Сумерки ползли со стороны леса, рисуя уродливые тени и принося с собой запах отсыревшей земли. После дождя, который несколько часов барабанил по увядающей листве, деревья, словно очнувшись от крепкого сна, монотонно шуршали верхушками. Где-то вдалеке печально провыл одинокий волк, словно жалуясь на свою долю, и опять воцарилась тишина.

В лесничем домике, расположенном на опушке, горел очаг, весело потрескивая поленьями, и дети, самому младшему из которых не было и трех лет, шумно веселились в просторной комнате.

За столом у окна сидели две женщины, разговору которых не мешали ни дым, плохо уходящий через нечищеный дымоход, ни детские забавы.

– Муж уже начал брать с собой нашего старшего сына, – гордо сказала хозяйка и встала, чтобы поправить догорающие угли. – Эммануэлю на днях исполнилось тринадцать, он уже почти взрослый… Он познает лес, ему нравится дело, которым занимается его отец, – она бросила взгляд на запотевшее стекло, за которым ничего не было видно. – Начинает темнеть…

– Кажется, вой? – поежилась ее собеседница. – Волки?

– О, мы привыкли к этому. Здесь часто слышны крики диких животных, но они не подходят к нашему дому. Боятся. А в лес мой муж пошел, конечно же, с ружьем. Да и сына он научил как вести себя при встрече с волками, – жена лесника вздохнула. – Но мне все равно не нравится, что они задерживаются… Жан знает, как я волнуюсь. Ранее он всегда возвращался домой до начала темноты.

Она нервно хрустнула запястьями, затем открыла входную дверь и всмотрелась в тени лесных сумерек.

Еще около получаса она пыталась вести разговор со своей гостьей, прислушиваясь к каждому шороху, доносящемуся снаружи, потом не выдержала и вышла на порог.

– Это плохо, – прошептала она, не обращая внимания на то, как непогода пытается сорвать с неё шаль. – Очень! Что-то случилось! В такой тьме им будет не найти дороги обратно, а они ушли без фонаря… – женщина сошла с деревянных ступенек и под ее ногами устало чавкнула земля.

– Я – мать… Я чувствую беду…

Порыв ветра ворвался в дом и с грохотом сорвал с гвоздя на стене жестяной таз. Со стороны леса пахнуло прелой листвой.

********

Летом 1770 года по дороге на Париж, поднимая за собой клубы пыли, мчался экипаж, запряженный четверкой лошадей. Жалобно скрипели рессоры. Полностью закрытая карета без гербов подпрыгивала на поворотах, иногда опасно кренилась, но все же стойко продолжала нести своих пассажиров. Несмотря на духоту, столь несвойственную для начала июня, в воздухе отчетливо улавливался запах сырости из-за многочисленных мелких ручьев, устремляющихся в Луару. На ровном, ярко синем небе одиноко красовалось облако, напоминающее по форме модную дамскую шляпку.

В экипаже, утопая во многочисленных подушках, ехали две женщины, бывшие, по всей видимости, матерью и дочерью. Последняя была свежа, как утренняя роза, на вид ей не давалось более восемнадцати лет: светло-русые, отливающие золотом кудри, слегка приподнятые на затылке, небрежно падали на плечи, удачно подчеркивая дорожное платье бордового цвета. Девушка устало дремала, и изящная тень от изогнутых ресниц дрожала на щеках.

Ее спутница – дама лет сорока в траурном наряде с густо припудренной прической – монотонно перебирала пальцами связку мелкого жемчуга, что-то шепча. Периодически она с нежностью смотрела на дочь, благородно приподнимала подбородок, улыбаясь своим мыслям, и снова погружалась в задумчивость.

От Парижа путешественников отделяло около четырех часов езды, которые они рассчитывали преодолеть без остановки, так как немногим ранее уже приобрели свежих лошадей, когда карета дала резкий крен и остановилась, сопровождаемая отборной бранью кучера.

– Боже правый! – воскликнула юная девушка и выбралась из экипажа с поразительной легкостью. – Сен-Поль, что произошло?

– Леди, вы не пострадали? Как герцогиня? – осведомился тот, осматривая рессору. – Чертова лисица! Выскочила из ниоткуда, перепугала лошадей… Я с трудом их удержал, но мы съехали с ровной дороги, и передняя ось сильно повреждена.

Девушка беспомощно повертела головой по сторонам, задержавшись взглядом на бесконечных зарослях высоких кустарников, и уточнила:

– То есть, мы не можем продолжать путь?

– Я починю, но придется подождать. Потому что руки тут только мои, а поблизости селений я не припоминаю.

На ступеньках кареты появилась пожилая дама.

– Шарлотт! – обеспокоенно воскликнула она.

– Я здесь, мама, – отозвалась та, поглаживая лошадей. – Кажется, нас настигла вынужденная остановка.

– Мы чудом не перевернулись, герцогиня, – сказал Сен-Поль. – А эту поломку я исправлю, не волнуйтесь.

– Сколько еще нам до Парижа?

– Около четырех часов езды. Но с учетом этой неприятной задержки очень хотелось бы успеть приехать в город засветло.

Дамы переглянулись и вздохнули словно по команде.

*******

Не прошло и получаса, как Шарлотт, развлекавшая лошадей, заметно заскучала. Время теперь не приближало ее к окончанию долгой поездки, оно просто тянулось, ничего не меняя вокруг. Придорожный пейзаж был однообразен, сопение и ворчание Сен-Поля где-то между колес экипажа девушку начало утомлять.

– Мама! Я немного прогуляюсь…

– Где? – заметно испугалась та, выглядывая из кареты. – Но, дорогая…

– Мама, ты же знаешь меня. Все хорошо. Здесь мне никто не угрожает, разве что лисица выбежит из кустов снова, но я уже готова к этому. Я слышу запах воды, возможно, рядом есть река или хотя бы небольшой ручей. Я обещаю, что не буду далеко уходить и постараюсь все время держать дорогу в поле зрения. Я ужасно устала от всего путешествия, мне хочется пройтись…

Не дожидаясь ответа, она приподняла подол платья и медленно ступила в траву, вынудив сидящих там кузнечиков броситься врассыпную. Растительность колола ноги, двигаться было трудно и приходилось высоко держать юбки, но Шарлотт не замечала этого. Она наблюдала за разлетавшимися вокруг насекомыми, трогала растения, которые казались ей наиболее интересными, периодически оборачивалась, но, убедившись, что карета в доступности ее зрения, продолжала свою прогулку. Заметив на кустарнике, растущем поблизости, какие-то крупные плоды, девушка поспешила в том направлении и едва не упала, попав ногой в нору крота, что вызвало у неё смех. Экипаж уже не было видно, трава становилась гуще и выше. Судя по запаху, совсем неподалеку был водоем.

Оглядевшись вокруг, Шарлотт вдруг поняла, что нужно возвращаться, пока ее мать не подняла тревогу, но услышала совсем рядом отчетливый хруст веток и попятилась в испуге. Между деревьями мелькнула тень…

********

Париж. 1754г.

Весь день шел дождь, то прекращаясь, то снова начиная барабанить по крышам, косыми струями разгоняя немногочисленных прохожих на улочках Ситэ. Тесные домики, на чердаках которых гулял ветер, жались друг к дружке, словно надеясь встретить поддержку. Некоторые из этих жилищ были настолько узкими, что даже лестницы в них были почти вертикальными. Обрушивающаяся с неба вода смешивалась с густой черной пылью на каменной мостовой и мутными робкими струйками пыталась проложить себе дорогу к реке.

– Прекратите орать! Лучше помогите мне приготовить для вас ужин! – прозвучал энергичный женский голос в доме плотника, в арке почти у самого моста Менял.

– А что мы сегодня будем есть? – спросил один из троих мальчишек.

– Разберите корзинку и узнаете… – ответила мать и тут же нахмурилась: – Я же просила вести себя тише! Кто из вас плачет?

Дети переглянулись.

– Это не мы.

– Странно, – женщина медленно подошла к окну. – Однако я слышу детские рыдания…

Несколько мгновений она всматривалась в мрачные очертания улицы, затем направилась к двери, посильнее закутавшись в шаль.

Уже смеркалось, и со стороны Сены тянуло пронизывающей сыростью. Зябко поёжившись, жена плотника свернула в подворотню, чтобы обойти дом с другой стороны, но остановилась, заметив прижавшуюся к шершавой кирпичной стене совсем еще маленькую девочку с непокрытой головой. Обнимая тряпичную куклу, малышка громко плакала и сильно дрожала. Нетрудно было заметить, что она одета совсем не по погоде, пусть и в достаточно дорогую одежду.

– Милая моя… Ты потерялась? Где твоя мама? – жена плотника присела перед ней и, поймав перепуганный взгляд, прибавила: – Не надо меня бояться, я тебя не обижу. Но чья же ты… Я никогда тебя не видела здесь.

И, словно в подтверждение ее слов, девочка, до этого на мгновение умолкнувшая, заплакала еще громче.

– Что же мне с тобой делать… Ты же совсем крошка. Как тебя зовут?

– Мама! – жалобно позвала та и размазала слезы кулаком.

– Эй, мать, ужин-то где? – словно из ниоткуда вынырнул мальчишка лет двенадцати. – А это кто?

– Не знаю. Кажется, она потерялась. Или ее подбросили, так как, судя по хорошей одежде, она не с нашего квартала, – задумчиво ответила женщина, ласково поправляя пшеничные локоны девочки.

– И какой нам прок от неё? Мы есть хотим!

– Хватит, Генрих! – нахмурилась мать, бросив на него строгий взгляд. – Я не могу оставить такую крошку умирать! Ночи холодные, она совсем одна…

– Сколько ей? – юноша равнодушно почесал подбородок.

– Около двух лет, полагаю. Право, не знаю, что и делать, но мне так ее жаль…

– Мать, – Генрих склонил голову к плечу, рассматривая испуганного ребенка, – слушай, если она из богатых, то ее станут искать, а как найдут, то и нас не обидят наградой… Всяко лучше, чем доложиться ее искателям, что она тут под стенами нашего дома ночью померла.

Повисло молчание, наполненное раздумьями.

– Как тебя зовут? – жена плотника снова присела перед ребенком, стараясь, чтобы ее голос звучал максимально мягко. – Не надо меня бояться… Пойдем со мной и будем искать твоих родных.

– Мама! – всхлипнула девочка, пуская слюни пузырями.

– О, ее имя нашлось! – рассмеялся Генрих. – Савон!¹

– Так и отвесила бы тебе оплеуху! – рассердилась мать. – Иди в дом, я сейчас! – и она снова повернулась к девочке. – Тебе, наверное, холодно и страшно? Но скоро будет совсем темно, ты ведь не хочешь тут оставаться одна? – она протянула ей руку. – Идем со мной…

Внезапно перестав рыдать, девочка внимательно всмотрелась в ее лицо, потом всхлипнула и доверительно протянула ей свою грязную куклу.

*******

Увидев за деревьями большую тень, Шарлотт в страхе попятилась, зацепилась ногой за кочку и лишь чудом не упала. Готовый сорваться крик комом застыл в горле. В нескольких шагах от неё стоял молодой человек лет двадцати пяти с тонкими усами, облаченный в костюм для верховой езды. Шляпа его была сдвинута набок, темные волосы, туго собранные на затылке, подчеркивали высокий лоб.

Две пары глаз смотрели друг на друга, растерянные этой встречей. В знойном полуденном воздухе отчетливо послышалось гудение жука, который врезался в щеку незнакомца, и тот очнулся от оцепенения.

– Мадемуазель! – он умоляюще поднял вверх руки. – Не бойтесь, заклинаю! Я вас не трону!

Шарлотт, все эти мгновения задерживавшая дыхание, с шумом вздохнула:

– … Вы меня испугали…

– Простите! И мысли не было! Я услышал шорох… Признаться, я решил, что вы – моя сбежавшая лошадь, – развел руками молодой человек, и оба внезапно рассмеялись.

– Ах, вот оно как! – девушка с улыбкой откинула за спину упрямые волосы. – Удивительное сходство, правда?

– Я не имел цели ни напугать, ни обидеть вас, – вытянулся он, не сводя с неё взгляда, и под его усами мелькнула робкая улыбка. – Я спешился на пару минут, а моя кобыла чего-то испугалась и помчалась в заросли. И вот уже битый час я пытаюсь ее отыскать… Готов поверить, что она превратилась в очаровательную лесную нимфу с золотыми кудрями, но тогда мне придется добираться до Парижа пешком! – и представился, спохватившись: – Фабьен Ле Бре к вашим услугам.

– Шарлотт, – коротко ответила та. – Наша карета сломалась на дороге, кучер пытается починить переднюю ось, а мне стало скучно и я решила пройтись.

– Неужто вы тоже направляетесь в Париж, мадемуазель?

– Не совсем, – кокетливо засмеялась она. – Мы никуда не сдвинемся, пока не починят экипаж.

– Так я мог бы помочь в этом, – шевельнул темными бровями молодой человек и тут же пошутил: – И заодно добраться до города на подножках вашей кареты!

– Кажется, ваша лошадь очень сильно не хотела в Париж, месье Ле Бре?

– О, вы знаете, я вообще не уверен, что лошадям нравится Париж! А вы, мадемуазель, бывали ли там ранее?

Она кивнула:

– Правда, последние два года я жила в Лиможе, но сейчас обстоятельства требуют моего возвращения.

– О, Лимож! – воскликнул Фабьен. – Маленький неуютный город деревянных домов! Простите, если обидел.

– Нет, нисколько. Я с вами соглашусь, но знаете… После Парижа хотелось именно тихого неприметного города, где на тебя не обратят внимания.

– Не обратить внимание на такую девушку! – молодой человек прижал ладонь к груди. – Это возможно ли?

– Конечно! – смеясь ответила Шарлотт, лишь на мгновение опуская глаза. – Например, если принять за лошадь.

– Тогда это была бы самая стоящая ценность среди всего, что я имею!

Весь этот разговор происходил в то время, как они медленно шли в сторону дороги, преодолевая высокую траву. Внезапная встреча подняла обоим настроение, и молодые люди довольно дерзко шутили друг над другом. Фабьен даже не пытался делать вид, будто не любуется своей новой знакомой, золотисто-русые волосы которой рассыпались по плечам, что – как и отсутствие шляпки – было настоящим вызовом обществу. Однако он ни на секунду не усомнился в благопристойности новой знакомой. Он рассматривал изящный профиль Шарлотт, наслаждался ее смехом и простотой, и даже успел позабыть и про царившую духоту, и про потерянную лошадь.

…Герцогиня де Трельяр нервно ходила по дороге взад-вперед, обмахиваясь веером и кусая губы. Она отчаянно вертела головой по сторонам в поисках дочери и опешила, увидев, что та приближается не одна. Остановившись в изумлении, женщина уставилась на молодых людей испуганным взглядом, но Шарлотт, едва приблизившись, одной фразой предупредила все ее вопросы и опасения.

– Мама, вам с Сен-Полем случайно не попадалась сбежавшая лошадь?

– Мадам, – вежливо поклонился молодой человек и представился: – Фабьен Ле Бре. Моя кобыла удрала, по видимости, испугавшись какого-то животного, я отправился на ее поиски и случайно встретил вашу дочь. Смею вас уверить, мадемуазель Шарлотт в полном порядке.

– Ах, – герцогиня растянула губы в улыбке и бросила на дочь робкий взгляд.

– Месье, – обратился тем временем Фабьен к кучеру, – давайте, я помогу…

И проворно забрался под карету, сняв кафтан.

Герцогиня жестом предложила Шарлотт отойти в сторону.

– Я успела испугаться, – заметила она с укором.

– Нет-нет, все хорошо. Я гуляла, а потом вдруг наткнулась на месье Ле Бре, – девушка слегка порозовела и тут же засмеялась: – Он искал лошадь и, кажется, принял меня за неё… Чуть не забыла: я назвала ему только свое имя и ничего более.

– Ах…

– Ты знаешь, мама, я не хочу пользоваться титулом и фамилией там, где можно обойтись без них… И я не ощущаю себя леди.

– Ой! – тут же громко воскликнула она. – Месье Фабьен, если ваша сбежавшая лошадь – гнедая, то, кажется, она тоже хочет помочь с починкой нашей кареты! Чем же ее приманить? У вас есть сахар?

И она пошла навстречу животному, которое с важным видом щипало траву на другой стороне дороги.

– Конечно, есть! – со смехом крикнул молодой человек, выбираясь из-под экипажа. – Он в седельной сумке, которая на ней! Полагаете, лошадь в состоянии его достать?

– Я у неё спрошу! Если сейчас она не пустится наутек, то она на вас не сердится!

– О, а я думал, право сердиться принадлежит мне! – парировал Фабьен с нарочитой серьезностью и быстро догнал девушку.

– Ах! Вам, значит, не по душе чинить нашу карету? – спросила она.

– Вы не поверите, мадемуазель, я умею все! Жизнь сына промышленника была куда интереснее, чем вам может показаться!

– Ну здравствуй, красотка, – Шарлотт, подойдя к жующей кобыле, ловко взяла ее под уздцы. – Тебе нельзя бегать, тебе надо доставить седока домой, правда?

– Что бы она вам ни сказала, я ей уже не доверяю! – оказавшийся рядом Фабьен наклонился, чтобы стреножить животное. – Пока я буду возиться с передней осью, она снова уйдет осматривать окрестности…

Шарлотт весело рассмеялась, слегка запрокинув голову.

Герцогиня де Трельяр, лениво прогуливалась по пыльной дороге и аккуратно наблюдала за молодыми людьми, но ничего не сказала, лишь продолжая обмахиваться веером. Выражение ее лица было скрыто тенью от громоздкой шляпки с черной лентой.

Менее чем через четверть часа починка кареты была закончена и можно было продолжать путь.

– Дамы, – обратился к обеим женщинами Фабьен, затягивая подпругу на своей лошади, – раз уж мы все направляемся в Париж, вы не будете против, если я стану вас сопровождать верхом?

– Только в том случае, если мы вас не задержим, – любезно отозвалась герцогиня де Трельяр. – Экипаж по скорости с всадником тягаться не в состоянии.

– Нет, я не спешу. Я живу там уже год и пока не проникся этим городом.

– А откуда же вы приехали, месье Фабьен? – поинтересовалась Шарлотт, сама не заметившая, что уже второй раз обратилась к нему по имени.

– Долгое время мы жили в Амьене. Год назад умер наш отец, и мы с братом прибыли в Париж принимать его дела.

– И чем же вы занимаетесь, если мой вопрос не звучит очень бестактным? – девушка любезно приняла поданную им руку и села в карету.

– Сейчас владею несколькими фабриками в трех городах Франции, – смущенно признался молодой человек, затем запрыгнул в седло и вдруг помрачнел: – Больше всего в это вникал мой брат, но теперь… – он замялся. – Франсуа серьезно болен. Он парализован и ослеп на один глаз.

– О, Боже! – искренне испугалась Шарлотт. – Какой кошмар! И что же говорят врачи? Ему нельзя помочь?

– Уже нельзя.

– Ах, простите, мне жаль, что я затронула эту неприятную тему!

– В этом нет вашей вины, мадемуазель, не извиняйтесь. Эта трагедия лишний раз напомнила мне о том, что, даже если ты молод, здоров, и не любитель участвовать в склоках и дуэлях, это ни от чего не может спасти. Но не будем о грустном. Откройте взамен тайну, надолго ли вы едете в Париж?

Девушка бросила быстрый взгляд на мать:

– Думаю, да. Мы уехали оттуда из-за меня, но сейчас я понимаю, что будет лучше оставить все, как есть.

Фразу «уехали из-за меня» Фабьен понял по-своему:

– Полагаю виновник вашего отъезда уже давно пожалел об этом… – заметил он, но Шарлотт предпочла не отвечать.

Почти пять часов пути молодые люди непрестанно разговаривали, перескакивая с темы на тему и предмета на предмет. Фабьен держал свою лошадь с той стороны кареты, где сидела Шарлотт, и иногда пускал кобылу в галоп, чтобы дать ей размяться. Но не более, чем на несколько минут, после которых упорно возвращался к экипажу, где сердце всадника тревожили голубые глаза новой знакомой.

Герцогиня де Трельяр за всю дорогу произнесла лишь несколько слов. Иногда она бросала осторожный взгляд на дочь и отворачивалась, поймав у нее искреннюю улыбку.

Фабьен рассказывал о детстве в небольшом городке Бургундии и первых попытках верховой езды, о своих впечатлениях от Парижа и модных театральных постановках, робко упоминал брата-близнеца, но тут же уходил от темы, при этом осыпая изящными комплиментами Шарлотт. Девушка же, в свою очередь, избегала любых разговоров о своей жизни в целом, предпочитая рассказывать о последних двух годах, проведенных в Лиможе – небольшом городке южно-западной Франции. Ни разу она не упомянула ни в каком ключе о своей принадлежности к французской знати, и, периодически ловя на себе взор черных глаз молодого промышленника, опускала длинные ресницы. Шляпку она так и не надела и встречный ветер еще сильнее трепал ее небрежно собранные волосы.

Солнце, которому не мешали полупрозрачные облака, будто следило за путниками, ничуть не смущаясь своих палящих лучей. По направлению на север по дороге клубилась пыль, поднимаемая копытами лошадей и колесами кареты, и растворялась в звонких голосах и смехе.

На въезде в Париж Фабьен слегка придержал поводья и смутился:

– Дамы, к сожалению, теперь я вынужден покинуть ваше прекрасное общество. Уверен, дальше вы доберетесь без каких бы то ни было происшествий… – он бросил взгляд на Шарлотт, но та нарочно не смотрела в его сторону. – Я хотел поблагодарить вас за общение в пути… Надеюсь, не сильно утомил вас разговорами.

– О, вовсе нет! – за обеих ответила герцогиня – С вами эта поездка оказалась гораздо приятнее. Скажите, месье Ле Бре… А если бы я осмелилась пригласить вас как-нибудь на ужин, где вас можно найти?

К лицу молодого человека прилила кровь. Он на секунду перестал дышать, снова посмотрел на Шарлотт, заметив, что та вздрогнула, но быстро взял себя в руки:

– Я бы счел это за честь, мадам, – вежливо поклонился он. – Разыскать меня не составит труда для любого посыльного или уличного мальчишки. Моя контора находится на границе с Марэ.

– Была рада познакомиться с вами, – сказала Шарлотт, не поднимая глаз, и протянула ему руку, затянутую в бархатную светлую перчатку.

Попрощавшись, Фабьен отъехал немного, обернулся, провожая свернувший на другую улицу экипаж, и набрал полную грудь воздуха, словно человек, долгое время находившийся под водой. Взглянув на свою ладонь, которая еще хранила ощущение прикосновения к разбередившей его сердце девушке, он надвинул шляпу на лоб и спешился.

После расставания с новым знакомым, Шарлотт усилием воли сдержала в себе желание выглянуть в окно кареты и сделала вид, будто ничего не произошло, но наткнулась на взгляд матери и сильно смутилась. На уставшем лице герцогини де Трельяр играла ласковая теплая улыбка.

– Я бы могла прокомментировать тот факт, что он не из дворянской семьи, – сказала она, – но ты, я думаю, понимаешь, почему не стану этого делать… Сен-Поль! – крикнула она в окошко кучера. – Езжай домой!

– Ах, нет! – встрепенулась Шарлотт, видимо, что-то вспомнив. – Высади меня у дома маркизы де Буассель!

– Но, дорогая, маркиза в глубоком трауре и по правилам ей не положено еще принимать гостей, кроме самых близких.

– Я буду осторожной, мама, и постараюсь, чтобы меня никто не увидел. К тому же, надеюсь, меня и не узнают. Ты понимаешь, что это важно, ведь ради этого я и возвращаюсь в Париж!

Герцогиня пожала плечами, решив не возражать, и лишь заметила:

– Наверное, ты права. Мне надо научиться видеть в тебе взрослую девушку, а не ребенка, не умеющего что-то решать. Тебя подождать?

– Нет. Ты устала, я вижу это. Езжай домой. От маркизы я доберусь сама.

…Напротив огромного дома, утопающего в зелени цветущих каштанов, Шарлотт без посторонней помощи выпрыгнула из кареты. Задержалась взглядом на траурном венке, размещенном на фасаде, печально вздохнула и направилась по узкой тропинке к задней двери, которой обычно пользовалась прислуга. Не задерживаясь ни на мгновение, она вошла внутрь, и чуть не столкнулась лбом с горничной, от испуга выронившей стопку белья, которую держала в руках.

– Все хорошо, – ободряюще кивнула Шарлотт. – Не надо кричать. Ты – новая служанка и меня не знаешь. Где маркиза? У себя?

– В ка… в кабинете… – пролепетала служанка и явно хотела добавить что-то еще, но гостья уже уверенно пошла дальше по коридору, постукивая каблуками туфель.

Особняк был погружен в тишину и печаль. На лестничных перилах висели черные ленты, запах индийских благовоний был перемешан с терпким ароматом женских духов, стены с резным орнаментом возвращали звук шагов пугающим эхом. Никого не встретив по пути, Шарлотт, видимо, отлично знавшая, куда надо идти, подошла к тяжелой двери из красного дуба и, немного поколебавшись, робко повернула ручку.

Шторы кабинета были плотно задернуты. Пахло выдубленной кожей и кофе. На полу в тяжелом горшке стояло темно-зеленое растение высотой в человеческий рост. На письменном столе царил идеальный порядок, а на диване у противоположной стены, где висело огромное панно, сидела женщина в черном платье. На вид ей было около двадцати пяти лет. Прямой тонкий нос с горбинкой и маленькие бледно-розовые губы дополнялись слоем пудры, которым явно пытались скрыть нездоровый заплаканный вид. Ее тонкая рука подпирала подбородок, взгляд был направлен в пространство. Услышав, что кто-то вошел, она лишь слегка повела худыми плечами и негромко заметила:

– Я ничего не хочу, Мари. Спасибо.

– Маркиза… – осторожно позвала ее Шарлотт.

При звуках ее голоса хозяйка дома резко встала, всем своим видом выказывая удивление. Она хотела что-то сказать, но слова не приходили на ум, и молодая женщина лишь шевелила губами.

– Да, это действительно я, – печально улыбнулась гостья. – К несчастью, я поздно узнала о случившемся, и не смогла быть с вами в день похорон. Ах, если бы я умела помочь!

Маркиза улыбнулась, по-прежнему пребывая в замешательстве:

– Я не ожидала, что ты захочешь вернуться, – прошептала она.

– Я должна была! – твердо сказала Шарлотт. – Вы ведь понимаете, что я хочу сказать, маркиза. Я слишком благодарна вам за все, что вы для меня сделали, чтобы вот так… бросить… в таком ужасном горе. Я ведь знаю, ваш супруг не имел вредных привычек и был еще молод! Как подобное могло произойти?! Почему?

Молодая вдова медленно отошла к окну, словно намереваясь отодвинуть штору, затем вдруг обернулась:

– Через неделю Филиппу было бы тридцать лет… – печально произнесла она.

Шарлотт хотела подойти к ней, но, передумав, вдруг села на маленький стульчик для ног, стоявший возле пустующего кожаного кресла.

– Маркиза, если вы хотите поговорить, если вам нужен слушатель – вы знаете, я всегда с вами! Если бы я могла что-то сделать в этой ужасной ситуации… Газеты не написали, что случилось с его сиятельством, поэтому я в какой-то момент даже начала сердиться на вас за то, что вы не изыскали возможность написать мне о положении вещей.

– Ах! У тебя сейчас совсем другая жизнь! Я бы ни за что… – маркиза не договорила и отвернулась, пряча эмоции.

– Нет же! – мотнула головой девушка и встала. – Я всегда с вами. Абсолютно всему, что у меня есть сейчас, я обязана именно вам, и я не могу просто сделать вид, что мне все равно, – твердо сказала она и печально прибавила: – Как бы я хотела облегчить вашу боль! Я знаю, что вы любили супруга…

Маркиза внезапно начала ходить по кабинету, шелестя платьем и заламывая пальцы.

– У Филиппа случился сердечный приступ, – пробормотала она и вдруг остановилась. – Боже! Нет, я не могу врать и тебе! Я должна хоть с кем-то обсудить этот ужас, иначе сойду с ума!

– Маркиза, вы начинаете меня пугать, – прошептала Шарлотт, чувствуя, как сжимается все внутри от тяжелого предчувствия. В гнетущей тишине просторного кабинета особенно громко тикали настенные часы с фамильным гербом.

– Дело в том, что… – молодая вдова на мгновение закрыла лицо ладонями. – Шарлотт, на самом деле, мой муж… Его… Он был убит!

Эти слова рухнули на плечи юной девушки, словно гранитная плита. Она вздрогнула всем телом и всмотрелась в лицо маркизы, словно силясь понять, осознает ли та всю глубину ею произнесенного.

– Ах, нет! – горько усмехнулась маркиза, поняв причину ответного молчания. – Я раздавлена потерей, но в уме и памяти, и знаю, что говорю… Именно я убедила семейного врача объявить, что причиной смерти Филиппа стал сердечный приступ, потому что не хочу спугнуть убийцу!

Теперь уже Шарлотт ощутила, как откуда-то изнутри на неё наползает парализующая волна страха, и сжала платье на груди.

– Вы подозреваете кого-нибудь? – тихо спросила она, проглотив ком в горле.

– Да, – твердо ответила маркиза и в ее серых глазах промелькнули искры гнева…

1. savon – мыло (франц.)

12 3 Järgmine

Дочь герцогини. Человек без имени. Романы