Я останусь с тобой навсегда

Тебе… мой читатель

 
Хотя календарно декабрь ещё правит
и розвальни с Дедом Морозом в пути,
уже во дворах хвойный запах витает,
а в лужах блестят островки конфетти.
 
 
Был год уходящий мятежно-тревожным;
сулит что грядущий, не знает никто,
я верю в добро и заранее тоже
впустила лесную красавицу в дом.
 
 
Роятся снежинки на зелени пышной,
с иголок свисает гирлянда огней,
в коротеньких платьицах белые мышки
запряталась в гуще колючих ветвей.
 
 
Свет мягкий струится от лампы настольной;
час поздний…
в окно не доносится шум;
у всех…
кто был мною обижен невольно,
я строчкой нехитрой прощенья прошу.
 
 
Очки сняв, на рифмы смотрю виновато,
сливаются буквы, мерещится снег;
ресницы ласкают друг друга… тетрадка
пуховой подушкою кажется мне.
 

Так хочется снега
и мирного неба для всех

 
Несдержанно время.
Расставив салаты,
одеться к столу тороплюсь.
Фарфор золотится. Мани^′т ароматом
впитавший антоновку гусь.
 
 
Горит у бокалов
/пока что не полных/
божественно каждый излом…
Искристые брызги «Шампанского» в полночь
салютом взлетят над столом.
 
 
Куранты томятся… Час радостный близок.
Мерцают гирлянды огней.
Записки, подарки, смешные сюрпризы
скрывает пушистость ветвей.
 
 
Таит малахитность желанья, потехи,
лучится фонариков блеск;
на улице дождь, а так хочется снега
и мирного неба для всех.
 

Радостный вальс

 
Прощается год уходящий,
итогам готов эпилог.
И Новый…
надежду дарящий…
вот-вот переступит порог.
 
 
Заранее куплены свечи,
изучен рецепт пирога,
в шкатулках
серёжки… колечки —
Дракон обожает агат…
 
 
Начищена медь кофеварки,
надушен, наглажен наряд.
На улицах празднично… ярко;
гирлянды на ёлках горят.
 
 
Сияют шары чудотворно,
красавицы хвоей пьянят;
вращаются стрелки
и скоро
бокалы, искрясь, зазвенят.
 

* * *

 
Пусть счастье здоровье и нежность
заполнят до крыши Ваш дом!
Пусть рядом шагает успешность,
а в небе…
гремит
только гром!
 

Нас покидает Старый год

 
Всё подытожено, проверено,
для Нового готов отчёт;
кряхтя от груза непомерного,
нас покидает Старый год.
 
 
Висит до пят тяжёлой ношею
мешок на сгорбленных плечах —
внутри его небрежно сложено
всё, что не так, что сгоряча.
 
 
Мечты и детские, и взрослые
цветными фантами на дне
их придавили папки толстые…
чего в том хламе только нет.
 
 
Бумага —
связки килограммами;
на всех листах стоит печать,
и давит горб плитою мраморной —
незавершённых дел печаль.
 
 
«Чуть подожди, куда торопишься?
Не обижайся, Старина,
прими поклон за всё хорошее,
оно останется при нас.
 
 
Прости, за тяжесть непомерную,
но забери плохое всё,
ждут все, что Новый тридцать первого —
в день лучший веру принесёт».
 

Первый январский день

 
Застыл свечей сгоревших воск,
закончились коньяк и «Брют»,
спать просится туманный мозг,
с экрана бред лепечет шут.
 
 
На кухне праздника итог:
от мандаринов кожура,
еда для уличных котов,
посуды целая гора.
 

* * *

 
Морозен, светел первый день.
Январь чуть-чуть похож на март;
чудак какой-то на сирень
навешал домики из карт.
 

Для счастья в доме
роскоши не нужно

 
Чего ещё хотеть мне в этой жизни?
Я Новый год встречаю не одна.
Для гостя
стул всегда найдётся лишний
и в шкафчике бутылочка вина.
 
 
Мой телефон
не спит на пыльной полке,
я знаю в полночь дети позвонят.
Уверена,
что не из чувства долга.
А просто…
Не хватает им меня.
 
 
Чтоб слыть счастливой роскоши не нужно…
В душе моей спокойно и светло,
любимица семьи, обняв игрушку,
довольная мурлычет под столом.
 
 
Живу…
Тепло не запираю в ящик,
не извиваюсь в зависти и зле,
день наступающий великим счастьем…
Чего ещё желать мне на земле?
 

Ночь необычная

 
Ночь необычная… Небо лазорево.
Между домов расплылась тишина…
В позднее время окошки расшторены,
все ожидают торжественный знак.
 
 
Белая скатерть,
сервиз позолоченный,
сена пучок на салфетке льняной,
в глиняных плошках медовое сочиво,
вишнею пахнет узвар ледяной.
 
 
Свет не включают.
Сочельник для каждого —
время в спокойствии жизнь перебрать;
звёзды мерцают, сиянием радуя;
скоро всех ярче зажжётся одна.
 

* * *

 
Праздничны клиросы,
богослужение,
воск на подсвечниках слёзно блестит,
молят Всевышнего о всепрощении…
ладан дыханьем касается лиц.
 
 
Нежно лучатся иконы печальные,
благоговейно звучат голоса,
славя Спасителя,
ноты хрустальные
тихо вселяют надежду в сердца.
 

Рождественский сон

 
На окне полыхают герани,
иней бархатом лёг на стекло;
не мешает глазам сумрак ранний…
в доме тихо, уютно, тепло.
 
 
Чай зелёный дымится в фарфоре,
розы свежие в вазе блестят,
но не радует сердце комфортность —
сон тревожный приснился опять…
 
 
Будто бы у ворот с медной аркой
на закате морозного дня
в полушубке и валенках старых,
улыбаясь ждёт мама меня.
 
 
Я, восторг ощущая безмерно,
к ней спешу, утопая в снегу,
но…
хотя между нами лишь метры,
одолеть их никак не могу.
 
 
Шлю руками озябшими взмахи,
безголосо
кричу ей: «Привет!»
И…
когда я уже в полушаге,
исчезает её силуэт.
 

Чудеса в Васильев вечер

 
Расстелившись мягким шёлком,
ночь шепталась с тишиной.
Лунный свет ладонью жёлтой
гладил твердь коры земной.
 
 
Извивались в синей-сини
тучи звёздных мотыльков.
Содрогался пышный иней
на макушках облаков.
 
 
Мнилось кони резво скачут,
слух ловил морозный треск…
Был жемчужин редких ярче,
голубых сугробов блеск.
 
 
Взгляды щурились в волненье,
плыли свечи от тепла,
неразборчивые тени
появлялись в зеркалах.
 
 
День прошедший канул в вечность…
Вознесясь над суетой,
с щедростью Васильев вечер
всех одаривал мечтой.
 

Бывало на Руси…

 
Перевиты инеем ветки тополиные,
на холодных лавочках снежная труха,
светится жемчужисто голый куст рябиновый,
в снегирях, что в яблоках, старая ольха.
 
 
Не померкло, ночь спустя, Рождества сияние,
также переливчато колокол звонит…
Рвёт меха тальяночка… На Руси гуляния —
продолжают празднество святочные дни.
 
 
Бусы пятирядные, кофты, платья яркие,
ряженые толпами, посошок до дна,
царские медовые калачи на ярмарках,
с гор крутых катания в санках до темна.
 
 
Колеёй уезженной захмелевший, радостный
мчит купец с молодкою на гнедых лихих —
заметёт метелица след полозьев начисто,
в проруби крещенской смоются грехи.
 

Офицерская жена

 
Присев напротив спортплощадки,
она следит за детворой,
сливаясь с шумом, ввысь взлетает
смех безмятежно-озорной.
Век новый. Но под тем же клёном
песка шуршащая гора,
гирлянды стиранных пелёнок
висят всё также на шнурах
 
 
Их дворик, с окнами в геранях,
богатств дороже для неё.
Здесь сын, к ней крепко прижимаясь,
впервые МА-МА произнёс.
Малыш сегодня парень взрослый.
Умелец… В доме чинит всё.
Спортсмен, почти два метра ростом,
весною в армию пойдёт.
 
 
Коснувшись памятью дней школьных,
произнесёт она: «Как жаль»…
взгляд, во мгновенье ставший скорбным,
затянет влажная вуаль.
Волною прошлое нахлынет,
нещадно сердце стон пронзит;
майор, мечтающий о сыне,
не смог в огне себя спасти.
Связав узлом печаль и радость,
глазами, обведя окрест,
с охапкой впечатлений разных
войдёт она в родной подъезд.
Свет приглушив, в затишье комнат
даст спицам волю и простор,
услышав звук шагов знакомых,
отложит начатый узор.
 

Хулиганское 1

Ничего нет вечного

 

Ночью под луной,

Будем же беспечными

Милая с тобой.

http://www.stihi.ru/2011/11/25/2691

 
Огонь под блузкой тесною
от слов твоих пылал,
к себе ты душу женскую
речами приковал.
 
 
А знаешь,
синеглазенький,
нет вечного, ты прав,
немного в жизни праздников —
гуляем до утра.
 
 
Люби,
меня нескромную,
целуй под танец рук
так…
чтобы долго помнила
я ненасытность губ.
 
 
Чтоб эта ночка грешная
была святой во сне,
милу^′й до сумасшествия…
под мой счастливый смех.
 
 
Дари мне ласки дивные…
Пусть страсть горит в глазах,
пусть в нежности невиданной
купаются сердца…
 

Просто строчки

 
Стихов ершистая орава,
родившись,
жить имеет право.
А…
кто поэт
… из непоэтов
лишь время выберет конкретно.
 
 
Считая личный слог кристальным,
не след устраивать баталий
и злоречивою строкою
чужую душу беспокоить…
 
 
Когда её прилюдно хаешь,
когда ей крылья подрезаешь,
прервав нелестную словесность,
проверить «нимб» на лбу полезно…
 
 
Поча^′сту изъясняясь бранно,
нас не гнетёт,
что бумерангом
в день снежный иль зарёю вешней
вернётся всё с посылом тем же…
 

Ворчливое

 
Дремлет парк
в изумруд облачённый,
свет оранжевый льют фонари;
вслед смотрю проходящим девчонкам
и щемит почему-то внутри.
 
 
Как же скромности им не хватает,
вместо сумочек пиво в руках,
выше талии с лейблами майки,
пирсинг на оголённых пупках.
 
 
Нынче нет блузок вышитых гладью
и уже превратился в быльё,
придающий изящество платьям,
накрахмаленных юбок полёт.
 
 
Дней недавних всплывают картины…
Под прикрытием лиственных штор
трепет встреч, поцелуев невинность,
до утра о мечтах разговор.
 
 
Бог с ней с модой… другое мне грустно:
дефицит в новом веке добра,
благородства в поступках и чувствах
было больше в ушедшем вчера.
 

Последний день…
Пусть будет он далёк…

 
Над речкой ивы золотом шуршат.
Горит рубиново драже калины.
Я, глядя ввысь,
вздох грустный не сдержав,
смотрю вслед улетающему клину.
 
 
Ах… время… время…
как сдержать твой бег?
Так мало впереди тебя осталось.
Проснётся сад… вновь розы будут цвесть…
И только жизнь не повторить сначала.
 
 
Последний день… Пусть будет он далёк,
позволю быть к нему нещепетильной…
Все планы… что намечены вперёд,
другому будет сделать не под силу.
 
 
Первоначальный вариант
 
 
Уходит осень, оставляя тень,
до сентября дождём со мной прощаясь…
Я вздох печальный задержав,
взамен —
любимицу дождаться обещаю.
 
 
Ах… время… время… как же быстр твой бег…
так мало впереди тебя осталось…
Вернётся листопад, вернётся снег
и только жизнь не повторить сначала.
 
 
Последний день… Пусть будет он далёк…
позволю быть к нему нещепетильной…
Мне на земле так хорошо… ещё
не против я обжечь о пламя крылья.
 

Когда-то на Руси в Яблочный Спас

 
Нет палящего зноя.
Слаб укус комара.
Небо —
поле льняное.
Шум с утра во дворах.
 
 
Не закрыты ворота.
Щедр хозяин ко всем.
Маком дом обработан —
он для бесов кистень.
 
 
Рвётся,
взбодренный хмелем,
в пляс гороховый шут.
Колокольные трели
в храм Господний зовут.
 
 
Спас.
С задумкой о счастье
можно плод откусить…
С чистым сердцем прощать всех
и прощенья просить.
 

Счастливые встречи

 
Скинув модные туфли,
шучу озорно:
«Стань пуховой, тропинка витая» —
и ступнями босыми срастаясь с землёй,
восхищаюсь простором бескрайним.
 
 
Не спешу.
Что-то шепчут колосья мне вслед,
может быть, в том меня упрекают,
что на поезд в семнадцать купила билет
и теперь я для них: «Кто такая»?
 
 
Рожь ершистую ласково гладит рука,
влажный взгляд утопает в раздолье;
в тёмно-синих прожилках шумит океан,
золотятся на солнышке волны.
 
 
Жарко. Хочется пить. Липнет волос к щекам.
Шаг сдержав, пью я с жадностью колу.
В клюве мёртвою хваткой зажав червяка,
надо мною кружит перепёлка.
 
 
Писк протяжно-просящий вблизи услыхав,
вспоминаю про коржик творожный —
на траве, спрятав в сумку пустой целлофан,
оставляю столичную роскошь.
 
 
Вот и дом,
словно к празднику он побелён,
бродит стая сорок под каштаном,
от крыльца
в самом лучшем наряде своём
мне навстречу торопится мама.
 

Трепетное

«Нельзя соглашаться ползти, когда испытываешь желание парить».

Хелен Адамс Келлер

 
Забыв о возрасте, отринув дня усталость,
расслабившись душой, свободу мыслям дав,
люблю я в поздний час, пропав со всех радаров,
касаясь трепетно бумажного листа,
не сдерживая всплески внутренних эмоций,
причуд забавно-безобидных не стыдясь,
кружавчато цепляя друг за друга строчки,
не соблюдая рифм изысканных, писать
о чувствах нежных, о свиданиях, о розах…
И вдруг задуматься, восторг на грусть сменив,
над тем, что время заарканить невозможно,
о том, что уходящие бесценны дни.
 

Я ценю
каждый прожитый миг

 
Лист пожухлый с деревьев слетает,
изгаляется осень дождём;
размышленьям отдавшись, я знаю,
что короче мой путь с каждым днём.
 
 
Рвётся в форточку ветер нетёплый,
ночь рассеяла темень вокруг,
расплываются капли по стёклам,
мысли время сознательно рвут.
 
 
Не была я покорной голубкой,
над стремниной кружилась не раз;
много я совершила поступков,
о которых жалею сейчас.
 
 
Веря жарким любовным признаньям,
не однажды тонула во лжи,
за ошибки платила слезами
опустевшей распятой души.
 
 
Как ни странно от горьких рыданий,
стал ещё зеленее цвет глаз,
затянулись сердечные раны,
мне легко и спокойно сейчас.
 
 
Я не грежу Парижем и Римом,
бриллианты не вводят в искус,
умиляют меня георгины
и лаванды расплывшийся куст.
 
 
Мне приятнее уединенье…
в сладких муках рождаемый стих…
Понимая, что в мире всё тленно,
я ценю каждый прожитый миг.
 

Мы все на земле транзитом

 
Ослабев, сам себя утешал шторм ворчанием нервным,
влажный ветер, играя со мною, трепал платья шёлк;
сумасшедшие мысли шептались с мечтающим сердцем,
золотистое солнце касалось рассерженных волн.
Ударяясь о берег, те резво взлетали ввысь птицей,
над водою кружились блестящие брызги толпой.
Пена таяла, соль оставляя невидимой низкой;
отливало бордово-оранжевым мутное дно.
 
 
Не казались знамением ярко-кровавые краски…
Очарованной… мне никуда не хотелось спешить.
Напоённый теплом воздух ба^′ловал нежною лаской,
ясно виделась даль и казалась прекрасною жизнь.
 

* * *

 
Лунный свет утопал в фиолетовом мареве ночи;
в крапах жёлтых каштан под открытым окном шелестел.
Не спалось.
Комом в горле стояли печальные строчки.
Было трудно понять, что тебя нет уже на земле.
 

О море и дружбе

 
Там… где ты… с каждым днём холоднее,
на кустарниках охра блестит,
там всегда в летний месяц последний
грозовые рвут небо дожди.
 
 
Август тоже другим стал на юге —
зори позже и раньше темно…
Приезжай поскорее, Танюха,
я мечтаю о встрече с тобой.
 
 
По проспекту и улочкам узким
нас прокатит знакомый таксист;
мы на пляж убежим ранним утром,
булку хлеба для птиц прихватив.
Ты увидишь, как солнце, качаясь,
отражается в синей воде,
удивишься прожорливым чайкам
и количеству праздных людей.
 
 
До измора наплававшись брассом,
мы четыре пломбира съедим,
вспомним всех одноклассников наших
и, вздохнув, перейдём на стихи.
 
 
Из беседки мы вечером будем
любоваться пейзажем кавказским
и малиновый тающий пудинг
запивать охлаждённым шампанским.
 
 
Всё… Что было под грифом «секретно»
рассекретим, назвав имена,
с лёгким сердцем уснём на рассвете,
перед сном прочитав «Отче наш».
ПРИЕЗЖАЙ…
 

Заря

 
В шелках невероятных…
без охраны
всевечная любимица богов,
всегда с благим желанием
в час ранний
бесшумно покидает свой альков.
 
 
Цветами яркими переливаясь,
покой она венчает с тишиной…
Её лучи,
изящно изгибаясь,
заглядывают в каждое окно.
Добра и благоденствия желая,
горит она божественным огнём.
Для всех горит,
в веках не изменяясь…
день новый начинается с неё.
 
 
Бывает,
что метели и туманы
без умысла её скрывают лик…
Она, прорвав завесу, так же рано
свет сеет, бережно касаясь их.
 

Королева в кавычках

 
Сегодня день не мой… не весел глаз прищур.
Но…
что бы ни случилось в жизни личной,
соседок и подруг я в душу не впущу,
зачем кому-то знать, что в ней творится.
 
 
Оставлю в зазеркалье безотрадный вид,
к губам притронусь розовой помадой,
спокойно шею дважды жемчугом обвив,
уверенно скажу: «Ну вот… теперь… что надо»!
 
 
Послав сама себе воздушный поцелуй,
спущусь без лифта, шелестя нарядом,
непринуждённо дверь двойную распахну
и выйду королевой из парадной.
 
 
В ближайшем скверике скамеечку найду
\любимую\ под старой низкой липой,
окину взглядом высь и в яркую лазурь
легко на волю отпущу обиды.
Пусть неприятности, в заоблачность летя,
смешаются с пылинками вселенной;
всего главнее мне… не растерять себя,
а остальное…
всё второстепенно.