Нина подмигнула своему отражению – рыжеволосой ведьмочке с метлой, в старом рабочем плаще. Вышла на участок – и взгляд её немедленно упёрся в большой кувшин, висящий на кривом сучке старой яблони.

– Когда же я его наконец сниму? – спросила она сама себя, усердно подметая оттаявшие дорожки.

Двор, ещё вчера покрытый несокрушимым панцирем льда, за одну ночь приобрёл грязновато-радостный весенний вид.

Кувшин прочно угнездился на яблоне, вызывая сложные чувства: смесь тоски, чувства вины и – удивительно! – лёгкой бессмысленной радости; он служил Нине постоянным напоминанием: её ждут.

Мечтают о встрече – если не ежесекундно, то, как минимум, каждый вечер перед сном.

Любой женщине, будь ей хоть девяносто, приятно иметь обезумевшего от страсти поклонника, – а Нине стукнуло всего-то сорок семь.

– Мы красотки – на загляденье, сейчас всю улицу подметём! – пропела Нина чуть хрипловато на мотив Хабанеры из оперы "Кармен".

Занятая делом, она вспоминала своего болгарского жениха –Тодора Атанасова. Тоше.

Познакомились они где-то в соцсетях – и впоследствии не способны были толком вспомнить, как это произошло. Впрочем, Нина прекрасно знала, что написала первая – но признаваться, естественно, не собиралась.