётся. Грустила, страдала, но при этом всегда делала вид, что ей радостно, ещё и других веселила и развлекала. Никто в городе о ней не позаботился, хотя все знали, что малвшка живёт одна. Потрясающе сильный ребёнок в мире равнодушных взрослых. А ещё в спектакле был директор цирка, который хотел создать труппу из детей и дрессировать их. Пеппи выиграла у него деньги, победив циркового силача. Физически победив силача. Какой вывод мы должны сделать? В жестоком мире взрослых побеждает только физическая сила?

– Доченька, ты сгущаешь краски. Эта книга о весёлой девочке, о радостном детстве. Неужели тебе совсем ничего не понравилось?

– Был один трогательный момент. Искренний, настоящий. Когда папа приехал за Пеппи, Анника сказала: «Ты бросаешь нас, Пеппи». Её можно понять. Анника и Томми – загруженные дети, которых Пеппи научила веселиться и развлекаться. И вдруг Пеппи уезжает. Как же решается эта проблема? Конечно, это детский спектакль, комедия. И всем, несмотря на проблемы должно быть весело. Папа Пеппи говорит: «Я возьму вас на корабль дружбы». Все танцуют и поют. Но ведь Пеппи всё равно их бросит! Анника и Томми будут несчастны! Жуткий директор цирка будет продолжать создавать аттракцион, где вместо зверей будут дети. И даже судьба Пеппи ужасна. Да, отец вернулся. Но где гарантия, что он снова её не бросит? И вообще жить с таким жестоким человеком, который бросил своего ребёнка, не безопасно. Комедия…

– Доченька, это всего лишь детская сказка. Ты именно поэтому все время плачешь. Потому что воспринимаешь всё в чёрном свете. Ты меня сегодня огорчила своими слезами и криками. Полицейские сказали, что ты вела себя неадекватно. У нас с папой могут быть проблемы из-за этого.

– Мамочка, прости меня, пожалуйста. Я не хотела вас огорчать. Из-за меня у вас неприятности. Но я не знаю, как смотреть на мир по-другому. Я вижу то, что вижу. И слёзы я остановить не могу. Что мне с этим делать?

– Ну, не плачь, не плачь, дорогая. Мы что-нибудь придумаем. Тебе нужно больше гулять, заниматься спортом.

– Мама, у меня сил не хватает ни на спот, ни на прогулки. И вообще, я это терпеть не могу. Я устала. Я хочу отдохнуть.

– Хорошо, доченька, поспи.

– Спокойной ночи, мамочка.

Как можно уснуть. Я всё время боюсь забыть код, который прислал Он. Хотя даже не знаю, зачем этот код нужен. Если они обнаружили меня, значит обнаружили и Его.

Что мне делать? Я никому не могу сказать об этом. Мне нужно снова поехать на нижний берег. Опять придётся врать родителям. Но они мне тоже врут!

Теперь я буду умней. Надо одеться, как они, нижнебережцы. У нас все их называют просто нижними. Так вот, оденусь, как нижняя. Нет сначала наряжусь, как обычно, а когда туда приеду, переоденусь. Надо порвать и испачкать какую-нибудь старую одежду, желательно серого цвета.

Точно, все они были одеты в серое. Сейчас только, внезапно это всплыло в памяти. Куда идти? Я могу пойти в тот же самый дом. Может быть, кого-нибудь там встречу.

Завтра. Это будет завтра. Может быть я встречу Его? ОЙ! Я же его не узнаю!!! Я же не посмотрела на него ни разу! Вот дура! Я помню голос. Хотя бы что-то.