Я с детства полюбил овал

Наум Моисеевич Коржавин

Я с детства полюбил овал

© Н.М. Коржавин, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Предпутье

До войны

«Еще в мальчишеские годы…»

Еще в мальчишеские годы,

Когда окошки бьют, крича,

Мы шли в крестовые походы

На Лебедева-Кумача.

И, к цели спрятанной руля,

Вдруг открывали, мальчуганы,

Что школьные учителя —

Литературные профаны.

И, поблуждав в круженье тем,

Прослушав разных мнений много,

Переставали верить всем…

И выходили

                                     на дорогу.

1945

«Боль начинает наплывать…»

Боль начинает наплывать

Опять – тебе назло.

А ты быстрее за слова,

Но больше нету слов.

И ты поймешь: спастись нельзя,

И боль зальет глаза.

Ведь ты давно уж все сказал,

Что надо б тут сказать.

1941

«До вечера, не в унисон толпе…»

До вечера, не в унисон толпе,

Шарахающейся от таких,

Ходил и мечтал об одной тебе

И вслух сочинял стихи.

А город стиснул мечты домами.

А небо покрыло их серою коркой.

Но ты… Ты мелькала, вплетаясь в орнамент

Деревьев, Днепра и Владимирской горки.

1940

Жуча

Вот прыгает резвая умница,

Смеется задорно и громко.

Но вдруг замолчит, задумается,

Веселье в комочек скомкав.

Ты смелая, честная, жгучая.

Всегда ты горишь в движении.

Останься навеки Жучею,

Не будь никогда Евгенией.

1941

Детство кончилось

Так в памяти будет: и Днепр, и Труханов,

И малиноватый весенний закат…

Как бегали вместе, махали руками,

Как сердце мое обходила тоска.

Зачем? Мы ведь вместе. Втроем. За игрою.

Но вот вечереет. Пора уходить.

И стало вдруг ясно: нас было не трое,

А вас было двое. И я был один.

1941

Война

Поездка в Ашу

Ночь. Но луна не укрылась за тучами.

Поезд несется, безжалостно скор…

Я на ступеньках под звуки гремучие

Быстро лечу меж отвесами гор.

Что мне с того, что купе не со стенками, —

Много удобств погубила война,

Мест не найти – обойдемся ступеньками.

Будет что вспомнить во все времена.

Ветер! Струями бодрящего холода

Вялость мою прогоняешь ты прочь.

Что ж! Печатлейся, голодная молодость, —

Ветер и горы, ступенька и ночь!

1942

«Это было в Уральских горах…»

Это было в Уральских горах

Иль, вернее, во впадине гор,

Где река на восьми языках

С темной ночью ведет разговор.

Он звучал мне отчетливо так,

Говорливый, шумливый, немой…

Когда я проходил там в лаптях,

В пять утра возвращаясь домой.

Это юность моя, как река…

Озаренные шишки вокруг.

Или в мыслях от пули врага

Погибающий где-нибудь друг.

Как из впадины рвалась душа.

Даль была так доступно жива

За Миньяром вставала Аша,

За Ашою Уфа и Москва,

За Москвою опасность в глаза,

Там ведь рядом история шла…

А вокруг только горы в лесах,

Где в тени земляника росла.

Да! Леса. Но в рабочих ушах

Вместо шелеста скрежет стальной.

Я свободою только дышал

В пять утра, возвращаясь домой.

1945

На уральской станции

Над станцией бушует снег,

Слепляющийся теплый снег.

Он бьет в глаза и как на грех

Стремится вызвать женский смех,

Хороший серебристый смех,

Такой же теплый, как и снег.

Над станцией бушует снег,

А в ожидальном зале – смех,

Мужской, удушливый, сухой,

С едва подавленной тоской,

В который отзвук тот прошел,

Что все равно нехорошо.

Да! Все нехорошо – и пусть

Задержит поезд Златоуст,

И плохо прячется пускай

За анекдотами тоска.

Над станцией бушует снег

И хочет вызвать женский смех.

1946

«О нет! Меня таким не знала ты…»

О нет! Меня таким не знала ты,

Он вывернут войной, духовный профиль.

И верь не верь, предел моей мечты —

Печеный хлеб да жареный картофель.

Мне снятся сны. В них часто он шипит

На сковородке. И блестит от сала.

Да хлеба горы! Да домашний быт,

Да все, над чем смеялись мы, бывало.

Но как бы я об этом ни мечтал,

Но в тишине с картофелем и салом

Я б верно скоро дико заскучал!

И ты тогда б меня опять узнала.

1943

На военной пересылке

Два солдата и матрос.

Завтра бросят на мороз,

А тоска, как нож, остра,

А в коленях медсестра

Распласталась поперек

Сразу трех.

Так куда приятней жить.

Так красивше.

Не невинной погибать,

А пожившей.

А еще – на нижних нарах

Взятых из дому ребят

Баснями пугает старый

Трижды раненный солдат.

И согнувшись, как калеки,

На полу сидят узбеки,

Продают кишмиш по чести,

Вшей таскают в полутьме

И на все команды вместе

Отвечают: «Я бельме».

А на улице пока

Заморозь еще легка.

Ходят девочки в кино,

Шутят мальчики смешно.

А снежинки, а снежинки

До чего как хороши…

Здесь не будет ни грустинки,

Только выйди и дыши.

Только выход нам закрыт:

Будка у ворот стоит.

1944

«От судьбы никуда не уйти…»

От судьбы никуда не уйти,

Ты доставлен по списку как прочий.

И теперь ты укладчик пути,

Матерящийся чернорабочий.

А вокруг только посвист зимы,

Только поле, где воет волчица,

Что бы в жизни ни значили мы,

А для треста мы все единицы.

Видно, вовсе ты был не герой,

А душа у тебя небольшая,

Раз ты злишься, что время тобой,

Что костяшкой на счетах, играет.

1943

Москва

Эпизод

Что за мною зрится им,

Думать непривычно.

Я сижу в милиции,

Выясняю личность.

Что ж тут удивительного

Для меня, поэта?

Личность подозрительная

Документов нету.

Я тобою брошенный,

Потому что тоже

Ты меня, хорошая,

Выяснить не можешь.

1944–1945

Поэзии

Ты разве женщина? О нет!

Наврали все, что ты такая.

Ведь я, как пугало, одет,

А ты меня не избегаешь.

Пусть у других в карманах тыщи,

Но – не кокетка и не блядь —

Поэзия приходит к нищим,

Которым нечего терять.

«Поэзия! Чего ты хочешь…»

   <br/