– Именно так, ик! – по-человечески икнул таукитянин, – Или, говоря математическим языком, признать истинным квантор существования любого действительного множества, что по понятиям альдебаранцев равносильно договору о многостороннем сотрудничестве, нарушение которого не зафиксировано за всю их трёхсот тысячелетнюю историю!
– Ну а если… – выразительно крутнул ладонью в воздухе Тарасов, забрасывая удочку с чисто риторическим вопросом исключительно для нудной полноты предстоящего отчёта.
– Можете даже не мечтать! – мрачно ответствовал специалист по общей межсистемной лингвистике, – Я же вам уже говорил, что стремления разделить проблемы альдебаранцы никому не выказывали уже более тысячи лет. А цивилизации там были, между прочим, не чета вашей, хотя у вас и гонят лучший в галактике гуманизатор! Ты меня уваж-ж-жаешь?
Всё-таки интеграционное рабство, как это красиво ни называй, невесело думал Тарасов, после того как ни без труда вытурил из своей каюты разбушевавшегося таукитянина.
Да и то, напоминал он сам себе, только при том непременном условии, если хотя бы один из троих земных испытуемых удовлетворит минимальным требованиям альдебаранского галактического теста, о содержании или даже методике которого мы ничего не знаем.
Действительно, несмотря на всю чуть ли не демонстративную открытость происходящего в посольском модуле тестирования, суть самого контрольного теста для землян до сих пор оставалась абсолютно не прозрачной, а потому и совершенно не понятной.
Почти третий, то есть, завершающий месяц лежали космонавт, астронавт и тайконавт на специально предназначенной для этого шестиугольной площадке с вычерченной на ней гексаграммой, а сидящий в центре альдебаранец третий месяц всё больше хмурился.
Сидел, хмурился и в ответ на робкие расспросы не участвующих в странном тестировании уполномоченных земных представителей космических держав только и делал, что каждый раз во время перерывов между сеансами отрицательно мотал головой.
Впрочем, не то, чтобы завершить, но даже и начать третий месяц тестирования помешал мощнейший за всю историю объективных наблюдений всплеск солнечной активности, от губительных последствий которого находящихся на орбите землян не смогли бы защитить и ограниченные вместимостью посольского модуля возможности могучих цивилизаций.
Облегчив душу высоким искусством обсценной лексики и поразмыслив пять стандартных галактических тактов, альдебаранец, как глава посольской миссии, был вынужден принять нелёгкое для себя самого решение, в соответствии с которым неблагоприятно проходящее для землян тестирование предполагалось завершить в режиме удалённого доступа.
На вопрос посла, знакомы ли земляне с подобной передовой технологией, все полко… э-э, полномочные земные представители, будучи любящими дедушками собственных внуков школьного возраста, честно глядя в глаза простодушного альдебаранца, дружно заявили, что ни о чём подобном они не слышали, но готовы содействовать этому всеми силами.
Полностью удовлетворившись столь единодушным формальным согласием землян, посол с помощью специального инъектора внедрил в тела испытуемых датчики дистанционного контроля и телеметрии, рассадил их по спускаемым аппаратам и отправил на Землю.
– Никаких ограничений я на вас не налагаю, – напутствовал он испытуемых, провожая перед расстыковкой, – Живите дальше, как и жили: работайте, отдыхайте, занимайтесь спортом, любите, не любите, ешьте, пейте, веселитесь! И не впаривайте по поводу теста, хотя его успешное прохождение, на мой взгляд, пока является вашей общей проблемой.
– Не парьтесь! – автоматически поправил Аввакум, для которого речь инопланетянина прозвучала, как и для двух других испытуемых, на его родном, то есть, русском языке, а потому и вызвала жгучее любопытство применением близких неологизмов на известных ему в совершенстве английском и китайском языках, – А как же ваши датчики?
– Не парьтесь, сами рассосутся! – рявкнул альдебаранец, недовольно покосившись на не в меру бойкого представителя земной цивилизации от Российской Федерации.
Для оставшихся на борту слабо защищённой от солнечной радиации орбитальной станции троих полномочных земных представителей всё же нашлось место в посольском модуле, где они и временно разместились, надо сказать, ни без некоторого комфорта.
– Дождитесь полного завершения тестов в режиме удалённого доступа, – настоятельно попросил их глава посольской миссии, – И, это, как там у вас говорят, а, будьте как дома!
– Но не забывайте, пожалуйста, что вы в гостях! – пробормотал себе под нос Тарасов.
Как ни странно, но вопреки обыкновению Хьюстону в этот раз на проблемы никто таки не пожаловался, равно как и Пекинскому центру управления космическими полетами, и два из трёх испытуемых совершили мягкие посадки в заданных им районах.
Фатально не повезло только российскому космонавту, спускаемый аппарат которого из-за так и продолжавших бушевать всплесков солнечной активности, ещё даже не успев войти в плотные слои атмосферы, потерял всякую связь со своим центром управления полётами и, соответственно, всякую пространственную ориентацию.
Гамма-кванты, порождаемые термоядерными реакциями в центре Солнца, не выходят за пределы его поверхности, ибо поглощаются задолго до её достижения, но за полтора часа до снижения «Союза», при столкновении двух особо больших солнечных пятен возникло не только обычное протонное излучение, но и вырвался глубинный поток гамма-квантов.
К счастью для оставшихся на планете землян, поток был очень узким и кратковременным, а потому, достигнув земной атмосферы, там почти весь и поглотился, вызвав в её верхних слоях сильнейшую ионизацию, сопровождающуюся красивейшими полярными сияниями по всей планете, включая и те широты, где они отродясь не наблюдались.
В полном соответствии с эффектом Комптона, ударная ионизация породила и мощный электромагнитный импульс, нарушивший всю радиосвязь на территории предполагаемого приземления, повредивший там всё электрооборудование и даже уличные фонари.
Однако, каких-либо глобальных катастрофических последствий технико-экономического или гуманитарного плана эта не на шутку разошедшаяся космическая стихия никому так и не нанесла, поскольку, несмотря на огромные размеры территории, зона технологической катастрофы представляла собой крайне малонаселённую казахстанскую степь.
А потому, можно было понять и ту крайнюю степень удивления, которую через пять дней обнаружила в себе стрелочник, обходчик и монтёр пути в единственном и, как ни странно, женском, лице по прозвищу Гайка при лицезрении какого-то грязного и небритого бомжа, нагло возлегающего во вверенной ей дренажной трубе под железнодорожной насыпью.
– Тепло ли молодец, тепло ли с красного? – сдерживая негодование и перевирая цитату из любимого детского фильма, вопросила обладательница оранжевого жилета, для вящей убедительности пристукнув оземь восьмикилограммовым табельным ломом.
– Воды! – прохрипел бомж, – И срочно предоставьте мне действующее средство связи!
– Фигасе, сушняк! – пробормотала заподозрившая неладное Гайка, поднося старую солдатскую фляжку к пересохшим губам незнакомца, – Извиняй, добрый молодец, но из действующих на сегодняшний день средств связи могу предоставить только сигнальный рожок или флажок. Тебя, болезный, какой больше устроит: жёлтый или красный,?
– Вы кто? – всё ещё слабым, но уже почти нормальным голосом спросил, как оказалось, вполне ещё молодой мужчина неопределённого вследствие своей небритости возраста, с явной неохотой отрываясь от винтового алюминиевого горлышка.
– Конь в пальто! – ожидаемо ответила не менее молодая женщина, – Правда, с учётом пола и, особенно, общего веса полагающейся по должностным инструкциям экипировки, скорее даже лошадь. Хм, лошадь! Лошадь в оранжевой жилетке!
– Бонд, Джеймс Бонд! – понимающе улыбнулся бомж но тут же досадливо поморщился, заметив недоверчивое выражение на довольно симпатичном лице незнакомки, – Да нет, я – российский космонавт и член экспедиции МКС Аввакум Захаров, позывной «Вакуум»!