Ледяные отражения

– Так может надо на зеркала нанести имитацию изморози белой краской? – Спросил Илья – Она же живёт в зимнем коридоре, и зеркала там ледяные, значит не такие чистые.

– Или тот коридор в Стыни совсем не так выглядит? – Дениска зевнул, и потёр глаза – С чего мы решили, что зеркала там вдоль стен расположены? Может, они висят там на потолке или на полу стопочками лежат?

– Короче, у нас неделя, чтобы точно определиться с зеркальным коридором, и чтобы узнать всё про договор с птицами, и … – Сакатов тоже зевнул – Самое главное, это чтобы нашу Наталью Михайловну в ту дверь не затащили.

– Она завтра уже уезжает из Шумилово, а сегодня с ней Аня. – Успокоила я его.

Всю остальную дорогу мы все спали, кроме Ильи, конечно. Я проснулась только тогда, когда Илья остановился возле моего подъезда. Дениски в машине уже не было, видимо, Илья его первого отвёз домой. Рядом со мной сладко посапывал Сакатов, я не стала его будить, махнула на прощание Илье, и пошла досыпать уже к себе на диван. Конечно, на следующий день я вышла с красными от недосыпа глазами, еле отработала смену, и сразу после работы, в восемь вечера легла спать. В девять часов меня разбудил звонок Сакатова. Голос у него был бодрый, конечно, он ведь не работает, наверное, весь день проспал и только что проснулся.

– Оля, мы всё правильно делали! – Торжествующе начал он.

– Сакатов, я уже сплю! – Остановила я его – Давай завтра об этом.

– Я буквально два слова тебе только скажу, и снова можешь спать дальше. Ты понимаешь, она никогда добровольно и не выйдет из каменной стены!

После этих его слов, сон с меня сразу слетел. И чему он тогда радуется? Меня просто бесит, когда он начинает профессорским тоном говорить загадками. Он тем временем радостно продолжал:

– Тебе надо просто поймать её отражение в зеркале, и не отпускать его! Ей вовсе и не обязательно выходить в коридор, ты поняла?

– Нет. – Честно призналась я. – Как я не отпущу в зеркале её отражение?

– Ну ты что, просыпайся! Соображай!

– Слушай, или ты говори дальше, или я положу трубку. – Пригрозила я.

– Ладно, не кипятись. Она с тобой из камня разговаривала. Да?

– Да. – Согласилась я – Нет.– Тут же поправилась я – Она со мной из коридора разговаривала, камень исчез.

– Исчез, не исчез, откуда мы знаем! В любом случае, понимаешь, какое у неё должно быть тело, чтобы сто лет в стуже жить, в смысле в Стыне, а потом через камень появляться на его поверхность?

– Какое?

– Никакое! Она везде одинакова будет. И в тёмном пятне, и в камне, и в коридоре, и в отражении зеркала. Она везде одинакова! – Снова повторил он – Вернее не так. Правильнее будет сказать, что она существует везде, где отразится. И это всё будет она в её теперешнем состоянии. В Стыни место такое, особенное, там ничего не материально! Ты могла сразу же начинать читать тот ритуал, когда она отразилась в зеркале, и слова твои, также бы подействовали на неё, как если бы она вышла из своего холодного коридора и стала напротив тебя. Самое главное – это тебе самой увидеть её отражение.

– Я почему-то, Сакатов, больше Антониде верю. А она сказала, что Любава должна выйти из Стыни. И ещё. У Любавы не было никакого отражения, только красные горящие глаза.

– Ну, не знаю. – Сразу сник он – Что-то я об этом не подумал. Ладно, спи, я ещё раз с Аней переговорю, может я не так что понял.

– И позвонишь ты мне в следующий раз не раньше завтрашнего утра, понял? И ещё, раз уж ты будешь говорить с Аней, то спроси, а как такое может быть, что чёрные лапы, которые являются частью ледяных отражений, и тоже вроде бы не должны быть материальными, раз они заключены в коридоре в зеркалах, вполне себе материальны, когда появились в провале. Материальны настолько, что смогли схватить и потащить в свой тоннель зеркало. Я это своими собственными глазами видела. А ещё одна такая лапа меня в прошлую ночь схватила за плечо и тоже потащила в тоннель. Холодная такая лапа, когтистая, и я почувствовала её силу. Что-то в вашей теории с Анной явно не сходится.

– Так может это потому, что чёрные лапы и Любава две совершенно разные субстанции? Всё-таки лапы являются законными жителями Стыни, а Любава только гостья, причём незваная гостья, самовольная. И эти самые лапы Стынь питает своей энергией, и в то же время сама питается от них. Вот такой у них сложный симбиоз получается. Стынь же собирает различные страхи, ей зачем-то они нужны, мы ведь об этом с тобой уже говорили. А раз нужны, значит, повторюсь, Стынь их поддерживает своей энергией.

– Всё, давай дальше ты будешь рассуждать сам с собой, а завтра мы с тобой всё обсудим, что тебе, в результате твоих измышлений ещё в голову придёт. – Я отключила телефон, но сладкий сон был уже безвозвратно потерян.

Я ещё покрутилась немного, но после слов Сакатова всё ещё больше смешалось в моей голове. В итоге я уснула только после двенадцати, а последней моей мыслью было, что Любава слеплена из снега, поэтому она и боится огня.

Глава 7. Гавран

За эту неделю Сакатов выдвинул десяток версий и догадок о том, как существует в Стыни Любава, как она проводит своё время, и зачем её всё время тянет к людям. Я тоже об этом думала, а потом вспомнила слова Антониды, что не все двери надо открывать, и не всякую тайну дано нам узнать. Конечно, так себе, утешение, но сработало. В среду ко мне в гости напросился Сакатов с очередным неотложным сообщением.

– Оля, помнишь, там, в провале, я с собой книжицу одну взял, да только не получилось у меня тебе её прочитать.

– Ну да, ты же заснул!

– Нет, меня околдовали, а это не одно и то же. – Возразил он – Мне очень хочется, чтобы ты это услышала. Очень интересно. – Он надел очки и открыл мягкую затёртую обложку – Кто автор не скажу, так сказать, чтобы сохранить интригу, сначала послушай, потом свои версии озвучишь.

– Ты?

– Ну, спасибо, конечно, но я ведь сказал, после того, как услышишь, тогда и будешь гадать. Слушай. На окраине Свердловска, а тогда наш город именно такое название носил, рядом с железной дорогой, напротив небольшой станции, стояли два старых дома. Жили там две семьи. Одна семья была многодетной. Супруги ещё молодые были, оба работали, детишки их, пока родители были на работе, были под присмотром пожилой пары, бездетной, которая жила в том, другом, доме. Жили обе семьи между собой дружно, помогали, чем могли, друг другу. У обеих семей были большие огороды, а пожилые люди, к тому же, ещё и курочек держали. У молодой пары было два мальчика и девочка. Старший мальчишка, Петя, очень смышленый был, к технике тянулся, машины любил, только, к сожалению, машины у его родителей тогда ещё не было, зато были велосипед и мопед, тарахтелка такая, старая-престарая. Вот он вечно и чинил их под присмотром Ивана Ивановича, так звали их пожилого соседа. Так вот, подобрал как-то Иван Иванович воронёнка возле железной дороги. Как уж он оказался там, непонятно, только был он весь в солидоле, это технический вазелин, все перья слиплись, видимо ещё и наглотался он его. Сначала Иван Иванович отнёс воронёнка к лесу, и несколько раз попытался подсадить его на дерево, чтобы на земле не оставлять, но потом увидел, что у него, к тому же, сломана лапка, поэтому он не может держаться за ветку. Пожалел его Иван Иванович и взял домой. Радости ребятишек не было предела, они первым делом почистили ему перышки, после чего он забился в самый угол картонной коробки, но, видимо, был очень голодным, поэтому набросился на хлебные кусочки и на воду. Понемногу воронёнок освоился. Его назвали Тузик, потому что он иногда лаял, как собачонка. Всех людей он делил на «своих» и «чужих», и когда ребята приводили своих друзей показать воронёнка, он сразу забивался в свой угол коробки, нахохливался, или вставал в боевую стойку, из-за чего выглядел смешно, и громко каркал. Но протягивать руки к нему чужие ребятишки не рисковали, он одному уже клюнул разок по пальцу, мал-мал, да постоять за себя мог. Особенно он привязался к Пете и Ивану Ивановичу, выбрал их из всех остальных, и всячески высказывал им своё расположение. Случай один смешной был. Сидят вечером обе семьи на веранде у Ивана Ивановича, чай пьют, разговаривают. Тузик к тому времени подрос, лапка зажила, летал по окрестностям, но от дома далеко не улетал. А Петя уже втайне от родителей со своими друзьями покуривал, но конечно, отца боялся, поэтому родители об этом даже не догадывались. Так вот, Тузик залетел на веранду, сел на плечо к Пете, и папироску перед ним положил. Вот так он позаботился о своём друге. Во́роны вообще очень сообразительны, у них развито ассоциативное мышление, и знаешь, не зря воронов люди выделяют среди всех других птиц, у них есть способность предугадывать события. Даже такое выражение существует – «ворон-вещун». И в сказках вороны тоже не последнюю роль играют, особенно их любят помещать рядом с колдунами и ведьмами. Иван Иванович по случаю купил старый запорожец, который до этого много лет ржавел у одного нерадивого хозяина, и они с Петей занимались тем, что сначала его разобрали, все детали перебрали, что-то заменили, что-то отремонтировали, и начали заново его собирать. Иван Иванович всю свою жизнь проработал машинистом поезда, и у него опыт на это дело хороший был. Конечно, поезд, это не запорожец, но принципы одного самодвижущегося механизма, более-менее идентичны принципу работы другого самодвижущегося механизма. У Ивана Ивановича был деревянный просторный сарай, который он называл «гаражом», он туда провёл электричество, у него там стояли кое-какие станки для обработки деталей, которые он тоже сам собрал из подручных материалов, так что работа по восстановлению автомобиля продвигалась у них неплохо. Петя каждую свободную минуту бежал в гараж, так его захватила мечта о том, что он сможет сам водить машину. Ну и, конечно, Тузик постоянно крутился возле них. Правда, хлопот от него было больше, чем пользы. То одну детальку умыкнёт, то другую, то шуруп какой схватит, то отвёртку. Далеко их не прячет, но всё равно, времени на их поиск приходилось тратить немало. Или схватит что, отлетит, а потом, когда Петя или Иван Иванович начнут у него это отбирать, бросит это на них сверху. Поэтому иногда Иван Иванович его бесцеремонно прогонял из гаража, и дверь прикрывал, чтобы не мешал работать. В ответ на это Тузик начинал каркать на всю округу, так он высказывал своё возмущение. И вот, в один из таких дней, когда Тузик особо рьяно начал таскать из-под руки Ивана Ивановича инструмент, тот его выгнал из гаража и дверь закрыл. А они в то время уже собрали почти свою машину, и она стояла у них на брусках, новые колеса ещё не купили к ней. Иван Иванович залез под неё, крутит там что-то, Петя ему инструменты подаёт. А Тузик, как с ума сошёл – кидается на двери гаража, молотит по ним клювом, кричит. И зацепился-таки он клювом за скобу и приоткрыл дверь. Сразу же спланировал к Ивану Ивановичу и клюнул его в коленку. Иван Иванович от боли взвыл, вылез из-под машины, и только хотел хулигана снова из гаража выкинуть, как позади него раздался страшный грохот. Он обернулся – а это машина упала, брусок один подломился под ней, как потом они выяснили. Если бы Иван Иванович не вылез из-под неё – всё, раздавила бы его машина, или покалечила. После этого Иван Иванович очень пересмотрел своё отношение к Тузику. Но этот запорожец всё-таки принес несчастье в семью, и даже не помогло предупреждение Тузика. А дело было так. К Новому году машина уже была на ходу. Первый раз Иван Иванович с Петей прокатились на ней вокруг их домов, потом они съездили на ней до магазина, потом подальше начали выезжать. Был у машины единственный недостаток – холодная. Как не бился Иван Иванович с печкой, никак она не хотела греть салон. Вот он и решил съездить в автомастерскую, чтобы профессионалы печку настроили. Утром Петя ушёл в школу, а Иван Иванович выгнал свою ласточку из гаража, ну и ходит вокруг неё, ждёт, пока мотор разогреется. А Тузик всегда провожал Петю до школы, а потом летал рядом с ней, ждал, когда у Пети уроки закончатся. А в то утро прилетел он во двор сразу же, как только проводил Петю до школы, сел на ворота гаража и каркает, посмотрит на Ивана Ивановича, и опять начинает каркать. Иван Иванович скатал небольшой снежок и кинул в него. Тузик отлетел от гаража, подлетел к дому и давай стучать в окно. Ирина Васильевна, жена Ивана Ивановича, вышла к ним, посмеялись они с Иваном Ивановичем, что Тузик на него жалуется. А Тузик то к ней подлетит, то к Ивану Ивановичу, и тревожно так каркает. И, только Ирина Васильевна собралась в дом заходить, он со всей силы как стукнет по оконному стеклу, оно и разбилось. Иван Иванович, понятно дело, рассердился на Тузика, замахал на него, отогнал от дома. Ирина Васильевна говорит Ивану Ивановичу, чтобы он сначала стекло заменил в раме, а потом уже по своим делам ехал, но тот ни в какую, говорит, машина прогрелась, приедет он из автомастерской, тогда и заменит сломанное стекло. Пошёл он к машине, а Тузик пролетел мимо него, и крылом его шапку скинул в снег. Но как ни старался Тузик не пустить Ивана Ивановича, тот всё равно сел в машину и поехал. А вернулся домой уже только в гробу. Машину пригнали во двор через несколько дней, уже после похорон, всю искореженную, поставили к воротам гаража. Так Тузик её постоянно молотил своим клювом, провода из фар выдернул, весь кузов был в следах от его клюва. Вот такой у него был дар предвиденья.

– А потом что было с этим Тузиком? Он так и жил у них?

– Да, жил. А дальше события были ещё невероятнее. Из- за чего меня и заинтересовала эта история. Ирина Васильевна как-то возвращается домой из магазина, Тузик уже возле крыльца сидит, она дверь открывает, он за ней залетает, летит к столу, она слышит, что-то стукнуло по столу. Поворачивается – а там ключ от их дома, и брелок на нём – собачка железная, с длинным туловищем. А такой брелок был на ключах Ивана Ивановича, и ключи эти нечаянно вместе с пиджаком окровавленным выбросили, когда Иван Иванович погиб. А к тому времени уже почти год прошёл, про ключи уже и думать забыли. Ирина Васильевна без сил опустилась на стул рядом со столом, взяла эти ключи, сжала их и проревела весь вечер. А Тузик сел на стол и смотрел на неё, и Ирина Васильевна говорила потом, что видела, как из глаз у него слезы катились. Где он выкопал эти ключи, никто так и не понял. Петя, правда, предположил, что ключи эти Тузик из кармана у Ивана Ивановича накануне его последней поездки вытащил, да этого никто не знает. А потом ещё случай был. Ирина Васильевна моет полы в доме и вдруг слышит: «Патя! Патя!» Она даже тряпку из рук выронила. Так её когда-то называл Иван Иванович, у неё девичья фамилия была Патьева, и её в школе «Патей» ребята дразнили, а они с Иваном Ивановичем вместе учились, вот он её всю жизнь так и называл. Поворачивается она, а Тузик сидит и смотрит на неё. Так и повелось потом, как Тузик есть захочет, так сразу начинает вокруг неё ходить и выкрикивать: «Патя! Патя!» А потом Петиным родителям дали новую квартиру на Сортировке, они переехали из старого дома, и Ирина Васильевна осталась одна, без соседей. Петя частенько заглядывал к ней, помогал по хозяйству, так посидят, поговорят, Ивана Ивановича вспомнят, и родители Петины тоже к ней приезжали, не забывали её прежние соседи. Ирина Васильевна сначала боялась, что одна осталась, рядом ни одной живой души, да Тузик оказался хорошим сторожем. Как только услышит, кто рядом проходит, начинает лаять, как собака. И не раз прогонял незваных гостей – так сверху налетит, что мало не покажется, клюв-то у него, как каменный, если клюнет, так может и черепушку пробить. А когда похоронили Ирину Васильевну, а это было после смерти Ивана Ивановича лет через десять, Тузика больше никто не видел. Он до кладбища всё летел за гробом, и когда гроб закопали, он сел на памятник, и сидел так. Все ушли, а он остался.

– Какая преданность! – У меня навернулись слёзы – Теперь я к во́ронам совсем по-другому буду относиться.

– Так я к чему тебе это рассказал. Вот, мы, люди, часто выносим свой вердикт – злой волк, жестокий медведь, или, например, ворон. Но это ведь не так. Они дети природы. В них её мудрость. А вот человек, именно он и неразумен, его чувство вседозволенности попирает все мылимые и немыслимые границы своих соседей по матушке-земле. Животные и птицы ведь тоже такие же хозяева на земле, не только человек. Вернее, мы все дети одного создателя, нам всем дали этот дом. Надо с уважением относиться к своим младшим братьям.

– Сакатов, ты меня можешь не уговаривать, я тоже хочу дать свободу Гаврану. Ты узнал у Ани, можно ли расторгнуть этот нерушимый договор с ним?

– Любой договор можно расторгнуть.

– Как-то неуверенно это прозвучало. – Засомневалась я.

– Да потому что Гавран только может нам помочь его расторгнуть, ведь у него находится другая половинка заклада, она у него к крылу привязана, без этого ничего не получится! – С отчаянием в голосе сказал Сакатов – Но что хорошо, так это то, что он ведь уже один раз попробовал расторгнуть договор.

– Ага, убив двух людей! Нет, на такое мы не можем пойти. – Твёрдо сказала я – Как бы меня не прослезил твой рассказ, отнимать жизни мы не будем.

– Оля, есть и другой способ, да только Гавран очень зол на Валентину Тарасовну и её мать с тёткой, поэтому он именно такой сценарий расторжения договора решил воплотить.

– А какой ещё есть способ?

– Странный есть способ. Поговорить надо с Гавраном.

– То есть ты предлагаешь убедить его в том, что мы хотим ему дать свободу, но чтобы никто не пострадал от этого.

– Примерно так.

– Так кто написал книжку про Тузика? – Спросила я.

– Вообще-то эта книга не про Тузика, и это серьёзная книга, про рефлексы у животных, и её написал мой хороший друг Саша Вышинский, ты его знаешь, он нам про змей рассказывал. Это он вместо вступления написал, и это его семья жила рядом с Иваном Ивановича, и Петя – его старший брат. Я думал, что ты догадаешься.

– Ну вот, не догадалась. А в остальном как у нас дела? Зеркальный коридор будем строить?

– Будем. Если в деревне зеркала остались. И знаешь, у меня тут есть одна задумка про то обратное зеркало. А если мы попытаемся с помощью него обмануть те чёрные лапы?

– А что у лап есть глаза?

– У лап нет, но у тех, чьи это лапы, наверняка есть.

Потом мы с ним договорились, что зеркала из дома возьмём, попросим только, чтобы Василий приехал на своей грузовой машине за ними в город. Но с зеркалами тоже небольшая проблемка образовалась. У меня только одно зеркало, на дверке шкафа-купе, я конечно готова им пожертвовать, но из одного зеркала коридор не сделаешь. У Сакатова полно зеркал, но его мама не хочет даже слышать, чтобы мы их забрали, даже одно, которое у них без рамки висит в узком коридоре между его кабинетом и большой комнатой. Илья нам наотрез отказался отдавать своё большое зеркало из прихожей. Сакатов предложил поездить по городским свалкам, но тут уже мы оба с Ильёй отказались. В итого мы всё-таки вызвали Васю из деревни, и погрузили на него три зеркала. Первое зеркало мы взяли у меня с работы, из аптеки, к огромному неудовольствию Наташи. Оно было большое, и, самое главное, оно было на деревянном подкладе, то есть, мы его спокойно могли закрепить на мольберте в провале. Второе зеркало Илья взял у своего друга из гаража, оно было старое, со всех сторон у него были сколоты бока, но оно было в высоту больше метра, как раз то, что нам и надо было. Третье зеркало Сакатов взял из дома, клятвенно пообещав Лидии Афанасьевне вернуть его в целости и сохранности.

Сакатов с Василием в пятницу вечером уехали с зеркалами на Газельке в Шумилово, а мы с Ильёй в восемь утра встретили из Перми Наталью Михайловну и тоже поехали туда.

– Ольга Ивановна, я вспомнила ещё кое-что, что мне бабушка рассказывала. – Наталья Михайловна порылась в сумке и достала небольшой деревянный гребешок – Наверное, он очень красивый когда-то был. Посмотрите, здесь остались следы от мелких камушек, которыми был он украшен. Сейчас вон уже не все зубчики остались, затёртый весь. Я его нашла у бабушки в коробочке, когда у неё гостила летом, и она разрешила мне его взять поиграть, а потом я его домой забрала, сама не знаю почему, видать понравился очень. Мне тогда всего лет семь или восемь было. Я думала, что его давно уже выбросила, а приехала домой из Шумилово, и вспомнила про него. Оказалось, что он у меня с тех пор всё так же и лежит в старых вещах.

– Это ваша семейная реликвия, наверно. – Я взяла гребешок в руки.

Да, странно, что Наталья Михайловна его до сих пор не выбросила, уж больно непрезентабельно он выглядел. Дерево было грязно-чёрное, всё затёртое, десяток зубчиков выломаны, а оставшиеся все разной длины. Наталья Михайловна, поймав взгляд, которым я посмотрела на гребешок, улыбнулась и ответила:

– Этот гребешок, мой дед, когда ещё был маленьким мальчишкой, подобрал как раз в тех самых Выдерцах, в которых когда-то жила Любава. И отдал моей бабушке, которая тоже ещё была маленькой. Вот так он и оказался у бабушки.

– Это уже интересно. А что вам Мария Кондратьевна про него говорила?

– Всё дело в том, что когда бабушка прибежала домой с этим гребешком, её мама, узнав, откуда он, отобрала его и в печку бросила. Но печка была не затоплена, и бабушка дождалась, когда её мама отвернётся, вытащила гребешок и спрятала за наличник в окне, чтобы никто его не нашёл.

– А почему её мама отобрала этот гребешок, чем он ей не понравился?

– Сейчас расскажу. Когда уже бабушка постарше стала, и совсем думать забыла про этот гребешок, он снова всплыл, когда старые рамы в доме меняли. Бабушкина мама, как увидела его снова, посадила перед собой бабушку и сказала, что нельзя его в доме держать, что этот гребешок когда-то сослужил очень плохую службу одной девушке. Ей этот гребешок, только он тогда был новый и дорогой, подарил один нехороший человек. А потом он довёл её до погибели.

– Этот нехороший человек, судя по всему, Родимцев Терентий, отец Ксанки и Галины. – Я посмотрела на этот гребешок уже внимательнее – Значит, вот он какой подарок Любаве приготовил. А откуда это узнала мама Марии Кондратьевны?

– Так ведь деревня, все всё обо всех знают. – Пожала плечами Наталья Михайловна – Я не знаю, как моей бабушке удалось сохранить этот гребешок, а теперь я не понимаю, почему она мне разрешила с ним играть. Сама говорила, что он нехороший.

– Какой-то заколдованный гребешок. – Согласилась я – Сначала его находят на развалинах Выдерцев, потом непонятно почему он оказывается у Марии Кондратьевны, а потом у Вас. И Вы за столько лет его не выбросили. Странно. Никакой такой ценности в нём нет, чтобы сто лет его хранить.

– Сама не знаю, как получилось так. А может потому, что он на самом деле непростой. Ольга Ивановна, а может, мы его положим на зеркало, и Любава за ним выйдет? Наверное, он когда–то был ей очень дорог.

– Не верю я в такие подарки судьбы. – С сомнением ответила я – И потом, этот гребешок может и не принадлежать Любаве. Такие гребешки раньше на каждой ярмарке в каждом лотке продавались. Как мама Марии Кондратьевны могла видеть его на Любаве? Видеть, запомнить и узнать, когда он был уже весь переломанный?

– Не знаю. Я ведь про него бы и не вспомнила, если бы Иван Дмитриевич не рассказал про трагедию, которая произошла в Выдерцах. Вот я и вспомнила, почему знаю это название – Выдерцы. Из-за этого самого гребешка.

Сакатов, когда мы приехали в Шумилово, и я показала ему гребешок, а потом ещё и Наталья Михайловна повторила свой рассказ, сразу же воспрял духом:

– Вернуть Любаве! Однозначно! – Он потряс рукой с зажатым в ней гребешком – Оля, ты поняла? Не простая эта вещь. И, наверняка, была очень дорога Любаве. Наталья Михайловна, вы молодец, что сохранили его. Теперь я уверен, что у нас всё получится.

Иван Дмитриевич тоже за эту неделю зря время не терял и ещё раздобыл два зеркала. Из провала он не стал убирать осколки зеркал, сказал, что теперь они такие же проклятые, как и камушки, поэтому пусть там и лежат.

Мы все разместились в доме Марии Кондратьевны, вернее, теперь уже в доме Натальи Михайловны. К нам сразу пришла Валентина Тарасовна. Они, похоже, так и не помирились с Иваном Дмитриевичем, так как сели по разным сторонам стола, и не обращались друг к другу напрямую, а если и обращались, то, как будто в пустоту говорили. Гребешок всех очень заинтересовал, но, как и я, и Иван Дмитриевич, и Валентина Тарасовна, очень сомневались, что он когда-то принадлежал Любаве.

– Эти Выдерцы были подчистую спалены, я сам прочитал об этом, откуда тогда этот деревянный гребешок появился? И что, там только Любава с волосами была? Ещё там полно баб было. – Сомневался Иван Дмитриевич – Конечно, к зеркалу его можно приклеить, вреда не будет, да только проку от этого тоже не будет. Только клей зазря переведём.

– А вот мы и посмотрим! – Не сдавался Сакатов – Оля, может у тебя получится развеять наши сомнения? Иди с гребешком, погуляй, посиди, подумай. В прошлый раз, когда ты пошла прогуляться, ты Антониду встретила.

– Хорошо, прогуляюсь, только мы ведь сначала хотели разобраться с Гавраном. – Напомнила я.

– А что с ним разбираться? – Встрепенулась Валентина Тарасовна – Он после той ночи больше здесь не появлялся. Зачем лишний раз его беспокоить?

– Так Вы хотите, чтобы договор с Гавраном был расторгнут? – Спросил Сакатов – А без него этого не сделать. Так что Вам придётся его вызвать. И лучше сейчас, так как если мы сегодня ночью хотим снова Любаву вызывать, нам эти защитники там не нужны. Опять всё переколотят. И ещё, я настаиваю, чтобы Ваше обратное зеркало самое первое мы поставили, прямо перед Любавой, чтобы те чёрные лапы обмануть.

– Ставьте хоть куда, не жалко. – Махнула рукой Валентина Тарасовна – Да только моё зеркало тоже не простое, кто его знает, что оно покажет этой Любаве.

– Вот и хорошо, что не простое, может именно оно всех этих отмороженных заинтересует. – Поддержал Сакатова Илья – Наверняка, у них нет таких диковинок. Хоть развеселим. Потом ещё билеты на него продавать будем!

– Да-да! – Кивнул Сакатов – Так с чего начнём? С Гаврана?

– А что мы ему скажем? – Спросила я – Ты хоть нас сориентируй. Ты же ничего ещё конкретного не сказал, что мы от него хотим?

– Я думаю, что мы так и скажем, что хотим, чтобы договор прекратился.

– И?

– Что «и»? – Сакатов возмущённо посмотрел на меня – Мы же этого хотим? И он этого хочет.

– Тогда не мы ему это скажем, а должна это ему сказать Валентина Тарасовна! – Я посмотрела на неё и сказала – Валентина Тарасовна, Вам надо самой поговорить с Гавраном, это же Ваш договор. Он никого больше из нас не знает, и вряд ли будет общаться с нами.

– Он мне уже говорил один раз, что надо сделать. – Буркнула Валентина Тарасовна.

– Оля, ты тоже будь рядом с Валентиной Тарасовной. – Сказал Сакатов – Гавран птица не обычная, и твои способности очень даже могут пригодиться. Скажешь, что так и так, Валентина Тарасовна тогда была неразумным ребёнком, её разрешения на проведение этого обряда никто не спрашивал. Ну что, учить тебя, что ли, надо? Сообразишь, поди.

– Надо отдать ему его перья. – Сказала Наталья Михайловна – Вдруг этого будет достаточно?

– Или он отдаст вам свою часть заклада. – Сакатов одобряюще посмотрел на меня – Именно ими же скрепили клятву.

– Если не получится, тогда, Валентина, сегодня с нами не пойдёшь, дома останешься, а то опять зря всё будет. – Вставил Иван Дмитриевич, не глядя на Валентину Тарасовну.

– Я и не хочу с вами снова идти. – Парировала она – Да только если вы моё зеркало возьмёте, то птицы и без меня его разобьют.

– Ну всё, значит договорились. – Подытожил Сакатов – Сейчас прямо пойдёте?

Я посмотрела на Валентину Тарасовну. Она, поджав губы, смотрела в окно. Мы сидели и ждали. Вдруг она повернулась ко мне и кивнула на окно:

– Вот, не вспоминай лиха! Прилетел.

Я бросила взгляд в окно и увидела, что на её воротах сидит Гавран, и не просто сидит, а смотрит внимательно на наши окна. До чего же у него тяжёлый взгляд, аж мурашки по коже.

– Ну что, пошли. – Вздохнула Валентина Тарасовна и поднялась – Только мне надо зайти домой и перья взять.

– Он что, мысли читает? – Удивился Илья – Или слышит, когда о нём говорят?

– Похоже, и то, и другое. – Я пошла вслед за Валентиной Тарасовной.

Мы прошли с ней мимо сидящего Гаврана, но он даже не повернул к нам головы, словно застыл. Я осталась у крыльца, а Валентина Тарасовна зашла в дом. Гавран резко подпрыгнул, и, хлопнув своими чёрными, отливающими синевой на солнце, крыльями, перелетел во двор и сел на низенький заборчик, отгораживающий двор от огорода. Он пролетел от моей головы совсем близко, я вздрогнула, и инстинктивно вжала голову в плечи. Мне показалось, наверное, но после этого он на меня посмотрел каким-то победным взглядом, словно показал мне своё превосходство. Я тоже посмотрела на него. Чёрт побери! Я просто не верила, что это птица. Такое впечатление, что сейчас он встряхнётся, и превратится в человека. Даже не в человека, а в колдуна. В голове у меня тут же послышался смешок. Это Гавран. И, без сомнения, он колдун.

Из дома вышла Валентина Тарасовна, в руке она держала пучок связанных чёрных перьев. Гавран перебрал лапами, словно в нетерпении.

– Хочу освободить тебя от клятвы. – Тихо сказала Валентина Тарасовна – Никому она теперь и не нужна. Ни тебе, ни мне. Мне она вообще никогда не нужна была, я ведь к тебе и не обращалась никогда. Прости мою мамку и тётку, они ведь тоже от отчаяния к тебе обратились.

Гавран, не мигая, смотрел на меня. Он словно бы и не слышал, что говорила ему Валентина Тарасовна. У меня опять по коже пробежал холодок. Чёртова деревня! Как только я приезжаю сюда, я обязательно чего-то боюсь. И тут я услышала в своей голове голос Гаврана:

– Я вижу то, на что он смотрит. Я всё вижу его глазами. Вот уже много лет. Он летает по холодному подземелью, не может найти выхода. Я не могу ему помочь.

Я почувствовала в его словах такую боль, что у меня перехватило дыхание. Гавран страдает, от много лет страдает оттого, что воронёнок залетел за дверь! Снова раздался его голос:

– Нет оправдания той жестокости, на которую пошли люди, чтобы спасти свои жизни. Я знаю, что вы хотите освободиться от клятвы. Нет, я не произнесу слов отказа. Вы хотите освободить из подземелья нежить. Нет, я не пущу вас к ней.

– Ты хочешь, чтобы мы помогли воронёнку вылететь из пещеры? – Так же мысленно спросила я его.

– Он уже мёртв, только это не та смерть, которая достойно приходит к нам, забирая с собой и оставляя грусть в сердцах близких. Он теперь такая же нежить, как и все там, в той холодной сверкающей бездне, и нет ему покоя. И нет покоя мне, потому что я своим сердцем последовал за ним.