Анна Корф и старая аптека

Глава 1. Что бывает с теми, кто открывает французские кондитерские

Обычно в маленьком купеческом домике Аладьевой утро начиналось спокойно. Все в доме, включаю его хозяйку Наталью Николаевну Аладьеву, просыпались рано. Первым делом слуга открывал все окна, что можно было открыть, а в зимнее время выставлял вторые рамы. Хозяйка любила свежесть и чистоту.

Прежде Наталья Николаевна завтракала в одиночестве. Уже много лет она жила вдовой, детей у нее не было. Аладьева любила свою размеренную жизнь, в ней все было просто и приятно.

Однако за последние два месяца в доме Натальи Аладьевой стало тесно. Приехала Анна Корф – родная и любимая племянница. Следом пожаловали новые гости – Луиза и ее муж Якоб Ренц. И хоть ни Луиза, ни Ренц официально не приходились Аладьевой родственниками, им был оказан самый теплый прием. Но этим дело не кончилось: приехала еще одна гостья – Ксения Павловна, родственница по мужу.

Крошечный особняк Аладьевой от такого нашествия затрещал по швам. В передней было тесно, в столовой – тесно, а гостиную и вовсе пришлось отдать под спальню.

В это славное майское утро было особенно заметно, что от прежней безмятежной жизни не осталось и следа. В доме Натальи Аладьевой была невообразимая суета. Анна Корф, племянница хозяйки дома, бегала из комнаты в комнату. За ней, придерживая какие-то ленты, которые следовало пришить к платью, бегала ее горничная. Аладьева что-то кричала из спальни. А Ксения Павловна ругала и торопила горничную. Та в свою очередь ползала на коленях вокруг хозяйки, подшивая слишком длинный подол.

Дом жил, дышал. Все в нем, казалось, находилось в движении.

Наконец, все затихли. Сборы были кончены. Дамы в летних платьях, белых и голубых, уже сидели в столовой. Сегодня обещал быть жаркий день.

– Мама, к чему этот цветок в волосах, – с упреком сказала Аня. – Это лишнее. Мы же не на бал, у нас серьезное дело.

Луиза тотчас потянула крошечный синий цветок из волос.

– Луиза, оставь! – воскликнула Аладьева. – Не слушай ее! Вот глупости. Очень даже к месту.

Луиза в растерянности посмотрела на Аню, но та лишь махнула рукой.

Как только лакей объявил, что экипажи готовы, женщины поспешно направились к выходу.

Луизу усадили в одни дрожки, а остальных – в другие. Экипажи разъехались в разные стороны. Луиза Реверди отправилась на Алексеевскую. В конце этой улицы напротив бакалейной лавки стояла старая аптека, куда и нужно было Луизе. Второй экипаж поехал в другой часть города на открытие французской кондитерской.

Эту кондитерскую открывал племянник Аладьевой – Марк Васильевич Аладьев, сын той самой родственницы, что сейчас сидела с ними в экипаже.

Французская кондитерская показалась Марку превосходной идеей. Он только одному удивлялся: почему никто в Самаре не открыл таковую до него. В это предприятие Марк Аладьев вложил не только весь свой скудный капитал, но также занял у всех, у кого смог и взял большой кредит в Государственном банке.

Кондитерская была устроена со столичным шиком. В аренду был взят первый этаж большого каменного дома на Дворянской. Обустройство кондитерской стоило тридцать тысяч рублей, в то время как капитал самого Марка составлял всего три с половиной тысячи. При этом заемных денег он не жалел и покупал только самое лучшее и дорогое. Так за баснословную сумму были куплены два венецианских зеркала, что теперь украшали зал кондитерской. Словом, кондитерская Марка представляла зрелище необыкновенное. Весь город с нетерпением ждал дня открытия.

Ждала его и Анна Корф. В предприятие Марка она вложила десять тысяч рублей и сейчас чувствовала себя причастной к этому большому и торжественному делу. На открытие она ехала с волнением.

«Вдруг никто не придет!», – беспокоилась Аня. – «Марк такой чувствительный, воспримет это как провал. О-хо-хо, лишь бы все получилось. Даже если придет человек двадцать, уже хорошо».

С такими мыслями Аня подъезжала к кондитерской. Однако уже за полверсты она поняла, что зря беспокоилась. В сторону кондитерской отовсюду стекались люди. У всех был праздничный вид, будто они шли на воскресную службу.

Аня вздохнула с облегчением. Она переживала за Марка, к которому успела привязаться и которого успела полюбить. Челок он был, как говорили, нервического склада. Всегда из мухи делал слона и даже самое незначительное и пустое воспринимал как дело жизни и смерти. Было страшно подумать, как он отреагирует, если на открытие никто не явится.

Между тем, несмотря на нервный характер, было в Марке что-то, что заставляло всех любить его и жалеть, даже больше жалеть, чем любить.

Марку Васильевичу было двадцать семь лет. Он редко улыбался, был бледен, тревожен. Однако глаза у Марка были живые, страстные. Барышни сходили по нему с ума, он виделся им принцем в изгнании, много страдавшим и многое перенесшим.

Аня очнулась от своих мыслей. Экипаж остановился, хотя до места они еще не доехали.

– Что же это такое? – спросила Аладьева, которая сидела по правую руку от Ани. – Нет, вы только посмотрите! Откуда столько колясок?

Ксения Павловна наполовину высунулась из экипажа, огляделась и сообщила:

– Батюшки мои! Так это к Марку!

Кучер открыл дверь и сказал, что ехать дальше никак нельзя.

Дамы выбрались из экипажа и с удивлением осмотрелись. Ничего подобного в Самаре прежде не видели. Вся Дворянская была запружена экипажами и людьми. Так как дальше ехать было невозможно, дамы и их кавалеры оставляли пролетки и коляски и шли пешком, сливаясь в реку белых-голубых-желтых-черных шляп.

Чем ближе к кондитерской, тем плотнее становилась толпа. Аня не верила собственным глазам. Положение было настолько странным, что его невозможно было здраво оценить. Аня вместе с Аладьевой и Ксенией Павловной двигались в людском потоке.

В толпе людей Аня увидела, как ей показалась, знакомую фигуру. Сердце забилось, кровь прилила к лицу. Она стала вглядываться, вытягивая тоненькую шею. Фигура двигалась не с общим потоком, а гораздо быстрее. Аня заторопилась, ей хотелось догнать человека, окликнуть.

– Анечка, куда ты? Не поспеть за тобой, – с ласковым упреком сказала Ксения Павловна.

Ласка была фальшивой, и Аня сразу это почувствовала. Она холодно посмотрела на Ксению Павловну и снова принялась отыскивать глазами в толпе тот самый силуэт. Однако он скрылся, и найти его уже было невозможно.

«Что со мной? Его тут нет и быть не может. Он в Санкт-Петербурге, я это точно знаю», – убеждала себя Аня.

Тем временем они подошли к кондитерской настолько близко, насколько позволяла толпа. Стало очевидно, что очередь растянулась саженей на двадцать.

– Эдак, мы и до вечера не попадем к Марку! – Аладьева хмурилась и явно не одобряла происходящее.

– Зайдем с черного хода, – предложила Ксения Павловна, которая, напротив, была очень довольна успехом сына.

Легко было сказать: «зайдем с черного хода». Чтобы осуществить это, нужно было выйти на соседнюю улицу, а для этого пришлось пробираться сквозь толпу. Как только выбрались на улицу, что шла параллельно Дворянской, Аня вздохнула с облегчением. Здесь было тихо и спокойно.

Когда они отыскали старую с облупившейся краской дверь, что вела в подсобные помещения кондитерской, и открыли ее, все трое ахнули от навалившегося на них света, шума и гвалта.

Аккуратно, бочком проходя ящики, полки и очумевших от ужаса работников, Аня дошла до главного зала. Она заглянула и увидела, что творится там нечто страшное. За прилавком стоял Марк и два продавца. Все имели испуганный и растерянный вид.

По другую сторону стойки была настоящая давка. Люди, что стояли в первых рядах, уже были настолько прижаты к прилавку, что казалось еще чуть-чуть и толпа раздавит их. Несколько женщин плакали, один мужчина на высоко поднятых руках держал девочку в праздничном желтом платьице. Девочка не плакала, а смотрела на все широко раскрытыми глазами.

– Сделайте что-нибудь! – кричал Марку пожилой господин.

Но Марк стоял в оцепенении и не двигался.

– Боже мой! – вырвалось у Ани. – Нужно же что-то предпринять!

Но ей было непонятно, что именно предпринять.

Те, кто толпился снаружи, наседали. Они что-то весело выкрикивали и даже не подозревали, что происходит в кондитерской.

Аня увидела женщину, стоявшую напротив Марка. Она смотрела на него с мольбой. Женщина была уже настолько крепко прижата к прилавку, что Аня мысленно представила хруст ее ребер.

И тут раздался оглушительный, пронзительный звон. Кто-то закричал, завизжал, толпа пришла в движение.

Аня не сразу поняла, что случилось. Все происходило будто во сне. Людская масса бурлила, теперь она еще больше сжалась, стараясь отодвинуться от левой стены. Аня увидела мужчину с окровавленным лицом и, наконец, поняла. Толпа, наседая на огромное венецианское зеркало, раздавила его.

В то время как все отступали от левого края, правый прижимали к стене плотнее. И не успела толпа осознать, что же все-таки случилось, как произошло новое несчастье. Аня услышала, как затрещало и уже через секунду второе венецианское зеркало, купленное полторы тысячи рублей за штуку, разлетелось вдребезги, падая на головы, плечи, лица.

Аня рванула к черному ходу, не видя никого и ничего. На улице она оглянулась и ужаснулась тому, какая здесь тишина.

План у нее был такой: найти квартального и с его помощью вывести людей. Но сперва предстояло обогнуть несколько домов и вернуться на Дворянскую. Аня спешила изо всех сил, но каблуки ботиков то и дело проваливались в ямки плохо мощенной дороги.

Когда же Аня добралась до Дворянской, то увидела, что квартальный вместе с дворниками из без нее сообразили, что делать. Они пытались вывести людей.

Аня остановилась в сторонке и наблюдала за тем, как потихоньку сквозь узкий живой коридор, который сделали квартальный, дворники и еще несколько мужчин, просачивались люди из кондитерской. У всех были бледные испуганные лица, особенно хорошо это было видно здесь – на улице, залитой радостным весенним солнцем. В самом скверном состоянии находились те, кто выходили последними. У некоторых были окровавлены лица, руки, кровь была на белоснежных манжетах, воротничках и платьях. Одним из последних вышел мужчина с девочкой на руках. Она по-прежнему не плакала, а только смотрела на все с изумлением.

Аня сделала несколько шагов в сторону кондитерской, но что-то остановило ее. Она не могла зайти, казалось, даже воздух там был пропитан болью и страхом, что пережили люди. Стараясь не думать о Марке, Аня медленно пошла в сторону экипажа, который, как ей теперь казалось, они оставили вечность назад.

Аня без труда нашла свой экипаж и приказала кучеру ехать в аптеку к Ренцу. Она понимала, что смалодушничала и бросила Марка, Ксению Павловну и тетку. Но вернуться Аня никак не могла.

Дрожки покачивались на высоких рессорах, и Аня раскачивалась с ними в такт. Она думала о происшествии в кондитерской.

Анна Александровна Корф приехала в Самару несколько месяцев назад и произвела на местное общество самое положительное впечатление. Прежде всего, потому, что она была одной из самых завидных невест Петербурга. И это несмотря на пятно на ее родословной. Однако теперь женихи больше смотрели на размер приданного, а не на происхождение. А с этим у Ани все было в порядке.

Анна Корф была внебрачной дочерью известного писателя Александра Корфа и бедной француженки Луизы Реверди. Сперва Аня жила с матерью, но как только ей исполнилось семь лет, отец забрал ее к себе. Юридическим поводом для этого стал сущий пустяк – при рождении Ани были неверно оформлены документы. Так Анна в семь лет оказалась в доме отца и мачехи.

Маленькая Аня росла среди людей необыкновенных. Это были большие личности: гении, знаменитости, богачи. Был среди них даже князь царских кровей, красавец и наследник огромного состояния. Аня же была самой обыкновенной девочкой, ничего в ней не было такого, чем она, хотя бы и тайно, могла гордиться. С раннего детства у нее появилась навязчивая идея – превзойти свое окружение. Неважно в чем, неважно как. Пусть даже в самом пустяке.

Аня усердно трудилась над собой. Много читала, учила языки, занималась математикой, играла на нескольких музыкальных инструментах. Ее старания давали результат хороший, крепкий, но не превосходный. Она страдала от своего положения и каждый раз с отчаянием хваталась за что-то новое.

И вот наступил момент, когда она устала от борьбы, устала от себя и от одних и тех же мыслей. Ей только что исполнилось пятнадцать лет. Аня готова была впасть в отчаяние, но тут она заметила, что дома происходит что-то неладное. Камердинер отца, который служил у него уже добрых шесть лет, стал себя странно вести. Никто кроме Анны этого не заметил.

Аня пыталась намекать на это отцу, но тот лишь отмахивался. Тогда девочка решила действовать сама: следить за камердинером и вывести его на чистую воду.

Как раз в это время в горничные к Анне взяли девочку-ровесницу. Девочку звали Зоечка. Они быстро сошлись и уже спустя неделю вместе следили за камердинером. С ним и в самом деле происходили странные вещи. Все шесть лет он был примерным слугой, а тут вдруг стал частенько исчезать из дома. И уж что совсем странно – возвращался пьяным, ругался со слугами и приставал к горничным. Однако перед господином всегда являлся неизменно трезвым и исполнял свою работу прилежно.

Слежка в доме мало, что давала. Нужно было узнать, куда камердинер ездит. Но выполнить это Аня никак не могла. Дело не продвигалось, а тем временем приближался момент развязки. И он наверняка дорого бы обошелся семейству Корфа, если бы однажды Зоечка не подслушать важный разговор в людской.

– Да ну-у! Будто ты сможешь! – сказал истопник камердинеру.

– У меня, братец, в этом опыт есть. Не сумневайся! – отвечал ему камердинер. – Только мне помощник нужен. Всего-то и делов – смотреть, чтобы в барский кабинет никто не зашел. А коли кто пойдет, дать мне знак.

– Темное дело предлагаешь. Барина грабить, – тихо сказал истопник.

– Ишь ты, темное! Лучше с утра до вечера спину гнуть? Эх, Матвейка, провернем дело, громадные деньги получим. Ну? Решайся!

И решили они, что на следующий вечер, как только все уедут на бал к графине Разумовской, залезть в сейф хозяина и украсть драгоценности. Как открыть сейф ловкий камердинер уже давно знал.

Зоя рассказала о подслушанном разговоре Ане, Аня – отцу, а он – своему управляющему Евгению Кожухову. Тот организовал засаду, и молодчиков поймали на месте преступления.

Пока Аня занималась расследованием, она чувствовала себя прекрасно. Все это время она только и думала, что о деле. С тех пор ее стало отчаянно привлекать все таинственное. У мачехи пропал красавец котик – Аня отыскала его. Исчезли серебряные ложки – Анна выяснила причину. К кухарке стал захаживать в гости лоточник – Аня узнала, что он имеет жену и четверых сыновей в деревне.

Страсть к разгадыванию тайн стало ее второй натурой.

Глава 2. Чем фармацевт отличается от волшебника

В то самое время как экипаж, в котором ехали Аня, Аладьева и Ксения Павловна, застрял на Дворянской и дамы вышли из него и направились пешком в сторону кондитерской, Луиза вошла в аптеку Ренца.

Сегодня было открытие аптеки. Луиза спешила к мужу, который уехал еще затемно, чтобы последний раз взглянуть всё ли готово.

В аптеке было пусто и прохладно. Луиза увидела спокойное улыбающееся лицо мужа. Он разговаривал с единственной посетительницей.

Луиза остановилась у высокого шкафа, где в красивых склянках были настойки разных цветов. Она прислушалась к разговору.

– Неужели! Вот уж не думал, что тут, в Самаре… Однако! – удивился Ренц на слова старой дамы.

– Да-да, представьте! Алхимией! И говорят, что он-таки это сделал. Превратил камень в золото.

– Вот вам и аптекарь! – снова удивился Ренц.

– Поговаривают, его за это и убили. А формулу украли, – продолжила женщина, которую вдохновил живой интерес Ренца к ее рассказу.

Ренц отвлекся на минуту от разговора и повернулся к Луизе.

– Луиза, милая, пойди сюда. Тут Сура Гершевна интересную историю рассказывает. Ни за что не поверишь! Основатель аптеки, Демид Мартынов, был алхимиком. Каково!

– Кажется, я что-то слышала от Натальи Николаевны, – сказала Луиза.

– А в пристройку ходили? – спросила Сура Гершевна.

– Еще нет. Там очень старый замок, а ключ потерялся, – ответил Ренц. – Вот хочу позвать кузнеца, чтобы снять замок. А что там? Вы знаете?

– Эту пристройку Демид Иванович купил у поручика Кузнецова. Поручик, я вам честно скажу, был картежник и пьяница. Я его хорошо помню. Я, знаете ли, с детства в том доме живу, – Сура Гершевна сделала неопределенное движение рукой, указывая на свой дом, – тот, что напротив.

– Там где бакалейная лавка? – уточнила Луиза.

– Ну да, ну да, – Сура Гершевна тянула слова и особенно отчетливо ставила ударения.

– Что же поручик? – спросил Ренц, возвращая пожилую даму к разговору.

– А? Поручик? Ой, он тут не причем. Он потом очень удачно женился. А вот в этой самой пристройке Мартынов сделал лабораторию. И я вам лично скажу, что видела, как из трубы каждую ночь шел густой серый дым.

– Что же случилось с Демидом Мартыновым? – спросил Ренц.

– Знаете, весь город ждал, что вот-вот Демид Иванович объявит о своем открытие. Только этого не случилось. А вышла такая история: как-то поутру Мартынова нашли с перерезанным горлом в одной сомнительной гостинице. В этой гостинице… не знаю, как сказать… парочки встречались, – прошептала Сура Гершевна.

– Интересный случай, – задумчиво, будто сам себе, сказал Ренц.

– С тех самых пор аптека чахнет без твердой хозяйской руки, – продолжила Сура Гершевна. – Я очень рада, что теперь вы тут хозяин. Буду к вам захаживать.

Ренц проводил посетительницу до дверей и ласково попрощался с ней.

– Заходил еще кто-нибудь? – спросила Луиза.

Ренц улыбнулся своей доброй спокойной улыбкой и поправил синий цветок в волосах жены.

– Заходил хозяин бакалейной лавки. Приятный человек.

– И все?

– Но что же ты хочешь, дорогая. Еще только утро. Все будет хорошо. Люди придут, вот увидишь.

– Не нужно было слушать Аню. Нужно было ехать в Москву, – уже совсем расстроенная сказал Луиза.

– Ну, полно! Лучше помоги мне.

Ренц поцеловал жену в щеку и вернулся за прилавок. Он достал старый видавший виды поднос. На подносе стояли три баночки. В одной были – белые шарики, в другой – позолота, а третья – пустая. Рядом лежал пинцет.

– Нужно вот так, – сказал Ренц жене, – Берем пинцетом шарик. Аккуратно. Опускаем в позолоту. Вуаля! И затем вот в эту баночку.

Луиза принялась за работу и вскоре за кропотливым занятием забыла о своих опасениях.

Конечно, она не винила Аню в том, что та вовлекла Ренца в историю с этой аптекой. Но все же Луизе эта затея была не по сердцу.

«Ах, и надо было Ане ехать в Самару!» – это было последнее, о чем подумала Луиза, прежде чем полностью погрузилась в свое дело.

Она занималась тем, что позолачивала таблетки. Позолоченные таблетки лучше покупали.

Анна Корф еще в апреле, как только высохли дороги, уехала в гости к своей тетке Наталье Николаевне Аладьевой. Тетка жила в Самаре и уже много лет зазывала Аню в гости. Но та два года путешествовала с отцом по Европе, и вот, вернувшись домой в Санкт-Петербург, вынуждена была почти сразу ехать в Самару. Откладывать поездку к тетке было уже невозможно.

Как ни странно Самара понравилась Анне. Было в этом городе что-то загадочное. Низкие домики с уютными балконами, манера каждому со всяким здороваться, останавливаться и заводить неспешный разговор.

Общество тут было смешанным. Несколько крупных персон, обедневшие дворяне, купцы удачливые и не очень, парочка известных художников – вот, пожалуй, и всё.

И вот как-то раз на обеде у Аладьевой заговорили об аптеке Демида Мартынова. Вспоминали, что когда-то это был центр городской жизни.

Аня, еще не дослушав рассказ, знала: нужно срочно писать Ренцу. Аптека Мартынова со всеми ее темными и загадочными историями была под стать Якобу Ренцу. Так Ренц стал хозяином аптеки в Самаре.

В Санкт-Петербурге Ренц был известным человеком. Однако никто в точности не мог сказать ни какого он происхождения, ни какого рода деятельности, ни откуда прибыл в Россию. Его знали как гипнотизера, врачевателя, экспериментатора и даже волшебника. Он был ласково принят при дворе и даже кого-то там лечил от кори.

Человек он был без сомнения умный, хорошо понимал людей, от того так легко входил в доверие. И все же, несмотря на всю свою таинственность, Якоб Ренц был простым фармацевтом. Он учился в частной фармацевтической школе недалеко от Берлина. Получив диплом, Ренц некоторое время работал в аптеке, и был у хозяина на хорошем счету. Но даже самая большая аптека была мала для Ренца, он мечтал о путешествиях, больших делах, открытиях.

И вот к своим пятидесяти годам Ренц напутешествовался, насмотрелся и вконец устал от кочевой жизни, захотел обзавестись своим углом и своим делом. Пусть скромным, но зато своим. Так все эти многочисленные события привели к тому, что сегодня Якоб открыл аптеку в Самаре.

Аня, после того, как сбежала из кондитерской, направилась прямиком к Ренцу. Переступив порог аптеки, она почувствовала себя разбитой и больной.

– Анечка, что случилась? – Ренц тут же поспешил ей на встречу. – На тебе лица нет? Ты здорова?

– Якоб Иванович, куда бы сесть. Что-то мне плохо, – слабым голосом ответила Аня.

– Сейчас-сейчас, – Ренц, который всегда действовал спокойно и разумно, вдруг по-стариковски засуетился.

Наконец он вытащил стул из-за прилавка и усадил Аню.

– Воды? – спросил он, все еще находясь в том состоянии, когда человеку непременно нужно что-то делать, пусть даже пустяшное.

– Да, пожалуйста, – ответила Аня. – А где мама?

– Она вот только что уехала, отправилась к вам в кондитерскую.

– Не нужно было. Впрочем… – Аня задумалась.

– Анечка, что же там было? – спросил Ренц.

Аня, которая уже почти пришла в себя в спокойном и безопасном месте, рассказала Ренцу все, что случилось этим утром в кондитерской Марка Аладьева. В ходе всего рассказа Аня сидела на стуле, а Ренц стоял перед ней, ссутулившись и повесив руки вдоль тела. Но как только Аня закончила рассказ, он ободрился, похлопал себя по бокам и уже совсем весело сказал.

– А не выпить ли нам настойки?! Есть у меня одна настойка. Чудо! А? – он подмигнул Ане.

Она только сейчас поняла, что все позади, все закончилось.

Ренц поставил на прилавок тот самый поднос, на котором часом ранее, стояли три баночки, и лежал пинцет. Только сейчас вместо склянок на подносе красовались две миниатюрные рюмочки, красивая бутылка с узким горлышком, блюдце с аккуратно нарезанными тонкими ломтиками лимона.

Ренц, ухватив бутылку своими длинными пальцами за горлышко, разлил красную жидкость по рюмкам.

– Нужно вот так, – сказал он Ане. – Смотри.

Он опрокинул содержимое рюмки себе в рот, следом положил ломтик лимона вместе с цедрой и стал жевать.

– М-м-м, хорошо! – Ренц помотал головой от удовольствия.

Аня продела то же самое.

– А-а! – только и сказала она.

Тут же по всему телу разлилось тепло, а следом пришло спокойствие.

– Ну как? – спросил Ренц.

– Не знаю, – честно призналась Аня.

Но тут же передумала и сказала.

– Вообще-то, хорошо.

Ренц снова ухватился за узкое длинное горлышко бутылки и снова наполнил рюмки.

После второй рюмки, Аня почувствовала, что все происшедшее пустяки и как-нибудь обойдется. Тут она вспомнила фигуру в толпе, за которой пыталась поспеть, однако бросила и эту мысль.

– Знаете, Якоб Иванович, я почему-то ожидала подобного. Плохо так говорить. Да? – спросила Аня.

Но она не дала ответить Ренцу и продолжила:

– У вас сегодня тоже открытие. Но я была уверена, что у вас все будет хорошо. А вот Марк, с его прожектами…, – она не докончила фразу.

– Думаешь, это случилось по его вине?

– Якоб Иванович, а вы что думаете?

– Марк – неглупый мальчик, – начал Ренц. – Только он совсем не умеет думать наперед. Любит, чтобы быстро. А ведь быстро случаются только плохие вещи. Как по мне. Хорошие же нужно долго холить, взращивать. Мы кладем семя, со временем появляется росток, а то ведь бывает, что и не появляется. Но, допустим, все-таки появляется. Потом – молодое деревцо. И только спустя несколько лет – хорошее крепкое дерево. Так вот Марк хочет, чтобы у него было сразу хорошее крепкое дерево. Поэтому он распространил так много рекламных листовок и не подумал о том, сколько человек может за раз принять его кондитерская.

Аня слушала внимательно и в душе соглашалась с каждым словом.

– Думаете, не выйдет у него с кондитерской? – спросила она.

Ренц немного помедлил.

– Думаю, нет.

– Что же с ним будет? Он наделал столько долгов. Я-то ему, конечно, прощу! Но другие! Банк!

– Анечка, наверное, я ошибаюсь. Будем верить в то, что Марк все уладит.

Аня тяжело вздохнула.

– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказал Ренц.

– О чем же?

– Я тебя знаю. Ты такой человек. У Марка не вышло, а вину чувствуешь ты. Так?

– Почему? Я? Нет!

Они помолчали.

– Да, – наконец призналась Аня. – Действительно, чувствую. Не знаю почему. Ведь, я же не виновата?

– Ты, моя дорогая, совсем не виновата. Но Марк так умеет все повернуть, что не пройдет и дня, как ты уже будешь решать его проблемы.

– Я уже, признаться, об этом думала, пока сюда ехала.

– Тогда вот тебе моя просьба: прояви всю свою силу воли и не вмешивайся в дела Марка. Все, что ты могла для него сделать, ты сделала. А теперь отпусти его, дай ему возможность решить все самому.

– Что ж. Я попробую. Знаете, я уже думала Кожухову написать, спросить у него совет.

– Не стоит. Вернее, написать Евгению Евгеньевичу – дело хорошее. Но про Марка не пиши.