– Уходи, Меланья, нет у меня для тебя прощенья.
– Любава, прошло больше ста лет. – Сказала я – Пора упокоить твою дочь, и мы сделаем это. Там, где она, уже нет обид и слёз. Прости Меланью, не проклинай её потомков. Они хорошие люди, они не должны страдать за чужие грехи.
– Не может быть у гнилого корня хорошей поросли! – Закричала Любава – Прочь, уходи прочь!
Позади неё вспыхнули несколько красных точек, они приближались к нам, и я поняла, что это глаза. Глаза тех, кто питает Любаву ненавистью и злобой, кто не хочет, чтобы прекращались страдания этих женщин.
– Любава! – Закричала я – Это не ты ненавидишь, это тот, кто поместил тебя в эту твою темницу ненависти и страданий. Прости Меланью, уйди оттуда!
– Ненавижу! Не прощу! – Ещё громче завизжала Любава, и снова потянулись ко мне чёрные длинные лапы из провала.
Я хотела отступить назад, но мои ноги будто кто-то держал. Они приросли намертво к месту. Красные злобные глаза всё ближе и ближе подходили к границе стены. Я прижимала к груди мой оберег, он пульсировал в моих руках, но я уже чувствовала рядом с собой холод от чёрных лап. И вдруг Меланья шагнула вперёд и встала передо мной. Чёрные лапы вцепились в неё и начали рвать её прозрачную плоть. Позади меня вдруг взмыл к небу целый сноп ярких искр, моментально осветив весь провал. Опять раздался дикий визг Любавы, опять вихрь закружил с немыслимой скоростью серый туман, и чёрные лапы затянуло в стену. Я обернулась. Костёр пылал невообразимо ярким светом. Но его зажёг не Сакатов. Он также неподвижно сидел на бревне, не моргая и не шевелясь. А над костром зависло лёгкое серебряное пятнышко. Оно ещё немного померцало и исчезло. Я снова повернулась к пятну. Его не было. Не было рядом со мной и Меланьи.
Языки костра снова живо плясали над поленьями, но темнота стен всё так же окружала меня со всех сторон. На негнущихся ногах я доковыляла до бревна и рухнула на него. Нестерпимо жгло руку, я поднесла её к глазам и увидела посреди ладони огромный волдырь. Вся я была в саже, все руки, футболка, джинсы. Я достала из сумки Сакатова фляжку с водой, и только начала раскручивать крышку, как снова послышался шум песка, падение камней. О нет! Сколько она будет приходить сюда! Я быстро полила из фляжки прохладную воду на обожжённую ладонь и снова стала спиной к костру, приглядываясь, где теперь появится тёмное пятно.
Оно снова появилось в другом месте. Теперь я не стала близко подходить к тёмному пятну. Я оглянулась, ветка, которую я вытащила из костра, уже не горела, а только дымилась, я не догадалась снова бросить её в костёр.
– Меланья уходи! Ненавижу! Я не прощаю тебя, я никогда не прощу тебя! Гори вечно в аду своей памяти!
– Любава, рядом с тобой демоны. – Снова заговорила я с ней – Они держат тебя рядом с собой, они питаются твоей ненавистью. Это не ты держишь Меланью, это демоны держат тебя.
– Пусть они держат меня, пусть держат вечно, чтобы ты могла вечно страдать! Ненавижу тебя! – Бесновалась она.
– Я видела твою дочь, Любава. Она была здесь, и она прогнала демонов от Меланьи. Она простила её.
Впервые Любава замолчала, не ответила мне, и замерла. Позади неё заметались красные горящие точки. Она застонала. И в это время я услышала, как громко прокукарекал петух. Ещё быстрее заметались красные точки, заметалась и Любава, и уже не вихрь, а поток какого-то густого свечения смыл пятно на стене, закрыв от меня её скорбную темницу. О, этот призывный крик петуха! Пусть будет трижды благословен тот, кто поставил предел между нами и ими! Я подошла к серой стене и прикоснулась к холодным ледяным кристалликам, которые остались на месте исчезнувшего пятна. Так приятно холодило обожжённую кожу! Я прислонилась лбом к уже начавшим таять льдинкам.
– Оля, ты что там стоишь? – Спросил очнувшийся Сакатов – Иди, садись, у нас с тобой впереди длинная бессонная ночь.
– Посмотри, сколько времени. – Устало сказала я, не поворачиваясь.
– Полночь. Я тебе же только сказал. – Но телефон он всё-таки достал и ойкнул – Ничего не понимаю. Четыре часа? Я что спал? Оля, – он перешёл на шепот – что тут без меня было?
– Филиал ада.
Я слышала, как он встал, размялся, подкинул ещё поленьев в костёр и подошёл ко мне.
– Оля, иди, сядь, на тебе лица нет.
– А что на мне? – Я снова закрыла глаза.
Потихоньку все внутренности во мне перестали дрожать, и сердце перестало неистово стучать, будто просясь наружу. Странная ночь. Почти вся поленница осталась в целости, но костёр всё также горел, да ещё и целая гора веток возвышалась возле бревна. Сакатов шевелил толстой палкой костёр, поднимая кучу искр. Я села рядом с ним на бревно.
– О боже! – Воскликнул он – У тебя на руке ожог!
– Не поверишь, на душе тоже. Господи, сколько трагедий на земле! Такие маленькие человеческие трагедии в мировом масштабе, и такие глобальные трагедии для каждого конкретного человека.
– Ну, раз уж ты начала философствовать, так может расскажешь, что тут было?
Я рассказала ему о Любаве, о Меланье, о тех демонах, которые держат Меланью в своём плену, Сакатов только качал головой и вздыхал.
– Одно не пойму, зачем Любава заманивает к себе людей? – Спросил он – Никакой логики. Она ненавидит весь свет, общение её тоже не интересует, зачем ей общество?
– Не знаю, но она в каждом видит Меланью. Она и меня каждый раз за неё принимала. Но как она застыла, когда я сказала, что её дочь нам помогла!
– А ты уверена, что это была именно Оксана? – Засомневался Сакатов – Может, ещё какие силы вмешались?
– А Оксана и есть часть тех сил, которые помогают. Добрые силы и чистые, как она сама. Маленький серебряный ангел.
– Знаешь, надо было сначала Оксану похоронить по-человечески, отпеть её в церкви, и только потом Любаву просить о прощении. – Сказал Сакатов.
– У меня что, был выбор? – Пожала я плечами – Когда она появилась здесь, я сначала и не поняла что именно Любава передо мной, думала, демон какой. Глаза у неё такие же красные, как и у тех, кто за её спиной стоял.
– Так она уже не она, а одержимая демоном. Странно как-то. Вроде она сама никого не убила, была совсем юной, когда умерла, а на тебе, в такого монстра превратилась! Да, страдания не только очищают человека, они иногда и губят его.
– Знаешь, мы не ритуал закрытия дверей должны провести, а освободить Любаву от демонов.
– Как? Ты знаешь?
– Нет, пока нет. Но я не хочу оставлять её там, среди её бесконечного страдания. Она уже нахлебалась его вдоволь. Первое, что мы должны сделать, это помочь маленькой Оксане тоже обрести покой. После этого, мне кажется, она нам поможет вытащить Любаву.
– Так на душе у меня тяжело! – Вздохнул Сакатов – Вроде, чужая боль, чужая жизнь. Как ты сказала, маленькая человеческая трагедия. – Он ещё раз вздохнул и спросил – Ну что, в деревню идём? Тебе надо ожог промыть и перевязать, чтобы инфекция какая не попала туда. Отдохнёшь.
– Знаешь, Сакатов, какое у меня теперь любимое животное?
– Знаю, петух. Только это не животное, а птица.
Глава 4. Антонида.
В деревню мы с Сакатовым пришли в шестом часу утра, и нам навстречу уже шла мычащая пёстрая компания под предводительством Ивана Дмитриевича. Он остановился рядом с нами, долго смотрел на меня, потом сказал:
– Да, видать нелёгкая ночка у вас выдалась, идите, отдохните, Валентина уже давно вас ждёт. И Наташа уже не раз выходила, смотрела.
Он ещё что-то хотел сказать, но раздумал, повернулся и пошёл вслед за стадом. Наташа стояла возле калитки. Сакатов ей сказал про мою обожженную руку, она сбегала в дом, принесла бинты, перекись, они обработали мой, уже лопнувший волдырь, и я пошла к Валентине Тарасовне отсыпаться. Сакатов остался с Натальей Михайловной, чтобы рассказать ей о нашем ночном дежурстве.
Валентина Тарасовна только всплеснула руками, увидев меня. У неё стояла уже приготовленная тёплая вода на печке, я кое-как умылась, отказалась от завтрака и плюхнулась на широкую мягкую кровать с огромными пуховыми подушками. Валентина Тарасовна уложила меня на свою кровать, а не на диван, закрыла дом, сказав, что меня никто не будет беспокоить, разве только через её труп, и пошла в дом Марии Кондратьевны. Меня окружило со всех сторон такое невесомое и тёплое блаженство! Я моментально провалилась в сон. Что только я во сне не делала! Воевала с немцами, причём пряталась от них где-то в поленнице, и там же они прострелили мне руку, видимо целились специально в волдырь, потом догоняла уходящий автобус, смотрела на захват нашей цивилизации инопланетянами, чёрт знает, ещё какие у меня были приключения! Я несколько раз просыпалась, но, перевернувшись на другой бок, снова утопала в тёплой перине, и снова начинала активно преодолевать какие-то препятствия.
Проснулась я в четыре часа дня. Или вечера. Напротив кровати висело зеркало, но я не стала долго любоваться на себя. Я была такой голодной, что сразу пошла к столу, где, накрытые чистым полотенцем, лежали пироги. Я съела, наверное, с десяток кусков, запила всё компотом прямо из банки, и только тогда посмотрела в окно. Напротив дома стоял синий Фольксваген Ильи. Я поискала глазами полотенце, чтобы вытереть руки, заглянула в кухню, там, на подоконнике, лежало небольшое полотенце, и я взяла его. Из него на пол выпал пучок чёрных перьев, перевязанных чёрной ниткой. Я машинально подняла его и увидела, что кроме перьев там ещё и локон седых волос. Занятная штучка. И зачем она, интересно, Валентине Тарасовне? Может тоже какая-то примета. Я пошла на улицу. Первым мне попался Дениска, он радостно подбежал ко мне и обнял меня.
– Ого, ты что, на самом деле так соскучился обо мне? – Удивилась я.
– Я так рад, что с тобой всё хорошо! – Радостно затараторил он – Все уже знают, что произошло сегодня ночью. Ты спасла Наталью Михайловну и победила демонов!
– Так, Сакатов уже целую поэму сочинил. – Сказала я – Представляю, в каких красках он всё это описал!
– Да, я уже три раза прослушал его рассказ! – Подтвердил он – Пока ты спала, они тут всё успели сделать. Похороны уже прошли, поминки тоже.
– А где весь народ? – Оглянулась я.
– Только что с кладбища вернулись.
– Так ты говоришь, что уже поминки прошли, зачем они снова на кладбище ездили?
– Они ещё Оксану подхоронили к Галине. Папа возил Ивана Дмитриевича, Алексея Александровича и Наталью Михайловну сначала на провал, потом в церковь. Иван Дмитриевич сам всем занимался, он сказал, что она его родня, и поэтому это его священный долг. Я тоже был на провале! Офигеть просто. Это точно не люди выкопали. Я представил себе, как ты там ночью с демонами боролась, мне самому даже жутко стало.
– Ни с какими демонами я не боролась. Я просто пыталась остаться с этой стороны стены.
– Что, сегодня провал будем закрывать?
– Нет, Дениска, сначала будем думать, как Любаве помочь.
– Да? Сейчас все у Ивана Дмитриевича, руку делают.
– Если Иван Дмитриевич в деревне, то с кем коровы?
– Бабушку какую-то отправили вместо него. Да, кстати, папа сказал, что ты, как проснёшься, пойдёшь сразу искать того петуха, который первым закукарекал.
– Зачем? – Удивилась я.
– Чтобы расцеловать.
– У твоего папы нездоровое чувство юмора. Ладно, пошли к Ивану Дмитриевичу, совет держать будем.
Мы свернули на соседнюю улицу, и пошли к дому Ивана Дмитриевича. В его дворе работа кипела, только стружки с опилками летели в разные стороны. Увидев меня, все побросали свои дела, и мне пришлось снова рассказывать про ночное приключение, отвечать на вопросы, потом снова рассказывать, потом снова отвечать.
– Так ты сегодня не планируешь домой возвращаться? – Спросил Илья.
– Если только под утро. Ночь у меня, сам понимаешь, занята.
– Так ты совсем разучишься по ночам спать.
– Папа, значит, мы остаёмся с тётей Олей, и едем домой только вместе с ней утром! После всех ритуалов. – Заявил категорично Дениска.
– Да понял я уже, нечего так кричать!
– Оля, Аня сказала, что надо всё-таки провести ритуал закрытия провала, иначе нечисть будет бесконечно сюда рваться. – Сказал Сакатов.
– А как Любаву оттуда вызволить?
– Ищет она, ищет. Уже всех своих знакомых подключила. Видишь ли, вся сложность заключается в том, что пока Любава в своей пещере, и рядом с ней демоны, она недосягаема для любых очищений. И зов у неё сильный. Ты же сама сказала, что когда она в третий раз появилась, твой оберег почему-то не защитил тебя, и если бы не Оксана, непонятно, чем бы всё это закончилось.
– Ну да. – Согласилась я – Расклад не очень хороший. Теперь, когда отпели Оксану, она больше здесь не появиться, и на неё рассчитывать не стоит.
– Ольга Ивановна, я, конечно, не знаю всех тонкостей, никогда я раньше с этим не сталкивалась. – Наталья Михайловна отложила в сторону веник и совок, которым собирала стружки – Но что я подумала. Любава, когда Вы ей сказали о дочери, что она появилась возле вас, не кричала больше, что проклинает Меланью. Так может теперь она не будет на стороне демонов?
– Да, это правда, она вся замерла, словно оглушённая этими моими словами, и даже мне показалось, что она застонала. – Согласилась я – Но её глаза так и остались демонскими, злобными. Но что для меня вообще не подаётся пониманию, почему Любава не увидела это серебряное облачко над костром. Ведь если она так тоскует по дочери, она должна была её почувствовать. Ведь недаром там всё так сошлось – и пещёра с провалом, где находится Любава, и Оксанино захоронение тут же, всё оказалось рядом. Скажи мне, ну как могло так всё совпасть?
– Я вот что подумал. – Ответил Сакатов – Любава погибла раньше Оксаны на пять лет. И в это время там ещё не было провала. Так значит, провал появился только в одна тысяча девятьсот пятом году, после того, как там была закопана Оксана. Может, Любава подсознательно почувствовала дочь, вот от её горя и образовался этот провал.
– А откуда у Любавы появилась целая группа поддержки с красными глазами и чёрными когтистыми лапами? – Спросила я.
– Не знаю Оля. – Покачал он головой – Может она при жизни колдуньей была? Что-то там ещё было, что мы пока не знаем, поэтому и не складывается у нас пока ничего.
Деревянная рука у Ивана Дмитриевича была почти готова. Она была намного изящнее первой обожжённой руки, если это определение вообще подходит к такому предмету, и намного больше походила на руку человека. Он удовлетворенно покрутил её перед собой и протянул мне.
– Хороша. – Согласилась я – Только боюсь, пока мы не освободим Любаву, она нам не пригодится.
– Пригодится, спину будем чесать. – Илья забрал у меня руку и тоже начал её рассматривать.
– Иван Дмитриевич, а вы хотели письма посмотреть, там у вас какие-то сохранились. – Напомнила я ему.
– Да когда мне было! Сегодня посмотрю. – Пообещал он.
И тут я вспомнила свой сон про немцев. Смешно конечно, но там у меня был хитрый план, как я скрылась от них, и я как-то смутно его помнила, и у меня было твёрдое чувство, что это именно тот план, который нам поможет.
– Засада. Нам надо сделать на неё засаду. – Выпалила я – Сначала пропустить её через провал, а потом, когда она будет ждать у двери во дворе Марии Кондратьевны, разжечь костёр в провале. Не могу пока всё это точно сформулировать, мне надо вспомнить свой сон, я так немцев во сне обманула.
– Господи, когда-нибудь мы все с ней угодим в психушку, в одну палату. – Пробормотал Илья. – С немцами.
– Ну, не знаю. – Сочувственно проговорил Сакатов, но посмотрел на меня так же, как и Илья – Вспоминай, конечно. Но пока этот твой план не очень. И по времени, как состыковать её вылазки, пока не понятно. Это у неё там между дверями один шаг, а у нас между провалом и деревней большое расстояние, как мы успеем везде поспеть?
– Так и время там шло не так, как обычно! – Горячо возразила я – Я ведь тоже удивилась, что было четыре часа, когда ты мне это сказал!
– А может нам как-то петуха простимулировать, и если что пойдёт не так, чтобы он пораньше закукарекал? – С издёвкой спросил Илья.
– Выход должен быть. Я буду думать. Пойду, пройдусь. – Твёрдо сказала я – Одна. – Добавила я, увидев, что Сакатов поднялся с лавки.
Я вышла со двора и пошла на улицу Советскую, чтобы выйти к мостику и посидеть там в одиночестве, над спокойными водами реки. План у меня в голове всё никак не мог сформироваться. На берегу сидела старушка с хворостиной в руках и смотрела на уток, которые копошились у берега. Она повернулась ко мне и улыбнулась. Мне показалось, что я её вижу впервые, хотя всех Шумиловских старушек я видела и на ужине у Валентины Тарасовны, и в доме, возле гроба Марии Кондратьевны. Я поздоровалась с ней и хотела пройти мимо, на мост, но старушка похлопала рукой по траве рядом с собой и сказала:
– Иди, милая, посиди со мной, на уточек посмотри.
Я с сожалением посмотрела на мост, где собиралась подумать в одиночестве, но вернулась и села рядом с ней.
– Эх, бедная уточка! – Старушка кивнула головой на уточку, у которой одна лапка была вывернута, и она неуклюже ковыляла за своими сёстрами, но те уже плыли дружной стайкой дальше, а она поскользнулась и долго барахталась на скользком берегу, прежде, чем добралась до воды и поплыла вслед за ними – В дикой природе такие не выживают. Становятся лёгкой добычей для хищников.
– Да, повезло ей, что её семья не улетит осенью на юг. – Согласилась я.
– Что там у вас, в городе, как народ живёт? – Повернулась она ко мне и улыбнулась.
Я удивилась её вопросу, и постаралась ответить как можно короче, но так, чтобы её не обидеть:
– Вроде нормально живёт. Работает, учится, гуляет, женится, рождается. Всё как всегда.
– Это хорошо. А у нас всегда спокойно, тихо. Мы ведь никуда не торопимся уже. Было время, что тоже, бегали, торопились. А сейчас оглянешься, и подумаешь – а куда торопились-то? Время торопили, друг друга торопили, и саму жизнь торопили. Вот время и пролетело, как стрела, не задержалось ни на минуту.
– Все так живут. – Неопределённо ответила я – А вы в Шумилово живёте, или в гости к кому приехали?
– Ни то и не другое. Я никогда не жила в Шумилово. Один раз только за свою жизнь и побывала здесь, только давно это было. И гостить мне здесь не у кого.
– А как вы… – Замолчала я на полуслове, ничего не понимая. Может, у старушки с головой не всё в порядке, странно как-то она говорит, в прошедшем времени.
– Я сюда пришла ненадолго, с тобой только поговорить. Нельзя мне тут долго быть. Ты ведь понимаешь?
– Вы … умерли? – Я еле выговорила это слово.
– Мы не говорим так. – Она снова улыбнулась – Меня зовут Антонида. Слышала про меня?
– Это Вы вытащили Веру из того провала! Вы знали, как это надо сделать! – Воскликнула я – Значит, Вы знаете, как Любаве помочь?
– Любава. – Антонида тяжело вздохнула – Слушай меня, милая. Я заглянула за ту дверь. И после этого уже никогда больше не могла помогать людям, все силы мои там я оставила. Да это ты и сама знаешь. Видимо, не на всё человек может смотреть, не все двери он должен открывать, не ко всем тайнам приобщаться. Лучше даже к некоторым и не подходить близко. Такие места не редки на земле. Много есть таких мест. И не демоны там вовсе. – Она помолчала – Стынь.
– Стынь? – Переспросила я.
Антонида согласно кивнула головой, и лицо её омрачилось. Я подождала, когда она объяснит мне это, но она задумалась. Я снова её спросила:
– Что такое Стынь? Или кто такой? Я про него никогда раньше не слышала.
– Вот и я, до того, как заглянула туда, ничего про него не слышала. А потом увидела.
– Так что это?
– Ледяное отражение.
– Ваше?
– Знаешь такое выражение – похолодел от страха? На самом деле ведь наш организм не понижает температуру от страха, или от горя. Он холодеет по-другому, холодеет то, чему нет физического места в нашем теле.
– Душа? – Попробовала я угадать.
– Да упаси господи, что ты такое говоришь! Почему человек боится умереть? Потому что он не представляет мира без себя, и себя без мира. Если бы ему сказали, что когда он умрёт, то заберёт с собой мир, о, он бы ни минуты не переживал о смерти. Вот этот холод и страх смерти и забирает Стынь. Из него она творит ледяные отражения. Это её предназначение, её поприще, её сотворили такой. Кто знает, зачем это и кому нужно? Может, после того, как она сотворит ледяное отражение, человек перестаёт бояться смерти? И уходит спокойно в мир иной? А может Стынь – это сестра самой смерти? Ты, наверное, сейчас думаешь, что вот, она ведь тоже умерла, как тогда получилось, что она не знает, как появляется ледяное отражение? Так я, милая, никогда смерти и не боялась. Когда я заглянула в коридор и произнесла слова встречному, Вера уже была как застывшая статуя, но я надеялась, что она дома придёт в себя, я же видела, что она живая, смерть не коснулась её. Но всё вышло по-другому. А саму меня спасло то, что я без страха заглянула в ледяное отражение. Но я за это заплатила иную цену.
– Какую?
– Отдала свои годы. Заплатила ими. Ну ладно, то дела минувшие. А Стынь всегда была, и всегда будет, пока существует род людской. Несмотря на это всё, мы не должны думать о ней, она – пустота, сквозь которую мы проходим.
– Тогда почему сейчас мы говорим о ней?
– Всему своё время, не торопись. Теперь поговорим о провале. Необычный, да? Ты не будешь отрицать, что к созданию его человек не имеет никакого отношения. Ты знаешь, милая, у природы много законов, и она свято выполняет их. Ей эти законы написали Духи Стихий. Но ещё бывает что-то, что выходит за грани обычного, отклоняется от привычного уклада. Разве после этого мы говорим, что природа не чтит законов? Нет, она чтит законы, только не все законы мы знаем, поэтому нам и кажется, что что-то идёт не так. Вон та уточка, у которой лапка вывернута – кто виноват, что она такая вылупилась? Нарушились законы природы? А какие? Человек не всегда может найти объяснения этому. Любава была тоже таким вот нарушением законов природы. Люди таких называют душевнобольными, безумными, раньше называли – блаженными, и считали их святыми.
– Как? – Я была поражена – Люба была … душевнобольной?
– Да, милая, как её не назови, но она была несмышленым ребёнком в теле девушки. Бегала, смеялась, играла с маленькими детьми.
– Так как она…?
– Так вот, что теперь об этом! Поэтому у неё сразу и отняли ребёнка, и хорошо сделали, потому что она задохнулась от дыма через несколько дней после родов. Печь затопила, а вьюшку открыть забыла, люди увидели это только тогда, когда уже огонь из окон вырвался. Эти последние страшные минуты жизни бедняжки усилили в сотни раз её безумие, и породили в ней чудовище. Чудовище, не ведающее, что творит. Вот тогда она и заглянула в своё ледяное отражение. И осталась там. А потом погибла её дочь. После этого сразу провал и появился, тоже такое же противоестественное творение, как и сама Любава. Она своим воспалённым кошмарами разумом искривила пространство ледяных коридоров. Вековой порядок был нарушен, и сама Любава стала заложницей Стыни. Всё в ней смешалось – ребёнок, так и не ставший взрослым, мать, у которой отобрали дитя, чудовище, собирающее жизни. Она играет. Ищет камушки, которые берут с провала люди, приманивает людей, потом прячется от них, когда они открывают дверь.
– А как же те чёрные лапы, которые тянулись за ней из этого ледяного коридора? Кто это?
– Страхи людские, сколько их там, в ледяных отражениях! Вот она и играет с ними, вызывает их к себе. Она ведь там одна.
– А почему эта Стынь не отпускает её?
– Она, может, её даже и не замечает, не знает про неё. Для Стыни Любава – одно из ледяных отражений. А для Любавы Стынь – это дом, пусть холодный, страшный, но дом. Где-то в глубине её безумного мозга до сих живёт воспоминание о той, другой жизни, обо всех потерях, слезах, но всё это теперь смешалось с другими кошмарами.
– Это просто немыслимо! – Сказала я, не в силах сразу всё воспринять и разложить в своей голове по полочкам – Получается, она открыла ледяной коридор Стыни, спрятанный где-то в другом, нечеловеческом мире, и, будучи сама безумной, выпускает кошмарные страхи умерших людей, чтобы играть с ними, да ещё и пытается заманить к себе живых людей!
– Да. Единственное, чего она боится – это огня. Последнее, что она видела перед своей смертью, и что принесло её страшную боль.
– И как это всё исправить? Как Стынь снова закрыть от людей?
– Ледяные коридоры Стыни будут снова запечатаны, когда Любава покинет их.
– Я подумала, что её выманить из коридора может только её дочь.
– Любава никогда после своей смерти не перешагивала границы Стыни. Даже за дочерью она не рискнёт их пересечь.
– Тогда что нам нужно сделать? Может, есть какие слова, заговоры, чтобы вытащить её оттуда?
– Только не для таких, как она. Я тут вот что подумала. Нужно её увлечь игрой. Чтобы она безбоязненно шагнула из Стыни.
– Играть с Любавой? Она же чудовище! Вы сами сказали! – Я просто не верила своим ушам – Это что за игра должна быть такая, когда на кону будет стоять жизнь играющего с ней? Никто не может устоять перед её зовом! Я была в шаге от того, чтобы зайти вслед за ней. До сих пор у меня мурашки по коже бегут, как я вспомню это.
– Подожди, подожди! Я ведь не говорю, что надо идти в Стынь. Надо создать игрушечную Стынь, такую, которая будет похожа на её привычное место.
– Нам что, ждать зимы?
– Как знать! Может, придётся ждать зимы. Но, может, нам помогут зеркала? Она ведь видит вокруг себя бесконечные ледяные отражения, а зеркала так на них похожи!
– Но зеркала не могут придумывать отражения, они отражают только то, что находится перед ними.
– Да, но ты, наверное, слышала про зеркальный коридор? Девушки на святки ещё так раньше гадали. Зеркала размещают определённым образом, зажигают свечи, и перед смотрящим возникает бесконечный коридор.
Я задумалась. Сразу представила этот зеркальный коридор, я ведь тоже в молодости гадала так с подружками.
– Ну, предположим, этот коридор мы каким-то образом сделаем. – Сказала я – Но как мы её выманим из Стыни? Двери только в дождь появляются.
– Двери могут в любое время открыться, только в дождь она это охотнее делает. Но можно, на всякий случай, намочить стены провала. Она ведь чувствует, что дверь во дворе у Мани всё ещё открыта, она снова и снова возвращается к ней.
– А дальше что нам делать, когда она выйдет? Как нам отсечь Любаву от Стыни?
– Огнём. Только огнём. Должен вспыхнуть вокруг неё огонь, чтобы она не смогла больше вернуться в Стынь.
– Но сколько мы сможем поддерживать огонь? Когда-то он прогорит, и тогда она снова туда вернётся. Или нет?
– Стынь запечатается, как только Любава выйдет в зеркальный коридор, может и не сразу, но долго он не будет открытым. Любава – не часть Стыни, она случайный гость там, ей больше не откроется та дверь.
– И что после этого будет с ней?
– Когда Стынь закроется, исчезнет вход туда, тогда надо прочитать вам заговор на открытие пути для заблудшего. Сила великая в тех словах, и Любава полетит за ними. Слушай, милая.
Слова полились на меня откуда-то сверху, их будто говорила не Антонида, а чистый и светлый детский голосок:
Веско слово смред исходит
Да взметь от уст ваших
Сего ради ото всего зла
Испытающити его средьце
Камень бездушно смешти
Иже диавло не приблисть
Тогда шед един ото тобою
И свитильники гла кого иштите
Приде тьже маломошти к иси даль
Того умерши вне града погребоша
Радма плачете понеже
ваши того сотворити
Светом чловеков створи.
– А куда её приведут эти слова? – Спросила я.
– Туда, где домом ей будет покой. Где добрая рука ляжет ей на лоб и осветит заветным светом все тёмные закоулки её ума. Если это не поможет ….
– Тётя Оля! Меня за тобой послали, скоро темнеть начнёт. – Послышался невдалеке голос Дениски – С уточками разговариваешь?
Я махнула ему рукой и снова повернулась к Антониде, но её со мной рядом уже не было. Только осталась лежать на траве хворостинка, которую она держала в руках.
– И с ними тоже. – Ответила я.
Я смотрела, как утки выбираются на берег, а та уточка, у которой вывернута лапка, всё плавает и плавает кругами, не решаясь забраться на берег. Так природа значит бесстрастна? А ведь у каждого только одна жизнь. И у этой уточки тоже.
– Дениска, я сейчас узнала, что Любава была сумасшедшей.
– Ничего себе! – Дениска плюхнулся со мной рядом – А теперь она нормальная, или такая же?
– Она стала ещё более безумной.
– Так пусть она тогда и остаётся в своей пещере, она всё равно ничего не понимает.
– Нет, надо вытащить её из этого безумия.
– Тебе сказали, как это сделать?
– Да. Сегодня этим и займёмся. Но если бы ты сейчас не пришёл, я бы знала, что делать, если этот способ не сработает.
– Ты боишься?
– Ещё как! Но это надо сделать. Жалко девчонку. Она там ходит по ледяным пустым коридорам, а вокруг неё ледяные зеркала, в каждом из которых застыл людской страх.
– Это что за место такое?
– Стынь. Место, где остаются человеческие страхи.
– А как она там очутилась?
– Трагическое стечение обстоятельств. Здесь со мной только что сидела Антонида. Она мне всё это и рассказала. Ну что, пошли, зеркальный коридор в провале делать, Любаву в него выманивать. И опять жечь костры.
– Я с тобой буду, не бойся! Даже если папа будет против, всё равно с тобой пойду.
– Папа твой тоже с нами будет, и Алексей Александрович тоже. И вообще, все, кто захочет нам помочь, мы всех возьмём с собой. А сколько сейчас времени?
– Восемь.
– Ого, Антонида правильно сказала, время пролетает, как стрела.
Возле дома Марии Кондратьевны нас ждали Сакатов, Илья и Наталья Михайловна. В доме всё ещё стоял запах свечей, и было так пусто, как бывает пусто, когда хозяева покидают свой дом. Там за столом сидели Иван Дмитриевич и Валентина Тарасовна. На столе лежала новая деревянная рука. После того, как я рассказала о разговоре с Антонидой, Сакатов первым делом меня спросил:
– А вдруг, после последней неудачи, Любава долго ещё не захочет появиться?
– Дверь не закрыта, Любава ждёт. Так что мы просто поможем ей решиться выйти, когда намочим стены провала. А может, дождь пойдёт, небо всё в облаках.
– Тогда надо торопиться. – Сказал Иван Дмитриевич – Нам ещё коридор из зеркал делать. Как его делать-то? Ты, Валентина, гадала перед зеркалом в молодости?
– Гадала, вроде. – Ответила Валентина Тарасовна – Дак, когда это было, я теперь уж и не помню, что мы там делали.
– Ничего сложного. – Дениска положил перед Иваном Дмитриевичем свой телефон – Вот, я запрос сделал про зеркальный коридор. Смотрите.
– Да что его смотреть, зеркала там на столе стоят, и маленькие они! – Иван Дмитриевич отодвинул телефон – Зовите опять Ваську, надо все зеркала собрать, да к провалу везти. Иди, Наташа, к нему, пусть машину свою заводит. Я пойду, доски подберу, на каких крепить зеркала будем.