Электричка

Грязный снег, скользкие рельсы, колючий ветер. В короткой дубленке есть перчатки, но не хочется терять ни секунды, не хочется их доставать, не хочется расправлять вывернутые пальцы, надевать их на дрожащие руки. Нужно бежать, скорее. Телефон садится, а я даже не понимаю, где мы находимся. Рядом должна быть «Трехгорка». Машинист сказал, что можно дойти до маршрутки у «Трех китов», но это, кажется, далеко. То ли он что-то перепутал, то ли мы свернули не туда. Вовка бежит рядом. Пальто нараспашку, руки в карманах, длинный шарф развевается. Он легко перепрыгивает шпалы. Есть в нем что-то от Киану Ривза из «Матрицы».

Потом, когда милиционер приходил ко мне в палату, он спрашивал про Вовку. Про его роль в этой истории и уточнял, имею ли я к нему претензии. Если я правильно понимаю его роль, то он меня спас. С другой стороны, если бы не он, я бы даже не поняла, что машинист предлагает выйти из электрички, потому что перед нами встал товарный поезд и, это, возможно, надолго. Стояла бы в наушниках и в своих мыслях о Сашке. Как тот пассажир, который последний выбегает из пустого вагона, следующего в депо. Про машиниста тоже спрашивали, уточняли, буду ли я писать заявление. Я только отрицательно качала головой. Тогда я поняла, что обвинить можно кого угодно в чем угодно, но в итоге виноват твой собственный выбор.

– Нин, смотри, поезд!

Я оглянулась. Точно, значит, пустили его. Машинист обманул по всем пунктам. Ни маршрутки рядом, ни блокировки путей товарным поездом.

– Паш, значит и электрички пустят.

– Да! Надо успеть добежать на платформы!

Мы отпрыгнули на другой путь. Поезд пронесся мимо.

– Нин, электричка следом!

Платформа была близко. Я оглянулась, увидела, что огни электрички сверкнули из-за поворота. До платформы несколько метров. Успеваем!

Я перебежала рельсы и рванула вдоль путей. Рельсы слева, мы справа, впереди платформа. Вот, уже рядом ступеньки! Здесь еще не поставили турникеты, поэтому никакой потери времени на сканирование билетика. Я очень хорошо умела рассчитывать, успею ли на электричку с учетом погрешности «на турникет». В «Голицыно», например, если электричка уже у платформы, можно успеть преодолеть три пролета ступенек вниз и вбежать в ближайший вагон. На «Филях» к электричке, которая подходит к платформе, можно успеть добежать от палатки с шаурмой, перепрыгнуть турникет и успеть в закрывающиеся двери. Это годами отработанный навык -«влететь в последнюю секунду» перед захлопыванием дверей. Пашка перепрыгнул пути и оказался передо мной. Я споткнулась об его пятку, упала на руки … Тьма.

Окно, светло, жалюзи. Я лежу на кровати, совсем голая. Во мне какие-то трубки.

– Мама не знает, где я!

Когда я упала, было темно, сейчас светло, значит, мама всю ночь не знает, где я. Какое-то время я медленно моргала и ждала, что меня обнаружат. Через несколько минут появилась медсестра, посмотрела на меня, улыбнулась. Что-то сказала. Подошел врач. Он тоже улыбался. Вынул трубку у меня изо рта. Я дико вращала глазами. Да что происходит вообще! Напротив лежал кто-то. Очень белый. Я никак не могла сфокусировать картинку и понять, почему он такого странного цвета. Вроде живой. Тоже в трубках.

Открылась дверь и вошла мама в белом халате. И папа. Оба улыбаются. Правда, папа просто улыбается, а мама сквозь слезы. Слава богу, они знают, где я. Осталось самой понять, почему я здесь. Голова тяжелая, на лице маска, в венах иглы.

– Ты помнишь, что с тобой было? – спросил врач.

У меня из одного глаза потекла слеза. Не могу поднять руку, не могу стереть ее самостоятельно. Пришлось интенсивно моргать. Очень странное чувство. Ничего не помнить. И ничего не мочь.

– Тебя сбила электричка. Не помнишь?

Я так выпучила глаза, что все опять заулыбались и понимающе закивали, как бы показывая, что им ясен масштаб новизны информации.

Мама с папой гладили мои руки, те части, из которых ничего не торчало. Врач сказал, что завтра меня переведут в палату. Долго в реанимации держать не будут, тут очередь. Это хорошо, обстановка так себе.