Сказка Сердца / Часть 1: Город Осколков

Весь вспотевший и грязный от осевшей на нём сердечной пыли, Вульфи добрался до подиума в районе большого фонтана, когда торги уже были в самом разгаре. Девушки бросились к воде умываться в сверкающих брызгах, а магистр побежал вокруг подиума, пытаясь рассмотреть выставленных на нём кукол. «Опоздал, опоздал, опоздал!» – наперебой кричали голоса в голове магистра. Народу была масса. Привлечённые праздником зеваки не думали ничего покупать, но смеялись и показывали пальцами на выставленных на торги оживляшек, и через головы горожан магистру было трудно разглядеть происходящее. Он попытался протиснуться между лесом людских ног, но его вытолкнули добрыми пинками. Мокрая от воды Зара подошла сзади к магистру и присела, показав на свои плечи. Магистр раздражённо дёрнул головой, но потом вскочил девушке на шею – и та подняла его, как ребёнка.

– Ты, смотрю, не соврала, сила есть, – усмехнулся Вульфи, разглядывая подиум.

Зара ничего не ответила и лишь расправила плечи.

На подиуме, где ещё вчера секли людей, стояли куклы всех размеров и форм: деревянная раскрашенная птица на колёсиках с бегающими глазками; розовый божок с матерчатыми ушами до колен; пара каменных големов; высоченные качели, оформленные под гигантский рот; чёрный рыцарь без ног; гора испорченных «посыльных» на запчасти; и бесконечное множество антропоморфных «человечков» из дерева и металла. В некоторых из них скупщики прямо там вставляли сосуды с крупинками сердечных осколков и царапали на руках или голове список команд, после чего кукла поднималась из груды обломков и шла в строй к остальным. На этом подиуме торг шёл за летающего змея с шестью руками – он парил над продавцом и с недоумением оглядывал толпу.

– Не то, – расстроенно произнёс Вульфи и оглянулся. – Повернись туда, – магистр указал направо, на другой подиум, где торговали запчастями для заводских кукол.

Зара повернулась, и Галахаду пришлось прикрыть глаза рукой от слепящего света забравшихся в зенит солнц, отразившегося в забралах и панцирях рабочих-пауков и сверкающих заклепками грузовых аппаратов с огромными металлическими руками, интересовавших только работников Магистрата и механиков. Там толпа была реже, поэтому Вульфи спрыгнул с Зариных плеч и поспешил к подиуму сам.

Он подбежал ровно в тот момент, когда к краю деревянного возвышения подошёл вспотевший сухой глашатай в капюшоне, закрывавшем глаза, и объявил:

– Лот тридцать три. Кукла с панцирем. Запчасти. Владелец… – мужчина посмотрел в толпу, – … уважаемый работник стражи.

Ошарашенный Вульфи оглянулся туда, куда была направлена голова глашатого. Там стоял Блоп с фингалом под правым глазом и нервно улыбался.

– Стартовая цена, – продолжил мужчина на подиуме, – триста грошей.

С этими словами другой мужчина в длинной хламиде вынес на подиум куклу, ещё вчера принадлежавшую магистру, и показал собравшимся.

– Триста монет? – раздалось из толпы. – Это кто ж такую цену-то назначает?

– Не я, – бесстрастно ответил глашатай.

Взоры вновь обратились на глупо улыбавшегося Блопа. Тот же голос продолжил распинать стражника:

– Да за что здесь триста монет-то? За панцирь что ли? Да она же, похоже, даже не работает.

Блоп зло посмотрел в сторону голоса, но толпа не выдала его. Вульфи переводил взгляд со своей куклы на Блопа и обратно. «Напасть!» – предлагал один голос. «Схватить и убежать!» – предлагал другой. «Нет, нет, нет, нет», – не останавливаясь твердил третий. «Всё бесполезно», – рыдал двадцать пятый.

– Эй! – раздался вдруг звонкий женский голос за спиной Вульфи. – Это же ты меня вчера лапал!

Вульфи не сразу понял, что это говорит Зара, она пробиралась сквозь толпу к стражнику. А Блоп не сразу сообразил, что говорят именно с ним, и повернул голову лишь тогда, когда Зара была рядом с его лицом.

– Ну что, тебе второй глаз разукрасить? – крикнула она и, размахнувшись, влепила Блопу такую звонкую оплеуху, что всё его лицо завибрировало.

От неожиданности он сел на землю, а люди вокруг расхохотались. Мужчина в хламиде, державший куклу, согнулся пополам от смеха, и та выпала у него из рук, перевернувшись и упав прямо перед магистром Вульфи.

Галахад опешил и не сразу сообразил, что делать. Первым пришёл в себя мужчина на подиуме и окрикнул его:

– Эй, старик. Подай сюда куклу, будь добр, – произнёс он, утирая слёзы с лица.

Вульфи посмотрел на небритое лицо мужчины, затем на куклу, присел на корточки и просунул под неё руки, тут же покрывшиеся мелкой красноватой пылью. На его плечо упала капля. «Слеза» – произнёс голос. Магистр сорвался с места и побежал что было сил, не разбирая дороги – между смеющихся людей, мимо фонтана, в толпу, собравшуюся возле Колизея. Он выскочил на площадь прямо перед танковой колонной, что тянули на себе големы чуть ли не большего размера, чем сами танки, и бросился за марширующим оркестром. Его ноги горели, а сердце отбивало, казалось, свой последний зажигательный ритм. Сшибая музыкантов, он выбрался из оркестра и вбежал вверх по пьедесталу движущейся картонной статуи Узурпатора Саммариуса, которую волокли несколько кукол поменьше. Народ не обращал на него особого внимания, потому что в тот же самый момент над процессией пролетел воздушный корабль, тянувший за собой шары с нарисованными на них лунами.

К магистру со всех сторон бросились полицейские, давая друг другу сигналы, как окружить обезумевшего старика. Вульфи совершил обманный манёвр и бросился было назад по пьедесталу, но затем снова рванул вперёд – и прыгнул на открытое пространство, откуда догадался наконец свернуть в инстинктивно расступившуюся толпу и бросился в ближайший проулок. Не снижая темпа, он летел по направлению к каналу. Там в родной темноте переулков, он был уверен, ему удастся уйти от погони.

Его оглушил рёв реактивного мотора, ударивший по ушам. Вульфи споткнулся и упал в лужу, больно ударившись всем телом. Когда он открыл глаза, то куклу из его рук дёргал синего цвета осьминог, очень похожий на того, что магистр видел на статуе перед часовой башней замка Амун. Вульфи чрезвычайно удивился, но лишь сжал куклу сильнее. Осьминог хмуро посмотрел на магистра, а его щупальца тем временем палец за пальцем освобождали ослабевающую хватку старика.

Взгляд Галахада упал на огромного человека за рулём аэроцикла, тот нажал на педаль и машину стало поднимать в воздух. Вульфи почти повис, держась за куклу, когда осьминог отцепил последний палец своими скользкими конечностями, и судно рвануло вверх, исчезнув между зданий. Вульфи упал на камни брусчатки и потерял сознание под свист, крики и топот приближающихся полицейских башмаков.

ГЛАВА 4

Тот, у кого ещё не было имени, приоткрыл глаза. Большое тёмное пятно нависло над пятном поменьше, оно соединялось с ним каким-то особенно тревожным образом. Картина эта вызвала необъяснимое отторжение у вновь пробудившегося, и он тут же снова закрыл глаза. В наступившей пустоте он почувствовал приятные волны покоя. Хотя, вполне возможно, не смог бы дать название ни одному из только что испытанных чувств.

Однако идиллия эта длилась недолго, начал прорезаться слух. Две мелодии, возникшие из пустоты, то переплетались, то солировали, представая перед его внутренним взором в виде разноцветных пляшущих волн. Наконец одна, а затем и вторая мелодия превратились в голоса. Один из них, грубый и низкий, походивший на скрежет заржавевшего редуктора, подавлял другой, похожий на звонкий колокол часового боя. Они переплетались и вновь разъединялись в непредсказуемой манере, не похожей ни на один из разговоров, когда-либо слышанных пробудившимся.

Но разве слышал он до этого разговоры? И что такое редуктор? Едва подумав об этом, он удивился, что в нём самом нашлись эти самые слова, дающие имена осознаваемым им событиям. А затем он удивился, что сумел обнаружить и сам факт мышления. Во всём его существе возникло в одно мгновение множество побуждений: встать; пойти; помочь тем, кто разговаривал. Возможно, он сможет быть им полезен. Но его никто не звал. А ведь его должны позвать. Как странно. С тревогой он заметался на месте и вдруг упал, оказавшись придавленным своим собственным телом.

– Она дёрнулась? Ты говорил… – спросил звонкий голос, принадлежавший молодому человеку в робе Культа с накрытой капюшоном головой.

– Говорил… – грубо ответил стоявший напротив здоровяк в лётном костюме с раскрасневшимся лицом.

В свете утренних лун он выглядел ещё более устрашающим, но молодой человек не проявлял никаких признаков страха и держался уверенно.

– Мда… На вас ни в чём нельзя положиться. Используете сигнал, приносите сюда куклу, якобы не функционирующую… А, может, в ней «око»? И они прямо сейчас смотрят на нас из этой металлической задницы, – он указал на неуклюже упавшую куклу, а затем зааплодировал: – Браво.

Здоровяк подошёл к кукле, поднял её за ногу и усадил обратно на табуретку, прислонив к стене. Кукла развалилась в позе грустного пьяницы.

– Так тебя устраивает? – зло посмотрел он на мужчину в робе и зашипел сквозь зубы: – У нас не было выбора. Мы ждали, сколько могли. Пошли по следу Лилы и наткнулись на него в переулках канала. Что мы должны были, по-твоему, делать? Оставить его там? Он наша последняя зацепка.

– Я уже это слышал, – грустно ответил молодой человек и подошёл к колонне. За ней падала вниз, в темноту, стена ратуши, торчавшая посреди густого белого тумана.

Этот забытый Сердцем квартал не поднимался ни на второй, ни тем более на третий ярус Города, поэтому со всех сторон он был обрамлён частоколом высоких домов. Колокол с башни давно сняли – и там, на самой её вершине, на застеленном досками полу, мужчина в робе пнул выпавший из стены кусок кирпича, печально исчезнувший в белой пелене. Молодой человек вздохнул и продолжил:

– А я ещё раз повторяю. Мне нечем тебе помочь, я не знаю куда её повезли.

Снорри обнажил зубы и ударил в одну из колонн так, что штукатурка посыпалась с купольного свода над их головами, а колонна предательски дёрнулась, рискуя обвалить на них всю конструкцию.

– Эй, потише, не хватало мне ещё погибнуть из-за твоей очередной истерики, – раздался из тёмного угла булькающий голос осьминога. – Хотя что-то мне подсказывает, что однажды так и будет.

– Ты не поможешь Сердцу, если убьёшь нас всех прямо здесь, – хмыкнул мужчина в робе.

– Не шути со мной, – огрызнулся здоровяк, отвернувшись в другую арку.

– Я не шучу. Я боюсь, что вы оба попадётесь, если пойдёте её искать, – процедил мужчина и пнул ещё один кусок кирпича. Он полетел с ратуши вниз, подняв облако сердечной пыли.

– Ты прав, – пробулькал осьминог.

– Не беси меня, Рауд, не поддерживай этого проходимца, – зло буркнул Снорри.

– Я поддерживаю здравый смысл. Мы попусту тратим время, вместо того чтобы заниматься поисками руны, – невозмутимо пробулькал в ответ осьминог.

– Так и я о том же! – взревел здоровяк. – Мы должны найти Лилу, иначе всё совкам на корм, разорви их, луны.

Мужчина в робе вздохнул и произнёс:

– Я думаю, что она может быть только в Центральной тюрьме, больше негде.

– А если сразу в Культ? – грохотнул басом Снорри.

– У них нет сердечных печей. Поэтому бесполезно, кхм, пытать. А им же надо развязать её деревянный язык. Только в Центральной тюрьме остались сердечные печи.

– Какое варварство. Сердечные печи, – булькнул осьминог.

– А ты что хотел? – удивился мужчина в робе.

– Я бы хотел сжечь в этих самых печах весь этот проклятый Город, – прорычал здоровяк.

– И чем тогда ты будешь отличаться от них? – хмыкнул осьминог.

– К чёрту твою философию, Рауд, как нам найти Лилу? – вновь взревел Снорри.

Их спор прервал неожиданный дребезжащий голос:

– Буль-буль-буль-буль-буль! Помогите! Харк? Обезьяна нам известна… Она бы была уже у Барона! Чёртова бездушная кукла!

Все обернулись на голос. Кукла сидела на табуретке, подняв голову и оглядывая собравшихся.

– Помогите! Харк! Обезьяна нам известна! Уже у Барона! Бездушная Кукла! – повторила она и встала с табуретки, подошла к мужчине в робе, подняла на него голову и вновь повторила: – Помогите! Обезьяна! Кукла!

Снорри в два прыжка очутился рядом с куклой, резким движением развернул её к себе; присел, оказавшись с ней лицом к лицу, и почти закричал:

– Где Лила?

Кукла приоткрыла сами собой захлопнувшиеся нарисованные глаза, медленно рукой вытерла с забрала слюну и тихо повторила своим дребезжащим голоском: – Буль… буль… буль… Помогите… Харк… Обезьяна нам известна… Она бы была уже у Барона… Чёртова бездушная кукла! Близится зима.

Снорри опустил голову.

– Что она имеет в виду? Буль… буль… – спросил мужчина в робе.

– Близится зима, – пробулькал осьминог.

– Не знал, что «дуболомы» могут говорить, – удивился молодой человек.

– Да ты, похоже, вообще ничего не знаешь, – огрызнулся Снорри.

– Эй! Полегче.

Снорри, довольный, что ему наконец удалось вывести собеседника из себя, повернулся к осьминогу и подмигнул. Осьминог долгим взглядом посмотрел на Снорри и выпустил презрительный пузырь, поднявшийся и лопнувший прямо перед лицом здоровяка.

– Это же слова из колыбельной Последнего Поэта, – произнёс мужчина в робе Культа после долгого раздумья. – «Буль-буль-буль – прячется тюрьма, буль-буль-буль – близится зима, буль-буль-буль – все свои мечты, буль-буль-буль – с ней уносишь ты».

– Ничего себе колыбельная, – усмехнулся осьминог, – такой колыбельной впору пугать.

– Мне нравилась, – нахмурился мужчина.

– Значит, Центральная, – кивнул Снорри и обернулся к кукле, – точно «буль-буль-буль»?

Кукла посмотрела на него изумлённым взглядом, стала показывать руками большие волны и зашипела своим звенящим голоском.

Снорри резко встал, взял куклу под мышку и выпрыгнул в одну из арок. Осьминог пролевитировал в ту же сторону.

– Обезьяна! Кукла! – раздалось глухое дребезжание.

Мужчина в робе подошёл к краю и посмотрел на площадку балкона под собой, куда здоровяк уже вытаскивал аэроцикл.

– Не благодарите меня за подсказку, ну, и за то, что откликнулся на зов.

– Не благодарим, – буркнул Снорри, садясь в кресло и привязывая ремнями куклу на пассажирское сидение.

– На твоём месте я после этой встречи не ждал бы ничего хорошего и сюда бы больше не приходил, – пробулькал осьминог и помахал Элу.

Тот поклонился осьминогу и исчез в арке ровно в тот момент, как аэроцикл взмыл прочь от башни и начал подниматься вверх – к едва окрашенным рассветом крышам.

Ветер захлестал по лицу куклы, и тот, у кого ещё не было имени, с удивлением смотрел на текущую реку из проросших друг в друге эпох Города. Металлические сваи мостов железной дороги вылезали из каменной кладки с черепичными крышами. Над ними нависали имперские каменные плиты, державшие средний ярус. Его брюхо было изрыто трубами и котлами паровых машин и сверкало кое-где разваливающимися генераторами электрических подстанций.

Оживлённый вытянул руку, чтобы схватить шпиль с полумесяцем, но ничего не вышло: шпиль так и остался на медленно двигающейся мимо крыше. Тогда тот, у кого ещё не было имени, попытался схватить шпиль, стремительно двигавшийся в поле его зрения. Но и это не получилось. В этот момент из-за крыш на горизонте показался яркий диск. И кукла протянула к нему руку, тщетно хватая воздух.

– Что с ним? Он что, подаёт сигналы? Может, этот придурок был прав и у нас под боком «око»? – заворчал Снорри, посматривая на куклу в зеркало заднего вида.

Рауд, зацепившийся на плече мужчины, повернул к кукле морду:

– Мне кажется, этот несчастный хочет поймать солнце.

Но оживлённый уже не смотрел на солнце, а разглядывал свою руку, показавшуюся ему красивой и изысканной, горящую оранжевым светом, таким неожиданно знакомым.

– Кукла! – радостно провозгласила она, подняв обе руки в воздух и разглядывая их.

– Кукла, кукла, Барон, обезьяна нам известна, – передразнил Снорри. – Скажи, на каком этаже держат Лилу.

– Кукла! Обезьяна! – закричала кукла, радостно размахивая руками.

– Сказочный идиот, – вздохнул Снорри.

– Помогите! Буль-буль! Зима! – вопила кукла.

– Рауд, сделай что-нибудь, во имя всех лун, иначе я сломаю её, – взмолился здоровяк.

– А что я могу сделать? – пробулькал в ответ осьминог, переползая с плеча Снорри на заднее сидение, и спросил у куклы: – Как тебя зовут?

– Буль, – удивлённо ответила кукла, обратив на него внимание. – Обезьяна! Буль-буль!

– Да-да, я знаю, – Рауд устало посмотрел на неё. – Где в «буль-буль»?

– Бездушная кукла, – утвердительно ответила кукла и сложила руки крестом на груди.

Колыхаясь синим студнем на ветру, Рауд бросил на куклу ещё один взгляд и пополз обратно на спину Снорри. Здоровяк хмуро взглянул на осьминога и направил аэроцикл вниз, закладывая вираж к приближавшейся тёмной глади искусственного озера – высокая стена, окружавшая его, уже горела алыми лучами рассвета.

Снорри приземлился на стене в районе гидроэлектростанции, расположенной в северной части комплекса, где по причинам, больше имеющим отношение к разгильдяйству, чем к счастливой случайности, в этот ранний час не было часовых. Здоровяк слез с летающего мотоцикла и подошёл к краю стены. Под ним ровной тьмой покоилась вода. Рауд слетел с плеча здоровяка и опустился на бетонную поверхность рядом с ним, растягивая щупальца.

– План прост, – произнёс Снорри и поправил кобуру. – Ты заплываешь под неё и активируешь механизм подъёма. Аварийный рычаг находится под водой прямо на самом дне, возле северной части стены, где кончается лестница. Как только она поднимется, зайду я. Ты ждёшь ровно пять минут и опускаешь её обратно, затем выбираешься к аэроциклу и подбираешь меня на выходе. Что может быть проще?

– Хмм. Этот план похож на решето, – ответил Рауд потоком скептических пузырей.

– В последнее время всё, что мы делаем, похоже на решето, – пробормотал Снорри и уже громко спросил: – У тебя есть другие предложения?

Рауд задумался и после значительной паузы спросил:

– А как ты думаешь её найти?

– Я заберу с собой этого идиота, – здоровяк, а за ним осьминог обернулись на куклу, тут же отреагировавшую и приветливо замахавшую им рукой: «Обезьяна нам известна!»

– Иногда мне кажется, что она тебя понимает, – хмыкнул Рауд.

– Вот и мне кажется, – ответил Снорри.

– Чёртова бездушная кукла! – кивнул тот, у кого ещё не было имени.

Здоровяк снял с себя тяжёлую куртку. Оставшись в одних штанах, с привязанной за спиной куклой, он спустился со стены по металлической лестнице и аккуратно зашёл в воду, чтобы не привлечь к себе внимания. За ним пролевитировал осьминог и исчез в тёмной глади, разойдясь по поверхности концентрическими волнами. Тот, у кого ещё не было имени, впервые с обострённым вниманием смотрел, как исчезают последние звёзды, уступая место ярко-синему куполу неба. Руки Снорри мерно раздвигали воду. Однако ветер дул им в спину, поэтому верхний слой воды тёк в противоположную сторону. Это удивительным образом завораживало пассажира, и он даже не заметил, как они добрались до причала посреди озера. В полутьме колодца, образованного высокой стеной, ещё не пропускавшей разгулявшийся рассвет, на толстых воздушных подушках мерно покачивались бетонные плиты, соединённые тросами.

Снорри ухватился за край причала и стал ждать. Тот, у кого не было имени, заметил, что здоровяк подрагивает от холода, и эта дрожь передалась ему.

– К-когда мы в-войдём, ударишь по правому плечу, если направо, по левому – если налево. Если прямо, бьёшь по обоим плечам. Назад – положишь свои обрубки на плечи и не опускаешь. Я-ясно? Если ясно, ударь один раз, – сквозь зубы проговорил Снорри.

Тот, у кого не было имени, один раз ударил по обоим плечам здоровяка.

– Молодец! Так, глядишь, повышу тебя из идиота в придурка, – хмыкнул Снорри, после чего, как по команде, причал под ними заходил ходуном. Вода забурлила. Из воды показался шпиль, а затем и башня центральной тюрьмы с символом дракона на ней. Гигантское здание ползло вверх, всё выше и выше, потоком волн омыв нежданных гостей и чуть не оторвав Снорри от причала. Когда же оно поднялось на уровень стены и волны успокоились, здоровяк подтянулся и встал. В этот момент металлическая дверь перед ними открылась и появилось заспанное лицо дежурного полицейского.

Пока тот соображал, что происходит, Снорри уже оказался возле него и влепил своим пудовым кулаком ему промеж глаз так, что только разноцветные звёзды сверкающим веером разлетелись в его сворачивающемся в точку сознании. Снорри вошёл в освещённое тусклым светом газовых и масляных ламп помещение, пахнувшее сыростью и страхом. Кукла ударила по обоим его плечам, и он припустил по широкому центральному залу – справа и слева от него тянулись ещё два таких же нефа поменьше, отделённые от него арочными сводами. Оживлённый вертел головой, стуча обеими руками по плечам человека. По бокам с удивлением поворачивали свои головы охранники и прекращали стонать арестанты, провожая мчащихся.

Снорри уже добежал до широкого колодца, уходившего вниз винтовой каменной лестницей, когда где-то наверху раздался свисток и крики стражи. Кукла показала рукой на колодец – и Снорри нырнул в него, перескакивая со ступеньки на ступеньку. Как ураган, здоровяк пронёсся до нижнего этажа и с трудом затормозил, тяжело дыша, перед тонущим в паровых клубах коридоре.

– Куда дальше? – прохрипел он.

Оживлённый снова стукнул обеими руками.

– Никакой фантазии, – хмыкнул здоровяк и медленно пошёл вперёд.

По его правую руку темнели пустые клетки. А вдали слева, из-под двери с кованым рисунком, виднелся мерцающий свет. Когда Снорри подошёл к ней, кукла ударила по его левому плечу. Здоровяк прильнул к тёплому металлу и прислушался, а затем резко открыл её.

Тот, у кого ещё не было имени, успел увидеть лишь удивлённые отёкшие лица Харка и Хурка, тут же соединившихся несколько раз в руках здоровяка и осевших на пол. Рядом с телами двух толстяков стоял каменный стол с маленькими оковами. На нём была обезьянка. Точнее то, что осталось от неё. На поверхности стола лежал обугленный кусочек головы с кудряшками стружек и пепел, а напротив алым огнём горела печь, где покоились кочерги. Снорри взревел, бросился к печи и схватил из неё кочергу. Он повернулся к валявшимся на полу обмякшим палачам, но в этот момент в коридоре раздались крики. Снорри замер в нерешительности, затем выглянул за дверь и бросил кочергу туда. Кто-то истошно закричал, но тот, у кого ещё не было имени, не успел разглядеть его в клубах пара. Снорри принялся рыскать по пыточной камере и выхватил с крюка на стене маленькую сумку, куда аккуратно положил останки Лилы и туда же сгрёб пепел.

Крепко застегнув сумку, он обмотал её грязной тряпкой, схваченной со стола, и обвязал верёвкой, а затем перекинул через плечо. С ненавистью и досадой он глянул на фигуры, растёкшиеся по полу, схватил ещё две кочерги из печи и выскочил в коридор. Над головой того, у кого ещё не было имени, просвистело что-то яркое и громкое. Снорри пригнулся и метнул кочергу в сторону вспышки, являвшейся, по-видимому, источником грохота и шума. Раздался истошный вопль. А Снорри, сшибая, как кегли, выстроившихся в коридоре людей и награждая их ударами раскалённой кочерги, уже прорвался к лестнице и большими скачками поднимался наверх.

Когда он вынырнул из колодца, с верхних этажей и откуда-то сзади по нему дали несколько залпов. А с вышки над дверью застрочил пулемёт. Здоровяк метнулся в соседний неф за колоннами и, петляя, побежал к выходу, где уже виднелась фигура рыцаря в чёрной броне, поднимавшего обоюдоострый меч. Снорри подбежал к колонне недалеко от зловещей фигуры и, выругавшись, отскочил, потому что рыцарь снёс её ударом меча. Но пока он вновь поднимал его, здоровяк пошевелил языком и выплюнул в руку белый шарик. Тот, у кого ещё не было имени, с интересом проследил, как здоровяк замахнулся и кинул шарик в противника. Шар угодил ему в проём металлической шеи и раскололся от удара. Сверкающая белая пыль покрыла броню на спине и плечах рыцаря. Он дёрнулся, из-под чёрных лат во все стороны повалил фиолетового цвета дым, засверкавший белыми разрядами, отчего рыцарь затрясся и упал на решётчатый пол.

В образовавшейся завесе, засвистели яркие вспышки, но Снорри в два прыжка оказался у двери, рванул её на себя и выбрался наружу. Дверь звенела от стрекочущих рикошетом пуль, а, когда он захлопнул её с другой стороны, над их головой раздался рёв моторов, и Рауд на летающем мотоцикле опустился на причал.

– Почему ты не опу… – грозно зарычал на осьминога Снорри, но не успел закончить фразу, потому что вода вновь заколыхалась и с другой стороны причала стало подниматься еще одно здание.

Тот, у кого не было имени, удивлённо смотрел, как здание выпрямилось, засияв в рассветном солнце своими трубами и поршнями, и оказалось гигантским паровым роботом, от которого отделилась покрытая хромированными листами рука и потянулась к ним.

– Быстрее! – закричал Рауд, и Снорри с размаху вскочил на аэроцикл.

Рауд рванул машину вверх, и рука робота промахнулась в воздухе, упав на причал и проломив его. Из ковша, служившего гиганту подобием рта, раздалась громогласная сирена, вопившая, пока голова парового робота со всей силы не ударилась о здание тюрьмы.

Беглецы исчезли между фабричных высоток, а за ними, как рой пчёл, бросился в погоню воздушный гарнизон тюрьмы.

–Почему ты не опустил здание? Они бы не смогли стартовать! – кричал Снорри, но его слова тонули в хлещущем по лицу ветре и грохоте моторов.

Тот, у кого не было имени, не успевал разбирать дороги, переживая лишь постоянно надвигающиеся и увеличивающиеся образы, от которых внутри всё кружилось и сознание ускользало, пытаясь схватить за хвост само себя. Он отвернулся и увидел, что позади мир уменьшался и исчезал. Но какие-то его точки, наоборот, медленно приближались. Он разглядел на них вспышки – теперь уже других цветов. В этот момент всё закружилось, и они на миг исчезли, но затем вновь появились, сверкая разноцветной радугой.

Так повторялось несколько раз: вспышки, кружение, вспышки, кружение – пока они не начали падать резко вниз. Снорри закричал:

– Зачем ты ведёшь нас опять на завод?! Ты слабоумный?

Но Рауд ничего не отвечал, а лишь дал газу, и аэроцикл пронёсся мимо заводских зданий и бочек с солью вниз – к котлу и трубам. Пауки-механики уже привычно попрятались, заслышав звук моторов, а котёл ещё молчал, поэтому пар не помешал беглецам, и они быстро проскочили к колодцу, где Рауд бросил летающий мотоцикл вниз к основной трубе коллектора. Вынырнувший за ними рой полицейских скутеров, вновь разделился на два потока. В той самой коллекторной трубе, где разбилась Лила, уровень воды был в этот раз значительно выше, но Рауд мастерски лавировал между поворотами, оставляя за собой блестящий в полицейских фарах шлейф брызг. Тот, у кого ещё не было имени, увидел свет в конце тоннеля, и у него впервые в его сознательной жизни появилось ощущение дежавю. Он с сомнением вытянул вперёд руку, но Снорри успел заметить и крикнуть: «Рауд! Труба!» Осьминог заложил направо, и они в последний момент увернулись от торчащего в трубе штыря.

Аэроцикл вынырнул из трубы, почти упал в канал и, подняв брызги, полетел вдоль по набережной мимо рынка, Переулка Слепых и железнодорожного моста. В трубе тем временем раздался взрыв и грохот, и только один полицейский скутер сумел преодолеть неожиданное препятствие и продолжить преследование. Его пилот, молодой, но уже успевший себя зарекомендовать лейтенант Штурм, пользуясь тем, что он несёт меньше полезного груза, медленно сокращал расстояние между собой и беглецами. Они пронеслись мимо Верхних врат и нырнули во тьму старой трубы, проросшей сквозь Большую стену. Следуя за конусом фонаря, лейтенант почувствовал прилив уверенности. Бандитам некуда было деться. Всё заканчивалось отверстием, выходящим за стену, а сразу за ним – открытое пространство, где он сможет спокойно прицелиться.

И действительно, труба вела за стену – огромную стену, опоясывающую весь Город. Высотой с восьмидесятиэтажный дом, она была высечена в скале и служила одновременно каменоломней, снабжавшей нужды строителей. Грязная вода из Города фильтровалась в стене, и отфильтрованная грязь сливалась по канализационным трубам в бездну рва за ней. Вот из такой фильтрационной трубы и выскочил летающий мотоцикл с беглецами, а за ними и лейтенант Штурм на своём аэроскутере. Оба мотоцикла двигались над гигантским пустым пространством, разделявшим рваную линейку скал и стену. Лейтенант прикинул в голове место падения противника, спокойно прицелился, положил палец на курок и дал залп из сдвоенного пулемёта по левому двигателю летающего мотоцикла.

Того, у кого ещё не было имени, закружило. Снорри закричал. Мотоцикл вошёл в неконтролируемое вращение. Рауд в панике схватился за приборную панель и выдал полную мощность на оставшийся двигатель, изо всех сил потянув руль на себя. Чудом ему удалось выйти из штопора и, всё ещё теряя высоту, они просвистели в метре от острых скал, частоколом окружавших противоположную сторону рва. Снорри, свесившийся с левого борта, потянулся к своей кобуре, привязанной к корпусу. Мотоцикл трясло, а острые осколки гранита пролетали всё ближе. Их преследователь словно наслаждался триумфом и не спешил добивать раненую жертву.

Снорри тяжело вздохнул и вытянул пальцы ещё сильнее, отщёлкнув крепление кобуры. Пистолет предательски поскользил вниз, рискуя упасть. Рауд дёрнул руль, уворачиваясь от каменного выступа, и пистолет выпал на сидение, сползая дальше от Снорри. Здоровяк задержал дыхание и вытянул руку насколько мог. Аэроцикл снова тряхнуло, второй двигатель отказывался вытягивать такую мощность, и пистолет подскочил в руку к Снорри. В этот момент залп сдвоенных пулеметов засверкал по камням, дождём, посыпавшимся на беглецов. Снорри прицелился и закричал:

– Поиграй с этим!

Тот, у кого ещё не было имени, увидел вспышку прямо перед своим лицом, грохот и звон заполонили его голову. Преследовавшая их точка дёрнулась и, соединившись с уходящей вдаль формой, исчезла. Здоровяк тяжело дышал и хватался за скользкий фюзеляж аэроцикла. Пистолет выпал из его руки – и раздался удар. Вращение. Грохот. Темнота.

Массивная дверь наконец поддалась, и Тэмен раздвинул створки с вырезанным на них ликом женщины. Поспешно убрав руки, чувствуя, что совершает богохульство, он опустил голову и некоторое время стоял в нерешительности, погружённый в сковавшие грудь воспоминания. Затем его слух различил ритмичное дыхание поршней, и ему удалось вырваться из плена накрывшей его волны образов. Он сделал шаг, обернулся и закрыл за собой дверь, с этой стороны имевшей лик мужчины. То были его родители: Саммариус Йомера и Анастасия Амун. Узурпатор долго изучал зрачки отца и пытался вспомнить его настоящий взгляд, так пугавший его в детстве. От этого он почти всё время в его присутствии смотрел в пол, и сейчас не мог вспомнить, как они выглядели. Художественно приукрашенные образы отца и матери не уступали друг другу в красоте, хотя на самом деле истинно красива была только она. И внешность досталась Тэмену именно от неё, как, впрочем, и брату.