Охотник на мафию

Глава 1.

Юрия Мамаева хоронили со всеми почестями, положенными погибшему от пули преступника офицеру спецназа. Были сказаны соответствующие случаю слова, прозвучали выстрелы салюта. Разошлись и разъехались скорбные родственники и знакомые. Когда место опустело, к укрытой цветами и венками могиле подошёл человек и положил четыре гвоздики.

– Извини, дружище, – сказал он. – Это тебе от нас двоих. Абдула прийти не смог. Лежит под капельницами. Очухается, мы с ним вместе придём. Прости, что меня не было с тобой.

Андрей заплакал.

– Прости, братишка!

* * *

Сознание возвращалось медленно. Сначала в сплошной тьме промелькнули вспышки северного сияния. Потом появились какие-то образы: человеческие лица, трава и муравей крупным планом, озеро, купающиеся люди. Парни, девушки, дети… Городские улицы, машины… В основном белые Тойоты. Мелькнули знакомые лица, но кто это, сознание сквозь сон не улавливало.

Потом снова резко потемнело и веки, дрогнув, приоткрылись. Перед глазами было лицо склонившейся над ним девушки. Её, чуть подведённые тушью, серые глаза с прищуром смотрели пристально и с интересом. Губы разошлись в улыбке.

– «Врач», – подумал полковник, поняв, что на женщине надета белая шапочка и халат. – «Значит я в госпитале. И это уже хорошо, что не в вонючей подворотне».

Он хорошо помнил, как бежал с автоматом в сторону выстрелов, а потом вдоль стеночки крался по подворотне в темноте, боясь нарваться на пулю, и нарвался. Кто-то хитрее него затаился в темноте, вероятно улёгшись в грязь, и выцелил его по силуэту на фоне звёздного неба. А он ползти по грязи не хотел. Не война же, в самом-то деле?! И дежурство только началось, ходи потом грязным, да и «комок» совсем новый, а новое пачкать сильно не хочется. К новому относишься бережно. Что к новой одежде, что к новой девушке. Полковник заметил вспышку одиночного выстрела и успел всадить в неё короткую очередь.

Пуля, принадлежащая ему, скользнула снизу вверх по бронежилету и… попала в горло.

– В горло? – удивился воспоминанию полковник.

Горло не болело совсем и, судя по всему, не было и забинтовано, а вот грудь при каждом вдохе-выдохе взрывалась болью в нескольких местах. Минимум в трёх.

– Гляди-ка, живой! – услышал он мужской удивлённый голос. – Удивительно. Очень редкий случай.

– За такую операцию нобелевскую премию давать надо, – сказала девица.

– За медицинские операции нобелевку не дают, – саркастически хмыкнув, сказал мужской голос. – Да и не за какие не дают.

Врач рассмеялся. По тону его голоса чувствовалось, что он был очень доволен, что пациент «скорее жив, чем мёртв».

Пациент, как не выворачивал глаза, говорящего не видел, а поднять голову от подушки не мог.

– А вот если описать случай в журнале, то почёт и уважение в медицинских кругах нам с тобой, Верочка, было бы гарантированно. Да-а-а… Но это не наш случай. Да и не нужно мне ничего… Главное, что он выжил! Но какое сердце! Ведь ни на секунду не остановилось. Я ковыряюсь в нём, пулю вынимаю, а оно дрожит, но бьётся. Бля-я-я!

Краешком сознания полковник понял, что этот голос ему был знаком, но имя… Имя человека – хозяина голоса, он вспомнить не мог.

– Почему вы, Андрей Юрьевич, говорите: «Мы»? – кокетливо проговорила девушка, продолжая заглядывать полковнику в зрачки. – Это всё вы.

– Нет-нет, Верочка, без вашего ассистирования я бы не справился.

– Да ну вас! Так и стоит перед глазами, как вы кусок кости ключичной доставали. Там же артерия… А крови сколько! А мусора и осколков! Бр-р-р! Он уже две недели лежит, а ни нагноений, ни сепсиса…

– Сплюньте, Верочка! Только не на пациента.

– Тьфу, тьфу, тьфу. Вы ювелир, Андрей Юрьевич.

– Если бы я был ювелиром, жил бы в Израиле, – хихикнул «Андрей Юрьевич».

– «Так», – подумал полковник, – «военврачей с таким именем-отчеством я не знаю. Или меня знают, а я нет? Так не бывает».

Полковник решил проверить горло. Не ранено ли? Руки поднять, чтобы потрогать, он не мог, как, впрочем, не мог и пошевелиться. Он чуть кашлянул, проверив связки. Нормально! «Кхек» получился сносный.

– Пить, – проговорил он, и его грудь снова вспыхнула болью.

Девушка отшатнулась и из-за её спины раздался смешок, а потом восторженный возглас:

– Ну, Абдула, ты даёшь! Кому рассказать – не поверят.

– А ты не рассказывай, – едва слышно прохрипел…

– «Абдула? Какой-такой «Абдула»? «Абдула» – это не я, – мелькнула мысль.

– Какой я тебе «Абдула»? Мой позывной «Сармат», если что, – сказал полковник и закашлялся, одновременно застонав от боли. От боли же он и потерял сознание.

– Странно, – сказал военврач, обращаясь к обернувшейся к нему Верочке. – Уж кому, как не мне, знать его позывной. – «Сармат», это позывной…

Андрей Юрьевич прервал себя, не окончив фразу.

– Это, Верочка, вам знать не следует.

Военврач стоял, глядя на своего друга, лежащего без сознания и почёсывал подбородок.

– Интересный случай, – пробормотал он.

* * *

Очнувшись в очередной раз, Сармат снова задумался. Получается какая-то хрень. Когда он увидел военврача, он признал в нём полковника Лисицына, которого он вытащил на себе из-за бугра. Так в Афгане называли границу с Пакистаном.

Тащили они, старлеи, тогдашнего майора Лисицына вдвоём с Серёгой Субботиным. Но он тоже был ранен в руку и тащил на себе «стингер», поэтому Лисицына, в основном, волок он, Юрий Иванович Мамаев, по позывному «Сармат».

Радио на чужой территории включать было нельзя, поэтому до перевала шли, соблюдая режим «тишины», а сразу за перевалом встретили свою разведгруппу. Так и вышли.

Лисицын, до командировки окончивший «продвинутые» медицинские курсы, так сам себя обработал и залечил, вынув пули из ног, что в переходе выжил и после выздоровления и комиссования по причине серьёзной травмы правого колена, отправился доучиваться в медицинский. Больше на войне они не встречались, но вот после вывода войск из Афганистана, как-то пересеклись на каком-то торжественном мероприятии и продолжили общаться в Союзе, ибо все трое жили, как оказалось, в одном городе.

Юрка с Сергеем имели четыре командировки за речку и кучу наград, хотя за стингер их только похвалили. Нашлись те, кто их опередил и звезда героя досталась не им. Да и слава, как говорится, Богу. Обещали-то всем по звезде, а дали только одну на троих.

Вот бы им такую козу устроили! Как бы они выбирали, кто достойнее?! Юрка нашёл стингер у духа в повозке среди разного шмутья, а «Абдула» тащил на себе эту хреновину двести километров. Раненный, между прочим в плечо, тащил.

Юрий Иванович стал военврачом-хирургом, и, говорили, хирургом неплохим.

И вот теперь, по мнению полковника, творилась какая-то непонятная хрень. Лисицын упорно называл Юрку «Абдулой», то есть позывным Сергея Субботина. И Юрка вынужден был молчать и не спорить. Сказал старший товарищ, что ты – «Абдула», значит так надо. Самого «Абдулы» рядом не было, да и быть, наверное, не могло. Кто ж его пустит в милицейский госпиталь с его теперешней биографией. Юрка тяжело вздохнул. На другой стороне сейчас «работал» Серёга. У бандитов.

– «Ладно. Потом разберёмся, что надумал Сват», – подумал «Сармат», имея ввиду полковника медицинской службы Лицицына.

Сил на разговоры у раненного пока не было. Он старательно пытался выздороветь и понял, что у него три пулевых ранения в грудную область. Одна пуля, как сказал Лисицын, проникла под бронежилет сверху, сломала правую ключицу и вышла со спины, застряв в задней бронепластине. Две пули пробили нагрудник: одна застряла в печени, а другая в сердце. Пули автоматные, Андрей показывал. То есть, из автомата стреляли сверху.

– «Странно, а видел я только одну вспышку снизу», – то и дело всплывала мысль. Он постоянно возвращался к ней.

– «Я видел одну его вспышку и всю свою автоматную очередь. Почему я не видел и не слышал автомата? Если меня контузило его пулей, где она? Там была арка, какой, нахрен, автомат? Откуда?»

Наконец Юрий смог произнести без перехода на кашель и без отключки более двух слов:

– Почему я «Абдула»? – спросил он военврача, когда они остались вдвоём.

– В смысле? – вздёрнув вверх левую бровь и нахмурив правую, спросил Лисицын. – А кто ты?

– Я «Сармат», – тоже нахмурившись, сказал полковник.

– Чего вдруг?

– Ну, ты это… Андрюша, хватит, а? Чо прикалываешься? Мне трудно смеяться.

Военврач нашёл перед собой рукой стул, не глядя на него, отодвинул его подальше от кровати больного и сел.

– А ты, значит, не прикалываешься? – спросил раздражённо Лисицын. – Мне, между прочим, вообще не до смеха. Я и так тут у вас, как в тюрьме. Почти месяц без выхода за территорию. Меня уже все ваши белки в лицо знают. И я их, кстати, тоже. А дома ждут, между прочим. И позвонить не дают. Благо, привыкли к моим «командировкам» к больным. Время такое, что братки не дают расслабиться.

– Где это, у нас? В госпитале? Не выпускают? С чего бы это? А в каком я госпитале? В МВД?

Военврач сощурил глаза, вглядываясь в пациента, словно только что увидел. Лицо его окаменело.

– В каком, блять, госпитале эм вэ дэ? Совсем сбрендил, Серёжа? Кто тебя туда положит? Если только в тюремную больничку? Но не дай бог! Гонишь, что ли? Не пугай ты меня! Так всё хорошо было! Или ты прикалываешься? Ты себя за Юрку, что ли выдаёшь? Зачем? Тут же все ваши, бандиты… Зачем ты себя «светишь»?

– Какие бандиты? – охренел Юрка. – Какие, блять, «наши бандиты» ?! Охренел?!

– Сам охренел!

– От охреневшего слышу, – почти крикнул Юрка, закашлялся и отключился.

«Включился» он под вечер, часа через три. За окнами темнело. Очнулся и увидел сидящего на стуле Андрея. Увидел, и поморщился, как от зубной боли. Зачем Андрею было мучить его напоминанием о том, что они с Серёгой разосрались, не понятно. Хорошо ему, он просто врач в «Тысячекойке». Может общаться с кем хочет, лечить. Хоть ментов, хоть бандитов. Даже обязан лечить, не взирая на «окрас». Клятва, блять, Гиппократа.

А ему как быть, когда Серёга, его друг, не просто бывший спецназовец ГРУ и ветеран Афгана без военного пенсиона, а член организованной преступной группировки? И не просто рядовой член, а лидер бригады, «бригадир», мать его! И носил он среди бандитов кличку «Офицер». А он, Юрий, был ментом. И не простым ментом, а командиром СОБРА при Управлении по борьбе с организованной преступностью.

Разругались они с Серёгой ещё в девяносто первом, когда рухнул Союз. Тогда многих «спецов» вывели за штат и уволили без возможности дослужить до пенсии. Вот Серёгу и закусило. Он, Юрка, плюнул на гордость, амбиции и записался в милицейский СОБР. А Серёга «пошёл в отказ». Сколотил банду из бывших офицеров спецназа и занялся рэкетом. Владивосток город портовый, было чем поживиться.

Андрей сидя на стуле дремал, но проснулся сразу, как только услышал поскрипывание кровати. Юрка попытался чуть сдвинуть затёкшее от лежания в одной позе тело.

– А! – воскликнул он радостно. – Сейчас проверим, кто из нас псих!

Он встал и принёс спрятанное до времени «Ч» за шкафом довольно большое овальное зеркало, обрамлённое пластиковой окантовкой.

– Ну ка…

Военврач поднял зеркало над пациентом так, чтобы тот увидел себя в нём.

– И-и-и? – вопросительно произнёс Андрей.

– Ну, что, «и», – спросил Юрий и раскрыл рот.

На него из зеркала смотрел, тоже раскрыв рот, Серёга.

– «Абдула», – произнёс он и захлопнул рот.

Абдула тоже рот захлопнул.

– Бля-я-я… – простонал Юрий и потерял сознание.

Пришёл он в себя не самостоятельно. Его хреначил по щекам и пихал в нос нашатырную ватку Юрич.

– Не царапайся. Весь нос, блять, поцарапал, – сказал Юрий, уворачиваясь головой от очередного тычка ваткой в нос.

– У меня нет ногтей, – сказал Юрич агрессивно. – Что за хрень ты придумал себе? Если бы ты знал, блять, что Иваныча нет, ты бы, блять, не выёбывался.

– В смысле нет? – удивился Иваныч и хотел продолжить словами: «а я?», но вовремя сдержался.

– В прямом, блять. Убили его. В тот же день, как и тебя подстрелили. Вы не в одном месте были? Тебя твои братки утянули. Я не знаю, где вас постреляли. А полковника нашли в подворотне с дыркой в черепе. Пуля снизу в горло вошла и… А я не мог между вами разорваться. Твои за мной сразу послали и тут закрыли. Но я-то не знал, что Юрку ранило. Вернее… Убило его сразу. Стечкин там нашли.

Юрка слушал и ничего не понимал. Мозг «кипел» в бульоне мыслей. Его стала сотрясать мелкая дрожь потом его тело выгнуло в дугу, повязки лопнули, раны закровоточили.

– Вера! – крикнул врач, наваливаясь телом на пациента.

Прибежала Вера, они вставили сложенную в несколько раз пластиковую папку в рот Сергею и дождались ремиссии приступа и заново сделали перевязку.

Когда ушла Вера военврач спросил:

– Как самочувствие?

– Хреново, – ответил то ли Серёга, то ли Юрка.

Он уже и сам не понимал, кто он. Телом вроде бы Сергей Субботин, а мозгами Юрий Мамаев. Два в одном, блять.

– Это ты, Серёжа, наверное почувствовал, что Юрку убили, вот и заклинило тебя. Говорят, бывает такое.

Сергей сначала застонал, а потом тихо заскулил. Он готов был завыть, заорать, но перетянутая бинтами грудь не давала набрать воздух и горела пожаром боли. Всё-таки он взвыл и, оперевшись затылком и сделав борцовский «мост», резко перевернул своё тело на левый бок, отвернувшись от друга и уперев взгляд в деревянную панель стены.

– Ты бы поаккуратнее, Серёжа, – попросил военврач, но друг не ответил.

«Третьи сутки в пути, ветер камни дожди. На рассвете нам в бой, день начнётся стрельбой… Напишите письмецо, нет его дороже для бойцов. Напишите пару слов вы девчата для своих пацанов».

Песня долбила и долбила мозг. Сергей подвывал и плакал. Это была их любимая песня. Юрка хорошо играл на гитаре и пел, а Серёга очень неплохо подпевал через терцию, или квинту. Получалось очень неплохо. Получало-о-ось… Получалось, блять, и уже никогда не получится. Потому, что нет Юрки. Или Серёги? Блять!

«И на рассвете вперёд уходит рота солдат . Уходит, чтоб победить и чтобы не умирать. Ты дай им там прикурить, товарищ старший сержант. Я верю в душу твою солдат, солдат, солдат».

Песня долбила и долбила мозг.

Получается, что Сергей сам, лично сам убил его, Юрия, и душа полковника переселилась в тело Сергея. Как такое возможно?! КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО! Но зеркало не обманешь. Он, Юрий Иванович Мамаев, полковник спецназа МВД переселился в тело своего друга, бандита и убийцу Сергея Субботина.

Юрий застонал от осознания катастрофы. Ведь у него осталась жена и двое детей. У него, у Юрия Мамаева.

– «Хорошо, что у Серёги жены нет», – подумал полковник. – «Но мои-то, мои!».

У Серёги тоже были дети, но далеко, в Подмосковье. Жили с матерью, с которой Сергей разошёлся ещё в девяносто первом. Ей перестал быть нужен муж неудачник, дослужившийся только до бесполезного майора.

Именно поэтому Сергей и отправился вслед за Юркой в его родной Владивосток, уже тогда решив собрать таких же «неудачников», как и он и взять то, что ему «задолжало» государство у его богатеньких граждан.ларион

Сергей и Юрку убалтывал долго и упорно, как девушку.

– «Но не поддался я», – криво усмехнувшись сквозь слёзы, подумал Мамай. – «И что сейчас делать? Жить-то как? Продолжать бомбить комерсов? Так просто из группировки не выйдешь. Вальнуть Балу и возглавить? Кто ж тебе даст-то? Там ещё человек десять валить придётся, причём одновременно».

Юрий вдруг напрягся от промелькнувшей, дикой и шальной мысли.

«Ты же мечтал внедриться в криминальную структуру! Вот и внедрился, твою мать! Внедрился и действуй! Тогда точно можно попробовать взять власть в крае. Или хотя бы зачистить его от отморозков».

Серёга в последнее время стал вкладывать деньги в контрабандный «бизнес», раскидывая товар по крышуемым коммерческим точкам. Таскали, в основном, китайскую свинину и их же водку.

– «Это – писдес, – застонал мысленно Юра.

Или Сергей?

Глава 2.

– А почему, никто, кроме вас с Верой, не заходит? – спросил Юрий врача.

– Порядки тут такие. Ваш старший ввел. Я не первый раз ваших бойцов латаю. Да и тебя… Не помнишь, что ли?

Юрий помолчал.

– Ты знаешь, Сват, а меня и вправду с башкой что-то неладное. Вон… Это… Припадков, никогда не было. А в голове… Звон какой-то постоянно, словно пчёлы поселились, и мысли, словно кипят, – соврал Юрий. – И, как в «Джентльменах удачи»… Тут помню, тут не помню… Раньше я думал, что так не бывает.

– Наверное, всё же сердце твоё останавливалось и произошло нарушение работы головного мозга. Вегето-сосудистая дистония… Я не спец по мозгам. Можно будет к нашим спецам обратиться.

– Можно.

Но Юрка вдруг вспомнил, как его «латали» здесь же, но латал не Юрич, а какой-то другой врач. Юрич уже потом пришёл и всё перешивал, чем-то мазал, дренажи ставил. Бочину тогда Серёге хорошо пропороли. Едва селезёнку не задели.

– Не ты тогда лепил меня, – сказал он. – Долепливал.

– Точно! – обрадовался Юрич. – А говоришь, не помнишь.

– Я ж говорю… Что-то помню…

– Ну да, ну да…

В эту клинику, созданную братвой на базе санатория «Амурский Залив», если возникала надобность, возили раненных руководителей и лидеров группировки. Санаторий ранее не предназначался для хирургических больных, но после того, как его год назад выкупил один из «партнёров» Серёгиного «шефа», часть помещений отвели под специфические нужды криминала, закрыв от посетителей и обычного персонала санатория под предлогом проживания там «хозяина». Помещения тайно перестроили под хирургическое отделение, оснастив новейшей хирургической техникой и оборудованием, а в подвал провели лифт и переоборудовали в морг.

Именно по рекомендации «Абдулы» в отделении ввели строгий режим секретности. «Пациенты» никогда не знали, кто ещё «в теремочке живёт». Привезли раненого, прооперировали, если выходили, то отпустили, не выходили, значит охладили в подвале и в удобный момент вывезли, либо на ложной машине скорой помощи, либо на мусоровозе.

Криминальная «Скорая помощь» и криминальная мусорка катались с дубликатами настоящих регистрационных знаков с перебитыми агрегатными номерами, и даже вмятины и другие опознавательные признаки на них были идентичны оригиналам. Гаишники, ребята внимательные, учитывать нужно было всё.

И это всё вдруг «вспомнил» Юрий, бывший командир СОБРа, а ныне один из соратников Владивостокского авторитета Балу. «Вспомнил» и ему поплохело. Юрий откинулся на подушку и снова отвернулся к стенке лицом.

– Ну, что ты, Серёжа? Так бывает. На войне, как на войне.

– Где ты войну видишь? – проскрежетал зубами Юрий.

– А что вы устроили, как не войну? Иваныча ведь кто-то из братков убил, а тебя, кто-то из ментов. Вот так и живём.

– Уйди, Андрюша, самому тошно.

– Вот как? Я-то уйду… Мне, что? Пришёл залепил дырки, ушёл. Пришёл, ушёл. Пришёл…

– Извини.

Юрий повернулся к другу.

– Извини, Сват. Хреново мне.

– И мне, Абдула, хреново. Жаль тебе водки нельзя, а один я не умею.

– Выпьем ещё. У меня как дела?

– Зарастаешь. Кровь хорошая. Регенерация хорошая. Что ещё нужно для солдата?

– А ключица?

– Собрал я её по крупицам. Если не будешь дёргаться, должна срастись, но это будет длиться долго. Год минимум в гипсе.

– Да у меня же рука атрофируется! – вскинулся Юрий.

– А что делать? – развёл руками военврач. – Назначим восстановительный массаж. У нас Мануальщик в больнице есть. Иголками чудеса творит.

Юрий скривился.

– Видел я их. Через трафарет иголки ставит?

– Нет-нет, – рассмеялся друг, – грамотный. Из Китая приехал. Десять лет по обмену работал. В перестройку в восемьдесят пятом уехал, только вернулся.

– А чё не раньше?

– Обмен же, – хихикнул Юрич. – Разведчик там, шпион здесь.

– Понятно. Скажешь охране, что хочу с Дмитричем поговорить. Домой поедешь. Выгребусь теперь сам. Лучше себя чувствую.

– Ну, да… Месяц уже. Пора.

– Много тут… наших? – спросил Юрий, и его едва не стошнило от этого слова: «наших».

– Ты же знаешь… Тут хрен кого увидишь, а я только к тебе приставлен. Даже гуляем в одиночестве.

– Ну и хрен с ними.

Персонал тут, действительно, мог выходить в коридор или на улицу, только если там не было других людей. Нажал на кнопку и жди, когда охрана разрешит выход. Время прогулки в периметре ограничено получасом. Выздоравливающим там нечего делать. Хочешь на улицу, значит здоров. Но это касалось только прикомандированных врачей, приходящих. Постоянно работали посменно и на улицу вообще не выходили.

– Хотя, – вспомнил «Сергей», – можно же отсюда…

Он нажал на кнопку, встроенную в деревянную панель и сказал:

– Передай Дмитричу, что врача Лисицына можно отпустить домой. Сам поправлюсь. Мне уже лучше. Ну вот и всё.

Динамик из-за сеточки, расположенной радом с кнопкой интеркома вдруг пробулькал:

– Слышь, Абдула. Я твою просьбу передал. Дмитрич сказал, что сам приедет к девятнадцати ноль-ноль. На тебя посмотреть хочет, с лепилой потолковать.

Юрий скривился, но ничего не сказал. А что тут скажешь? Начинаются экзамены.

– Что ты посмурнел? – спросил врач.

Больной снова скривился.

– Не люблю выглядеть беспомощным, – наконец сказал он и мысленно продолжил: «Особенно перед врагами».

А то, что Дмитрич враг, это он знал точно. У бандитов нет друзей. Так и сам Серёга говорил, когда Юрий его спрашивал: «Много у тебя в банде друзей?».

Они помолчали и Юрий… Или Серёга… Заснул.

Потом он просыпался, думал, его кормили, и он снова засыпал. Просыпался, его кормили, он засыпал. Сергей, Юрий наконец-то определился для себя с именем, почему-то засыпал сразу, как поест. И это хорошо, как сказала Верочка, ведь организм во сне восстанавливается быстрее. А имя «Сергей» он выбрал потому, что если бы он сделал наоборот, то ему пришлось бы рассказывать, как он очутился в этом теле. А этого он не знал.

Да и никто, наверное, не знал. Может быть какой-нибудь шаман? Но толку-то Юрию от того, что кто-то найдёт причину перемещения его души в чужое тело. Жить-то надо здесь и сейчас. Расскажи он тому же Дмитричу, что он мент, да его тут же и приколят к кровати. Ни мент, ни псих Дмитричу в напарниках не нужны.

Открылась дверь и в палату вошли. Его криминальный «шеф» и охранник-телохранитель. После череды, по-настоящему громких убийств, а именно взрывов, Сергей Балу ходил и ездил только с телохранителями.

Оценив обстановку, охранник вышел, оставив «шефа» с «подчинённым» с глазу на глаз.

– Ну как ты, Сергей? Говорят, легче?

– Нормально, – скривился от «чувств» «Сергей». – Спасибо Юричу.

– Да-а-а… Хороший врач, твой Юрич. Сколько наших он поднял?!

«Сергей» непроизвольно хмыкнул, имея ввиду, сколько эти «поднявшиеся» погубили людей. «Хмык» вызвал острую боль в груди и «Сергей» машинально посмотрел на забинтованную грудь и скривился.

– Больно? До свадьбы заживёт.

– Свят, свят, свят, – произнёс «Сергей», крестясь левой рукой. – Мне бы пораньше.

Шеф улыбнулся.

– Что, так и не нашёл себе единственную и неповторимую? В нашем театре много симпатичных. Зря ты на спектакли не ходишь. Не любишь классику, так хоть на посиделки приходи, познакомлю.

– Я же говорил, вроде. После развода видеть их не могу. Ненавижу. Как хорёк кур в курятнике давит, знаешь? Вот и я боюсь сорваться и всех передушить.

Эта фраза из уст «Сергея» вырвалась как-то самопроизвольно. Пока Юрий обдумывал, что сказать, Сергей уже сказал. Сергей сказал, а Юрий обомлел.

– «Ни хрена себе, какие у Абдулы тараканы в голове», – подумал он.

«Шеф» улыбнулся, вскинув брови, и неодобрительно дернул головой.

– Слышал я про твои отношения к слабому полу, но чтобы так… Хотел предложить тебе мою охрану возглавить. Всё равно ты сейчас надолго из строя вышел. Туда тебе после таких…

Он показал рукой на перевязанные раны.

– Правая совсем никак?

– У меня рабочие обе руки, а боксировать приходилось и одной левой.

– Это понятно, – дёрнул щекой Балу. – Все через это проходили. Но результат, как говориться, разный.

– Возглавить, это как? План через план. Маршруты, поездки, места встреч? А что твой Фёдор?

– Взорвали его, – не дрогнув лицом, сказал «шеф».

Балу по-мужски был красив и всегда выдерживал стиль. Он, практически постоянно, носил костюм и рубашки с правильно подобранными галстуками. Обувь предпочитал только классическую и очень дорогую.

Будучи спортсменом, Сергей Дмитриевич никогда не позволял себе являться на ежедневные бандитские стрелки в спортивной форме. Во-первых, они проходили в центре города возле театра, в котором работала его жена и он там часто в течение дня бывал, а во-вторых, он называл «бандитские стрелки» производственными «совещаниями», а на совещания руководитель должен приходить в костюме с галстуком.

И это работало. Группировка «Балу» была самая «культурная» и самая организованная из Владивостокских ОПГ1. Ещё более организованной считалась группировка братьев Ларионовых, но она в этом году окончательно умерла.

ОПГ «Ларионовы» была примером суперорганизованности, но от того и распалась. В их рядах были не обычные бандиты, а высококвалифицированные бойцы спецназа, а сама группировка копировала структуру и порядки спецслужб. Службой безопасности банды руководил бывший начальник контрразведки Тихоокеанского флота, поставивший работу «предприятия» по образу и подобию военизированных структур.

Однако начальник эс бэ, как это часто бывает, использовал внутренние конфликты и попытался ликвидировать лидеров и перехватить власть. И был ликвидирован сам, как, в прочем, и его подельники. Бунт был подавлен, но «Капраз», как в обиходе называли сэбовца, вероятно, «подрабатывал» на свою бывшую «контору», потому, что «органы» остаток банды взяли быстро и одного из братьев буквально недавно довели до предъявления ему обвинения в создании организованной преступной группировки, на счету которой официально числилось четырнадцать убийств. Другой брат сложил голову от рук «бунтовщиков».

Это всё вспомнил Юрий, неоднократно читавший ежедневные сводки и оперативные сообщения. Милицейскому СОБРу были приписаны не только силовые функции, но и функции оперативного подразделения.

Адекватных «ларионовских» спецназовцев прибрал к рукам Сергей Субботин, и они сейчас создавали костяк его «бригады». Юрий мысленно сплюнул. «Его», блять, бригады. И что значит: «адекватные спецназовцы». Эти два понятия, по мнению Юрия, не совместимы без долгой психологической адаптации в обществе.

– Я понимаю, Дмитрич, что такое «производственная необходимость», о которой ты часто говоришь на «производственных совещаниях» но я, всё-таки, полевой игрок. Что-то помочь разработать: маршруты, там, охранные схемы, персонал подобрать… Это – да, а управлять этим ежедневно и отвечать за твоих балбесов, которых ты обязательно втулишь мне, я не хочу.

– Боишься ответить? – зацепился Балу.

Юрий помолчал.

– Мне чужого не надо. За своё пока отвечал сам. А за чужое… Тянуть надо за своё, а чужое пусть «паровозы» тянут, – перешёл «Сергей» на блатной жаргон, которого «шеф» не мог терпеть.

– С каких это пор «моё» перестало быть твоим? – поймал Юрия за язык Балу, улыбаясь.

– «Не-е-е… Надо больше молчать», – подумал полковник, – и давать волю Серёгиным рефлексам».

– Ни с каких. Просто ты ведь не дашь мне делать так, как надо. Ведь конечный результат моей будущей, как я понял, работы – твоя жизнь. А за неё я могу отвечать только если делаю по-своему. Это как школы в карате с разными техниками. Одни бьют ногами, поднимая пятку опорной ноги, а другие с прижатой. Одни локоть поднимают вверх, другие прижимают. Я не знаком с другой техникой, шеф. Системы не будет.

– А если дам? И не буду вмешиваться… Согласуем, конечно, всё и действуй. Как раз твой спецназ пригодиться. Хватит им по подворотням с ментами стреляться. Ты, кстати в курсе, кого подстрелил?

Балу с интересом посмотрел на «Сергея».

– В курсе, – посуровел «Сергей».

– Откуда? – удивился «шеф». – Ты ж тут лежал без сознания.

– Юрич сообщил, что Иваныча убили, а я сопоставил.

– И как ты?

«Сергей» медленно произнёс:

– Тяжело.

Он вздохнул.

– Дружили ведь. Война, однако…

«Шеф» явно одобрительно оценил реакцию подчинённого и кивнул головой.

– Ты там «Стечкина» бросил. Следов не оставил?

– Мы работаем в двух перчатках и одни из них медицинские, – буркнул Сергей.

Юрий тоже приучил себя и летом, и зимой на задание надевать тонкие кожаные перчатки, но то, что Сергей постоянно «работал» ещё и в резиновых, он не знал. Это же совсем другие ощущения, как в сексе. Надо будет привыкать.

Чужая память всплывала у него в голове… в его новой голове… по мере обсуждения какой-нибудь темы, и Юрий молча благодарил друга.

– Ну… Бережёного бог бережёт. Полежишь тут подольше, планы порисуешь, а мы определимся с ментами. Что у них на нас есть. Они сейчас землю рыть будут, целого полковника убили, командира СОБРа. Хорошо, что твои спецы и своих, и чужих вытащили через задний двор. Ментам только следы осталось понюхать, когда прибежали.

«Сергей» тему не поддержал, и «шеф» замолчал, продолжая внимательно разглядывать насупленного «подчинённого», размышляя, не сломался ли тот. Не разглядев эмоций, кроме заявленного: «тяжело», Дмитрич удовлетворённо хмыкнул.

– Значит, я понимаю, ты принимаешь предложение от которого не сможешь отказаться? – спокойно спросил «начальник».

Фильм «Крёстный отец» бил рекорды по просмотрам и был любим в бандитской среде. В шляпах, конечно, никто не ходил, но длинные пальто и кожаные плащи котировались.

– Принимаю, – внешне вздыхая, но мысленно подавляя волну восторга, согласился «Сергей».

– Тогда слушай. Если ты говоришь о системе, то тогда в нашу… э-э-э… охранную схему нужно включить и другие коммерческие структуры, с нами открыто не связанные. А это очень разнообразный и географически разветвлённый бизнес. Ты удивишься, но наши экономические интересы распространяются даже на Африку, а политические – вплоть до Москвы.

Сергей саркастически улыбнулся. На его лице проявилось недоверие.

– Не веришь? Пока поверь на слово. Сможешь хотя бы левой рукой шевелить, я тебе принесу документы. Приспособим тебе столик. Левой рукой пишешь?

– Я даже левой ногой пишу, – буркнул Сергей. – И рисую.

– Да? Как-нибудь покажешь, – хохотнул Балу.

Настроение у него явно улучшилось, в пример тому с которым он пришёл.

– Ты, Сергей, допускаешься в ближний, так сказать, круг, а он, это, не только я, моя жена, дети, наши «бригадиры»… Это ещё и наши тайные партнёры: полезные связи и тайные коммерческие структуры. Если согласишься включиться в работу по обеспечению комплексной безопасности всего нашего бизнеса, то выхода из неё не будет. И я говорю «нашего» потому что, во-первых, я в этом бизнесе не один, а во-вторых, ты тоже будешь иметь в нём свою долю. Обдумай. А я выйду, пока. Позвонить надо.

Сергей понял, что «шефу» вдруг потребовалось позвонить для того, чтобы сообщить о состоянии кандидата на предложенную должность и для получения новых инструкций. Интересно, от кого?