Девочку звали Тася. У Таси были некрасивые глаза, некрасивый орлиный нос, на очень белой, прозрачной коже виднелись тёмные точки просяных угрей. Кожа лица была не ровной, но, удивительно, что-то в ней находили мальчики. Красивыми были в ней, не по годам женственные формы фигуры, но и фигура, была искривлена сутулостью. И вот, о чудо, она согласилась со мной дружить. Дружить так, как это делают девочка и мальчик. Мой новый друг Колька написал записку и передал Тасе:

–Тася, Ваня предлагает дружбу, ты согласна?

–Подумаю, – запиской же ответила девочка, а меня охватил стыд. Отказ неминуем, казалось мне, и отказ виделся мне верхом унижения.

–Думай до конца урока! – написал Колька, не слушая моих возражений против таких грубых и требовательных слов. Я-то готов был ждать до смерти, лишь бы была надежда, но Колька решал за меня.

–Да, или нет? – написал он записку за пять минут до конца урока.

Тася прочла, обернулась, обворожительно посмотрела мне в глаза, и положила на нашу парту развёрнутую Колькину записку. Там, внизу, едва заметное, стояло слово написанное карандашом – да!

Да. И это означало – всё в мире изменится, пойдёт иным путём. Солнце подпрыгнет и станет испускать какие-нибудь цветные сигналы, наподобие фейерверка. Но нет, всё шло по-прежнему. По-прежнему кончилась короткая перемена, по-прежнему учитель математики щёлкал мелом по доске и грязной тряпкой вытирал написанное, оставляя разводы. Тася, сказавшая да, не замечала меня, будто не было обещаний, не было её да. После последнего урока, я не знал, что делать, что-то же должно было измениться, мы теперь связаны дружбой! Я с равнодушным видом спустился в фойе, прошёл мимо одевающихся одноклассников, снова поднялся на второй этаж. Что-то должно было измениться, случиться, но не случилось. Тася, как-то быстро оделась и ушла вместе с другими девочками.