У истоков международного права

В действительности эволюция политической организации человечества проходила по достаточно сложной схеме. Ученые все более склоняются к тому, что этот процесс протекал по следующей линии: локальная группа (община) – племя (автономные общины, суверенная сельская община) – вождество – сложное вождество – сверхсложное вождество – город (полис) – предгосударство – раннее государство – зрелое государство. При этом нормы международного права известны уже на этапе вождества, а не государства, как утверждают приверженцы этатического видения возникновения права.

Итак, отчасти с оглядкой на традиционный подход к международному праву и международным отношениям их развитие в древний период будет рассмотрено на двух этапах – «догосударственном» и на этапе взаимодействия древних государств («государственном»). Такое деление выбрано нами с целью подчеркнуть, что международные отношения возникли и существовали уже в период, когда еще не сложились государства; показать, что отношения между образованиями негосударственного или догосударственного типа были достаточно развиты и охватывали собой практически все направления и особенности функционирования международных отношений следующих эпох и требовали уже в то время создания соответствующих норм и принципов правового характера для их урегулирования. Международные отношения в их классическом понимании имеют свои истоки и предпосылки формирования в отношениях первобытных племен, семейных кланов, групп. Сам же «государственный» этап становления древних международных отношений в чистом виде никогда не существовал из-за отсутствия в древний период системы государств в классическом понимании. В первый период формирования международного права можно говорить частично о правовых, а частично о протоправовых регуляторах международных отношений, о становлении правовых институтов всех основных направлений международно-правового регулирования.

1. «Догосударственный» этап международных отношений^[310]

Для установления времени появления международных отношений следует прежде всего определить, о каких субъектах взаимоотношений идет речь и какого уровня развития они должны для этого достичь. Здесь различные авторы по-разному рассматривают необходимое количество и характеристику таких субъектов.

Подавляющее большинство исследователей первобытного и рабовладельческого обществ (преимущественно представители школы марксизма и государственнического подхода) считали, что в процессе развития социальные объединения подвергаются последовательным изменениям, а именно: род – фратрия – племя – государство, а само появление международных отношений, требующих международно-правового урегулирования, датировали этапом последнего. П. Виноградов считал, что этот процесс развития субъектов международных отношений (а в дальнейшем и международного права) проходил другие этапы: племя – античный город – церковное объединение – договорные ассоциации – совместные организации. «Эволюция этих групп, – считал он, – связана с необходимостью создания определенных форм международного взаимодействия, союзов и федераций»^[311]. Эту идею поддержал ряд западных ученых.

Во второй половине XX в. появилась концепция эволюционных этапов социально-политической организации сообществ (Э. Сервис), согласно которой различали следующие этапы: группа – племя – вождество – государство^[312]. Причем о международных отношениях и международном праве в рамках этой схемы, как считали ее сторонники, правомерно говорить на этапах «вождество» и «государство». Сегодня можно встретить много приверженцев этой схемы эволюционной последовательности социально-политических форм: локальная группа – племя – вождество – государство^[313]. Она является особенно интересной с точки зрения выяснения вопроса о возникновении международного права в догосударственный период.

Вместе с тем, все больше исследователей первобытного общества начало выступать против термина «племя» как неадекватно отражающего соответствующее понятие. Эволюционный ряд, по их мнению, развивался так: община (локальная группа) – вождество (сложное вождество) – раннее государство – зрелое государство (mature state)^[314]. Международным отношениям и прежде всего международному протоправу здесь отводится место на этапе вождества. Племя здесь не является первобытной формой политической организации; она возникает уже как результат структурирующего влияния имеющихся государственных систем на неструктурированные массивы независимых общин^[315]. Если исходить из такого понимания, отношения между племенами должны считаться международными.

Впрочем, авторитетные ученые продолжают выделять племя как отдельный этап или тип первобытнообщинной эволюции в направлении становления государственных структур. При этом саму племенную структуру они разделяют на свои этапы (подтипы): гомогенные племена – сегментарные племена – политически организованные вождества – федеральные государства – города-государства – теократические империи^[316]. В рамках указанной схемы о международных (межплеменных) отношениях и международном праве (протоправе) категорически нельзя говорить разве что на стадии гомогенных племен, потому что уже на этапе сегментарных племен можно выделить ростки будущих правовых и государственных элементов. Именно с этих позиций к вопросу о происхождении международного права подходят те исследователи, которые придерживаются теории, что оно возникло для регулирования межплеменных отношений, и употребляют относительно племенного периода понятие «первобытная дипломатия» (Р. Ньюмелин) или «примирительное межплеменное право» (Г. Дж. Берман, Э. Аннерс), считая само это явление свидетельством зарождения международного права^[317].

Один из ведущих ученых-антропологов М. Салинз, говоря о племени и содержании межплеменных отношений, отмечал, что «структура племени представляет собой серию концентрических кругов, начиная от тесно спаянного круга домохозяйства и небольшого селения и расширяясь через более обширные и диффузные зоны региональной и племенной солидарности до неопределенной и темной межплеменной арены. Это одновременно и социальная, и моральная модель племенного универсума, определяющая соответствующие степени силы действия общих интересов и поведенческие стереотипы для каждого круга. Обмен – это также поведение, определяемое моралью и регулируемое ею же»^[318]. Следовательно, еще с племенных времен торговля и обмен не только способствовали сближению народов, но также в их структуре зарождались основные элементы будущего международно-правового регулирования. Так, М. Салинз утверждает, что в то время «курс обмена берет на себя функцию мирного договора. Межгрупповой обмен не просто служит “моральной цели” установления дружбы. Но каковы бы ни были намерения участников, пусть они будут самыми что ни на есть утилитарными, обмен не должен вести к установлению вражды. Каждая сделка, как мы уже знаем, это обязательно и социальная стратегия: она имеет коэффициент дружественности, проявляющийся как в поведенческом этикете, так и в обменном курсе^[319]». Учитывая то, что обмен как явление и эквивалентность как основная черта его процедуры являются квинтэссенцией всего международного общения, о зачатках последнего можно говорить, начиная с межплеменных отношений.

Однако очевидно, что когда речь идет о таких элементах эволюционного процесса социально-политической организации первобытного общества, как локальная группа, семейная группа, или о таких этнических сообществах, как семейные кланы, субкланы или общины, нельзя говорить о международных отношениях между ними или о международном праве. На протяжении тысячелетий существования подобных образований между ними развивались межиндивидуальные, межгрупповые, межобщинные отношения, которые в силу их непродолжительности, нестабильности (они могли появляться и исчезать внезапно, как и сами сообщества) нельзя даже классифицировать как социальные отношения, не говоря уже о том, чтобы называть их первобытными международными отношениями.

О появлении международных отношений, их прототипа, равно как и прототипа международного права, речь может идти лишь с появлением надобщинных политических структур – протогосударств (вождеств) и ранних государств. Основные генетические наработки международных отношений и международного права создавались еще в межгрупповом, межобщинном общении. Многие из них, как и сами социальные сообщества, связи между которыми вызывали их к жизни, исчезли с развитием общественных отношений. Другие сохранились до этапа появления международных отношений и международного протоправа (вождество, раннее государство) и составили их основу. Руководствуясь качественными отличиями определенных этапов и подэтапов их общественного развития, вождества разделяют на минимальные, типичные, максимальные, простые и высшие, простые и консолидированные, простые, сложные и сверхсложные и т. п.^[320] Определенной детализации был подвергнут и этап становления государства, в котором стали различать раннее государство, предгосударство, протогосударство и т. п. (все они играли большую роль в становлении международных отношений и их особенностей на разных этапах древнего периода) ^[321]. Подобная детализация процесса возникновения и становления государства может иметь и еще одно объяснение: не желая отойти от этатического понимания и признать, в частности, международную правосубъектность других образований, исследователи «подгоняли» эти последние под название и понятие государства, что повлекло за собой приравнивание, например, вождества к раннему государству, города-полиса – к протогосударству.

Следовательно, в науке существует достаточно много вариантов классификации древних международных отношений в зависимости от их участников.

Влияние международных отношений на становление институтов международного права в то время можно проследить по динамике развития института династических браков. Уже на этапе существования локальных групп между ними существовало правило обмена женщинами, которое не только приводило к запрещению инцеста, но и способствовало появлению одного из первых элементов нормы «я тебе – ты мне» (прототипа принципа взаимности, правовой эквивалентности). Согласно классификации обмена женщинами, предложенной К. Леви-Строссом, он мог быть прямым, или ограниченным, и непрямым, или общим. Первый заключается в обмене женщинами между близкими родственниками, а второй – в обмене между разными группами, обществами, племенами. Именно последний и положил основу института династических браков. Обмен женщинами способствовал становлению обычая эквивалентных подарков, развитию внегрупповых брачных связей. На этапе становления общины и особенно вождества межобщинные брачные взаимоотношения изменяются: социальная стратификация вносит элементы неравенства в данный обычай. Перед самым появлением надобщинных политических структур межобщинные браки становятся привилегией старейшин, вождей, а с появлением государства они ложатся в основу международно-правового института династических или, как их еще называют, дипломатических браков. «Такие внеплеменные браки, – по мнению исследователей, – стоявшие под защитой и охраной норм, общих целому комплексу кланов, были фактором мирного сближения племен, очень часто устанавливавших особыми соглашениями, понимавшими характер обычая»^[322].

Институт династических браков, как будет еще показано, играл большую роль в догосударственный период в отношениях между древними народами, в частности, он тесно вошел в процедуру заключения международных договоров. Свидетельства о нем мы находим и в данных

0 периоде античной Греции. Так, Геродот положительно отзывался о значении брака для заключения договора, «ведь без таких родственных уз мирные договоры обычно непрочны» (Геродот. История. I. 74)^[323].

В свою очередь другой институт – эквивалентного подарка, содействовал развитию торговых обычаев, предопределивших со временем становление различных, иногда взаимно не согласованных институтов международного права, например, гостеприимства, уплаты дани, а также развитию торгового права как сферы внешней деятельности сообщества. Но уже относительно этапа существования локальных групп ученые указывают на появление зачатков следующих форм обмена: «1) подарки (односторонний правовой акт, преимущественно кратковременный); 2) обмен (двусторонние соглашения): а) торговые подарки (взаимные подарки); б) административная торговля; в) ценоустанавливающая торговля); 3) распределение: а) распределение по взаимному соглашению; б) распределение по воле лидера локальной группы; 4) наложение налогов, реквизиция^[324]». По этой схеме можно проследить эволюцию норм эквивалентного подарка вплоть до становления институтов права международной торговли, которые фактически сложились на этапе вождества (хотя об их фактическом регулятивном действии можно говорить уже относительно первых стадий взаимоотношений первобытных групп между собой), а юридически были признаны с появлением государств.

Вообще институт подарков или обмена подарками является одним из ключевых для понимания механизма становления международных контактов и впоследствии международного права в древний период. Его важность заключается в том, что по своей форме институт подарков (обмена подарками) является квинтэссенцией принципа эквивалентности и взаимности – основы правового взаимодействия между лицами, народами, странами или государствами. Это признают исследователи древнего общества: «Дарение, так же как любой другой переход материальных вещей от одного лица к другому, может предоставить исследователю ценную информацию, если только он ее проанализирует и поймет»^[325].

Институт подарков и церемонии, его сопровождавшие, являются важным объединительным звеном между обособленными народами, а в некоторых случаях и единственным средством их общения. Данный институт возникает еще на этапе межобщинных отношений.

На этапе локальных групп в их взаимных отношениях появляются отдельные элементы будущих институтов международного права, такие как посредничество в конфликте (чаще эти функции осуществлял избираемый лидер, который отвечал перед группой в целом), иерархия санкций за нарушение отношений с другой группой (осуждение общественным мнением, презрение, высмеивание и даже отказ в общении с членами группы, который впоследствии трансформируется в институт остракизма), гостеприимство (известно о существовании в тот период правила, по которому соседним общинам, кланам, родам, группам, племенам и т. д. позволялось временно поселяться на иностранной территории в результате постигших их природных катаклизмов), проксения, статус иностранцев (в случае получения урожая, превышавшего потребности группы, для его сбора приглашались представители соседних групп и им гарантировались уважение, безопасность и часть урожая), статус территории, границ и др. Уже в этот период начинается становление в первую очередь «самых необходимых» международно-правовых норм и институтов, без которых существование каких-либо международных взаимоотношений оказалось бы невозможным. На следующих этапах эти нормы получат формализованное признание со стороны субъектов международных отношений и международного права, системность, объединятся в институты и составят основу международно-правового регулирования.

С появлением семейно-клановых групп и их институализацией растет и роль межгрупповых отношений. Если в рамках семейной группы авторитет ее главы являлся безусловным, то за ее границами авторитет нужно было заслужить или завоевать. Межклановые сношения становятся основным объектом интереса главы семьи. За пределами своего клана он покупал себе женщин, животных (в отдельных семейно-клановых сообществах даже существовал обычай не употреблять в пищу мясо своих животных^[326]), пропагандировал собственные ритуальные обряды, мифы, язык, обычай. Так внешние сношения одних семейно-клановых групп с другими становятся важным элементом их существования.

Появившиеся этнические сообщества, которые обычно называют племенными, постепенно расселяются и занимают значительную территорию, что делает необходимым более тесное общение с другими сообществами. Вообще вопрос территориальной структуры объединения является одним из решающих для его последующего политического формирования и развития. Образование основанных на территориальном элементе союзов, как считал Г. Еллинек, внутренне связано с развитием сложного правопорядка; последний уже как таковой находит твердую почву в социальных взглядах примитивных эпох, и нельзя, применяя к нему критерий высшей цивилизации, считать его простой организацией^[327].

Все это предопределяет более требовательное отношение к защите собственных границ и формирование разрешительного режима проживания иностранцев, который со временем разовьется в институт статуса иностранцев. Вместе с тем, территориальные сообщества все чаще прибегали к захвату в плен (сначала женщин как жен для собственных лидеров и производительной рабочей силы, а в дальнейшем и мужчин – для выполнения определенных хозяйственных обязанностей). Вначале за захват в плен наказывают родственники, члены семейно-кланового сообщества, впоследствии – этническое сообщество в целом, в результате чего и появляется понятие врага, враждебного лагеря; это порождает свои обычаи и принципы. Собственно на этом этапе территориальные связи этнических сообществ вытесняют семейные, что способствует возникновению политических властных отношений, которые уже на этапе своего зарождения подразделяются на внутренние и внешние. Последние являются сферой, в которой формируются юридические нормы международного характера.

В этнических сообществах вступление в брачные связи с представителями другого сообщества часто было не только правом, но и предписывалось как обязанность с целью избежания браков между близкими родственниками^[328]. Функции лидера такого сообщества в сфере внешних сношений уже подобны функциям лидера вождества.

Политически властные сношения осуществляются новыми надобщинными структурами, в стабилизации которых важную роль играют экологические факторы (в районе древнего Египта и Месопотамии это создание ирригационной инфраструктуры), производственные отношения (среди них особое значение имеет фактор обмена продуктами между соответствующими надобщинными политическими структурами), демографический фактор, процесс политической интеграции. Эти процессы сопровождаются усилением борьбы за ведущую роль в создаваемых надобщинных политических структурах. Эта борьба еще не является войной (в результате отсутствия централизованных политических структур), но уже не является и простым конфликтом. Фактически эта борьба, как и война, ставит целью захват чужой территории, населения, основных ресурсов. Она становится неотъемлемым элементом новых политических структур, и уже на этапе создания вождеств, имеет все формальные черты войны.

Происходит институализация власти и легитимация политического лидера, который возлагает на себя права сношений с другими централизованными (или иными) политическими образованиями и вместе с сообществом в целом является полноправным субъектом, полномочным решать какие-либо вопросы внешних сношений. Уже с этого периода он представляет собой прообраз правителя – субъекта международного права, ставшего в древний период классическим. Здесь проявляются все основные его черты как такого субъекта – прерогатива международного «нормотворчества», правоспособность, дееспособность и ответственность за международные действия.

На ранних этапах существования надобщинных политических структур это объясняется не только правом лидера, а скорее собственными заслугами, способностями и победой в соперничестве с другими конкурентами соответствующей политической структуры. Доступ к такой деятельности имеет широкий круг субъектов: старшины и их помощники, советники, жрецы, купцы, лидеры административных подразделений и т. п. Сакрализация должности лидера способствует институализации и деперсонализации его положения как вождя и превращению его в Символ. Такая символизация вождя завершается на этапе образования протогосударства – вождества. По мнению исследователей, вождества – это «тип социально-политической организации, состоящий из группы общинных поселений, иерархически подчиненных центральному, наиболее крупному из них, в котором проживает правитель (вождь)»^[329]. В Древнем Египте период вождеств длился, по большому счету, до конца Нового царства. И хотя большинство исследователей говорит о существовании там государственной структуры с фараоном во главе, все же характер власти, взаимоотношения правителей номов и царств, внутренняя организация последних дают основания думать о вождестве. Впрочем, это никак не мешало правителям номов и царств (составляющих вождества) вести активные внешние сношения.

Сегодня в исследованиях ученых (см., например, труды X. Дж. М. Классена, П. Скальника, Р. Л. Карнейро и др.) убедительно доказано, что «всем ранним государствам предшествовала политическая организация типа вождества и что, следуя различными путями, они достигли уровня раннего государства»^[330].

Вождество является уже достаточно зрелой политической структурой с сакрализированной властью, развитым товарообменом с другими политическими сношениями как добрососедского, так и военного характера. Для вождества характерны надлокальная централизация власти, иерархическая система принятия решений и контроля за их выполнением, наличие «закрытых» сословий и элитарных групп, перераспределение избыточного продукта по вертикали, общие идеологические установки, культура, традиции и ритуалы и т. п. То есть период вождеств – это период достаточно зрелой социополитической организации, которая уже не могла ограничиваться изолированным развитием. Недостатки вождеств сравнительно с государствами (такие, например, как отсутствие узаконенной власти или монополии на применение силы, ограниченные полномочия вождя и др.) не были преградой для установления и развития международных отношений, равно как и их правового регламентирования. Внешняя торговля была сферой активной конкуренции между группами элиты, что содействовало развитию системы династических браков, союзнических или вассальных отношений.

Вождества стремились быть в центре международных торговых путей, завладевать ключевыми пунктами такой торговли, для чего при необходимости даже прибегали к военным действиям. Таким образом, уже в догосударственный период существовали вполне развитые международные отношения с соответствующим механизмом правовой организации и контроля. Если же речь идет об этапе становления государства, то не может быть даже сомнения в наличии таких отношений и механизмов.

На этом этапе завершается формирование международных отношений как особой функции вождества. Характер вождества не способствовал централизованному осуществлению внешних сношений, вождество добивается упорядочения в этой сфере в первую очередь введением иерархии в праве на внешнее представительство. Происходит разделение международных отношений на официальные (их осуществляют лишь четко определенные субъекты политической власти) и неофициальные (проявляются в отношениях отдельных лиц с представителями соседних вождеств, других надобщинных структур). Для тех, кто имеет право осуществлять внешние сношения, четко устанавливаются старшинство, ранги, должности, размеры морального и материального поощрения, уважение и авторитет. Во внешних сношениях этого периода выделяются административные, торговые, военные, обрядовые, протокольные, религиозные и другие. В структуре вождества выделяются центр и периферия, а за его границами – соседи, колонии, нейтральные вождества. Явление нейтралитета становится стабильным фактором международных отношений, а с колониями развиваются разнообразные отношения (от отношений полной зависимости, до вассальных и патронажных^[331]).

На первый план в вождестве выходит военная функция, но, как показывают последние исследования, война не играла такой роли, какую ей зачастую приписывала наука. По сравнению с другими факторами внешних сношений война имела не большее и не меньшее значение, чем, например, в современных международных отношениях. Стремление к централизации, борьба с автономией является основной тенденцией утверждения вождества. Сфера внешних сношений все более отвечает задаче обеспечения собственной независимости, ради чего покоряются другие надобщинные политические структуры, создаются региональные объединения с другими вождествами. Распространенной была практика построения вождеств с центром и автономией, а также полуавтономными политическими структурами.

Есть основания причислить к вождествам и некоторые греческие города-полисы. О них исследователи пишут преимущественно как о городах-государствах, однако при более близком рассмотрении становится понятно, что они в своем развитии не дошли до уровня государства. «Около VIII в. до н. э. на месте прежнего родового строя утвердилась новая политическая структура – “город-государство”, полис, охватывающий сам город и прилегающую к нему территорию, населенную свободными гражданами…Основой гражданства была принадлежность человека к семье, к фратрии и к филе, и люди, связанные общественными и культовыми узами, составляли замкнутую общность. Центром государства был главный город»^[332]. Фукидид писал: «Очевидно, страна, называемая ныне Элладой, лишь с недавнего времени приобрела оседлое население; в древности же там происходили передвижения племен, и каждое племя покидало свою землю всякий раз под давлением более многочисленных пришельцев…Итак, афиняне долго жили на всей своей земле самостоятельными общинами. И даже после политического объединения большинство населения Аттики (как в древности, так и в последующее время) по старинному обычаю все-таки жило со всеми семьями в деревнях» (Фукидид. История. I. 2; II. 16)^[333].

Средствами достижения целей в международных отношениях становятся добрососедство, мирные взаимоотношения, подарки, дань, принуждение, насилие (которые объединяются или взаимозаменяются в зависимости от ситуации). Выделяются разные виды международных взаимоотношений, прежде всего, в зависимости от международного статуса сторон. По свидетельству древнегреческих источников, еще в догосударственный период царь Крез «первым из варваров, покорив часть эллинов, заставил платить себе дань; с другими же он заключил союзные договоры. Покорил же он ионян, эолийцев и азиатских дорийцев, а с лакедемонянами вступил в союз» (Геродот. История. I. 6).

На этапе вождества практически завершается формирование необходимых обычаев, обрядов, мифов, применяющихся в практике международных отношений. Однако среди них следует различать обычаи, положившие основу международно-правовым нормам, и неправовые обычаи и обыкновения.

Обычаи и устные соглашения, существующие в период вождеств, являются прототипами норм международного права, которые будут впоследствии функционировать между древними государствами. Но формально они не были одобрены политической властью как властные решения, а поэтому оставались в морально-политической, религиозной сфере (в то же время, даже несмотря на приказ правителей, древние эллины просили их не «требовать от них ничего противного обычаям!» – Геродот. История. I. 8). На этапе существования протогосударств (вождеств) завершается формирование международных отношений почти во всех направлениях внешнеполитической деятельности надобщинных структур. Они получают стабильное самостоятельное значение для политически властных единиц (участников), главного фактора формирования международного права. Собственно этот период уже вполне можно назвать этапом возникновения международного права. Внешние сношения вождеств, которые направлялись преимущественно на обеспечение жизненно важных потребностей этих общественных образований (удовлетворение неотложных экономических потребностей, обеспечение определенной меры политической стабильности и внешней безопасности и т. п.), среди прочего становились катализатором их развития и превращения в конечном итоге в более сложные политические образования – государства. В правовом плане это развитие вождества путем его общественно-политического усложнения способствовало становлению института международной правосубъектности.

О том, что в последнее время наука отказывается от сугубо государственнического подхода к толкованию древних территориально-политических образований как основных действующих лиц на международной арене, свидетельствует появление трудов, посвященных аргументированию негосударственного характера таких древних стран и даже империй, как Верхний и Нижний Египет. Утверждая это, некоторые ученые отмечают, что «в случае Египта отсутствовал целый ряд “классических” предпосылок перехода к государству, таких, как борьба за ресурсы – поскольку при огромном хозяйственном (земледельческом) потенциале долины Нила численность (плотность) ее населения в доисторическое время была сравнительно невелика; внешняя военная угроза – поскольку таковой пока неоткуда было исходить; культурное влияние других стран (в данном случае Месопотамии) – так как оно не могло быть решающим в силу достаточной самобытности автохтонной египетской протоцивилизации»^[334]. Оставляя в стороне спорные моменты отсутствия культурных влияний и международных контактов Египта на том этапе, следует отметить, что автором не был указан такой существенный элемент формирования государства, как внутренняя самоорганизация, которая носит, прежде всего, правовой характер.

В Египте на базе одних номов могла образоваться государственность, другие в то же время оставались в догосударственном состоянии, «Архаичное египетское государство, – по мнению исследователей, – ограничивалось лишь частью территории страны, резко выделяясь среди прочих “вождеств” более высоким уровнем социальной организации»^[335]. Исходя из этих факторов, можно утверждать, что на тот период в древнем Египте еще не сложилось централизованного государства, которое бы распространяло свою юрисдикцию на всю территорию страны, но уже зарождались предпосылки формирования и элементы государственной организации ее отдельных частей.

Это свидетельствует о том, что государственная форма не является необходимой для вступления образования в международные отношения в качестве активного их участника.

Генезис международных отношений на исторических этапах, предшествовавших появлению государства, доказывает, что и происхождение международного права нельзя датировать лишь этапом появления государства, поскольку по своему позитивному содержанию это право призвано регулировать не сугубо межгосударственные, а в более широком контексте – международные отношения. Однако здесь возникает проблема с признанием современной наукой догосударственных международных отношений и международного права. Даже по поводу этапа вождества, общественной организации, наиболее приближенной к государственной, исследователи спорили. В советской доктрине этот этап вообще не признавался; по утверждению исследователей, «теория вождества является “западным изобретением”»^[336]. В целом есть все основания говорить о вождествах как о ранних государствах, однако любая однозначность здесь недопустима, поскольку граница между «негосударством» и государством является размытой. Таким образом, решение вопроса о происхождении международного права прямо зависит от позиции, избираемой относительно появления и становления международных отношений как объекта его регулирования.