Я разжимаю онемевшие пальцы, медленно выдыхаю и заставляю себя открыть глаза. В ушах всё ещё стоит звон разбитого стекла, отголоски напуганных голосов гостей… Они знают? Знают, что это сделала я? Моя тайна раскрыта? Беды не миновать?

Сколько раз мне бабушка говорила, что я не имею права выходить из себя? Её советов не счесть! Нельзя мне никому показывать свой дар, а точнее проклятье! И пользоваться им нельзя, чтобы не привыкнуть. Скрывать, сдерживать, молчать – вот моё жизненное кредо.

И что же? Я поставила свою жизнь, жизнь госпожи и её семьи, жизнь моей маленькой сестрёнки, под угрозу из-за того, что всего лишь на мгновение пустила в своё сердце отравляющее чувство ревности? Ревности, на которую и права-то не имела!

– Успокойтесь, дорогие гости, – разносится по залу властный и спокойный голос Короля. – Такое иногда случается из-за сильного ветра.

Я перевожу взволнованный взгляд на мужчину и вздрагиваю от страха, ледяными иголками вонзившегося в позвоночник. Он смотрит прямо на меня! И пусть остальные, кажется, и не думают о моей причастности к случившемуся, но Король… Король точно знает, что это сделала я!

Мне конец.

Боги! Я знаю, вы давно в забвении, в вас никто не верит и не принимает всерьёз, но, молю, помогите мне! Не ради меня. Нет. Ради моей сестры. Она не должна пострадать из-за моего глупого сердца!

Глава 1

Боги! Какой же душный день! Просто невыносимо. И из-за этой духоты я двигаюсь, как сонная муха: мне полагалось почистить этот бесовый камин ещё полчаса назад!

Я отставляю веник и передником протираю лицо от пота: на серой ткани остаётся след от сажи, которую я сегодня утром кропотливо наносила на лицо. Но что уж… Измажусь по новой, как только заменю поленья.

Давай, Ив, пошевеливайся!

Вновь подхватываю веник и опускаюсь коленями на мраморный пол, сгибаясь в три погибели, чтобы дотянуться до каждого уголка камина и смести из них золу. Да так и замираю в неудобной позе, удерживая руку с веником на весу, потому что двери в малую гостиную распахиваются с громким стуком, а затем слышится и голос самой госпожи. Младшей из двух.

– Я вас умоляю, дорогие подружки! Только вы и можете быть беспечны по этому вопросу, потому что не обладаете той красотой, которая по воле злого рока досталась мне, несчастной!

Ясно. Всё о том же по десятому кругу.

– Но Глафира, но милая, – щебечет одна из двух её подруг, – возможность стать Королевой и не должна предоставляться девушке, которая не может сравниться с тобой! О, ты только знала бы, как я сама жалею, что Боги не наградили меня хотя бы каплей той красоты, которой обладаешь ты, дорогая! И Агафья жалеет о том же! Верно, Агафья?

– Безусловно! – поддакивает вторая.

А я решаю расслабиться и как можно тише закончить с уборкой. Им в свете последних событий не будет дела до какой-то нерасторопной служанки. Я надеюсь.

– Но, а как же все эти слухи о Короле? – вопрошает девушка, удручённо опускаясь на софу у окна. – Вы предлагаете мне закрыть глаза на то, что рядом со мной, красавицей, будет чудовище?!

– Но ты же сама говоришь, что это слухи, Глафира! – всплёскивает руками её подружка. – Я уверена, что их распускают твои соперницы! Распускали во все времена! Чтобы достопочтенные девушки, вроде тебя, сомневались в своих силах. Чтобы они делали глупости, избегая Королевского отбора! Умоляю, не нужно делать глупости, Глафира!

– В том и дело, что ни одной глупости в голову не приходит, – ворчит высокородная девица. – Похоже, я слишком умна для них.

Я не сдерживаюсь: тихонечко усмехаюсь. Красивая и слишком умная для глупостей – а мнение-то госпожи о себе растёт! Я продолжаю улыбаться, аккуратно пятясь задом из жерла камина, и, только потянувшись за совком, соображаю, что в комнате стало подозрительно тихо. Поворачиваюсь в сторону трёх достопочтенных девиц и вижу, как они в упор смотрят на меня.

Бес бы побрал мою несдержанность!

– Что тебя насмешило, грязнушка? – всматриваясь в моё лицо, интересуется госпожа.

– Глафира, какая разница, что насмешило вашу служанку! – сиюминутно потеряв ко мне интерес, пренебрежительно взмахивает рукой самая говорливая их них. – Лучше подумай о перспективах! Ты увидишь столицу, будешь на протяжении нескольких месяцев находиться в высшем обществе! Пообщаешься с самим Королём, а то и женой его станешь! Да я уверена, что ей станешь именно ты, Глафира!

Девушка содрогается всем телом и морщит аккуратный носик:

– Я и думаю о перспективах: терпеть унизительные соревнования с выскочками, которые и ногтя моего не стоят; проходить какие-то испытания; доказывать кому-то, что достойна титула Королевы; несколько месяцев провести вдали от дома, в кругу наверняка скучных людей и, наконец, стать женой ужасного человека. Омерзительного, неприятного, нагло пользующегося своими властью и положением.

Пока она произносит свою обвинительную речь, зрачки её глаз, впившихся в моё лицо, словно репейник к подолу платья, с каждой секундой становятся всё больше и больше, напрочь вытесняя голубизну радужки.

Госпожа подскакивает с места так резко, что я дергаюсь от испуга, выронив из рук и совок, и веник.

– Сгиньте, подружки! – велит она, направляясь ко мне.

– Но…

– Идите вон! Немедленно!

Девушки, недовольно переглянувшись, направляются к выходу, я же бросаюсь подбирать с пола веник и совок.

– Оставь, – приказывает госпожа, останавливаясь в двух шагах от меня. Утончённый и дорогой аромат господского парфюма проникает в ноздри, приятно кружит голову и напоминает о том, что мне самой подобных запахав не носить. – Встань.

Я подчиняюсь, начиная чувствовать неладное. Зря я усмехнулась. Зря обратила внимание на себя. Сколько раз говорила мне бабка вести себя в комнатах господ ниже травы и тише воды? Её советов не счесть!

Я смотрю в пол, сцепив пальцы рук между собой, и всё ещё надеюсь на чудо. Надеюсь, что госпожа всего лишь хочет отчитать меня за насмешку над собой. Или наказать? Пусть наказывает! Лишь бы не разглядывала настолько пристально, что я кожей чувствую траекторию её взгляда.

Бесова духота!

– Ну-ка, – алчно выдыхает она и касается своим тонким указательным пальцем моего подбородка. Толкает вверх, поворачивает моё лицо к солнечному свету, который струится из окна сквозь лёгкий тюль, и негромко замечат: – Как интер-ресно…

– Ничего особенного! – заверяю я, окончательно пугаясь.

– Имя? – требует она.

– Иванна, госпожа Глафира.

– Вот как мы поступим, Иванна. Ты сейчас же пойдёшь и умоешься, а затем сразу же явишься в кабинет моего отца. – Она одёргивает руку, вынимает платок из кармана пышной юбки и вытирает пальчик. – Всё ясно?

– Да, госпожа, – едва слышно выдыхаю я.

– Иди!

Она сама же и уходит раньше меня, шелестя накрахмаленными юбками. Я смотрю на камин, который так и не вычистила, на свои руки, грязные от золы и, наконец, в большое зеркало над всё тем же злосчастным камином. На меня в ответ смотрит белокурая девушка неряшливого вида: пыльные волосы, испачканное сажей лицо, большие синие глаза. Но грязь не скрывает в достаточной степени её красоту…

Быть служанкой, которая обладает красотой, не так опасно, как быть красивой благородной девицей, но моя бабушка уверяла нас с мамой, что лучше остерегаться и не вносить наши имена в реестр. Мне и подавно выделяться нельзя. Но я молодец – выделилась.

Тяжело вздыхаю и, спохватившись, выбегаю из малой гостиной, чтобы отправиться в свою комнатку в подвальном крыле для слуг. Нельзя заставлять хозяев ждать. К тому же, мне немножко интересно, что пришло в светлую головушку младшей госпожи. Не может же она наизусть знать реестр местных красавиц, чтобы сдать меня Смотрителю? Нет, тут что-то иное.

С другой стороны, представать перед господами в своём истинном обличии ужасно страшно. Вдруг как раз они и решат пойти к бесовому чиновнику? Ох, не к добру это всё, не к добру. Но сама виновата.

Забегаю в тесную комнату, которую делю со своей младшей сестрой, да так и столбенею, не ожидая увидеть Лию в это время здесь.

– Ты… ты почему не в саду, Лилия?

– Если меня назвали в честь цветка… – заводит она свою любимую песню, но я её обрываю, крича уже из ванной комнаты, площадью метр на метр:

– Чем тебе опять не угодил сад, Лия?

Она молчит всё то время, что я умываюсь. А когда я возвращаюсь, нападает:

– А ты почему не рабо… – Тут она видит моё чистое лицо и её собственное вытягивается: – Ив, ты чего?

– Не о чём волноваться, – отмахиваюсь я. – Что случилось у тебя? Ты же знаешь, что сад нам доступен только в определённое время.

– Не хочу, – опускает она глаза, насупившись. – Надоело, что они каждый раз глазеют. А сегодня дурацкий Митрофан, сын садовника, хотел ткнуть в меня иголкой, чтобы проверить не вру ли я.

– Что? Дрянной мальчишка! Я обязательно поговорю с его отцом!

– Не нужно! Не хватало, чтобы меня ещё и ябедой называли. Звания калеки и так достаточно.

У меня болезненно сжимается сердце, и я опускаюсь на колени рядом с креслом младшей сестрёнки.

– Ли, – обхватываю я её пальцы своими. – Тебя все очень любят и не называют так. Не придумывай, пожалуйста.

– Не нужно меня оберегать, я не маленькая.

– Не маленькая? – сужаю я глаза, а затем щекочу её. – А щекотки боишься, как маленькая!

– Перестань! – заливается она звонким смехом, пытаясь оттолкнуть мои руки. – Прекрати! Ты, кажется… спеши-и-ила!

Точно!

Подскакиваю на ноги, но у двери замираю, потому что Лия спрашивает в спину:

– Ив, ты влипла в неприятности, да?

– Кажется, так, – закусываю я нижнюю губу.

– И они тебя веселят, – тяжело вздыхает сестра.

– Если только самую капельку… Мне боязно, правда! Но я выкручусь. Я обязательно что-нибудь придумаю, – обещаю я, уже мчась по узкому коридору к лестнице наверх.

В холле я чуть не сбиваю с ног прачку, скоро извиняюсь и лечу к лестнице на второй этаж. И чем ближе я к господскому кабинету, тем сильнее чувствуется волнение. Лилия права – нельзя радоваться неприятностям. Но моя жизнь настолько однообразна, что любое отклонение от привычного распорядка ощущается настоящим приключением. Пусть и рискованным.

– Боги! Ты умываться в преисподнюю спускалась? – всплескивает руками младшая госпожа, когда я запыхавшаяся останавливаюсь возле неё.

– Прощу прощения, госпожа.

– Оставь, – отмахивается она от меня и настежь распахивает двери в кабинет своего отца. – Нас уже ждут. Идём. И закрой за собой дверь.

Я прохожу вглубь комнаты вслед за госпожой, не отрывая глаз от ковра и своих тапок. Нас ждут? Ждут? Кто-то ещё кроме её отца? Могла Глафира сообщить обо мне Смотрителю, чтобы он успел явиться за мной за столь короткий срок времени? Сомневаюсь.

– Мама! Папа! – торжественно произносит младшая госпожа, и я тихонечко выдыхаю. Кажется, всё не так страшно, как я успела надумать. – Я нашла способ избежать Королевского отбора!

– Глафира! – восклицает старшая госпожа. – Не при служанке же!

– Что ты придумала на этот раз, позволь узнать? – отрывая взгляд от бумаг, маетно вздыхает отец Глафиры. И мне тоже безумно интересно то, что она придумала. А самое главное, как с этим связана я?!

– Иванна, подними, ради Богов, своё лицо! – нетерпеливо приказывает Глафира.

Я тут же подчиняюсь, и в меня впиваются две пары глаз, правда выражение у них разное. Господин смотрит довольно скучающим взглядом, а вот госпожа однозначно заинтригована указанием, что дала мне её дочь.

– И-и-и? – вновь смотрит на Глафиру её отец.

– Ты разве не видишь, папа? – подскакивает младшая госпожа ко мне и обхватывает мой подбородок пальцами, поворачивая мою голову из стороны в сторону. – Наша служанка красива!

– Бедняжка, – усмехается её отец, явно теряя интерес к происходящему. – Но не переживай, эта девочка не красивее тебя.

– Папа!

– Дорогой, – всё ещё не отрывая глаз от меня, хлопает по плечу господина его жена. – Кажется, я… Ты обязан выслушать свою дочь до конца. Милая, расскажи то, что ты придумала.

– Иванна… Она отправится на отбор вместо меня!

Что-о-о?!

– Что за глупость? – хмурится господин.

Да?

– Посмотрите! Она красива почти, как я. У неё светлые волосы, голубые глаза…

– Синие, – тихо поправляю я, не сумев сдержаться. Но кто бы обратил на меня внимание, верно?

– …рост, фигура. Чуть пополнеть и мои наряды придут ей в пору! Обучить грамоте и манерам. Благо время ещё есть. Это гениально, понимаете? Мне не придётся ехать в столицу! – радостно хлопает в ладоши девушка. – Не придётся терпеть все эти унижения.

Это всё придётся делать мне, выходит?! Нет-нет-нет!

– А что реестр, милая? – алчно блестят глаза старшей госпожи. – Наш обман не раскроют сразу же?

– Мама, я знаю наш реестр наизусть! – недовольно кривит губы Глафира. – И никакой Иванны там отродясь не было!

Ха. Знает наизусть, всё-таки. Превосходно!

– Это правда? – строго спрашивает женщина уже у меня.

– Да, – выдыхаю я, опуская глаза. – Но… Если позволите… Я… я не смогу вам помочь.

– Это ещё почему? – возмущённо вопрошает Глафира. – Ты сделаешь всё, что мы тебе прикажем!

– Так, женщины! – бьёт ладонью по столешнице господин, заставляя нас-троих вздрогнуть от испуга, и поднимается с места. – Я всё ещё не понимаю ваш замысел!

– Дорогой, нас разве когда-нибудь интересовала Корона? Нет. Напомню, что ты сам не обрадовался тому, что нашу кровиночку придётся отправить на растерзание столичным стервятникам. И вот – наша дочь нашла выход! Разве не чудесно? Мы выдадим… – ой, совершенно не важно, как её зовут! – за нашу дочь. На отборе она будет держаться в середнячках: не бросаться в глаза, но и не сильно плоховать, чтобы не позорить нашу семью. А Глафирочка в это время, – смотрит она на дочь, – поживёт в деревне? Да, милая? Там гораздо спокойнее, чем в суматошной столице близ Короля-чудовища. Мы сделаем так, что никто и не узнает о нашей маленькой шалости, которую мы устроим, чтобы уберечь нашу дочь.

Теперь господин всматривается в моё лицо пристальнее, заставляя моё сердце биться чаще, чем было минуту назад. Я не могу никуда уехать! Заменять на отборе Глафиру? Да они с ума посходили! И похоже, все втроём! Даже, если не брать в расчёт все прочие «не», кто в здравом уме примет служанку за благородную девицу?! В моём характере просто нет необходимых качеств: надменности, гордости и величия!

– Нет! – не сдерживаюсь я в итоге. – Нет! Я не могу! Не могу никуда поехать. У меня сестра. Она… Понимаете, она не может ходить. Ей нужна постоянная забота!

– Что-то припоминаю… – сужает глаза женщина. – Пару лет назад мы возвращались из деревни, где проводим лето… Одна из повозок со слугами перевернулась, несколько человек сильно пострадало, ещё больше умерло на месте. А одной повезло так, что даже царапинки не осталось. Это была ты, верно?

Вообще-то царапины на мне были, и ещё какие!

– Твоим матери и бабке совсем не повезло, – продолжает госпожа, своим равнодушием вонзая нож в мою едва зажившую рану. – У сестры повреждён позвоночник. Что ж! Королевский отбор и для тебя выход!

– Что… что вы имеете ввиду? – озадаченно смотрю я на госпожу.

– Мы предоставим твоей сестре лучшие условия, глупая! За твою услугу, разумеется. Она отправится вместе с нами в деревню, будет наслаждаться свежим воздухом, просторами… Жить наравне с нами. Почти. В любом случае, мы обещаем тебе, что она будет круглосуточно окружена заботой и вниманием. И потом, насколько мне известно, она скоро войдёт в брачный возраст? Что ж! Мы и судьбу её устроим! Предложение, Иванна, очень выгодное для тебя, с какой стороны не посмотри. Соглашайся. Ты не сможешь остаток жизни тянуть её на своих плечах, да и здесь ей мужа не найти. А в деревне мужчины не так привередливы.

Боги! Госпожа – страшная женщина, раз составила план за каких-то пару секунд!

– Мне… мне нужно время… поговорить с сестрой… я… не могу так сразу согласиться, – лепечу я.

– Что за глупости?! – восклицает Глафира, молчавшая непривычно долго. – Это самое выгодное предложение, которое тебе могла предоставить моя семья! Ты обучишься манерам, будешь носить красивые наряды, несколько месяцев проведёшь в столице! В высшем, на секундочку, обществе! Когда бы ещё тебе выпал такой шанс? Да никогда! А тем временем твоя покалеченная сестра будет кататься как сыр в масле, попутно выбирая себе жениха! Не вынуждай моего отца приказывать тебе, иначе мы и без всяких сделок обойдёмся!

– Твой отец, Глафира, – прокашливается мужчина, словно только сейчас обрёл способность говорить, – ещё даже согласия не давал на эту авантюру.

– Папа! Ты разве не желаешь мне добра?

– Дорогой, идея стоящая!

– Вы хоть на секунду задумались, какие будут последствия, если обман раскроется?! Вы хотите обвести вокруг пальца… саму Корону!

– Глупости, дорогой! – подходит к нему жена и берёт его за руки. – Иванна будет очень осторожной. В ином случае, кара упадёт и на её голову. А она не допустит, чтобы её сестра осталась совсем без присмотра, верно, девочка?

– Я…

– Мы всё-всё продумаем, дорогой, – увещевает супруга господина, обходясь без моего ответа. – Тебе всего лишь нужно дать добро и довериться нам. Правда, Глафира?

– Да, папочка! Мы как следует подготовимся ко всему, – горячо заверяет своего отца младшая госпожа.

По всей видимости, его согласие гораздо важнее моего. Да и приняли бы они мой отказ? Очень сомневаюсь.

– Ну… – не решается господин, часто переводя взгляд с одной на другую и на меня. – Ладно. Пожалуй, попробовать стоит. Иванна, я даю тебе своё слово, что о твоей сестре хорошо позаботятся. Ему ты можешь доверять всецело.

Вот теперь мой распорядок дня перестанет быть однообразным и, смею предположить, скучным. Однако, повезло!

Глава 2

– Меня повысили! Здорово, правда? – чересчур радостно сообщаю я сестре, приступая к сборам вещей. – Я стала личной служанкой младшей госпожи! А потому мы переезжаем в другую комнату.

– Мы? – хмурится Ли, бросая короткие взгляды на носильщика.

Его послали со мной, не потому что у нас с сестрой много вещей. Вовсе нет – наши скудные пожитки вместятся в одну плетённую корзину. Он нужен здесь, чтобы помочь с креслом Ли. Так заведено, что личные служанки живут в комнатах самой госпожи, ну а вдруг ей ночью в туалет захочется, и свечу не самой же зажигать, верно? А комнаты эти, на секунду, находятся на третьем этаже!

– Господа вошли в наше положение и сразу заверили меня, что мы с тобой по-прежнему можем жить в одной комнате! Здорово, правда?

– Ив, ты мне что-то не договариваешь?

Ну конечно, не договариваю! Нельзя. Что обеим госпожам, что мне, а соответственно и Лилии, предстоит каждой играть свою роль. Никто, цитирую, даже из самых дотошных не должен пронюхать о нашем плане. Нашем. Словно я вообще имею к этому сумасшествию хоть какое-то отношение. Имею, конечно, и самое прямое, но будь моя воля…

Что, Ив, отказалась бы? Давай, строй из себя жертву, которой совершенно не интересно то, что будет дальше.

Встряхиваю головой, подхватываю свои книги и успокаиваю Лию:

– Глупости, сестрёнка! Нам с тобой крупно повезло, так что пошевеливайся. Всё собрала?

– До чего смогла дотянуться, – язвит она, сужая глаза, с явным намёком на то, что мне, рано или поздно, придётся рассказать ей правду.

А я и не против, вот только останемся наедине, и я ей всё-всё расскажу.

Но наедине нас оставляют ещё не скоро.

Как только мы с сестрой оказываемся в небольшой, но очень светлой комнате, благодаря огромному окну на полстены, подёрнутому тонкой и прозрачной шторкой, в неё вихрем врывается младшая госпожа. Я даже осмотреться не успеваю, а она уже отдаёт команды:

– Скоро сюда внесут ещё одну кровать, твоя сестра, как раз, за этим проследит. Можешь заниматься своими привычными делами, девочка, – едва бросает она взгляд на Лилию и хватает меня за руку, даже не думая брезговать: – Пойдём, нас ждёт сто-о-олько дел!

– Столько дел? – одними губами произносит сестра, подозрительно вздёрнув бровь.

Я пожимаю плечами, только и поспевая за госпожой.

Мы проходим через гостевую в музыкальную комнату, где главным убранством служит резная арфа. Интересно, меня заставят на ней учиться играть, раз уж я сама буду играть роль госпожи? Или она сама не умеет, а арфа всего лишь арфа. Для красоты?

– Встань-ка сюда, – останавливает меня госпожа ровно посередине комнаты и начитает обходить вокруг, оглядывая мою фигуру цепким взглядом. – Голову подними. Вот так. На самом деле, работы уйма! Не представляю, как мы справимся…

– Если позволите, – тихо говорю я. – Мы можем не…

– Ещё чего! – перебивает она меня и грациозно опускается на мягкий стул без спинки. Склоняет голову чуть в бок, будто бы задумалась, но взгляд осознанный, выжидающий. – Запоминаешь?

– Простите?

Девушка мгновенно оказывается на ногах и распоряжается:

– Первое, что тебе нужно делать, – кроме того, чтобы как следует отмыться и сменить этот… мягко говоря, неподобающий наряд, разумеется, – это пристально за мной следить, запоминать то, как я себя веду, повторять, если есть возможность. Тебе необходимо стать мной, понимаешь?!

– Да, госпожа.

– Боги! Прекрати пялится в пол! Первый урок – всегда смотри в глаза собеседнику. Разумеется, если это не Король. Итак, что тебе известно о Королевском отборе, Иванна?

– О…

Королевский отбор – одно из самых примечательных событий, которое проходит не часто. Как только наследный принц принимает от отца правление страной, весь народ, а особенно его женская половина, принимаются гадать, когда же он вздумает обзавестись женой, новой Королевой. Одни ждут этого события с замиранием сердца, другие страшатся его как войны. Впрочем, это не мешает чиновникам учитывать всех красавиц и кропотливо заносить их имена в реестр. О, все Короли с незапамятных времён помешаны на красоте. Ещё Ян Бесстрашный, правящий тысячи лет назад, создал подразделение Учёта Красавиц и отрядил в него людей – Смотрителей. Те, как стервятники, накидывались на девушек от пятнадцати лет, замеряли их красоту по специальным стандартам и записывали прочие отличительные черты их внешности. Конечно, со временем народ привык к новшествам и уже сам шёл к Смотрителям, чтобы доложить о той или иной красавице. Высший свет так вообще принимал эту необходимость, как должное, молясь давно несуществующим Богам о том, чтобы их дитя женского пола родилась красивой, и плевать, что не в кого. Потому что только благородные девицы могли надеяться однажды стать Королевой. Но народ попроще, словно чувствовал, что такая страсть к красоте не к добру и старался лишний раз уберегать своих дочерей от ока чиновников и Короны.

Что касается самого отбора, простому народу не известно, что там происходит на самом деле. Ясна только пара вещей: со всей страны в королевский дворец съезжаются благородные девицы в возрасте от семнадцати и до двадцати лет и проходят какие-то испытания. Самая достойная из них и становится новой Королевой.

Собственно, последнее я и сообщаю госпоже.

– Кстати, сколько тебе лет? – вдруг озадачивается девушка.

– Восемнадцать, госпожа Глафира.

– Мне девятнадцать, – недовольно вздыхает она. – Семь месяцев! Не мог этот Королишка подождать со своим отбором ещё каких-то семь месяцев! И я была бы избавлена от всех этих трудностей. Ну да ладно. Мне самой, впрочем, как и любой представительнице высшего общества, известно об отборе чуть больше, чем тебе. Из-за принца, который в определённый момент станет Королём – что, собственно, и произошло пару лет назад – меня растили с мыслью, что я обязана явится в замок, как только выйдет таковой указ. И я молила всех Богов, чтобы эта участь меня миновала, но… В общем, невестам полагается быть, – тут она начинает загибать пальчики, – красивой, образованной, воспитанной и талантливой. Разумеется, почти каждая благородная девица обладает всеми этими качествами. Красотой ты не обделена, образование и воспитание мы подтянем, как сможем, а что насчёт талантов, Иванна?

– Простите, но боюсь, у меня их нет.

– Почему ты так разговариваешь? – вновь озадаченно хмурится она.

– Извините, госпожа Глафира, – пугаюсь я, опуская-таки глаза в пол.

– Глаза, бес бы тебя побрал! – осекает она меня, делая шаг вперёд. – Я о другом. Сначала я думала, что мне показалось, да и взволнована была слишком, но сейчас… Ты совершенно точно разговариваешь не как служанка!

– Если вы чуть яснее поставите вопрос, госпожа, возможно, я смогу на него ответить, – едва слышно замечаю я.

– Вот! Об этом я и говорю! Ты, словно… образованна!

– О… – доходит, наконец, до меня. – Нет. Всё дело в моей матери – она работала гувернанткой, а по вечерам и нас с сестрой учила читать. Вы должны её помнить, госпожа…

Настаёт её очередь округлять рот в форме буквы «о», девушка явно ошарашена, и потому она буквально падает на своё прежнее место, глядя теперь на меня совершенно другим взглядом:

– Так ты… Ивушка… А она… Лили… – словно прямо сейчас госпожа осознаёт истину. – Вы её дочери.

– Да, мама любила нас с сестрой так звать, – чувствую и я некоторое недоумение.

Мама говорила о нас с младшей госпожой?

– Что ж! – отмирает девушка, становясь самой собой. – Выходит, задача упрощается! Ваша мама была прекрасным учителем, хорошо, что она успела и тебя научить основному. Вернёмся к талантам. Меня учили играть на арфе, как ты могла заметить, учили петь, вышивать и многому другому, к чему у меня совершенно не лежала душа. Выбери что-то из этого и попробуем научить и тебя.

– О, моя сестра прекрасно вышивает! Я могу попросить её помощи.

– Замечательно! Так и поступим. Теперь о манерах…

Остаток дня проходит в мучительном изучении правильного наклона головы при том или ином приседании; в изучении того, как и с кем я должна говорить; в освоении моды. Моды! «Это важно, потому что столичная мода отличается от нашей!» Но я ни за что не должна выглядеть вульгарно или слишком скромно, иначе, попорчу репутацию госпожи.

У меня буквально лопается голова от всей информации, что пытается в неё сунуть Глафира. Она безумно торопится рассказать мне, как можно больше, что просто перескакивает с темы на тему и обратно. При этом она иной раз бросает на меня странные взгляды, словно хочет поговорить совершенно о другом, но не решается. И снова перескакивает на длину рукава платья, предназначенного, например, для бала.

Я чуть ли не благодарю вслух служанку, которая приходит позвать госпожу на ужин.

– Скоро спущусь, благодарю, – бросает ей Глафира, и когда та выходит за дверь, говорит мне: – На сегодня закончим. С завтрашнего дня начнём обедать вместе, в моих комнатах. Обед – самый плотный из приёмов пищи, надеюсь, это и поможет тебе набрать нужные формы. Плюс, тебе необходимо научиться правильно вести себя за столом. Напомню, никто не должен догадаться о том, чем мы с тобой занимаемся. На все вопросы слуг отвечай, что мне приспичило проводить время со своей ровесницей, что я устала от общества старух. Потому и избавилась от своей прошлой личной служанки. Кстати, с ней будь особенно осторожна. Эта старая карга любит совать свой длинный нос куда не следует. Ну что ж, – переводит она дух. – Иди.

И она вновь уходит первой, позволяя мне с облегчением упасть на стул, на котором недавно сидела сама.

Ну что ж, – цитируя мою госпожу, – всё гораздо сложней, чем я могла себе представить. Ума не приложу, как мне это всё запомнить в короткие сроки!

В животе урчит, и я вспоминаю, что за сегодняшний день лишь завтракала. А Лилия? Усталость в один миг отступает, я подскакиваю с места и несусь в нашу новую комнату. Узнаю у сестры не голодна ли она и обещаю очень скоро вернуться с ужином, не обращая внимания на её крики в спину о том, что я должна ей всё рассказать. Ничего, потерпит ещё чуть-чуть.

На самом деле, я не особо представляю, как ей рассказать обо всем. Возможно, поэтому и оттягиваю, как могу, этот момент.

На кухне из слуг почти никого нет – обычно в это время все, как раз, заканчивают работу, чтобы потом спокойно поесть. Я никогда ни с кем особенно не общалась – так повелось ещё при живых маме и бабушке. Нам, словно хватало общения друг с другом, плюс, мамин статус не делал нас своими среди слуг, но и господам мы не были ровней. Впрочем, бабушка буквально настаивала на том, чтобы мы ни с кем не дружили. Из-за меня. Из-за моего дара-проклятья. Потому и после их смерти я по привычке сторонилась всяких людей.

Вот и сейчас я скоро наливаю в миску лукового супа из огромной кастрюли, подхватываю пару булочек и сажусь на самый край стола, у стены, чтобы никому не бросаться в глаза.

Есть я привыкла быстро, чтобы в короткие сроки возвращаться к сестре. Потому уже через пять минут набираю вторую миску супа, чтобы отнести её Лилии. В этот-то момент надо мной и нависает женщина чуть выше меня.

– Ты! Маленькая дрянь!

– Простите? – округляю я глаза.

– Чо мне твои извинения! Ты заграбастала моё место, а мне теперь прикажешь чистить камины?

Ох. Выходит, она и есть та старая карга, по выражению госпожи? Правда лет женщине от силы тридцать-тридцать пять. Старой она точно не выглядит. А вот свирепой и опасной – определённо.

– Мне… мне жаль, что так вышло, – пытаюсь я её задобрить.

– Ей жаль, слыхали? – смеётся она злобно, ни к кому в особенности не обращаясь, но немногочисленные голоса в помещении затихают. Как-никак хоть какое-то развлечение намечается. Бесы! – Чо ты нагородила госпоже, а? Поди, на жалось давила, а? – Тут женщина начинает кривляться, заставляя меня усомнится в правильном определении её возраста, или он не показатель ума? – У меня больная сестрёнка, возьмите нас под своё крылышко. Она же у меня калека, пожалейте нас-бедненьких. Так это было? Прикрылась своей калекой и отхапала место получше?

У меня с детства нетерпимость к несправедливости, потому уже после первого употребления ею слова «калека» в моей груди закипает злость. А злиться мне решительно нельзя. Но что я могу поделать, когда меня несправедливо обвиняют в том, чего я не делала, и ко всему этому приплетают мою сестру? Конечно, я взрываюсь!

– Не смейте так говорить о моей сестре! – выкрикиваю я.

– Ещё как посмею! Чо ты, чо она – хитрые дряни!

На её последнем слове сначала трескается, а затем и взрывается, разлетаясь осколками по всей кухне, стекло в маленьком окошке. Мгновенно поднимается шум – все напуганы и не понимают, что произошло. Зато понимаю я. Моё проклятье вырвалось из-под контроля. Слава Богам никто не пострадал!

Бывшая личная служанка госпожи тоже пугается и отвлекается от меня, ну и я, сгорая от стыда и страха, пользуюсь поднявшимся шумом, подхватываю тарелку с супом и булочки. Убежать! Скорее убежать от того, что я натворила.

В детстве я воспринимала свой дар, как что-то естественное. Как те же руки и ноги. Я управляла им с той же легкостью, с которой моргала. Пока бабушка не объяснила мне, что то, что я могу – плохо. Запретно. И ненормально для остальных людей.